- А вы сами могли бы снять любительский фильм на видеокамеру?
Бомбошка кивнула.
- Мартин подарил мне видеокамеру на Рождество. Ею можно снимать любительские фильмы, но я еще не успела научиться ею пользоваться.
- А он хотя бы намекнул, что там было, на этой кассете, которую он записал для меня?
- Нет. Он ужасно старался, чтобы я ничего не знала.
Я покачал головой. Дело явно было безнадежное. Видимо, та кассета, которую украли из моего торгового зала, как раз и была кассета с тайной? Та, которую передали Мартину, Мартин передал Эдди, а Эдди передал мне? Однако, если те бродвейские воры - или один вор - просмотрели кассету (а у них была на это целая ночь), зачем им понадобилось десять часов спустя грабить дом Мартина?
Действительно ли на кассете, украденной у меня, содержались те самые тайные сведения?
Возможно, нет.
Было ли второе ограбление совершено другим вором, который не знал о предыдущем?
Ответов не было. Одни догадки.
Тут в "логово" ввалилась Мэриголд. Вид у нее был такой, словно она вот-вот развалится. За четыре года, прошедших с тех пор, как Мартин представил меня своей пышущей здоровьем теще, увеличенной копии его жены, я успел к ней попривыкнуть. Мэриголд могла бесконечно острить или, напротив, лезть в бутылку - все зависело от количества поглощенного ею джина. Но на этот раз сочетание газа с алкоголем привело ее в состояние "пожалейте меня!". И в самом деле, сейчас старушка внушала искреннюю жалость, а не мысль "поделом тебе!".
К Бомбошке первым прибыл не врач, а полиция. Дети Бомбошки описали костюм грабителя во всех подробностях, вплоть до шнурков в кроссовках. Он уставился на них из-под своей черной маски, навел оранжевый баллончик и выпустил каждому в лицо струю почти невидимого, но мощного тумана. И они потеряли сознание прежде, чем успели понять, что происходит. Отвечая на дополнительный вопрос, Дэниэл, старший мальчик, уточнил, что под черной маской на грабителе было надето что-то белое. "Видимо, самый обычный респиратор, - подумал я. - Чтобы самому не надышаться газа".
На Уортинггона напали первым, и он первым потерял сознание, а Бомбошку, сидевшую в "логове", усыпили последней. К тому времени, как появился я, газ, видимо, уже кончился - пришлось обойтись ударом по голове.
Уортингтон оказался прав: полицейские действительно не обещали найти пропавшие вещи. Однако Бомбошка не так сильно переживала из-за украденных записей с Мартином, как я того опасался: она сказала, что ей всегда могут сделать копии.
Не успели полицейские убрать свои блокноты, как ввалился Бомбошкин доктор. Извиниться он и не подумал - и вообще у него был такой вид, как будто он делает Бомбошке великое одолжение исключительно по доброте душевной.
Однако, когда доктор услышал, что баллончик с газом был оранжевый, он нахмурился и сделался куда внимательнее. Они с полицейскими попросили Дэниэла еще раз рассказать, как все было. На прощание врач посоветовал уходящим детективам искать людей, имеющих доступ к газу циклопропану, который выпускается в оранжевых баллонах и используется для анестезии, но весьма редко, потому что он легко воспламеняется и часто взрывается.
Затем доктор добросовестно заглянул каждому из членов семьи в глаза и в горло, тщательно прослушал всех через стетоскоп и наконец вынес вердикт: жить будут. Избавившись от всех официальных лиц, бедная Бомбошка рухнула на диван в кабинете и заявила, что она абсолютно измотана и нуждается в помощи. В моей помощи, естественно, - разумеется, Мартин попросил бы меня о том же самом.
Пришлось остаться и заняться домом, детьми и всем прочим. Это, видимо, избавило меня от еще одного удара по голове, потому что в ту же ночь в мой дом на холме вломились грабители и украли все, что хоть отдаленно напоминало видеокассету.
В понедельник с утра я поработал в мастерской, изготовив еще несколько небольших вещиц на продажу, а после обеда снова поехал на скачки в Челтнем (на такси). Мне надо было поговорить с Эдди Пэйном, помощником Мартина.
Эд или Эдди (его звали и так и так) сказал, что готов мне помочь, но помочь мне ничем не мог. Он все выходные размышлял над этим и - тут он стрельнул глазами куда-то мне за спину - так и не смог вспомнить ничего, кроме того, что уже рассказал мне в пятницу. Я подумал о том взаимопонимании, что на миг возникло между нами тогда, когда оба мы осознали, что мы потеряли. Но этот момент искренности миновал.
Разница между пятницей и понедельником состояла в наличии свирепой дамы лет сорока, которая стояла сейчас в паре шагов у меня за спиной. Эд представил мне ее как свою дочь. Он снова стрельнул глазами в ее сторону и, не шевеля губами, словно чревовещатель, произнес так тихо, что даже я еле расслышал:
- Вот она знает человека, который дал Мартину кассету.
- Что ты сказал, папа? - резко переспросила дама. - Повтори!
- Я сказал, что нам будет очень не хватать Мартина, - ответил Эдди. - Ну а мне пора в раздевалку. Почему бы тебе и не рассказать Джерарду - то есть мистеру Логану - то, что он хочет знать, а?
И он удалился с озабоченным видом. На прощание он виновато сказал мне:
- Ее зовут Роза. Она вообще-то хорошая девочка…
Хорошая девочка Роза обдала меня такой пламенной ненавистью, что я невольно задумался, чем же это я ей насолил - еще пару минут назад я и не подозревал о ее существовании. Роза была угловатая, костлявая, с волосами, которые обычно называют русыми, пережженными химической завивкой. Кожа у нее была сухая, усеянная веснушками, одежда висела мешком на тощем теле, но тем не менее в этой женщине чувствовалась незаурядная сила духа.
- Кхм… Роза… - начал я.
- Миссис Робинс! - не слишком любезно поправила она.
Я прокашлялся и попробовал начать сначала:
- Хорошо, миссис Робинс. Не хотите ли выпить кофе в баре или, может быть, чего-нибудь покрепче?
- Нет! - сказала она как отрубила. - И вообще, не суйте нос не в свое дело!
- Миссис Робинс, вы случайно не видели, кто передал Мартину Стакли пакет, завернутый в оберточную бумагу, на скачках в Челтнеме в прошлую пятницу?
Казалось бы, вопрос был самый простой. Однако миссис Робинс поджала губы, развернулась на каблуках и удалилась. По всему было видно, что возвращаться она не собирается.
Выждав немного, я последовал за ней. Заглядывая время от времени в программку скачек, как обычный игрок, намеревающийся сделать ставку, я просочился следом за Розой к ларькам букмекеров, выстроившимся вдоль трибун. Роза остановилась у ларька, на котором висела табличка "Артур Робинс, Прествик, мы существуем с 1894 года", и заговорила с человеком, похожим на Элвиса Пресли, с густыми черными бакенбардами. Человек стоял у ларька, принимал деньги от клиентов и диктовал полученные ставки клерку, который вводил их в компьютер.
Розе Робинс, существующей явно не с 1894 года, похоже, было что порассказать. Человек, похожий на Элвиса Пресли, нахмурился, слушая ее, и я счел за лучшее отступить: я достаточно силен и ловок, но по сравнению с этим дядей с бакенбардами я был все равно что дошкольник. Достойный потомок Артура Робинса был только лицом похож на Элвиса Пресли, а фигурой скорее на гориллу.
Я поднялся на трибуны и принялся терпеливо ждать, пока букмекеры из "Артура Робинса" - всего их было трое - закончат принимать ставки на последние две сегодняшние скачки. Наконец главный из них - тот, похожий на Элвиса Пресли, - закрыл ларек, взял сумку с деньгами и направился к выходу вместе с Розой и двумя помощниками. Я следил за ними, пока они не скрылись из виду. Насколько я мог судить, они ушли с ипподрома. Вместе эта компания стоила целого танка.
Благодаря общению с Мартином я знал, что помощники жокеев заканчивают работу, когда большинство публики с ипподрома уже разъехалось по домам. Помощник жокея - это человек, который помогает жокею быстро переодеваться между скачками. Кроме того, он следит за снаряжением жокея, чистит его седло, сапоги и так далее, чтобы к следующим скачкам все было готово. Мартин мне говорил, что один помощник обслуживает сразу нескольких жокеев, и помощники работают группой, чтобы поспеть на все ипподромы. Пока Эдди упаковывал седла, шлемы и одежду, которую предстояло выстирать, я ждал у раздевалки, надеясь, что он вскоре должен появиться.
Когда Эдди вышел на улицу и увидел меня, он сперва встревожился, потом смирился со своей судьбой.
- Что, Роза вам так ничего и не сказала?
- Не сказала, - кивнул я. - Так что не могли бы вы сами спросить ее кое о чем? Ради Мартина…
- Ну… Смотря о чем.
- Спросите ее, действительно ли на той кассете, которую Мартин отдал вам, было то, что он думал.
Эдди потребовалось несколько секунд, чтобы переварить услышанное.
- Вы хотите сказать, - неуверенно спросил он наконец, - что моя Роза думает, будто Мартину дали не ту кассету?
- Я думаю, что, если кассета Мартина когда-нибудь снова всплывет после всей этой неразберихи и нескольких ограблений, это будет настоящее чудо, - признался я.
Эдди обиженно заявил, что честно передал мне ту самую кассету, какую дал ему Мартин. Я сказал, что верю ему. О Розе мы больше не упоминали.
Эдди, как и весь мир скачек, читавший сегодняшние газеты, знал, что похороны Мартина назначены на четверг - при условии, что расследование, назначенное на среду, не столкнется ни с какими препятствиями. Эдди, неловко потупившись, пробормотал что-то насчет того, что мы встретимся на похоронах, и сбежал в раздевалку, на запретную территорию, куда не допускают зрителей, задающих неудобные вопросы.
Да, Роза Робинс с ее непонятной ненавистью добавила сложностей и без того запутанной истории.
Я поймал автобус, который шел с ипподрома до Бродвея, минуя по пути несколько деревень. Несмотря на то что я всю дорогу гадал, при чем тут желчная дочка Эдди Пэйна, мои выводы не отличались особенной оригинальностью. Кто-то дал какую-то кассету Мартину, Мартин передал ее Эдди, Эдди отдал мне, а у меня ее сперли по моей же собственной небрежности. Впрочем, все это я и так знал с самого начала.
Что за конфиденциальные сведения намеревался сообщить мне Мартин - так и оставалось покрыто мраком неизвестности. Впрочем, пока что это было не столь важно - и останется неважным, но только при условии, что эта тайная информация не начнет жечь мне руки или не всплывет на поверхность в самом неподходящем месте. Вдобавок, поскольку у меня не было даже намека на содержание этой информации, я не мог ни предвидеть, ни предотвратить неприятности.
Оставалось надеяться, что тайна Мартина так навсегда и останется сокрытой, и наша жизнь снова вернется в нормальную колею. Но надежда была невелика.
Я добрался до своего магазина почти в шесть. Все мои помощники были на месте: двое с энтузиазмом изготовляли пресс-папье, третий работал с покупателями. Они сказали, что звонила Бомбошка и умоляла продолжать управлять ее хозяйством, обещая взамен обеспечивать меня транспортом. Хотя бы до похорон. Транспорт, который она прислала сегодня, оказался не ее собственной машиной, а "Роллс-Ройсом" Мэриголд, что немало позабавило моих помощников.
Когда я ехал с Уортингтоном один, я всегда садился на сиденье рядом с шофером. Уортингтон каждый раз предлагал мне сесть на заднее сиденье, более удобное и престижное, но мне там было не по себе. Кроме того, по опыту нескольких предыдущих дней я знал, что, если я сяду на заднее сиденье, Уортингтон будет обращаться ко мне "сэр" и хранить почтительное молчание вместо того, чтобы отпускать краткие и не слишком почтительные замечания. Если я сидел на переднем сиденье, Мэриголд была "Мэриголд", если на заднем - "миссис Найт". Короче, когда я сидел рядом с шофером, он не стеснялся проявлять свою внутреннюю сущность.
Помимо того, что Уортингтону было пятьдесят лет, он был лыс и добр к детям, он недолюбливал полицию - просто так, из принципа, - считал брачные узы непереносимым ярмом и полагал, что умение отправить в нокаут кого угодно весьма полезно для здоровья. Я все больше начинал ценить Уортингтона не столько как шофера, сколько как телохранителя. Человек, похожий на Элвиса Пресли, излучал скрытую угрозу такой силы, какая мне до сих пор не встречалась, и мне это не нравилось. Да еще эта свирепая шипастая Роза в качестве детонатора. И поэтому я на всякий случай спросил у Уортингтона, не случалось ли ему делать ставки в конторе "Артур Робинс", существующей с 1894 года.
- Ну, во-первых, - ядовито заметил шофер, привычным движением пристегивая ремень, - семейства Робинсов как такового вообще не существует. Под вывеской "Артур Робинс" работает шайка мошенников, в основном Верити и Уэбберы плюс еще парочка Браунов. Такого человека, как Артур Робинс, нет и никогда не было. Это просто благородный псевдоним.
У меня глаза на лоб полезли.
- Откуда вы все это знаете?
- Мой папаша работал букмекером, - сказал Уортингтон. - Пристегнитесь, Джерард, здешние копы такие зоркие, любому орлу фору дадут. Так вот, значит, мой старик был букмекер и обучил меня всем, так сказать, секретам профессии. Но тут, чтобы преуспеть, надо уметь хорошо и быстро считать, а у меня всегда были нелады с арифметикой. Так вот, под вывеской "Артур Робинс" работают завзятые мошенники. Мой вам совет: никогда не делайте у них никаких ставок.
- А вы знаете, что у Эдди Пэйна, помощника Мартина, есть дочка по имени Роза и что ее фамилия - именно Робинс, и она очень близко знакома с мужиком, похожим на Элвиса Пресли, который принимает ставки под вывеской "Артур Робинс"?
Уортингтон, который как раз собирался завести машину, стоявшую у входа в "Стекло Логана", чтобы отвезти нас к Бомбошке, откинулся на спинку сиденья и уронил руки на колени.
- Нет, - задумчиво сказал он, - этого я не знал.
Он немного поразмыслил, сосредоточенно хмурясь.
- Мужик, похожий на Элвиса Пресли, - это Норман Оспри, - сказал он наконец. - Вот уж с кем, с кем, а с ним точно связываться не стоит.
- А Роза?
Уортингтон покачал головой.
- Ее я не знаю. Поспрашивать надо.
Он встряхнулся и завел мотор.
К четвергу, дню, на который были назначены похороны Мартина, полиция, естественно, не нашла ни одной видеокассеты, которую можно было бы идентифицировать как ту самую. Еще бы, таких видеокассет - море…
Накануне похорон на одной из пяти стоянок перед входом в "Стекло Логана" затормозила девушка на мотоцикле - в огромном шлеме, черной кожаной куртке, таких же брюках и тяжелых ботинках. Невзирая на январский холод, она сняла шлем прямо на улице, встряхнула головой, разметав по плечам роскошные белокурые волосы, и решительным шагом вошла в мой магазин, так уверенно, словно была здесь уже не в первый раз.
Я наносил последние штрихи на вазу перед тем, как поставить ее в печь для отжига, Памела Джейн объясняла группе американских туристов, как это делается, но тем не менее в мотоциклистке было нечто, требующее внимания. Я представил себе ее стеклянное изображение - и тотчас ее узнал.
- Кэтрин Додд! - сказал я.
- Надо же, обычно люди меня не узнают!
Она удивилась, но ничуть не огорчилась.
Я с интересом наблюдал, как туристы сгрудились теснее, словно бы желая отстраниться от незнакомки в угрожающем костюме.
Памела Джейн завершила свою речь. Один из американцев сказал, что вазы, конечно, ручной работы и очень красивые, но слишком дорогие. Прочие туристы закивали и с облегчением принялись скупать простеньких дельфинчиков и тарелочки. Пока Гикори заворачивал покупки и выписывал чеки, я спросил у мотоциклистки, нет ли каких новостей о пропавшей кассете.
Кэтрин внимательно наблюдала за тем, как я взял вазу огнеупорной рукавицей и поставил остывать в печь для отжига.
- Увы, - сказала переодетая - точнее, дважды переодетая - детектив-констебль Додд, - боюсь, ваша кассета пропала с концами.
Я сказал, что на этой кассете записана секретная информация.
- Какая?
- В том-то вся и штука, что этого я не знаю. Мартин Стакли сказал своей жене, что собирается записать какую-то секретную информацию на кассету и передать ее мне, чтобы я ее хранил - смешно, не правда ли? - на случай, если он погибнет в аварии или от несчастного случая.
- Например, во время скачки?
- О таком он не хотел и думать.
Мысли Кэтрин Додд двинулись одновременно в двух направлениях. Я и сам размышлял сразу о двух вещах с тех пор, как в поле моего зрения появился Норман Оспри с его элвисовскими бачками. Во-первых, есть кто-то, кому известна тайна Мартина, и, во-вторых, кто-то - и возможно, кто-то другой - мог сделать вывод, что эта тайна известна мне. Кто-то мог предположить, что я посмотрел кассету в тот же вечер, как погиб Мартин, а потом для безопасности стер запись.
Правда, у меня в "Стекле Логана" видеомагнитофона не было, но это можно было сделать в "Драконе", расположенном через дорогу, и драконица пачками распространяла буклетики, где в числе прочих рекламировалась и эта услуга.
- Если бы у меня был под рукой видеомагнитофон, - сказал я, - я бы, по всей вероятности, действительно прокрутил эту кассету в тот же вечер. И если бы я счел эту тайну опасной, я вполне мог бы стереть запись.
- Но ведь ваш друг Мартин хотел не этого.
Помолчав, я ответил:
- Если бы он точно знал, чего хочет, он не стал бы затевать эту игру с кассетами - он просто взял бы и рассказал мне эту несчастную тайну… - Я осекся. - Если бы да кабы… Не хотите вылить?
- Не могу. Извините. Я при исполнении. - Она лучезарно улыбнулась мне. - Я загляну как-нибудь в другой раз. О, кстати! Осталось одно невыясненное обстоятельство.
Она достала из-за пазухи непременный блокнот.
- Как зовут ваших помощников?
- Памела Джейн Ивенс, Джон Айриш и Джон Гикори. Джонов мы зовем по фамилии, чтобы не путать.
- Кто из них старший?
- Айриш. Он лет на десять старше Гикори и Памелы Джейн.
- А давно ли они у вас работают?
- Памела Джейн - около года, Айриш и Гикори - месяца на два-три дольше. Они все ребята порядочные, можете мне поверить.
- Я вам верю. Это просто для протокола. Я, собственно, именно за этим и заехала…
Я пристально посмотрел ей в глаза. Она едва не покраснела.
- Ну, я пошла, - сказала она.
Мне не хотелось отпускать ее так скоро. Я проводил ее до двери. У порога она остановилась и сказала "до свидания", словно бы не хотела, чтобы ее видели со мной на улице. Она вышла с толпой рождественских туристов, над которой витал зычный голос высокого мужчины, утверждавшего, что день потрачен совершенно впустую, а теперь еще невесть сколько придется тащиться обратно до теплого экскурсионного автобуса. Его широкая спина заслонила от меня отъезжающую констебля Додд, и я сам удивился тому, как это меня огорчило.
Вечером накануне похорон Мартина я позвонил от Бомбошки в гостиницу, и драконица мне сообщила, что Ллойд Бакстер счел нужным приехать на "последнее выступление своего жокея" (это он так выразился), но у Прайама Джоунза останавливаться не захотел - он как раз собирался забрать от Прайама своих лошадей. Драконица хихикнула и лукаво продолжала:
- Миленький, тебе вовсе не обязательно таскаться к Бомбошке Стакли, если ты не хочешь ночевать в своем ограбленном доме. Мог бы остаться и у меня…
- Слухи поползут, - сухо возразил я.
- Господи, милок, да про тебя все время ходят какие-нибудь слухи, разве ты не знал?