- Боюсь, Ватсон, - сказал он, - что, если вы добавите дело о загадке моста Тор в свои анналы, это не улучшит мою репутацию. Мне не хватило ни смекалки, ни того сочетания воображения и здравомыслия, которое является основой моей профессии. Должен признать, что одного скола на камне было достаточно, чтобы подсказать истинное решение, и я виню только себя за то, что не пришел к нему раньше.
Впрочем, нужно заметить, что несчастная женщина обладала острым, изворотливым умом, так что раскрыть ее план было не так уж просто. Не думаю, что в наших приключениях мы когда-либо сталкивались с более странным примером того, к чему может привести любовь в ее крайней, извращенной форме. Похоже, что для нее не имело значения, была ли мисс Данбар ее соперницей в физическом или духовном смысле. И то, и другое для нее было одинаково нестерпимо. Нет никакого сомнения, что она считала эту невинную молодую леди причиной той жестокости и грубости своего мужа, которыми он хотел остудить ее слишком навязчивую страсть. Сначала она приняла решение покончить с собой. Потом решила сделать это так, чтобы ее жертву постигла участь гораздо страшнее смерти.
Сейчас мы можем проследить все ее действия шаг за шагом, лишний раз убедившись в ее коварстве. Она довольно ловко обзавелась запиской, написанной рукой мисс Данбар, понадобившейся ей для того, чтобы сделать вид, что это она пригласила ее на встречу. В своем страстном желании пустить следствие по ложному следу она даже несколько перестаралась, когда решила, что будет сжимать эту записку до самого конца. Это только насторожило меня, хотя, признаюсь, опять же с некоторым опозданием.
Затем она взяла один из револьверов мужа (вы видели, что в доме хранится целый арсенал). Такой же пистолет она в то утро подбросила в гардероб мисс Данбар, предварительно сделав из него один выстрел где-то в лесу, чтобы не привлекать внимания. Потом она отправилась к мосту, где придумала удивительно ловкий способ избавиться от своего оружия. Когда в назначенное время появилась мисс Данбар, она использовала последние минуты жизни на то, чтобы излить на нее свою ненависть, и потом, когда ее уже никто не мог услышать, осуществила свой ужасный замысел. Все звенья цепочки встали на место. Газетчики могут задать вопрос, почему дно пруда не прочесали сразу же, но легко рассуждать задним числом, да к тому же и заросший тростником пруд слишком велик, чтобы обыскивать его дно, не зная точно, что нужно искать, и в каком месте. Итак, Ватсон, мы с вами помогли замечательной женщине и грозному мужчине. Если в будущем они соединят свои силы, что не кажется мне маловероятным, финансовый мир, возможно, увидит, что мистер Нейл Гибсон чему-то научился в той классной комнате, в которой скорбь, этот великий учитель, преподает нам свои уроки жизни.
Дело III Приключение с человеком на четвереньках
Мистер Шерлок Холмс всегда придерживался мнения, что мне следует опубликовать поразительные факты, связанные с профессором Пресбери, чтобы раз и навсегда развеять те отвратительные слухи, которые двадцать лет назад всколыхнули университет и эхом прокатились по ученым сообществам Лондона. Однако определенные обстоятельства помешали это сделать, и истинная история этого необычного дела легла в ту жестяную коробку, в которой хранятся записи о столь многих приключениях моего друга. Лишь теперь мы получили разрешение обнародовать факты, которые составили одно из последних расследований, проведенных Холмсом до окончательного отхода от дел. Но даже сейчас, делая их достоянием публики, необходимо соблюдать определенную сдержанность и осторожность.
Как-то воскресным вечером сентября 1903 года я получил послание от Холмса, которое как всегда было немногословным: "Если можете, срочно приезжайте. Если не можете, все равно приезжайте. Ш. Х."
Отношения, которые связывали нас в те дни, можно назвать довольно своеобразными. Он был человеком привычек, глубоких, устоявшихся привычек, и я относился к одной из них. Я для него был чем-то наподобие скрипки, любимого грубого табака, старой черной трубки, справочников на полке или других, возможно, не столь безобидных вещей, окружавших его. Когда ему предстояла активная работа и требовалось присутствие надежного товарища с крепкими нервами, моя роль была очевидной. Но мое общество требовалось ему и помимо этого. Я был чем-то вроде точильного камня для его ума. Я стимулировал его. Ему нравилось размышлять вслух в моем присутствии. Нельзя сказать, что в такие минуты произнесенные им слова были адресованы мне… Точно так же он мог обращаться, скажем, к стойке своей кровати, но тем не менее, войдя в привычку, я сделался важным дополнением, которое, внимая его словам и время от времени вставляя замечания, помогало ему думать. Если его и раздражала определенная методичность и неторопливость моего склада ума, то от этого его собственный пламенный интеллект и интуиция вспыхивали с новой силой. Примерно так можно охарактеризовать мою скромную роль в нашем союзе.
Прибыв на Бейкер-стрит, я застал его в кресле. Он сидел с высоко поднятыми коленями и трубкой во рту. По тому, как он задумчиво морщил лоб, было видно, что его занимает какая-то сложная проблема. Следующие полчаса лишь вялый взмах руки в сторону моего старого кресла указал на то, что он заметил мое появление. Но потом он неожиданно передернул плечами, словно сбрасывая с себя пелену задумчивости, и со своей обычной хитроватой улыбкой приветствовал меня в моем бывшем доме.
- Надеюсь, вы простите меня за некоторую рассеянность, дорогой Ватсон, - сказал он. - За последние двадцать четыре часа мне сообщили довольно необычные факты, которые в свою очередь навели меня на размышления более общего порядка. Я серьезно подумываю написать монографию об использовании собак в работе детектива.
- Но, Холмс, эта тема уже и так довольно глубоко исследована, - несколько удивился я. - Собаки-ищейки и их нюх…
- Нет-нет, Ватсон, с этим, разумеется, все понятно. Однако существует и другая, далеко не столь очевидная сторона этого вопроса. Возможно, вы помните, что в том случае, который вы в свойственной вам сенсационной манере связали с "Медными буками", я, проанализировав поведение ребенка, сумел определить наличие криминальных наклонностей у его солидного и почтенного отца?
- Конечно, прекрасно помню.
- То же самое я имею в виду, говоря о собаках. Собака является отражением того, что происходит в семейной жизни ее хозяев. Кто-нибудь видел, чтобы у печальных людей жила жизнерадостная собака или у счастливых - грустная? Люди раздражительные держат раздражительных собак, а опасные заводят опасных. К тому же они передают друг другу перемены настроения.
- Ну, тут уж вы слегка перегибаете палку, Холмс, - покачал головой я.
Он в очередной раз наполнил трубку и снова уселся в свое кресло, не обратив внимания на мое замечание.
- Практическое применение того, о чем я говорю, тесно связано с делом, которое я сейчас расследую. Передо мной запутанный клубок, и я ищу свободный конец, за который можно было бы ухватиться. Возможно, я найду его, ответив на вопрос: почему волкодав профессора Пресбери укусил своего хозяина?
Я несколько разочарованно откинулся на спинку кресла. Неужели меня оторвали от работы ради подобной ерунды? Холмс посмотрел на меня.
- Все тот же Ватсон! - сказал он. - Вы так и не научились понимать, что самые страшные тайны могут зависеть от ничтожных мелочей. Неужели вам не кажется странным, что степенного престарелого мыслителя (вы ведь наверняка слышали о Пресбери, знаменитом кэмфордском физиологе?), что такого человека уже дважды покусала его собственная собака, которая всю жизнь была ему преданным другом? Как вы это объясните? - Собака больна.
- Да, эту возможность нельзя исключать, но ни на кого другого она не нападает да и хозяину, похоже, досаждает только в каких-то особенных случаях. Все это странно, Ватсон… Очень странно. Однако юный мистер пришел раньше времени, если это он звонит. Я рассчитывал поговорить с вами подольше.
На лестнице послышались быстрые шаги, потом в дверь громко постучали, и в следующий миг перед нами предстал новый клиент. Это был высокий красивый молодой человек лет тридцати, одетый аккуратно и элегантно, но что-то в его манере держаться скорее наводило на мысль о застенчивом студенте, чем об уверенном в себе мужчине. Поздоровавшись за руку с Холмсом, он удивленно посмотрел на меня.
- Это весьма деликатное дело, мистер Холмс, - нерешительно произнес он. - Понимаете, отношения, которые меня связывают с профессором Пресбери в личной жизни и по службе… Вряд ли я имею право разговаривать при посторонних.
- Не бойтесь, мистер Беннет. Доктор Ватсон - само воплощение благоразумия, к тому же, уверяю вас, в этом деле мне, скорее всего, понадобится помощник.
- Хорошо, мистер Холмс. Я не сомневаюсь, что вы понимаете причину моей осторожности.
- Ватсон, дело в том, что этот джентльмен, мистер Беннет, - ассистент великого ученого, живет с ним под одной крышей и помолвлен с его единственной дочерью. Мы, разумеется, должны понимать, что профессор полностью доверяет ему и рассчитывает на верность и преданность с его стороны. Я думаю, лучший способ их доказать - попытаться раскрыть эту странную тайну.
- Надеюсь, что нам это удастся, мистер Холмс. Сейчас это мое единственное желание. Доктор Ватсон в курсе дела?
- Я еще не успел ему ничего объяснить.
- В таком случае мне, наверное, стоит еще раз описать, что произошло, прежде чем рассказывать о развитии событий.
- Лучше я сам это сделаю, - сказал Холмс. - Заодно проверим, правильно ли я представляю себе последовательность событий. Этот профессор, Ватсон, - человек с европейской репутацией. Всю свою жизнь он занимался только наукой. Его имя никогда не было связано со скандалами. Он вдовец, имеет единственную дочь, Эдит. Насколько я могу судить, характер у него решительный и властный, можно даже сказать, воинственный. Так обстояло дело еще несколько месяцев назад, когда привычное течение его жизни было нарушено. Сейчас ему шестьдесят один год, но это не помешало ему сделать предложение дочери профессора Морфи, своего коллеги по кафедре сравнительной анатомии. И, насколько я понимаю, это не было следствием степенного ухаживания уже немолодого человека, это была безумная страсть, которой позавидовали бы иные юные любовники. Леди, Элис Морфи, была просто идеальной женщиной, как внешне, так и внутренне, поэтому безрассудство профессора понять можно. Но в его семье их отношения не встретили одобрения.
- Нам это показалось слишком уж вызывающим, - вставил наш гость.
- Вот именно. Вызывающим, а также необдуманным и даже противоестественным. Профессор Пресбери богат, так что возражений со стороны отца леди не последовало. Однако дочь придерживалась других взглядов, поскольку уже имелось несколько претендентов на ее руку, которые, хоть и не были столь уж завидными женихами, по крайней мере, больше подходили ей по возрасту. Профессор, похоже, нравился девушке, несмотря на его странности, и лишь разница в годах стояла между ними.
Примерно в это время небольшое загадочное происшествие неожиданно омрачило привычную жизнь профессора. Он совершил нечто такое, чего никогда раньше не делал: ушел из дома, никому не сообщив, куда. Пропадал профессор две недели и вернулся очень усталый, словно после путешествия. О том, где был, он никому не обмолвился и словом, хотя никогда раньше не имел привычки что-либо скрывать. Однако наш клиент, мистер Беннет, получил из Праги письмо от знакомого по университету, который написал, что был рад встретить там профессора Пресбери, хотя им и не удалось поговорить. Только это письмо помогло домочадцам профессора узнать, куда он ездил.
А теперь самое интересное. С того дня с профессором начали происходить необычные перемены. Он сделался скрытным и необщительным. У окружавших его людей появилось ощущение, что это вообще не тот человек, которого они знали. Все лучшие качества его характера словно накрыло какой-то тенью. Рассудок его остался тем же, лекции, которые он читал в университете, были как всегда великолепны, но в поведении его появилось что-то новое, пугающее и неожиданное. Его дочь, очень преданная ему, много раз пыталась возобновить прежние отношения с отцом и пробиться сквозь стену, которой он, похоже, отгородился от окружающих. И вы, сэр, если я все правильно понимаю, пытались добиться того же… Однако ничто не помогало. А теперь, мистер Беннет, расскажите сами, что произошло потом.
- Вы должны понимать, доктор Ватсон, что у профессора не было от меня тайн. Если бы я был его сыном или младшим братом, я и то не мог бы рассчитывать на большее доверие. Как секретарь, я имел полный доступ к его корреспонденции, я вскрывал и разбирал все письма, приходившие на его имя.
Но вскоре после его возвращения ситуация изменилась. Он сообщил мне, что из Лондона ему могут присылать письма, помеченные крестиком под маркой. Их надлежало откладывать в сторону, не вскрывая, и передавать ему лично в руки. Нужно сказать, что несколько таких писем пришло. На них стояла пометка E. C., и конверты были подписаны малограмотным человеком. Если он и отвечал на них, то ответы его через мои руки не проходили и в корзину, в которую собиралась вся наша корреспонденция до отправки, не попадали.
- Расскажите о шкатулке, - подсказал Холмс.
- Ах да, шкатулка. Профессор привез из своего путешествия небольшую шкатулку. Это единственное могло хоть как-то натолкнуть на мысль, что он побывал на континенте, поскольку это одна из тех деревянных, украшенных затейливой резьбой шкатулок, которые туристы часто привозят из Германии. Он поставил ее на шкаф, где хранились его инструменты. Как-то раз, разыскивая пробирку, я взял в руки эту шкатулку. К моему удивлению, профессор страшно рассердился. Он последними словами отчитал меня за любопытство. Ничего подобного никогда раньше не случалось, и, честно говоря, меня это сильно обидело. Я попытался объяснить ему, что прикоснулся к этой шкатулке случайно, но потом весь вечер ловил на себе его гневные взгляды и чувствовал, что он никак не может забыть это происшествие. - Мистер Беннет достал из кармана небольшой ежедневник. - Это случилось второго июля, - уточнил он.
- Вы прекрасный свидетель, - одобрительно кивнул Холмс. - Я думаю, мне могут понадобиться даты, которые вы зафиксировали.
- Методичности да и многому другому я научился у своего великого наставника. С той самой минуты, когда я обратил внимание на необычность его поведения, я решил, что исследовать его случай - мой долг. Так вот, у меня тут записано, что именно в тот день, второго июля, Рой бросился на профессора, когда тот вышел из своего кабинета в прихожую. Второй раз нечто подобное произошло одиннадцатого июля, а потом и еще раз, двадцатого. После этого нам пришлось переселить Роя из дома в конюшню. Он был очень добрым существом, преданным хозяину… Но я боюсь, что уже утомил вас рассказом.
Мистер Беннет произнес последние слова несколько укоризненным тоном, так как было совершенно очевидно, что Холмс его не слушает. Лицо его словно окаменело, рассеянный взгляд был устремлен в потолок. С видимым усилием он заставил себя отвлечься от своих мыслей.
- Очень необычно! - вполголоса пробормотал он. - Я этих подробностей не знал, мистер Беннет. Ну, я думаю, первоначальную картину мы уже восстановили, не так ли? Однако вы упомянули о каких-то новых обстоятельствах.
Доброе, открытое лицо нашего посетителя снова омрачили какие-то неприятные воспоминания.
- Это произошло позапрошлой ночью, - сказал он. - Мне не спалось. Примерно в два часа, лежа в кровати, я услышал какой-то негромкий глухой шум из коридора. Я приоткрыл дверь и выглянул. Нужно пояснить, что спальня профессора находится в конце коридора…
- Какого числа это было? - спросил Холмс.
Нашему клиенту явно не понравилось, что его прервали таким неуместным вопросом.
- Я же сказал, сэр, позапрошлой ночью… Четвертого сентября.
- Прошу вас, продолжайте, - с улыбкой кивнул Холмс.
- Он спит в конце коридора, поэтому, чтобы дойти до лестницы, ему нужно пройти мимо моей двери. Поверьте, мистер Холмс, на это было жутко смотреть. Думаю, у меня нервы не слабее, чем у остальных, но то, что я увидел, меня потрясло. В коридоре было темно. Слабый свет пробивался только из окна, расположенного примерно посередине прохода. Я увидел, как по коридору что-то движется, что-то темное. Какое-то крупное существо ползло по полу. А потом неожиданно оно вышло на свет, и я увидел, что это он! Он полз, мистер Холмс… Полз на четвереньках! Хотя нет, не совсем на руках и коленях, скорее, он перемещался на ступнях, упираясь руками в пол и низко опустив голову, но было видно, что для него это не сложно. Меня эта картина настолько ошеломила, что, только когда он приблизился таким образом к моей двери, я нашел в себе силы сделать шаг вперед и спросить, могу ли я чем-то помочь ему. Его реакция оказалась абсолютно неожиданной. Он вскочил, прошипел в мой адрес несколько ужасных ругательств, бросился к лестнице и побежал вниз. Я прождал около часа, но он так и не вернулся. Наверное, уже было светло, когда он снова оказался в своей комнате.
- Что скажете, Ватсон? - спросил Холмс с видом хирурга, описавшего коллеге необычный случай.
- Возможно, это люмбаго. Я знаю пример, когда одному человеку из-за сильнейшего приступа приходилось перемещаться именно таким образом. Его это чуть не свело с ума.
- Хорошо, Ватсон! Вы всегда сдерживаете наше воображение. Но вряд ли мы можем принять люмбаго, поскольку ему ничего не стоило выпрямиться.
- Сейчас у него здоровье лучше, чем когда-либо, - сказал Беннет. - Я уже много лет не видел его в такой прекрасной форме. Но, понятно, мистер Холмс, с такими фактами мы не можем обратиться в полицию. Мы в крайнем недоумении и совершенно не представляем, что нам делать. Всем почему-то кажется, что скоро случится что-то страшное. Эдит… Мисс Пресбери согласна со мной, что нельзя сидеть сложа руки.
- Это действительно очень необычный случай. Тут есть над чем подумать. А какие ваши соображения, Ватсон?
- Мне как медику, - сказал я, - кажется, что это дело в первую очередь будет интересно психиатру. Любовные переживания нарушили мозговую деятельность престарелого джентльмена. За границу он ездил в надежде освободиться от поглотившей его страсти. А эти письма и шкатулка могут быть связаны с чем-то совершенно посторонним… Может, у него в той шкатулке какая-нибудь долговая расписка или акции.
- А собака, несомненно, не одобряет его последнюю сделку. Нет, Ватсон, нет. Здесь что-то другое. Я могу только предположить, что…
Что собирался предположить Шерлок Холмс, мы так и не узнали, так как в этот миг открылась в дверь и в комнату вошла молодая леди. Едва она появилась, мистер Беннет, вскрикнув, вскочил и бросился к ней с протянутыми руками. Она протянула руки ему навстречу.
- Эдит, дорогая! Я надеюсь, ничего не случилось?
- Я почувствовала, что должна пойти за тобой. О Джек, мне так страшно! Оставаться там одной было ужасно.
- Мистер Холмс, это та девушка, о которой я рассказывал. Это моя невеста.