- Если ты позволишь, - сказал я, - Нэш хотел бы коротко опровергнуть то, что написано в колонке "Жар со звезд".
Грег быстро прочитал заметку, и выражение его лица из любопытного стало возмущенным.
- Трудно притянуть к суду, - заключил он. - Одни вопросы. Это правда?
- Правда только то, что история в фильме отличается от книжной, - ответил я.
Нэш уверил его:
- Я не говорил этого и даже не думал. Съемки фильма идут хорошо. Все, что я хотел бы сказать, если вы мне позволите, это то, что не следует верить газетам.
- Томас, - Грег поднял брови, глядя на меня, - ты меня используешь, так?
- Да. Но эта статейка убивает меня. Если Нэш сможет сказать с телеэкрана, что это неправда, мы сможем переслать это денежным мешкам в Голливуд в надежде не дать им принять эту статью всерьез.
Грег подумал над этим и вздохнул.
- Хорошо, но только вскользь, О'кей? Я вас обоих помещу в кадр.
- Невиновность по ассоциации, - признательно сказал я.
- Ты всегда был умным мальчиком. - Грег посмотрел на часы. - Что, если после Линкольнского заезда?… Это будет через час. После того, как я поговорю с выигравшими тренерами, жокеями и владельцами, если они здесь. К тому времени я все устрою. Скажу моему продюсеру. Томас, ты помнишь, где находится камера? Подходите туда после заезда. И, Томас, ты мне должен.
- Два места на премьере, - пообещал я. - Без тебя она может вообще не состояться.
- Четыре места.
- Целый ряд, - расщедрился я.
- Заметано. - Грег посмотрел на Нэша. - А что, этот зазнавшийся и невежественный шут гороховый действительно годится в режиссеры?
- Хуже, - отозвался Нэш.
Мы с Нэшем давали интервью, сидя рядышком. Грег представил нас зрителям, спросил, ставил ли Нэш на победителя Линкольнского заезда - Галлико, поблагодарил его и выразил надежду, что Нэшу понравилось в Британии.
Нэш сообщил:
- Я снимаюсь здесь в фильме. Это очень радует. - Он любезно кивнул, потом вскользь добавил еще несколько подробностей, как и хотел Грег, и не оставил у зрителей ни малейших сомнений в том, что фильм о скачках, который мы снимаем в Ньюмаркете, будет отличным.
- Но ведь я читал неблагожелательный отзыв… - насмешливо напомнил Грег.
- Да, - согласился Нэш, кивнув. - Слов, которые эта статья вкладывает в мои уста, я никогда не говорил. Но что в этом нового? Никогда не стоит верить газетам.
- Вы играете тренера, не так ли? - Грег задал вопрос, как мы его и просили - словно он только что пришел ему в голову. - Как у вас с верховой ездой?
- Я могу сидеть на лошади, - улыбнулся Нэш. - Но не могу ездить верхом, как Томас.
- Вы снимаетесь в фильме как наездник? - спросил меня Грег.
- Нет, - ответил вместо меня Нэш, - но иногда он берет лошадь после съемок и скачет галопом по Хиту. А все же я могу выиграть у него партию в гольф.
Добрые чувства в его голосе сказали больше, чем тысячи слов. Грег на доброжелательной ноте завершил интервью и передал микрофон комментатору паддока, чтобы тот представил участников следующего забега.
- Спасибо огромное, - сказал я.
- Целый ряд, - кивнул Грег, - не забудь. - Он помолчал и с усмешкой добавил: - Ты играешь в гольф, Томас?
- Нет.
- Значит, я всегда могу выиграть у него, - сделал вывод Нэш.
- Сговорились! - воскликнул Грег.
О'Хара смотрел интервью в главной студии телекомпании в Лондоне и позвонил мне, прежде чем я смог найти спокойный уголок, чтобы связаться с ним.
- Блестяще! - заявил он, едва не хохоча. - Братская любовь во весь экран. Ни единой пары сухих глаз у телевизоров.
- Это сработает?
- Конечно, сработает.
- Собрание получит это вовремя?
- Брось волноваться, Томас. Эти люди здесь действительно знают свое дело. На те деньги, что они дерут, можно построить Бостонский телескоп, но боссы увидят это шоу, намазывая джем на свои тосты.
- Спасибо, О'Хара.
- Дай мне Нэша.
Я протянул телефон через плечо и стал смотреть, как Нэш то и дело кивает и поддакивает.
- Да, конечно, он подсказывал мне слова, - говорил Нэш, - и заставил этого своего приятеля задавать нужные вопросы. Как? Черт его знает. Старая жокейская связь, я полагаю.
Последний заезд кончился, и мы, попрощавшись с гостеприимными хозяевами, полетели обратно в Ньюмаркет, так и не дождавшись больше ни словечка от О'Хары. В Лос-Анджелесе уже кончился завтрак. Что там поделывают боссы?
- Перестаньте грызть ногти, - сказал Нэш.
Его автомобиль с шофером доставил нас обратно в "Бедфорд Лодж", где Нэш предложил мне составить ему компанию и подождать в его номере сообщение от О'Хары.
Кинокомпания снимала в отеле четыре комфортабельных номера: самый лучший для Нэша, один для Сильвы, один для меня и один (чаще всего пустующий) для О'Хары. Также в отеле были предоставлены комнаты Монкриффу и Говарду. Еще шестьдесят человек, работающих над фильмом: декораторов, костюмеров, гримеров, техников, помощников продюсера, курьеров - всех тех, кто неизбежно оказывался нужен для постановки, - разместили в других отелях, мотелях и на частных квартирах. Большинство грумов с конюшни жили в общежитии. Управляющий конюшней (помощник тренера) отправлялся вечером домой, к жене. Проблемы, как накормить всех и действовать в рамках политики профсоюзов, по счастью, меня не касались.
Из номера Нэша открывался чудесный вид на сады, огромные кресла предлагали отдых телу, уставшему от необходимости много часов притворяться кем-то другим или же много часов слоняться вокруг, чтобы время от времени притворяться кем-то другим на пять минут. Монкрифф и я могли работать в буквальном смысле непрерывно. Актеры, скучая, стояли в сторонке, ожидая, когда у нас все будет готово. Долго находясь в неподвижности, они чувствовали себя усталыми, тогда как я и Монкрифф не уставали.
Нэш рухнул в свое любимое кресло и в четырехсотый раз посмотрел на часы.
Пять часов прошло. Почти шесть. Я провел много времени, истекая потом.
Мой мобильный телефон зажужжал. Во рту у меня пересохло.
- Ответьте! - сердито скомандовал Нэш, видя мое замешательство.
- Алло, - произнес я. Точнее, прохрипел.
- Томас! - сказал О'Хара. - Ты не уволен. Молчание.
- Томас? Ты слышишь? Продолжай работать над фильмом.
- Я…э…
- Во имя ада! Нэш здесь?
Я передал телефон нашему "маяку", который отреагировал на новости куда более здраво:
- Я и не думал ничего иного. Да, конечно, он был расстроен, он всего лишь человек.
Он отдал мне телефон. О'Хара сказал:
- Затронуты кое-какие струны. Я должен буду проводить больше времени в Ньюмаркете, присматривая за вами. Одна из шишек нанесет визит, просто чтобы удостовериться, что их деньги расходуются разумно. Они очень долго впустую мололи языками, подыскивая кого-нибудь на твое место. Но в конце концов ваш телевизионный клип произвел чудо. Нэш убедил их. Они по-прежнему думают, что он не может сделать ничего неправильного. Если Нэш хочет, они оставят тебя.
- Спасибо.
- Я вернусь в Ньюмаркет завтра. Это чертовская неприятность, поскольку я планировал лететь в Лос-Анджелес, но так уж вышло. Как ты сказал, моя голова лежит на плахе рядом с твоей. Что вы делаете завтра утром?
- Снимаем лошадей на Хите.
- А Нэш?
- Сидит на лошади, смотрит. После обеда мы перевезем лошадей на Хантингдонский ипподром. В понедельник репетируем сцену с толпой на скачках. Часть группы уедет в мотели около Хантингдона, но Нэш, я и еще несколько человек останемся в наших номерах в Ньюмаркете.
- Хантингдон - это далеко?
- Всего лишь около тридцати восьми миль отсюда. Где ты хочешь ночевать?
- В Ньюмаркете. - Ни тени колебания. - Возьми шофера, Томас. Я не хочу, чтобы ты заснул за рулем после такой долгой работы.
- Я люблю водить сам, и это не так уж далеко.
- Возьми шофера.
Это был приказ. Я сказал: "о'кей". Я был признателен, что остался на должности. Он сообщил:
- Увидимся, парни.
- Спасибо, О'Хара, - еще раз поблагодарил я. Он пообещал:
- Говарду еще пообстригут коготки. Тупой сукин сын!
- Не желаете ли выпить? - спросил, улыбаясь, Нэш, когда я отключил телефон. - Почему бы вам не пообедать со мной?
По большей части Нэш ел один, заказывая обед в номер. В отличие от многих актеров он предпочитал уединение, которому теперь, из-за отсутствия жены, мог предаваться вволю. Поэтому я был удивлен, но в то же время рад, что мне не придется обедать в одиночестве. Я согласился задержаться ради супа, жаркого из ягненка, кларета и еще одного шага к дружбе, о которой я не мог и помыслить двумя неделями раньше.
Успокоившись после целого дня тревог, я решил навестить Доротею, чтобы узнать, не нуждается ли она в чем-либо, и сделать это до того, как засяду с Монкриффом за план утренних действий на Хите.
Я ожидал найти дом погруженным в тихую скорбь. Вместо этого, подъехав, я увидел мигающие огни полицейской машины и "Скорой помощи".
ГЛАВА 6Полицейский пресек мою попытку пройти по бетонной дорожке.
- Что случилось? - спросил я.
- Очистите дорогу, пожалуйста. - Полицейский был молод, мускулист, деловит и не питал симпатий к неизвестным зевакам. Он должен был сдерживать - и сдерживал - небольшую толпу, намеревавшуюся поближе посмотреть на происходящее.
- Пожалуйста, отойдите назад, сэр. - Он почти не смотрел на меня, этим невниманием создавая впечатление огромного физического барьера, который я и не намеревался преодолевать.
Я пробился сквозь толпу любопытных и за их спинами прибег к помощи своего постоянного спутника - мобильного телефона, чтобы набрать номер Доротеи. После показавшегося мне очень долгим молчания я услышал потрясенный женский голос, произнесший:
- Алло.
- Доротея? - спросил я. - Это Томас.
- Ох! Ох, нет! Я Бетти. Где вы, Томас? Вы можете прийти?
Я объяснил ей, что я снаружи, но меня не пускают, и через несколько секунд она выскочила на дорожку, чтобы забрать меня. Огромный полицейский отступил в сторону, равнодушно пожав плечами, а я последовал за Бетти к дому.
- Что случилось? - спросил я у нее.
- Кто-то вломился внутрь. Это ужасно… Они едва не убили Доротею… Как они могли? Доктор Джилл только что приехал, и полиция тоже, и везде так много крови, и они фотографируют, и это все так невероятно…
Мы вошли в дом, изнутри выглядевший так, словно по нему пронесся торнадо.
Первая от входа комната - спальня Валентина - была разгромлена: ящики комода свалены на пол, их содержимое разбросано. Гардероб стоял открытый и пустой. Картины были сорваны со стен, их рамы изломаны. Матрас и подушки вспороты, набивка разворошена.
- И везде так, - всхлипнула Бетти. - Даже в ванных и в кухне. Я должна вернуться к Доротее… Я боюсь, что она умрет…
Бетти оставила меня и скрылась в спальне, куда я нерешительно последовал, обойдя кругом лужу подсыхающей крови в коридоре.
Но мне не было нужды чувствовать себя незаконно проникшим: в комнате было полно народу. Робби Джилл стоял так, что почти загораживал от меня Доротею, неподвижно лежавшую в обуви и чулках на остатках ее постели. Два санитара из "Скорой помощи" занимали половину свободного места своими носилками на колесиках. Женщина в полицейской форме и фотограф были заняты делом. Бетти проложила путь через это людское скопление, позвав меня за собой.
Робби Джилл поднял взгляд, увидел меня, кивнул и чуть отступил назад, в результате чего я увидел Доротею. К горлу подступила тошнота, и неистовый гнев охватил меня.
Она лежала на кровати без сознания, истекая кровью, на ее щеке и лбу были глубокие порезы, а губы разбиты в сплошное месиво.
- Сломана правая рука, - диктовал Робби Джилл женщине-полицейскому, делающей запись в блокноте. - Имеются внутренние повреждения… - Он остановился. Даже для доктора это было слишком много. Одежда Доротеи была разорвана, ее старые груди и живот были открыты, на теле обильно кровоточили две резаные раны, одна из которых была столь глубока, что внутренности выпирали сквозь брюшную стенку. Запах крови наполнял воздух.
Робби Джилл достал из своей сумки стерильные повязки и велел всем, кроме женщины-полицейского, выйти. Та сама была чрезвычайно бледна, но осталась на своем посту, а все остальные, в том числе и я, молча повиновались.
Бетти дрожала, по ее щекам катились слезы.
- Я пришла посмотреть, приготовила ли она себе что-нибудь поесть. Она совсем не заботится о себе теперь, когда Валентина нет. Я вошла через заднюю дверь в кухню и увидела разгром,… Это ужасно… Я нашла ее истекающей кровью на полу в коридоре, и думала, что она мертва… Я позвонила доктору Джиллу, потому что его номер был записан прямо возле телефона в кухне, и он вызвал полицию и санитаров… Они перенесли ее в спальню. Вы думаете, с ней будет все в порядке? - Ее трясло от переживаний. - Она не должна умереть. Кто мог сделать это?
Я представлял и ставил в фильмах сцены столь же ужасные и даже куда хуже, но кровь, которую мы использовали, чаще всего была губной помадой, растворенной в масле, чтобы она была липкой, а кишки делались из надутой шкурки для сосисок, смертный пот наносился на загримированные сероватой краской лица через распылитель.
Пришли еще люди - видимо, полицейские в штатском. Бетти и я переместились в гостиную Доротеи, где царил такой же, как и в остальных комнатах, беспорядок.
- Кто мог сделать это? - в оцепенении повторяла Бетти. - Зачем кому-либо делать это?
- У нее было что-нибудь ценное? - спросил я.
- Конечно, нет. Просто ее мелкие побрякушки. Безделицы, сувениры. Они порвали даже свадебное фото ее и Билла. Как они могли? - Она подняла обломки рамки, плача от боли, причиненной ее подруге. - И ее прелестная розовая ваза… Она любила эту вазу.
Я уставился на розовые осколки, потом опустился на одно колено и безрезультатно обшарил ковер вокруг них.
"Я положила ключ в розовую вазу в моей гостиной".
Голос Доротеи отчетливо звучал в моей памяти. Ключ от кабинета Валентина, запертого ею, чтобы не дать ее сыну Полу забрать книги.
Яростно, но беззвучно ругаясь, я прошел по коридору и распахнул приоткрытую дверь кабинета. Ключ был в замке. Святая святых Валентина была разгромлена, как и весь остальной дом; все, что можно было разбить, было разбито, все мягкое распорото, все фотографии уничтожены.
Все книги исчезли.
Я открыл стенной шкаф, где, как я знал, Валентин хранил папки, содержащие статьи, которые он писал для газет.
Все полки были пусты.
Бетти, дрожа, коснулась моего локтя и сказала:
- Доротея говорила мне, что Валентин хотел оставить свои книги вам. Куда они исчезли?
Спросите у Пола, автоматически подумал я. Но он не мог нанести такие раны своей матери. Напыщенный, несдержанный человек - верно, но не способный на такую жестокость.
Я спросил Бетти:
- Где Пол, ее сын?
- Ох, дорогой! Он вчера уехал домой. Он не знал… И я не знаю его номера… - Она всхлипнула. - Я не могу вынести это.
- Успокойтесь, - сказал я. - Присядьте. Я найду его номер. Я принесу вам чай. Где ваш муж?
- Играет в кегли до ночи… в пивной.
- В какой пивной?
- Ох, дорогой… В "Драконе".
Все по порядку, думал я, направляясь на кухню. Горячий сладкий чай многих спасал от шока. Никто из представителей властей не остановил меня, хотя казалось, что маленький домик кишит ими. Я принес Бетти чашку на блюдце; она вцепилась в них обеими руками, по-прежнему сидя в кабинете Валентина.
По счастью, телефонная книга старика осталась целой, я нашел там номер "Дракона" и помешал мужу Бетти набрать двадцать очков, попросив его быстро прийти домой. Затем я поискал номер Пола и обнаружил его на полях блокнота, лежащего у параллельного телефона в кухне.
Пол ответил, и я слушал его неприятный голос, успокаиваясь. Если он был дома в Суррее, то он не мог напасть на свою мать, находящуюся в Ньюмаркете, в сотне миль от него, а ведь ее раны были нанесены недавно и еще кровоточили. Если даже она выживет, то вряд ли оправится от потрясения, если на нее напал собственный сын.
Голос Пола звучал потрясенно, как и должно было быть. Он объявил, что выезжает немедленно.
- Я не знаю, в какую больницу они отправят ее, - сказал я.
- Она умрет? - перебил он меня.
- Как я говорил вам, я не знаю. Подождите немного, я попрошу доктора Джилла поговорить с вами.
- Бесполезный человек!
- Не кладите трубку, - произнес я. - Ждите.
Я вышел из кухни и обнаружил, что мужчины в штатском начали наносить на различные предметы порошок с целью обнаружения отпечатков пальцев. Я не решался идти дальше, но тут дверь спальни Доротеи открылась и женщина в форме позвала мужчин помочь выкатить носилки.
Я обратился к ней:
- Сын миссис Паннир у телефона. Вы не можете позвать доктора Джилла, чтобы он поговорил с ним?
Она рассеянно посмотрела на меня и скрылась в комнате Доротеи вместе с санитарами, но, видимо, мои слова она все же передала, потому что Робби Джилл почти сразу же открыл дверь снова и спросил меня, действительно ли Пол на линии.
- Да, - подтвердил я. - Он ждет разговора с вами.
- Скажите ему, что я скоро подойду.
Я передал это Полу. Он был недоволен и нетерпелив. Я велел ему подождать и снова отошел от телефона. Сердясь и тревожась за Доротею и сожалея о пропавших книгах, я был не в состоянии говорить с Полом. Я не мог даже сочувствовать ему. Я был уверен, что не получу книги обратно, пока не привлеку его к суду, но даже при этом условии у меня нет списка того, что было украдено.
Робби Джилл сопровождал Доротею, которую везли на носилках, до самой машины "Скорой помощи", желая проследить, что с ней обращаются бережно. Затем с угрюмым видом он вернулся в дом, прошел по коридору, где я ждал у кухонной двери, шагнул к столу посреди кухни и поднял трубку.
- Мистер Паннир? - спросил он, состроив кислую мину, когда Пол на том конце говорил что-то в ответ.