– Полковник сказал, что у вас важные сведения, касающиеся смерти генерала Тремона и моего агента?
– Да, генерал.
– Вы полагаете, что знаете их убийц?
– Да, генерал.
– Так расскажите мне все.
– Слушаюсь, генерал. Но прошу разрешения изложить вам все наедине…
– Вы не доверяете даже полковнику Вально?
– Ваше превосходительство, – холодно проговорил Бодуан, – секрет, который знают многие, уже не секрет.
– Вы правы, друг мой.
Вально с улыбкой поклонился и удалился в свой кабинет, успокоенный, что день завершится благополучно. Через четверть часа телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Он поднес трубку к уху. Министр сказал:
– Принесите дело из секретного шкафа под литерой Z, № 3.
Вально вынул документы в желтой папке и отнес в кабинет министра. Спустя еще четверть часа снова раздался звонок телефона:
– Пошлите ко мне капитана Рамбера, который занимался делом о происшествии в Валенсии.
Вально пробормотал:
– Черт возьми, вон как все повернулось!
Он позвонил и отдал необходимые приказания курьеру, потом стал терпеливо ждать. На этот раз прошло с полчаса. Дверь кабинета министра отворилась. Бодуан вышел оттуда в сопровождении самого министра, который имел теперь довольный вид.
– Ну, Бодуан, – сказал он, – значит, решено?
– Слушаюсь, генерал.
– Попросите господина Марселя Барадье зайти поговорить со мной. И немедленно сообщите мне, если что-нибудь узнаете.
– Слушаю, генерал.
– Ну, до свидания. Пойдемте, Вально.
Бодуан ушел. Министр вернулся в кабинет, где еще стоял в ожидании дальнейших распоряжений молодой капитан Рамбер.
– Полковник, изложите, пожалуйста, вкратце дело Эспурцгейма и дело виконта де Фонтенейля… Наконец-то, кажется, к нам в руки угодила негодяйка, которая так ловко провела всех моих предшественников и одурачила меня самого два года тому назад… О, как я был бы рад отомстить за все!
– Значит, речь идет о женщине, которая носила имя Ферранти в деле Эспурцгейма, – сказал полковник.
– И графини де Вергельд в деле бедняги Фонтенейля, – добавил капитан Рамбер.
– Одним словом, о таинственной женщине, – докончил министр.
– О, эта мошенница отняла у нас много сил и денег. Не раз пытались мы захватить ее, и все безуспешно.
– Ну, господа, на этот раз она, кажется, попалась. Итак, полковник, приготовьте мне необходимые заметки. А вы, капитан Рамбер, ни слова о том, что здесь произошло.
Оба офицера вышли. Министр, сияя, потирал руки. Что касается Бодуана, то он направился вдоль набережной и, когда пробило четыре часа, был уже около здания судебной палаты. Тут он поднялся на второй этаж и остановился перед кабинетом господина Майера. В приемной следователя он был встречен как старый товарищ, с радостными восклицаниями.
– А, вот и вы! – сказал курьер. – Разве вы призваны свидетелем еще по какому-нибудь делу?
– Вовсе нет. Я просто хотел бы поговорить с господином следователем.
– Сейчас у него шайка воров, похищавших картины… Недавно они обокрали отель одного маркиза на Елисейских Полях…
– Можно с ним поговорить?
– Как только он позвонит, я доложу ему о вас… Ах, он в отвратительном настроении!
Раздался звонок. Дверь отворилась, и из кабинета следователя вышли в сопровождении полицейских трое типичных парижских жуликов с гладкими бледными лицами, еле волоча ноги и бросая вокруг пытливые взгляды. Курьер сказал:
– Господин Бодуан, не угодно ли вам войти? Господин Майер ждет вас.
Старый солдат переступил порог. Письмоводитель посмотрел на него с любопытством. Следователь с неопределенной улыбкой указал ему на стул, убрал свои бумаги и, обратившись с надменным видом к письмоводителю, сказал:
– Вы можете идти… До завтра!
Письмоводитель удалился. Господин Майер посмотрел на Бодуана, взглядом приглашая его начать объяснения.
– Господин судебный следователь, – проговорил старый служака, – когда я был у вас в последний раз, то принял на себя обязательство сообщать обо всем, что произойдет нового по делу об убийстве в Ванве. Я хочу исполнить обещанное.
– Разве случилось что-то, что могло бы пролить свет на это дело? – воскликнул хозяин кабинета.
– Да, случилось многое.
– Что же именно?
– Пожар, убийство, кража.
Лицо следователя прояснилось:
– Где же были совершены эти преступления?
– В Аре.
Лицо Майера снова помрачнело, будто свет, озарявший его изнутри, погас. Он сказал:
– В Аре? Хм, это не в нашей компетенции. Это нас не касается.
– Извините, но это касается вас напрямую, ведь люди, совершившие эти преступления, те же, что орудовали в Ванве.
– И вы их теперь знаете? – вскрикнул следователь. – Можете вы их задержать?
– Да, я их знаю, но задержать не могу, хотя укажу, вам как это сделать.
– Значит, мы можем возобновить приостановленное дело и, возможно, добьемся чего-нибудь?
– Могу вас уверить, что мы добьемся всего, если вы примете нужные меры.
– Я? – повторил Майер, покраснев от волнения.
И тотчас страстный, горячий человек превратился в спокойного, холодного чиновника. Он вздохнул и сказал твердым голосом:
– Ну, расскажите мне все по порядку.
Бодуан сообщил о происшедшем в Аре. Он тщательно описал внешность и характер мадам Виньола, Агостини, наконец, упомянул о страшном вмешательстве Ганса. Следователь бесстрастно слушал, изредка делая краткие заметки. Время шло. Сумерки сгущались. Наконец, Майер перестал слушать и начал задавать вопросы:
– Значит, этот Чезаро Агостини в Париже?
– Его видел господин Граф, дядя господина Марселя, да и сам господин Марсель с ним разговаривал. Тот, по-видимому, женится на дочери банкира Лихтенбаха.
– Лихтенбаха? Человека с таким положением, с таким состоянием и связями? Возможно ли это? – изумился следователь.
– Вот увидите! Если хотите знать, где живет Агостини, установите надзор за Лихтенбахом: они – одна шайка!
– А эта госпожа Виньола? – продолжал Майер свои расспросы.
– Агостини приведет вас и к ней. А когда у вас окажется госпожа Виньола, вы доберетесь и до Ганса, и до остальных соучастников, если они есть…
– А что намерен делать господин Марсель Барадье?
– О нем не беспокойтесь. Он не хочет явно показывать своего участия в этом деле.
– Но если на него будет совершено покушение? Не желает ли он, чтобы я принял меры для его безопасности?
– Нет. У него хватит и своих сил. К тому же я за ним слежу, – ответил Бодуан.
– Лафоре также следил за ним.
– Наконец, он не желает этого. Не делайте больше того, чем требуется. Полагаю, вы можете быть довольны результатами.
– Ладно, – сказал следователь. – Если вы мне понадобитесь, где я могу вас найти?
– У Барадье, – ответил добровольный сыщик.
– Прекрасно. Теперь, когда вы так усердно поработали, наступает мой черед. Нельзя допустить, чтобы эти люди безнаказанно насмехались над правосудием.
– О, они уже давно над ним насмехаются, если верить тому, что я узнал недавно в военном министерстве.
– Я свяжусь с военным министерством. Мы будем действовать в полном согласии.
Следователь проводил старого солдата до дверей кабинета. Выйдя в приемную, Бодуан пожал руки курьеру и стражнику и удалился. Не заходя никуда, он вернулся прямо на улицу Прованс и поднялся к Марселю. В тот вечер молодой химик сидел в своей маленькой гостиной и с величайшим вниманием рассматривал чертеж машины, в котором сделал некоторые изменения карандашом. Увидав Бодуана, он отложил чертеж в сторону и, взглянув на старого солдата, спросил:
– Вы оттуда?
– Да, господин Марсель.
– Виделись ли вы с министром?
– Да. Он непременно хочет вас видеть. Министр предполагает, что известная вам дама – очень опасная шпионка. На совести у этой женщины целая куча преступлений.
– Я не о том вас спрашиваю, – живо перебил его Марсель. – Нужен ли им я для установления надзора за Агостини и его соучастниками?
– Министр сказал, что это дело судебной власти, и поручил мне повидаться с господином Майером… Я только что от него… Ну, этот не будет дремать. Он тотчас же после моего ухода переговорил по этому поводу с префектурой…
Разговор был прерван звоном колокола во дворе. Это было приглашение к обеду по патриархальному обычаю, который соблюдается до сих пор в провинции и которому неизменно следовали в доме Барадье. Марсель переоделся и отправился в гостиную. Когда он вошел туда, его отец, дядя Граф, мать и обе девушки уже поднялись со своих мест, чтобы перейти в столовую. За обедом прислуживали два лакея. Блюда были обильными, приготовлеными из хорошей провизии, но не изысканными. По укоренившейся привычке за обедом обычно обсуждались все происшествия истекшего дня, но на этот раз все молчали. Только Граф все-таки рискнул заметить:
– А торги на бирже сегодня прошли лучше.
– Ну, не очень-то!.. – проворчал Барадье.
Водворилось еще более тяжелое молчание, однако дядя, который обладал чисто лотарингским терпением, продолжал:
– Я получил от Карде письмо, он сообщает, что новые здания выстроены уже до второго этажа. Страховое общество хорошо заплатило. В итоге все устраивается как нельзя лучше.
– А что, рабочие успокоились? – спросила мадам Барадье.
– Бедняги! Они жалеют о том, что сделали. Но во всем виноваты зачинщики!
– А произведен ли расчет, насколько нужно увеличить помещение для новой паровой машины? – спросил Барадье, который забывал о скверном расположении духа, как только заговаривали о фабрике.
– Отец, – вмешался Марсель, – я прошу тебя отложить пока этот проект… Может так случиться, что придется изменить систему двигательной силы на фабрике… Нужно лишь немного потерпеть.
– Опять ты со своими бреднями! Опять какое-нибудь сумасбродное изобретение!
– Нет, – горячо возразил Марсель, – это не бредни! Хороши бредни, нечего сказать! А что, если все удастся? Дорогая Женевьева, это упрочит тогда славу вашего покойного отца, и, я уверен, оно будет носить его имя.
– Так ты этим занимаешься последний месяц?
– Два последних года, отец. Мы вместе с генералом работали именно над применением регулируемой взрывной силы его пороха – понимаете, регулируемой, в этом все дело. Мы уже были близки к цели, когда он погиб. Но у меня остались все чертежи, планы и расчеты, сделанные нами. Затем я продолжал дело один.
– И полагаешь, что достиг успеха? Чего же ты достиг?
– Замены угля, керосина и даже электричества как источников силы.
– О-о! – воскликнул Барадье. – И чем же ты заменишь уголь, керосин, электричество?
– Это, дорогой отец, я тебе скажу вечером того дня, когда будет подана заявка на патент во всех странах света.
– Когда же ты подашь свою заявку?
– Да хоть завтра, если только ты сегодня предоставишь в мое распоряжение необходимые для этого сорок тысяч франков.
– Я дам их тебе! – вскрикнул с жаром дядя Граф. – Я тебе верю.
– Но кто вам сказал, что я отказываюсь дать эту сумму? – возразил Барадье. – Я готов это сделать хотя бы для того, чтобы почтить память Тремона.
– В таком случае я гарантирую, отец, что ты еще никогда не вкладывал деньги под столь высокие проценты, – радостно сказал Марсель. – Это открытие произведет переворот в промышленности!
– Ведь изобретение этой машины, – сказал Барадье после короткой паузы, – связано с открытием Тремоном его взрывчатого вещества? Но ведь секрет состава этого вещества украден?
На лице Марселя появилась грустная улыбка.
– Да, отец, его украли… И это большое несчастье, потому что генерал хотел подарить этот чудный порох Франции, он обеспечил бы на много лет превосходство нашей армии над всеми прочими европейскими армиями. Но теперь преимущества ни у кого не будет, потому что завтра же я сообщу военному министру формулу пороха Тремона. Другое дело – порох для промышленных целей. У меня могли украсть его формулу, даже, возможно, попробовали его изготовить, но я глубоко убежден, что способ его применения никем еще не найден.
– Значит, тут есть какой-то секрет?
– Да, секрет, который я открыл, работая с генералом Тремоном, притом чисто случайно. В том-то и состоит удивительное свойство этого пороха, что в обычных условиях он производит чрезвычайно сильное действие, взрываясь просто от трения, – одним словом, является чрезвычайно опасным, а будучи употреблен по нашему методу, делается вполне послушным.
Все сидели, в умиленном молчании раздумывая о грандиозности проекта и о злосчастной судьбе его автора. Наконец Барадье прервал молчание:
– Завтра же ты получишь деньги. И, если осуществится хоть сотая доля того, что ты сказал, Женевьева будет богата, а Тремон знаменит!
– Что же касается Общества по производству взрывчатых веществ, – вставил Граф, – то я думаю, что оно у нас в руках.
XIII
Пять месяцев прошло с тех пор, как Марсель дал слово отцу прервать всякие отношения со своими бравыми друзьями, перестать вести праздное существование, не ходить в клуб и приняться за работу, чтобы заставить всех забыть свои прежние шалости. Он до щепетильности точно исполнял свои обещания и жил уединенно в Аре, лишь изредка показываясь в Париже. Работал он с таким усердием, что результаты его трудов поражали воображение. Министр после беседы с Марселем выразился в присутствии Барадье с таким жаром о молодом ученом, что отец почувствовал себя совсем обезоруженным. Все наложенные на Марселя запреты, которым тот столь терпеливо подчинялся, были сняты, и двадцатишестилетний красавец не без наслаждения вернулся к своим прежним привычкам.
Вернувшись в клуб, он был принят с распростертыми объятиями всеми своими товарищами, и старыми, и молодыми.
– Что с вами стало? Вас, дорогой, больше совсем не видно. Вы уезжали куда-нибудь? Может быть, вы все время сидели около этой маленькой Машен? Или предавались размышлениям, сидя на пище святого Антонио? Говорите же, наконец, что с вами произошло?
На этот град вопросов Марсель любезно ответил, что он действительно был в путешествии, но без маленькой Машен, которая, хоть и очень мила, однако все-таки не стоит того, что приходилось на нее тратить…
– А разве существуют такие, которые стоят того, что на них тратишь? – заметил меланхоличным тоном толстяк Стопуло, который больше всех терпел неудачи в любовных приключениях и чаще других бывал обманут.
Марсель прибавил, что он также много размышлял об изменчивости судьбы и азартных играх и пришел к тому заключению, что в баккара нет никаких шансов выигрывать. Поэтому он твердо решил отныне играть только в коммерческие игры, так как в них по крайней мере то, что проигрываешь, выигрывают партнеры.
– Сколько раз в жизни приходилось мне слышать подобные рассуждения, – сказал барон де Вержен, старый камергер времен Империи. – А задержитесь вы на четверть часа у стола, где играют в баккара, и вы не устоите!
– Пойдемте, я вам сейчас докажу справедливость своих слов на деле.
Они прошли в большой зал. Под высоким потолком носились целые клубы табачного дыма, образуя сизый туман. С каждой стороны этой обширной комнаты находилось по зеленому столу, возле них толпились угрюмые понтеры, между тем как банкомет с большим вниманием раздавал карты.
– Вот как! У вас теперь играют в баккара уже на двух столах? – заметил Марсель.
– Да, это нововведение. На одном столе ставка полагается не менее луидора, а на другом – десять франков, так что, когда понтер проиграет за большим столом, он может испытать счастье за маленьким, а если там выиграет, то вправе возвратиться опять к большому столу для того, чтобы вновь проиграть выигранное.
– Очень хитро придумано. Двойная ловушка… Чтобы никто не миновал!
Он подошел к большому столу, и его взор тотчас же принял суровое выражение: против него оказался Агостини, метавший банк. Бесстрастный, с улыбкой на лице, с цветком в петлице, он элегантно сдавал карты. Чезаро не заметил Марселя. Своим певучим голосом он спрашивал: "Желаете прикупить?" – и бросал карты понтерам. Потом он открыл свои карты, причем оказалось, что он проиграл, и с ловкостью стал раздавать разноцветные фишки выигравшим.
Обращаясь к барону де Вержену и к Стопуло, Марсель спросил:
– Кто это мечет банк?
– Граф Чезаро Агостини.
– Он недавно появился в клубе?
– Он временный гость тут. Очень милый человек, хорошо стреляет в цель, превосходно играет в карты.
– И удачливо?
– О нет, у него теперь черная полоса. В настоящую минуту он больше всех проиграл.
– У вас есть какие-то хорошие сведения о нем?
– Его ввели сюда князь Систериано и Бельтран… Это серьезные поручители. К тому же фамилия Агостини весьма известна: они составляют младшую линию знаменитого итальянского рода герцогов Бривиеска.
– И зачем принимать иностранцев в клуб? – воскликнул Марсель с недовольным видом.
– О, дорогой мой, их-то больше всего и бывает в клубе, он ими, так сказать, живет. Я хорошо знаю, что они ведут себя здесь как в гостинице. Это очень неприятно для нас, но что же делать? Надо же как-нибудь пополнять бюджет клуба!..
– Есть у этого Агостини какие-нибудь родные в Париже – жена или сестра? – спросил Марсель.
– Нет, он холост, и его никогда не встречали где-либо с дамой.
Марсель переменил разговор, отошел от игорного стола, покинул под каким-то предлогом своих собеседников и удалился в читальню. Там он взял в руки ежегодник и нашел там следующую пометку, вписанную недавно: "Граф Чезаро Агостини, улица Колизея, № 7". Итак, он узнал его адрес, это был уже шаг вперед. Но, зная это, что, в сущности, он знал? Ничего. Он хотел получить сведения о той таинственной женщине – Аннетте или Софии, госпоже Виньола или баронессе Гродско, если только она не носила еще какого-нибудь имени. В каких отношениях состоял Агостини с этим пленительным существом, которое вдруг превратилось в опасное, развращенное чудовище? Был ли он в самом деле ее братом? Во всяком случае он, без сомнения, был ее сообщником. Марсель хотел добиться истины во что бы то ни стало, хотел развеять свои сомнения, пусть даже ценой величайшей опасности.
Он сидел в широком кожаном кресле спиной к двери, так что его почти нельзя было заметить. Двое из членов клуба были заняты написанием своих писем. В читальне было так прохладно и вместе с тем здесь господствовала такая тишина, часы так монотонно тикали, что мысли Марселя текли все медленнее и медленнее. Едва доходивший сюда шум голосов убаюкивал его. Он довольно долго пробыл в каком-то полубессознательном состоянии. Но вдруг он вздрогнул и насторожил уши: в шум разговоров врезался звонкий голос Агостини, и до Марселя долетели его слова:
– Опять я проиграл две тысячи луидоров!.. Если к этому прибавить вчерашние тысячи, то выйдет кругленькая сумма…
Он засмеялся. Один из его собеседников посоветовал:
– Вам бы на некоторое время перестать играть, не нужно упрямиться, когда не везет.
– Да если бы я не играл, то что бы стал делать? Я только и занимаюсь что игрой.
– А та прекрасная дама, с которой вас видели в опере и которой вы вчера вечером представили полковника Дебро?