– Где же ты их видел? – строго спросил Клюев.
– В кино, гражданин начальник.
– Почему говоришь "гражданин"? Ты что – сидел?
– Да в кино как раз так и говорят! Ладно. Не скроешь же от вас. Сидел по 296-й.
– "Хулиганство, то есть грубое нарушение общественного порядка из мотивов явного неуважения к обществу, которое сопровождается особой дерзостью или исключительным цинизмом", – процитировал Клюев упомянутую статью.
– Дело прошлое! – сказал задержанный.
Пилипенко брезгливо посмотрел на него. Сказал:
– Я, между прочим, не по "гражданину" вычислил. У вас, зеков, особое выражение лица. Даже цвет кожи какой-то… Золотисто-зеленый, как у гарбуза.
Он повернулся к младшим операм:
– Тщательно здесь все проверьте.
Затем – к Минину:
– А ты знаешь что делать с оружием. Отпечатки, время последнего выстрела и прочее.
Наконец, опять посмотрел на пьяного, так и сидящего на своей мятой постели:
– Вот таких, как ты, я особенно ненавижу. Честных работников ножа и топора.
* * *
Последующие три часа выглядели каким-то идиотским фарсом.
Человек этот, конечно, имел имя, Жаров записал все нужные данные для статьи, но мысленно его называл просто киллером. Так военнослужащего, выделяющегося среди прочих своей формой, воспринимают как просто какого-то солдата. Киллер казался Жарову безликим, серым, как и все они, которых он за многие годы работы с милицией повидал достаточно.
Отпечатки на браунинге были его, и никаких других больше. Сам он приехал на южный берег якобы отдохнуть. И жил, между прочим, в Одессе, как и Шурупов, его жена и Груздева. Человек с сомнительным прошлым, уголовник. Такой человек вполне может быть профессиональным убийцей. Ему могли бы заказать, например, самого Шурупова. Но вот зачем ему стрелять в Груздеву?
Показания он давал довольно путаные. Да, из Одессы – ну и что? Пьет беспробудно – это да, есть такой грех! Пистолет? Не знает, откуда он взялся.
Все улики были против него: и взятый служебной собакой след, и оружие с отпечатками. Не считая косвенных доказательств: его принадлежность к Одессе и уголовную личину. Уход в молчанку не давал ему никаких шансов. Посадят в любом случае: выдаст он своих заказчиков или нет.
Раненная женщина меж тем была без сознания, но врач уверял, что ее жизнь уже вне опасности…
Вечером Пилипенко зашел к Жарову в редакцию. В очаге поблескивало искусственное пламя, но привычка класть ноги на каминный экран была неистребима, как и потягивать представительское виски.
– Я решил взглянуть на всю эту историю под другим углом, – заявил следователь, поднимая стакан, гремящий льдом. – Только что еще раз допросил киллера. Но уже с новой точки зрения.
– Ты, как всегда, опять скрываешь существенные детали.
– Вовсе нет. Вот эта деталь. Дело в том, что киллер тоже – как Груздева и Шурупова – ехал из Одессы поездом.
– В этом нет ничего удивительного, ведь он вез с собой браунинг. Он не смог бы пройти через контроль в самолете.
– Да это понятно, – махнул рукой Пилипенко. – С Груздевой тоже: при ней был флакончик с ядом. Возникает вопрос: а какую недопустимую вещь везла Шурупова?
– Может быть, ее и вправду укачивает в самолете? Случайное совпадение…
– Брось! Ты лучше меня знаешь, что случайных совпадений в детективе быть не может.
– Но у нее не все в порядке со здоровьем. Вспомни, как она глотала валидол.
– Да, я видел, причем, два раза. Уж не демонстрация ли это была?
– Демонстрация чего? Больного сердца? Зачем?
Пилипенко отхлебнул из своего стакана и надолго задумался. Вдруг лицо его просветлело. Жаров услышал хорошо знакомый звук: следователь щелкнул пальцами. Это означало, что и очередная разгадка щелкнула сейчас в его голове.
– Не расскажешь? – спросил Жаров друга.
– Нет, конечно. Я только что и в самом деле сложил значительную часть пазла, именно вспомнив, как глотала эта женщина валидол, вернее – какой валидол. Первый раз это был тот, что она привезла из Одессы. Второй – я заметил – в блистере местного производства. В этом-то и суть.
– Ладно, – вздохнул Жаров. – Ближе к концу ты всегда закрываешься. А вот у меня перед глазами два нательных крестика – на груди Груздевой и Шурупова. Не покидает ощущение, что, тайна кроется именно в этих крестиках.
– Крестик, крестик, нательный крестик... Ну, конечно! – Пилипенко во второй раз щелкнул большим и средним пальцем. – Молодец, Жаров! Ты подсказал мне последнюю идею. Теперь пазл сложен полностью. Пусть мы еще и не нашли человека, чей номер записался в мобильник Шурупова, но я уже знаю, кто этот человек. Вернее, представляю, чем он занимается. Финал расследования теперь – просто вопрос времени.
И вправду: рано утром в редакции раздался звонок.
– Мы нашли и взяли этого человека! – будто бы отрапортовал Жарову следователь. – И я хочу попросить тебя об одной любезности. Вечером, ровно в семь я намереваюсь провести небольшое собрание в неформальной обстановке.
– Ясно, – сказал Жаров. – Мой офис в твоем распоряжении.
– Ты только позаботься о чае там, кофе с пирожными…
– Ого! Будет дама?
– Обе! Груздева вполне оправилась от ранения и ее отпустят из больницы на часок. Ну, а нам с тобой, после всего – сам знаешь, что.
* * *
В портале камина стоял электрический агрегат, имитирующий топку. Мерно мерцало изображение пламени. Жаров покрутил ручку управления на пульте, пламя засветилось ярче.
– Летом камин по-настоящему не затопишь, – объявил он, разгибаясь. – Тут сразу откроется городская баня.
Он подошел к окну и присел на край подоконника. Не все присутствующие знали, что это всего лишь старая привычка журналиста: кому-то из гостей могло показаться, что он избрал себе такое неудобное место просто потому, что все остальные были заняты. Лишь компьютерное кресло следователь задвинул за столешницу, попросив его не трогать. Очевидно, оно должно было сегодня понадобится для каких-то особых целей.
Лейтенант Клюев стоял у плотно закрытой двери, ведущей в холл для посетителей. Минин сидел за журнальным столиком, держа наготове бархатную папку с бумагами и загадочную коробку из-под обуви. Шурупова и Груздева расположились на черном кожаном диване. Голову раненой облегала плотная повязка. Жаров читал историю ее травмы и хорошо представлял, что сейчас под этой повязкой. Было ясно: эта девушка навсегда простилась со своими пушистыми волосами, так пленившими Жарова при первой встрече.
– Баня очищает не только тело, но и душу, – серьезным тоном сказал следователь. – Кое-кому все же придется отмыть свои грехи... Это касается не только здесь присутствующих, но и лиц, находящихся за дверью.
Он указал на дверь, ведущую в приемную. Все посмотрели на эту добротную деревянную дверь. Меж тем Пилипенко продолжал, по своей старой привычке цитируя классику – как всегда, нечто широко известное, из школьной программы, чтобы каждый присутствующий мог настроиться на легкую волну:
– Я пригласил вас, господа с тем, дабы здесь, в неформальной обстановке, расставить все мыслимые и немыслимые точки над "е". Для того, чтобы завершить это странное, запутанное дело, нам и понадобилось присутствие других гостей.
– Разве дело о смерти моего мужа не закрыто? – с недоумением спросила Шурупова.
– Вероятно, это произойдет завтра, в самом начале рабочего дня, – сказал следователь. – А теперь позвольте представить вам одного человека. Лейтенант Клюев! Это твой первый объект.
Клюев, похоже давно ожидавший сигнала, немедленно распахнул дубовую дверь. За нею стоял часовой в форме, а позади него, в креслах сидели двое мужчин. Один из них был пресловутым киллером из Одессы: он красноречиво поблескивал стальными наручниками. Другого Жаров видел впервые.
Вот так всегда, – с грустью подумал он. – Из кожи вон лезешь, всячески помогаешь им, а когда приходит финал расследования, Пилипенко внезапно отрезает всю информацию, будто печется о том, чтобы Жарову было интересно высиживать это зрелище до конца, словно Жаров не участник событий, а зритель, смотрящий по телеку детектив.
Дело, конечно, было в другом: как бы ни доверял ему старый друг, Жаров был прежде всего журналистом. А с этими ребятами и девчонками надо держать ухо востро и рот на замке, – как любил повторять следователь. Например, Анюту, которая прислала Жарову снимки аварийной яхты в самый первый день, он ненавидел поистине на физиологическом уровне.
Так или иначе, но все это торможение работало на главную идею Жарова, на его метод расследования, который он выстрадал путем долгой практики и глубокого теоретизирования. Искусство и жизнь настолько переплетены в реальности, что в какой-то момент принципы искусства начинают работать и в жизни. Надо лишь вовремя поймать этот момент и воспользоваться им. Только потому, что Жаров смотрел на расследование как на какой-то сверхсценарий, который пишет некий высший автор, всем им, в этой долгой общей работе, и удавалось найти ключи даже к самым немыслимым тайнам.
Меж тем Клюев что-то сказал часовому, тот кивнул и передал вглубь помещения:
– Бакунин, на выход!
Маленький щуплый человек поднялся, переступил через ноги киллера, словно через пару огромных бревен, и вошел в помещение редакции.
– Садитесь, – сказал Пилипенко и вывернул из-за стола компьютерное кресло Жарова.
– Обычно говорят "присаживайтесь", – пробурчал Бакунин.
– А вы вот садитесь, – твердо повторил Пилипенко.
Бакунин сел.
– Представьтесь, пожалуйста, – попросил следователь.
– Бакунин Борис Андреевич, – сказал новый фигурант и выжидательно посмотрел на следователя.
– И что же вы замолчали? – спросил тот. – Расскажите, кто вы и чем занимаетесь. Повторите все, что сообщили на предварительном следствии.
– Я это. Особых дел мастер, – с натянутой улыбкой проговорил Бакунин.
Жаров с удивлением оглядел его: маленький, довольно пожилой человек в крупных очках, лысоватый, с выпуклым лбом, что делало его похожим на классического инопланетянина.
– Продолжайте! – подтолкнул его следователь. – Нам всем очень интересно.
– Ну, я того, – промямлил Бакунин. – Помогаю людям порой начать новую жизнь.
Жаров встрепенулся:
– Вы акушер-гинеколог?
Бакунин замахал ручонками.
– Нет, что вы! Я всего лишь художник.
– Не стесняйся, – ехидно подхватил следователь, уже переходя на "ты". – Расскажи нам, что ты там такое рисуешь?
Бакунин опустил голову, ответил уныло:
– Новые документы.
– Фальшивые, – зловеще прошептал следователь.
Бакунин вдруг возмутился, вскинул голову:
– Пардон, настоящие!
Пилипенко резко обернулся к Клюеву.
– А что же он у тебя без браслетов?
Клюев развел руками.
– Так он не задержанный. И почему ему надо быть в браслетах?
– Потому что он убивает людей.
Все присутствующие с удивлением посмотрели в сторону Бакунина. Тот сидел, опустив большую голову на тонкой шее, словно нашкодивший мальчишка. Наконец, ответил:
– Я это... Еще никого своими руками...
– Заказываешь, батенька! – выкрикнул Пилипенко. – Вот что нам сообщили из Одессы.
Он взял со стола Минина лист бумаги, оглядел его, держа на вытянутой руке. Проговорил:
– Две недели назад Шурупов Сергей Александрович перевел значительную сумму на счет Евстигнеева Олега Григорьевича, жителя поселка Мирный Тюменской области. И не просто значительную сумму, а все свое состояние.
Шурупова встрепенулась:
– Как это все состояние? Зачем? Да кто такой этот Евстигнеев?
Она с недоумением переводила взгляд с Пилипенки на Бакунина. Следователь сказал:
– Поведай почтенной публике, кто такой Евстигнеев?
– Он того...
Бакунин замолк, умоляюще глядя на следователя.
– Тогда я расскажу, – со вздохом начал Пилипенко. – Замечу сначала, как вообще здесь оказался гражданин Бакунин. Среди камней на дне моря, в мире крабов и раковин, неподалеку от того места, где пристала к берегу яхта, мы обнаружили мобильный телефон покойного.
Минин, словно некий ассистент в театральной постановке, достал из обувной коробки телефон и продемонстрировал его публике.
– Звонок от этого человека, – Пилипенко указал на Бакунина, – был записан в памяти аппарата. Как и ваши сообщения, между прочим, – следователь обернулся к Груздевой с грустной улыбкой.
Девушка вспыхнула:
– Значит, вы прочитали, о чем и Сергей писал мне?
– И это стало ключом к разгадке, – сказал следователь. – Теперь о Евстигнееве из поселка Мирный.
Он заглянул в листок, словно в шпаргалку.
– Одинокий, несчастный пьяница, – следователь посмотрел на Шурупову. – Ваш муж перевел ему все свое состояние, но никогда в жизни не видел этого человека. Неделю назад Евстигнеев исчез. Думаю, что он убит. И вряд ли будут найдены его останки.
Особых дел мастер Бакунин хотел было что-то сказать, но изумленный возглас Шуруповой перебил его:
– Я ничего не понимаю!
– Немного терпения, – сказал ей следователь и вновь обратился к Груздевой. – По вашим показаниям, вы приехали в Ялту для того, чтобы встретиться с Шуруповым Сергеем и просто провести с ним несколько дней, так?
– Да уж... – прокомментировала Шурупова, бросив на девушку полный отвращения взгляд.
Груздева выглядела возмущенной. Высоким голосом отчеканила:
– Все уже выяснялось неоднократно. Да, я ждала Сергея в Ялте. Да, я увидела яхту. Она шла полным ходом к берегу. На звонки Сергей не отвечал. И я поторопилась встретить яхту на берегу.
Пилипенко глубоко вздохнул:
– Все было не так, как вы нам рассказываете. Вы действительно находились на пляже в Ореанде, когда яхта подошла к берегу, и вправду влезли на борт.
– Разве я отрицаю? Должна же я была узнать, что случилось на яхте...
Пилипенко махнул рукой.
– Дело не в этом. Вот как все было на самом деле. Вы спустились в каюту, открыли платяной шкаф и разбросали вещи по полу, имитируя беспорядок. Включили газовую плиту, на которой стоял кофейник.
– Да, я сделала это! – сказала Груздева.
– Зачем? – не выдержал Жаров.
– Это, может быть, трудно объяснить...
– А вы попробуйте, – подбодрил девушку Пилипенко.
Груздева, после некоторого колебания, заговорила тихим голосом:
– Сергей позвонил с борта яхты и коротко сообщил, что... Принял решение. Попрощался. И прекратил разговор. Я перезвонила, но он уже не отвечал. Пеленг аппарата показывал, что яхта идет к берегу в районе "Ореанды". Я предположила самое худшее: он все же осуществил задуманное. Сам прыгнул, а телефон бросил на палубу. Аппарат работал, значит, он не утонул вместе с ним. И надо было избавиться от этого телефона. Я взяла машину и помчалась к "Ореанде". Я должна была перехватить яхту прежде, чем это сделает кто-либо другой!
– Зачем, милочка? – с отвращением проговорила Шурупова.
– Я не с вами разговариваю, – не глядя на нее, сказала Груздева. – Дело в том, что я не могла допустить, чтобы о Сергее осталась именно такая память. Что он покончил с собой. Это противоречит религии. Сергей был христианином при жизни и должен был остаться им навсегда.
– То есть, вы поднялись на борт яхты, – сказал следователь, – сымитировали все атрибуты таинственного исчезновения, сделали в журнале последнюю загадочную запись, скопировав почерк Шурупова, а мобильник...
– Сбросила в море. Я думала, что Сергей уже мертв. Я сделала все, чтобы память о нем была незапятнанной.
– Вот так и появилась "Мария Целеста", – протянул Жаров, поймав себя на чувстве глубокого разочарования.
– Но он все же сделал это, – закончила Груздева.
– Ошибаетесь, – бодро возразил Пилипенко. – Он этого не делал. Шурупов Сергей Александрович вовсе не покончил с собой.
– Не хотите ли вы сказать, что это был какой-то несчастный случай? Случайное отравление? – Шурупова была явно возмущена.
– Нет, – сказал следователь.
– Так что же это было? – спросила Груздева.
– Убийство.
– Если он был убит, – сказала Шурупова, – то кем и как? Если знаете, то так и скажите.
– Я безусловно знаю. И непременно скажу, – следователь обратился к Груздевой, – Объясните нам пожалуйста, откуда вы взяли яд? Тот самый цианид, которым был отравлен Шурупов Сергей?
Он достал из обувной коробки флакончик и продемонстрировал его присутствующим.
– Это очень просто, – пожала плечами Груздева, – Я взяла яд у Сергея. Еще в Одессе. Я случайно обнаружила флакон в его вещах. Он не заметил. Ушел. Потом я позвонила ему и сказала, что вытащила яд.
– Зачем же вы его хранили? – спросил следователь. – Логично было бы уничтожить опасное зелье.
– Я и собиралась. Но Сергей умолял не делать этого. Он сказал, что сам тайком взял этот флакон у одного уважаемого человека. Если бы он... Если бы он использовал яд, то было бы уже все равно, а теперь, когда он передумал, надо незаметно вернуть флакон хозяину. Он попросил вернуть ему флакон. Поэтому мне и пришлось ехать поездом, хотя я предпочитаю летать.
Пилипенко задумчиво хмыкнул. Казалось, что он больше не слушает девушку, которая продолжала свои объяснения:
– Он уверял меня, что передумал. Мы договорились встретиться в Ялте и провести время, просто отдохнуть. Но с яхты он стал звонить мне и писать сообщения. Он опять решил сделать это!
Следователь будто очнулся, спросил:
– Каким же образом флакончик вновь оказался в вашем номере, а яд все же был использован и Шурупов отравлен?
– Он не мог быть в моем номере. Его забрала... Одна женщина... Я все поняла! Это она! Она подбросила мне флакончик.
Груздева вскочила и указала на Шурупову дрожащим пальцем.
– Я? Подбросила? – возмутилась та. – Вот интересно: как и когда?
– Не имею понятия. Я показала тебе флакон. Вместе с запиской Сергея, которую я вырвала из судового журнала. Ты ж сама настояла на том, что должна иметь эти вещи. Как законная жена. И забрала.
– Клевета и наглая ложь.
– Я христианка и всегда говорю правду.
– Но порой о чем-то умалчиваете, мягко возразил Пилипенко. – Я одного не пойму: как же это можно проникнуть в гостиницу, пройти незамеченной, попасть в ваш номер? И подбросить флакон.
– То-то и оно! – вставила Шурупова.
Она развернулась на диване, усевшись вполоборота к Груздевой, почти спиной к ней.
Пилипенко задумался. Вдруг лицо его просияло. Он тихо щелкнул пальцами. Сказал бодро:
– А теперь позвольте представить вам еще одного человека. Лейтенант! Очередь за объектом номер два.
Лейтенант Клюев встал и вновь распахнул дверь. Часовой впустил в помещение редакции Киллера, закованного в наручники.
– Этот человек подозревается в покушении на заказное убийство, – объявил Пилипенко.
Киллер оглядел присутствующих, вдруг улыбнулся.
– Здравствуйте! – воскликнул он, обращаясь к кому-то.
Груздева, Шурупова и Бакунин разом вскинули головы. Киллер явно смотрел на одного из этих людей, но никто из них не подал вида, что узнал его.
– Кому ты это сказал? – спросил следователь. – Ты узнаешь кого-либо?