- Ваши права.
Я посмотрел ему в глаза:
- Может, сначала предъявите полицейский значок? - сказал я. - Или достаточно одного хамства, чтобы я понял, с кем имею дело?
- Когда я начну хамить, ты это сразу почувствуешь, приятель.
Я наклонился, включил зажигание и нажал на стартер. Мотор завелся и заурчал.
- Выключи, - приказал блондин со злобой и поставил ногу на подножку.
Я выключил мотор, откинулся на сиденье и посмотрел на него.
- Дьявол! - сказал он. - Добиваешься, чтобы тебя вытащили из машины и повозили мордой по тротуару?
Я протянул ему бумажник. Он вынул оттуда целлулоидную корочку, просмотрел мои водительские права и копию удостоверения, засунутую с другой стороны. Потом презрительно вложил их обратно и отдал бумажник. Когда я его убрал, в руке у него появился голубой с золотом полицейский значок.
- Лейтенант Дегармо, уголовный отдел, - представился он своим грубым басом.
- Рад знакомству, лейтенант.
- Оставим это. Лучше скажите, какого рожна шпионите за Олмором?
- Ни за кем я не шпионю, как вы изволили выразиться. В жизни не слышал о докторе Олморе, лейтенант, и никаких оснований шпионить за ним у меня нет.
Он повернул голову и сплюнул. Сегодня мне прямо-таки везло на верблюдов.
- Тогда что вы тут делаете? Частных ищеек мы не жалуем. В нашем городке их вообще нет.
- Ни одного?
- Ни одного. Так что давайте выкладывайте как на духу, а то придется попотеть в участке.
Я молчал.
- Вас наняли ее родственники? - неожиданно спросил он.
Я отрицательно мотнул головой.
- Последнего, кто пытался это сделать, посадили за нарушения дорожных правил.
- Прекрасно, - сказал я. - Только я ничего не понимаю. Что он пытался сделать?
- Прижать доктора, - сказал блондин неуверенно.
- Жаль, что я этого не умею, - сказал я. - Но судя по виду, прижать его ничего не стоит.
- Такой тон до добра не доведет, - сказал он.
- Ладно, - сказал я. - Давайте по-другому. Знать не знаю этого Олмора, ни разу о нем не слышал, и мне нет до него дела. Приехал я сюда повидаться с приятелем и полюбоваться видами. Если же занимаюсь кое-чем еще, то это никого не касается. А если вам что не по душе, поехали в участок и поговорим с дежурным офицером.
Он тяжело повозил ногой по дорожке и с недоверием взглянул на меня.
- Правда? - спросил он тягуче.
- Правда.
- Дьявол! Наш доктор явно сбрендил. - Он оглянулся через плечо на дом. - Ему бы самому надо показаться доктору. - И, невесело рассмеявшись, он убрал ногу с подножки и взъерошил свои жесткие волосы. - Ладно, валите отсюда. И держитесь подальше от нашей резервации - меньше наживете врагов.
Я снова включил стартер и, когда мотор завелся, вежливо спросил:
- А как поживает Эл Норгаард?
- Вы знали Эла? - уставился он на меня.
- Знал. Пару лет назад мы вели тут одно дело… Тогда начальником полиции был еще Уэкс.
- Эл сейчас в военной полиции. Мне бы на его место, - сказал Дегармо со вздохом и, уже отходя, резко повернулся на каблуках. - Валите отсюда, пока я добрый.
Тяжелым шагом он пересек улицу и вошел во двор Олмора.
Я выжал сцепление и тронул. По дороге в город я прислушивался к собственным мыслям. Они судорожно метались из стороны в сторону, словно тонкие пальцы доктора Олмора, сдвигающие и раздвигающие занавеску.
В Лос-Анджелесе я пообедал и забежал в здание "Кахуенга" проверить в своей конторе почту. Оттуда я позвонил Кингсли.
- С Лавери я виделся, - сообщил я. - Он наговорил мне кучу пакостей, и вполне искренне. Попытка его подзавести особых результатов не дала. Мне до сих пор кажется, что они поссорились, но он все же не теряет надежду снова наладить отношения.
- Тогда он, видимо, знает, где она, - сказал Кингсли.
- Может, знает, а может, и нет. Кстати, на улице, где живет Лавери, со мной произошла любопытная история. Там в квартале всего два дома. И второй из них принадлежит некоему доктору Олмору.
Я вкратце рассказал ему про свое приключение. Немного помолчав, он спросил:
- Доктора зовут Альберт?
- Да.
- Одно время он лечил Кристл. Несколько раз приходил к нам, когда… в общем, когда она перепивала. Сразу же хватается за шприц. А жена у него… обождите-ка, что-то там было с его женой… Ну да, покончила самоубийством.
- Когда?
- Не помню. Довольно давно. Я с ними не особенно общался. Что собираетесь делать дальше?
- Собираюсь на Пумье озеро, хотя ехать уже немного поздновато.
Он сказал, что времени у меня достаточно, к тому же в горах темнеет на час позже.
Я ответил, что тогда все прекрасно, и мы бросили трубки.
5
Сан-Бернардино пекся в мареве послеполуденного солнца. Жара стояла такая, что обжигало язык. Ловя ртом воздух, я остановился купить фляжку спиртного на случай, если обессилю в дороге, и начал долгий подъем к Крест-лайну. Через пятнадцать миль шоссе взобралось на пять тысяч футов, но прохладнее не стало. Еще через пятнадцать миль я въехал в окруженный высокими соснами поселок Бьющие Ключи. Там и было всего-то что заправка да дощатый магазинчик, зато свежо, как в раю. До конца пути жары больше не чувствовалось.
Дамбу на Пумьем озере охраняли вооруженные часовые: двое по концам, один - посередине. Первый приказал мне при въезде закрыть окна. Метрах в ста от дамбы по воде тянулась веревка с пробковыми поплавками, преграждавшая путь лодкам. Других примет военного времени я не заметил.
По голубой воде скользили байдарки, тарахтели моторки и, как разгулявшиеся мальчишки, заходя на крутые виражи и вздымая широкие полосы пены, пижонили быстроходные катера. Девушки в них повизгивали и окунали руки в воду. Покачиваясь на волнах, там и сям сидели рыбаки, которые заплатили за рыбалку по два доллара и теперь пытались подцепить хоть какую-нибудь рыбешку, чтобы компенсировать затраты.
Шоссе скользнуло вдоль гранитного склона, и впереди открылось луговое разнотравье, где отцветали дикие ирисы, белый и фиолетовый люпин, дубровка, водосбор, мята и пустырник. Высокие красноватые сосны вздымали к безоблачному небу свои вершины. Шоссе снова повернуло к озеру, и пейзаж расцветился девицами в пляжных сандалиях на толстой подошве, в ярких брючках или с голыми ляжками, с лентами в волосах или в крестьянских косынках. Через дорогу то и дело осторожно переезжали велосипедисты и время от времени с треском проносились возбужденные юнцы на мотороллерах.
В миле от поселка шоссе разветвлялось, в горы уползала дорога поуже. На грубой деревянной доске было написано: "Оленье озерцо - 1¾ мили". Я свернул. Первую половину пути на склонах кое-где попадались коттеджи, потом они исчезли. Наконец у очень узкого проселка я увидел еще один деревянный указатель: "Оленье озерцо. Частная дорога. Посторонним вход воспрещен".
Я повернул туда "крайслер" и пополз в тишине, объезжая огромные гранитные глыбы, мимо небольшого водопада, сквозь лабиринт черных дубов, буков и зарослей толокнянки. На ветке пронзительно свистнула сойка, потом на меня заверещала белка, зло стукнув лапой по сосновой шишке. Дятел с алой грудкой бросил долбить кору, глянул на меня бусинкой глаза, затем перескочил на другую сторону ствола и глянул второй бусинкой. Я подъехал к воротам из пяти перекладин, где висела последняя вывеска.
За воротами дорога покрутилась еще с сотню ярдов, и внезапно между деревьев, травы и скал блеснуло небольшое овальное озеро, похожее на каплю росы в ложбинке зеленого листа. У ближнего края его пересекала грубая цементная плотина с веревочными перилами поверху и старым мельничным колесом сбоку. Рядом был небольшой дом из неотесанной сосны.
На противоположной стороне - длинным путем по дороге, коротким через плотину - у воды стоял большой коттедж из красного мамонтового дерева, а дальше, на солидном расстоянии друг от друга, виднелись еще два коттеджа. Все три были заперты, с занавешенными окнами и имели заброшенный вид. На стеклах первого коттеджа висели оранжево-желтые жалюзи, на воду смотрела застекленная веранда из двенадцати рам.
У дальнего конца озера виднелось что-то похожее на маленький пирс и рядом - дощатый павильон для костра. На павильоне висел иссохший деревянный щит с надписью большими белыми буквами: "Пристань Килкарс". Не найдя смысла в подобной надписи в подобном месте, я вышел из машины и стал спускаться к ближнему дому. Где-то позади него ухал топор.
Я забарабанил в дверь. Стук топора прекратился, и до меня долетел громкий голос. Я присел на камень и закурил. Послышались шаги - шаркающие, неровные, - и из-за угла показался человек с грубым, обветренным лицом. В руке он держал топор.
Невысокий и очень плотный, этот человек хромал - при каждом шаге он подкидывал негнущуюся правую ногу и тащил ее по кругу. Подбородок его покрывала темная щетина, голубые глаза смотрели спокойно, а давно не стриженные волосы падали на уши. На нем были синие хлопчатобумажные штаны и синяя рубашка, открытая на мускулистой загорелой шее. Из уголка губ свешивалась сигарета.
- Вам чего? - спросил он хриплым голосом. Выговор был не местный.
- Мистер Билл Чесс?
- Он самый.
Я встал, вынул из кармана записку Кингсли и протянул ему. Он искоса глянул на нее, тяжело захромал к дому и вернулся с очками на носу. Внимательно прочтя записку два раза, он убрал ее в карман рубахи, застегнул пуговицу и протянул мне руку.
- Рад познакомиться, мистер Марло.
Мы обменялись рукопожатием. Ладонь у него была шершавая, как рашпиль. Спокойно оглядев меня, он ткнул пальцем в сторону дальнего берега:
- Желаете осмотреть коттедж? Что ж, с удовольствием покажу. Он что, собрался продавать?
- Чем черт не шутит, - сказал я. - В Калифорнии все продается и покупается.
- Что точно, то точно. А коттедж вон тот, из мамонтового дерева. Изнутри обшит сосной, крыша крепкая, фундамент и крыльцо каменные. Есть ванная с душем, на всех окнах жалюзи, большой камин, в хозяйской спальне стоит печка - очень нужная вещь весной и осенью, а кухонную плиту можно топить хоть керосином, хоть дровами. Все самого лучшего качества. Обошелся в восемь тысяч - для коттеджа в горах деньги немалые. И еще свой собственный резервуар для воды, повыше в горах.
- А электричество и телефон? - спросил я из вежливости.
- Электричество; понятное дело есть. А телефона нет. Сейчас с этим трудно. Да и подвести линию обойдется недешево.
Он смотрел на меня спокойными голубыми глазами, а я смотрел на него. Лицо задубевшее, и ясно, что не дурак выпить: сквозь чуть припухшую, лоснящуюся кожу проступают вены, глаза поблескивают.
- Кто тут сейчас живет? - спросил я.
- Никого нет. Была миссис Кингсли, да несколько недель как уехала. В любое время может вернуться. Он вам разве не сказал?
Я сделал круглые глаза:
- Она что, перейдет к новому владельцу вместе с коттеджем?
Чесс было нахмурился, но тут же откинул голову и захохотал. Хохот этот, напоминающий выхлопы только что заведенного трактора, начисто взорвал лесную тишину.
- Вот потеха так потеха, - задыхался он. - Надо же! "Перейдет к новому владельцу…" - Он снова расхохотался, но вдруг его губы крепко сжались.
- Да, коттедж что надо, - сказал он, подозрительно присматриваясь ко мне.
- Кровати удобные? - спросил я. Он наклонился вперед и улыбнулся:
- Захотелось в морду?
Я открыл от удивления рот.
- Видно, я туго соображаю, - сказал я. - Ничего не понял.
- Откуда мне знать, какие там кровати? - вызверился он и чуть наклонился вперед, чтобы в случае нужды достать меня прямой правой.
- Могли бы и поинтересоваться, - сказал я. - Но настаивать не буду. Проверю сам.
- Вот и проверяйте, - сказал он с обидой. - Думаете, мне трудно распознать ищейку? Играл с ними в догонялочки по всей Америке. Пропадите вы все пропадом! И к черту Кингсли! Нанял, видишь ли, ищейку - не разгуливает ли кто по его спальне в пижаме. Пусть у меня сухая нога и все такое, но что до женщин, то их у меня было…
Я успокаивающе протянул к нему руку, хоть и опасался, что он выдернет ее из плеча и закинет в озеро.
- На этот раз не угадали, - сказал я. - Я приехал вовсе не для того, чтобы заниматься вашими амурными похождениями. Миссис Кингсли я вообще ни разу не видел. А с Кингсли познакомился только сегодня утром. Какая муха вас укусила?
Он на секунду зажмурился и яростно провел тыльной стороной ладони по губам, будто хотел причинить себе боль. Затем поднес руку к глазам, крепко сжал, в кулак, раскрыл и уставился на пальцы. Пальцы слегка дрожали.
- Извините, мистер Марло, - медленно произнес он. - Вчера я здорово перебрал. Голова трещит, как у сапожника. Целый месяц торчу один, сам с собой уже разговариваю. Да и неприятности.
- Пара глотков поможет?
Его глаза впились мне в лицо и заблестели.
- А у вас есть?
Я вытащил из кармана фляжку с виски и повернул ее так, чтобы он увидел зеленую наклейку на колпачке.
- Я не заслужил. Видит Бог, не заслужил. Обождите, принесу стаканы. А может, пойдем в дом?
- Лучше здесь. Больно уж вид хорош.
Волоча ногу, Билл Чесс исчез в доме, вернулся с парой стопок и сел на камень рядом со мной. От него несло потом.
Я свернул с фляжки металлический колпачок, налил ему хорошую порцию и немного плеснул себе. Мы чокнулись и выпили. Он покатал виски во рту, и лицо его осветилось печальной улыбкой.
- Хороша штука, - сказал он. - Не знаю, что на меня нашло. Видно, от одиночества. Ни приятелей, ни друзей, ни жены. Тоска! - Он помолчал и добавил, искоса глянув на меня: - Особенно трудно без жены.
Я не сводил глаз с небольшого голубого озера. У нависающей над водой скалы плеснула в луче солнца рыба, и по воде разбежались круги. Легкий ветерок прошелся по вершинам сосен, и они зашелестели, словно волны.
- Она меня бросила, - сказал он медленно. - Месяц назад. В пятницу, двенадцатого июня. Этого дня мне никогда не забыть.
Я насторожился и налил ему еще виски. Двенадцатого июня Кристл Кингсли должна была приехать на вечеринку в город.
- Но зачем вам все это? - сказал он, хотя в его выцветших голубых глазах явно чувствовалось желание выговориться.
- Конечно, это не мое дело, - сказал я. - Но если вам станет легче…
Он резко мотнул головой:
- Бывает, два незнакомых человека встретятся на лавочке в парке и вдруг заводят беседу о Боге. Замечали? А с лучшими друзьями так не получается.
- Конечно, - сказал я.
Он выпил и уставился на озеро.
- Она у меня славная девочка, - сказал он мягко. - Иногда резка на язык, но все равно славная. Мы полюбили друг друга с первого взгляда. Познакомились в кабаке в Риверсайде. Не особо подходящее место для такой девушки, но что было, то было. И поженились. Я ее любил, понимал, что мне повезло. А вел себя, как подонок.
Я слегка шевельнулся, чтобы напомнить о себе, но не сказал ни слова: боялся сбить настроение. Виски в моей руке оставалось нетронутым. Я не прочь выпить, но не тогда, когда заменяю исповедника.
- Но в браке всегда так, - продолжал он. - В любом браке. Проходит время, и человеку, обычному грешному человеку, вроде меня, подавай чего-нибудь новенькое, свеженькое. Паскудство, конечно, но такова жизнь.
Он взглянул на меня, и я подтвердил, что такие мысли мне знакомы.
Он залпом осушил вторую порцию, и я отдал ему фляжку. Вверх по сосне скакала сойка. Без остановки, не раскрывая крыльев, она перепрыгивала с ветки на ветку.
- Так вот, - продолжал Билл Чесс. - Все, кто живет здесь в горах, явно полоумные, да и я уже не лучше. Мне бы жить и жить: за дом не плачу, пенсия хорошая, половину скопленных денег вложил в военные займы, женат на женщине - любо-дорого посмотреть. Но я уже стал психом, и сам не заметил. Польстился на… - Он махнул рукой в сторону большого коттеджа, который в лучах заходящего солнца был красным, как бычья кровь. - Прямо здесь, чуть ли не под окнами. И польстился-то на расфуфыренную шлюху, которая нужна мне, как прошлогодний снег. Придурок!
Он выпил третью стопку ж поставил фляжку на камень. Потом выудил из кармана рубашки сигарету, чиркнул спичкой о ноготь большого пальца и начал быстро и глубоко затягиваться. Я старался не дышать, словно взломщик за портьерами.
- Черт! - сказал он наконец. - Если уж бес в ребро, то хоть уйди подальше от дома или, на крайний случай, найди себе какую-нибудь кралю, не похожую на жену. Так нет. Эта стерва тоже светлая, того же роста, даже глаза у них почти одинаковые. А в остальном - земля и небо. Нет, хорошенькая, ничего не скажешь, но не лучше Мьюриел, а по мне, так вообще дерьмо. Жгу я, значит, в то утро мусор у них во дворе и ни к кому не лезу. А она выходит из черного хода в прозрачном халатике, аж соски видать, и лениво так говорит: "Не желаете ли выпить, Билл? Грех вкалывать в такое утро". А кто выпить откажется? Захожу, значит, на кухню, вьшиваю, потом еще и еще, и вот я уже в спальне, а глаза у нее прямо-таки…
Он замолчал и мазнул по мне тяжелым взглядом.
- Вы вот спросили, удобные ли там кровати, и я завелся. Конечно, вы ничего такого в виду не имели. Но у меня-то воспоминания. Да, кровать, куда я попал, была удобная…
Его последние слова повисли в воздухе. Наступило молчание. Он наклонился, взял с камня фляжку и уставился на нее. В его душе происходила борьба. Виски, как всегда, победило. Он яростно хлебнул прямо из горлышка и крепко закрутил крышку, будто это что-то означало. Потом схватил камешек и швырнул в воду.
- Возвращаюсь назад через плотину, - снова начал он, уже тяжело ворочая языком, - и аж свечусь. Все, мол, сойдет с рук. Ну и дураки же мы бываем! Ничего не сошло. Ни капельки. Мьюриел даже не повысила голоса, но сказала мне такое, что я про себя и знать не знал. Вот тебе и сошло.
- Она вас, значит, бросила? - спросил я, когда он замолчал.
- В тот же вечер. Меня и дома-то не было. В душу лезла такая гнусь, что без бутылки и не перенести. Взял я, значит, свой "форд", рванул на северную сторону озера и нарезался с парой таких же забулдыг до соплей. Правда, все равно не полегчало. Возвращаюсь в четыре утра, а Мьюриел и след простыл. Собралась и уехала. Пусто, только записка на комоде, да кольдкрем на подушке.
Он вытащил из старого обтрепанного бумажника замусоленный клочок бумаги и протянул мне. На линованной странице из тетрадки было написано карандашом: "Прости, Билл, но лучше умереть, чем жить с тобой дальше. Мьюриел".
Я вернул бумажку.
- А как с той, со второй? - спросил я, показав глазами на противоположную сторону.
Билл Чесс поднял плоский камешек и попытался пустить блин по воде, но ничего не получилось.
- А никак, - сказал, он. - Тоже собралась и укатила. Тогда же ночью. Больше я ее не видел. И не хочу. А от Мьюриел за весь месяц ни слова. Даже не знаю, что с ней. Наверно, нашла себе парня. Может, хоть он будет относиться к ней по-человечески.
Он встал, вытащил из кармана ключи и позвенел ими.
- Если хотите посмотреть коттедж, пойдемте. Спасибо, что выслушали мое нытье. И за выпивку спасибо. Держите. - Он подал фляжку с остатками виски и протянул мне.