- Прекратите немедленно! - твердо заявила Джейн.
Руки их замерли в воздухе - так они инстинктивно отреагировали на властный голос. Одновременно обернувшись, они увидели маленькую Джейн Нил в цветастом платье и желтой шерстяной кофте, решительно направлявшуюся к ним. Один из мальчишек, в оранжевой маске, замахнулся, чтобы швырнуть в нее навозом.
- И думать не смейте, молодой человек.
Он помедлил достаточно долго, чтобы Джейн смогла взглянуть им прямо в глаза.
- Филипп Крофт, Гас Хеннесси, Клод ЛаПьер, - медленно и отчетливо выговорила она. Ее слова произвели нужный эффект. Мальчишки отряхнули руки и бросились наутек. Они промчались мимо Джейн и устремились вверх по холму, карабкаясь и спотыкаясь, а тот, который был в оранжевой маске, все время смеялся. Смех его был страшен и омерзителен, он затмил даже запах навоза. Один из подростков остановился и оглянулся. Остальные наткнулись на него, а потом толчками и пинками стали подгонять вверх по улице дю Мулен.
Все это случилось только сегодня утром. Но уже казалось сном, точнее, ночным кошмаром.
- Это было отвратительно, - заявил Габри, соглашаясь с Руфь. Он с размаху опустился в одно из старых кресел, вылинявшую обивку которого согрел огонь камина. - Разумеется, они были правы; я на самом деле голубой.
- И, - добавил Оливье, присаживаясь на подлокотник кресла Габри, - еще странный и подозрительный.
- Я превратился в одного из этих величественных и величавых гомосексуалистов Квебека, - заявил Габри, перефразируя Квентина Криспа. - Я придерживаюсь фантастических и поразительных взглядов.
Оливье рассмеялся, а Руфь подбросила в огонь еще одно полено.
- Ты и в самом деле выглядел очень величественно сегодня утром, - сказал Бен Хедли, лучший друг Питера.
- Ты хотел сказать, внушительно, как землевладелец?
- Да, средней руки, правильнее будет сказать.
В это время на кухне Клара встречала Мирну Ландерс.
- Стол выглядит просто великолепно, - заявила Мирна, стягивая пальто, под которым оказалось пурпурное платье в восточном стиле без пояса. На мгновение Кларе стало интересно, как это она сумела протиснуться в двери. И тут Мирна извлекла на свет божий свой взнос в вечернее сборище, цветочную икебану. - Куда мне ее поставить, милочка?
Клара молча уставилась на нее, разинув от удивления рот. Как сама Мирна, так и ее букеты были огромными, экспансивными и неожиданными. В этом, например, соседствовали ветки дуба и клена, камыш с берегов реки Белла-Белла, протекавшей позади книжного магазинчика Мирны, яблоневые побеги, на которых уцелело несколько плодов сорта "макинтош", и великое множество разнообразных трав.
- Что это?
- Где?
- Вот здесь, в самом центре твоей икебаны.
- Колбаса.
- Сарделька, ты хотела сказать?
- М-м, лучше взгляни вот сюда. - И Мирна ткнула пальцем в спутанный клубок ветвей.
- "Собрание сочинений У. X. Одена", - прочла Клара. - Ты, должно быть, шутишь.
- Это для мальчиков.
- А что еще здесь есть? - Клара обвела глазами внушительный букет.
- Дензел Вашингтон. Только не говори Габри.
В гостиной Джейн продолжала свой рассказ:
- А потом Габри говорит мне: "Твоя мульча у меня. Именно так ее всегда носила Вита Сэквилль Уэст".
Оливье прошептал Габри на ухо:
- Ты и в самом деле странный.
- Ты разве не рад этому? - прозвучала в ответ избитая шуточка.
- Как поживаете? - Из кухни появилась Мирна в сопровождении Клары и принялась обниматься с Габри и Оливье, а Питер налил ей скотча.
- Думаю, с нами все в порядке! - Оливье расцеловал Мирну в обе щеки. - Следует удивляться тому, что этого не случилось раньше. Сколько мы уже здесь живем? Двенадцать лет? - Габри кивнул с набитым ртом, он вдумчиво жевал "камамбер". - И только сейчас на нас напали. Еще ребенком, в Монреале, надо мной издевалась группа взрослых мужчин. Это было ужасно. - Все замолчали, и слышался только треск и бормотание огня в камине. Оливье заговорил снова: - Они били меня палками. Смешно, но теперь, оглядываясь назад, я думаю, что это было больнее всего. Не синяки и шишки… Перед тем как ударить, они тыкали в меня палками, понимаете? - Он сделал выпад рукой, имитируя движение. - Они вели себя так, словно я не был человеком.
- Это необходимый первый шаг, - заявила Мирна. - Они относятся к жертве как к животному, а не как к человеку. Ты все правильно объяснил.
Она знала, о чем говорила. Перед тем как переехать в Три Сосны, Мирна работала психологом в Монреале. И, будучи чернокожей, прекрасно знала это выражение на лицах, когда люди относятся к тебе, как к мебели.
Руфь повернулась к Оливье, меняя тему разговора.
- Я была в подвале и наткнулась там на пару вещичек. Рассчитываю, что ты сможешь продать их для меня.
- Отлично. Что…
- Есть стаканы рубинового стекла с лиловатым отливом…
- Просто замечательно. - Оливье обожал цветное стекло. - Ручной выдувки?
- Ты что, принимаешь меня за идиотку? Разумеется, они ручной выдувки.
- Ты уверена, что они тебе не нужны? - Он всегда задавал своим друзьям этот вопрос.
- Перестань морочить голову. Ты думаешь, я заговорила бы о них, если бы сомневалась в том, что они мне не нужны?
- Стерва.
- Ах ты, моя девочка!
- Отлично, расскажи мне еще что-нибудь.
Руфь умудрялась откапывать в своем подвале самые невероятные вещицы. Такое впечатление, что у нее там было прорублено окно в прошлое. Попадалась и откровенная рухлядь, вроде старых поломанных кофеварок и сгоревших тостеров. Зато остальное заставляло Оливье трепетать от наслаждения. Скряга-антиквар, скрывавшийся в нем и занимавший значительно большую часть его натуры, чем он готов был признать, приходил в восторг оттого, что имел доступ к сокровищам Руфи. Иногда он буквально грезил ее подвалом наяву.
Если подвал Руфи приводил его в восхищение, то он просто сходил с ума от страсти к жилищу Джейн. Он готов был продать душу дьяволу за возможность переступить ее порог и заглянуть за дверь кухни. Одни только находившиеся там антикварные штучки стоили десятки тысяч долларов. Впервые оказавшись в Трех Соснах, по настоянию Королевы Драмы, он лишился дара речи, когда увидел линолеум на полу в ее прихожей. Если прихожая была музеем, а кухня - святилищем, то что же, ради всего святого, скрывалось за ними? Оливье постарался отогнать от себя эту мысль, зная, что, скорее всего, он будет разочарован. ИКЕА. И потертый ковер грубого ворса. Ему давно уже не казалось странным, что Джейн никогда и никого не приглашала войти через вращающиеся двери в свою гостиную и дальше в дом.
- А насчет мульчи, Джейн, - говорил Габри, согнувшись над одной из составных картинок-головоломок Питера, - я могу привезти ее тебе завтра. Может, заодно помочь тебе вскопать огород?
- Нет, мне осталось совсем немного. Но, наверное, это в последний раз. Я больше не могу бесконечно возиться с ним. - Габри с явным облегчением воспринял известие о том, что его помощь не требуется. Ему вполне хватало собственного огорода.
- У меня на шток-розе появилась целая куча отростков, - сообщила Джейн, пристраивая на место кусочек неба. - Как тебе понравились те желтые одиночки? Что-то я их не заметила.
- Я высадил их прошлой осенью, но, похоже, так и не стану для них матерью. Не дашь мне еще несколько штук? Взамен я готов поделиться с тобой лошадиной мятой.
- О Боже, только не это!
Лошадиная мята была кабачками цветочного мира. Она тоже занимала почетное место на осеннем рынке урожая и, соответственно, в праздничном костре на День Благодарения, от которого будет исходить запах сладкого бергамота, как будто в каждом коттедже в Трех Соснах заваривают чай марки "Седой граф".
- Мы не рассказывали, что случилось сегодня днем после того, как вы все ушли? - поинтересовался Габри хорошо поставленным, сценическим голосом, так что каждое его слово звучно падало в уши. - Мы как раз готовили горох для сегодняшнего… - Клара закатила глаза и пробормотала Джейн: "Наверное, потеряли консервный нож", - когда в дверь позвонили, и на пороге объявились Мэттью Крофт и Филипп.
- Не может быть! И что же дальше?
- Филипп промямлил: "Я сожалею о том, что произошло сегодня утром".
- И что ты ему ответил? - спросила Мирна.
- Угадай, - откликнулся Оливье. - Я сказал ему: "Докажи".
- В самом деле? - воскликнула Клара, приятно удивленная и пораженная одновременно.
- Именно так. В его извинении не хватало искренности. Он сожалел о том, что попался, и о том, что его выходка будет иметь последствия. Но я не поверил, что он сожалел о том, что натворил.
- Совесть и трусость… - промолвила Клара.
- Что ты имеешь в виду? - заинтересовался Бен.
- Оскар Уайльд говорил, что совесть и трусость - одно и то же. Совершать неприглядные поступки нам мешает не совесть, а страх быть пойманными.
- Интересно. В этом что-то есть, - согласилась Джейн.
- А ты? - обратилась Мирна с вопросом к Кларе.
- Стала бы я совершать неприглядные поступки, если бы знала, что это сойдет мне с рук?
- Изменить Питеру, например, - высказался Оливье. - Украсть деньги из банка. Или, того лучше, украсть работу другого художника?
- А, все это детские забавы, - резко бросила Руфь. - Давайте лучше возьмем убийство. Мог бы кто-нибудь из вас сбить другого человека своим авто? Или отравить, например, или утопить в речушке Белла-Белла во время весеннего половодья? Или, - она обвела взглядом лица окружающих, освещенные бликами теплого света от огня в камине, - поджечь дом, а потом забыть о нем и никого не спасать. Мы способны на это?
- Что ты имеешь в виду, говоря "мы", белая женщина? - вмешалась Мирна. Ей удалось разрядить напряжение, возникшее после того, как разговор принял столь опасный поворот.
- Честно? Да, наверное, я бы сделала что-либо ужасное. Только не убийство. - Клара оглянулась на Руфь, которая в ответ подмигнула ей с заговорщическим видом.
- Представьте себе мир, в котором можно делать все, что угодно. Что угодно. И чтобы это сходило с рук, - сказала Мирна, вновь возвращаясь к скользкой теме. - Какая власть! И что, разве кто-нибудь сумел бы избежать искушения?
- Джейн смогла бы, - уверенно заявила Руфь. - А вот остальные… - Она пожала плечами.
- А ты? - обратился Оливье к Руфи, не на шутку раздосадованный тем, что его причислили к когорте малодушных, где, впрочем, как он втайне сознавал, ему было самое место.
- Я? Но ты-то должен был уже узнать меня достаточно хорошо, Оливье. Я была бы хуже всех. Я бы обманывала, воровала и вообще превратила вашу жизнь в ад.
- Хуже даже, чем сейчас? - настаивал Оливье, по-прежнему не в силах скрыть досаду.
- Все, ты меня достал. Я тебе это припомню, - отозвалась Руфь.
И тут Оливье вспомнил, что вместо полицейского подразделения у них была лишь пожарная бригада, составленная из добровольцев, членом которой он, кстати говоря, являлся, но возглавляла которую как раз Руфь. Когда Руфь Зардо приказывала выступить на тушение пожара, ослушаться ее не осмеливался никто. Ее боялись как огня. Даже больше.
- Габри, а ты что скажешь? - спросила Клара.
- Знаете, у меня в жизни были моменты, когда я был настолько зол, что мог бы совершить убийство, если бы знал, что оно сойдет мне с рук.
- А отчего ты был зол? - поразилась Клара.
- Из-за предательства, всегда и только из-за предательства.
- И что ты сделал?
- Решил пройти курс лечения. Там я и встретился с этим малым. - Габри ласково похлопал Оливье по руке. - Мне кажется, потом мы оба ходили к этому терапевту еще целый год только для того, чтобы иметь удовольствие видеть друг друга в приемной.
- Разве это плохо? - поинтересовался Оливье, убирая с лица прядь безукоризненно подстриженных и ухоженных, хотя и редеющих, светлых волос. Они походили на шелк и постоянно лезли в глаза, какие бы парфюмерные средства он ни применял.
- Можете смеяться надо мной, если хотите, но я верю, что ничто не происходит без причины, - продолжал Габри. - Не было бы предательства, не было бы и злобы. Не было бы злобы, не было бы и лечения. Не было бы лечения, не было бы и Оливье. Не было бы Оливье…
- Хватит. - Оливье шутливо поднял вверх руки, признавая свое поражение.
- Мне всегда нравился Мэттью Крофт, - заметила вдруг Джейн.
- Ты преподавала у него? - спросила Клара.
- Очень давно. Он учился в старших классах в старой школе. До того как ее закрыли.
- Я по-прежнему считаю просто позором то, что ее закрыли, - заявил Бен.
- Ради Бога, Бен, школа закрылась двадцать лет назад. Пора забыть об этом. - Только Руфь могла сказать такое.
Когда она впервые появилась в Трех Соснах, Мирна предположила, что, наверное, у Руфи был инсульт. Иногда, как было известно Мирне из собственного опыта, жертвы инсульта вели себя очень импульсивно и не могли справиться с эмоциями. Когда она высказала свои соображения вслух, Клара заявила, что, если у Руфи и был инсульт, то это случилось с нею, должно быть, еще в материнской утробе. Сколько она себя помнила, Руфь всегда была такой.
- Тогда почему все ее любят? - спросила тогда Мирна.
Клара засмеялась и пожала плечами.
- Знаешь, иногда я задаю себе тот же вопрос. С этой женщиной временами бывает чертовски трудно. Но, могу тебя заверить, Руфь стоит потраченных на нее усилий.
- Во всяком случае, - вмешался в разговор Габри, обеспокоенный тем, что перестал быть центром внимания, - Филипп согласился отработать пятнадцать часов, помогая нам в бистро.
- Держу пари, он был не особенно счастлив от такого поворота дел, - обронил Питер, поднимаясь на ноги.
- Ты просто несокрушимо прав, - ухмыльнулся Оливье.
- Я хочу предложить тост, - заявил Габри. - За наших друзей, которые поддержали нас сегодня! За наших друзей, которые сегодня все утро приводили в порядок бистро!
Это был феномен, на который Мирна уже обращала внимание раньше, - способность некоторых людей превращать трагедию в триумф. Она раздумывала об этом нынче утром, выковыривая утиный навоз из-под ногтей, когда выпрямилась на минутку, чтобы взглянуть на жителей Трех Сосен, молодых и старых, которые помогали убирать следы варварского нападения. И она была одной из них. Она снова благословила тот день, когда приняла решение оставить город и переехать сюда, чтобы продавать книги. Наконец-то она попала домой! А потом перед ее мысленным взором возникла еще одна картина, которая как-то затерялась в утренней суматохе. Руфь, тяжело опирающаяся на палку-тросточку и отвернувшаяся от остальных, так что одна только Мирна заметила гримасу боли, исказившую ее лицо, когда пожилая женщина опустилась на колени и принялась молча оттирать грязь. И так все утро.
- Ужин готов, - послышался голос Питера.
- Замечательно. Очень по-домашнему, как у мамы. Le Sieur? - поинтересовалась через несколько минут Джейн, поднося ко рту ложку с мягкими грушами в собственном соку.
- Bien sur. От месье Беливо. - Оливье кивнул головой.
- Побойся Бога, - воскликнула с противоположного конца соснового стола Клара, и тот скрипнул в унисон, соглашаясь с ней. - Это же консервированные груши! Из универсального магазина. И ты еще называешь себя шеф-поваром!
- Le Sieur - это золотой стандарт для консервированных груш. Продолжайте в том же духе, мисси, и в следующем году вас будут кормить неизвестно чем. Никакой благодарности, - драматическим шепотом обратился Оливье к Джейн, - да еще и в День Благодарения. Стыд и позор!
Они выключили верхний свет и зажгли свечи самых разных форм и размеров, расставив их по всей кухне. На тарелках громоздились куски индейки и жареные каштаны, ямс и сладкий картофель в сахаре, груши в собственном соку с подливой. Все принесли какое-нибудь угощение, кроме Бена, который не умел готовить. Но зато он захватил несколько бутылок вина, что было еще лучше. Это была обычная, регулярная встреча, и только потому, что гости приходили со своим угощением, Питер и Клара могли позволить себе устраивать подобные вечеринки.
Оливье склонился к Мирне:
- Еще одна великолепная икебана.
- Спасибо. Собственно говоря, там, внутри, для вас двоих кое-что припрятано.
- Неужели!
В мгновение ока Габри вскочил, и длинные ноги быстро перенесли его через кухню к огромному букету. В отличие от Оливье, который всегда сохранял выдержку и сдержанность, Габри походил, скорее, на святого Бернарда, разве что не пускал слюни. Он внимательно осмотрел импровизированный лес и вскрикнул от восторга.
- Как раз то, чего мне всегда хотелось! - Он извлек из середины букета кусок колбасы.
- Не то. Это для Клары.
Все с тревогой посмотрели на Клару, особенно Питер. На лице Оливье отразилось облегчение. Габри снова сунул руку в букет и на этот раз вытащил из середины толстую книгу.
- "Собрание сочинений У. X. Одена". - Габри пытался скрыть разочарование, но не слишком преуспел в этом. Да и не особенно старался. - Я его не знаю.
- Ох, Габри, это же все-таки подарок! - упрекнула Джейн.
- Все, у меня больше нет сил терпеть! - воскликнула Руфь, перегнувшись через стол к Джейн. - Галерея искусств "Артс Уильямсбург" приняла твою работу или нет?
- Да.
Ее слова как будто высвободили пружины в сиденьях стульев и кресел. Все вскочили и бросились к Джейн, которая встала и с энтузиазмом принимала их объятия и поздравления. Казалось, она светится ярче любой свечи в комнате. На секунду отойдя в сторонку и глядя на эту сцену со стороны, Клара почувствовала, как у нее защемило сердце, но одновременно полегчало на душе. Она решила, что ей очень повезло: она стала свидетельницей и даже участницей столь волнительного события.
- Великие художники вкладывают самих себя в работу, - заявила Клара, когда все вернулись на свои места.
- А в чем заключается особое значение твоей картины "Ярмарка"? - поинтересовался Бен.
- Нет, это нечестно. Ты сам должен догадаться. Это же совершенно очевидно. - Джейн с улыбкой обернулась к Бену. - Ты все поймешь, я уверена.
- Почему она называется "Ярмарка"? - повторил он.
- Она была написана на ярмарке, во время заключительного шествия, - Джейн бросила на Бена многозначительный взгляд. В тот день умерла его мать, ее подруга, Тиммер. Неужели это было всего месяц назад? Вся деревня была на ярмарке, за исключением Тиммер, которая одна умирала от рака в своей постели, и даже Бена не было рядом - он уехал в Оттаву, на антикварный аукцион. Именно Питер и Клара сообщили ему страшную новость. Клара никогда не забудет выражение его лица, когда Питер сказал ему, что его мать умерла. Это было выражение не печали, даже не боли. Он просто не мог поверить в это. И не он один.
- Зло лишено зрелищности, но у него всегда человеческое лицо, оно делит с нами ложе и ест за одним столом, - едва слышно прошептала Джейн. - Оден, - пояснила она, кивнув на книгу, которую держал в руках Габри, и улыбнулась. Ее улыбка рассеяла неожиданное и необъяснимое напряжение.
- Наверное, мне стоит потихоньку пробраться в галерею и взглянуть на "Ярмарку" до того, как откроется выставка, - задумчиво протянул Бен.
Джейн глубоко вздохнула.