- Вы могли бы написать об этом на ногте большого пальца.
- А, - произнес он. - Тогда я буду объяснять вам, как ребенку. Согласны?
- Отлично, - заметил я.
Он снова окинул меня пронзительным взором. На этот раз в нем угадывалось изумление.
- Вы заражаете лошадь свиным рожистым воспалением. Делаете инъекцию. Вы меня слушаете? Я говорю сейчас о прошлом, когда так использовали лошадей. Мы перестали это делать с начала 50-х годов. И не мы одни. Взять того же Берроуса Уэлкома или Бауэра в Германии. Для нас это пройденный этап, понимаете? - Да, отозвался я.
- Лошадиная кровь вырабатывает антитела для борьбы с микробами, но болезнь у лошадей не развивается, потому что это недуг, типичный для свиней, но уж никак не для лошадей.
- Такое способен понять и ребенок, - заверил его я.
- Прекрасно. Затем воздействие ослабленного вируса мы проверяем на голубях.
- На голубях? - вежливо переспросил я. Ливингстон приподнял брови.
- Обыкновенная практика. Проверяем ослабленное воздействие на голубях, чтобы усилить вирус.
- Да, конечно, - проговорил я. Он ощутил в моем голосе иронию.
- Мистер Холли, - сурово произнес он. - Вы хотите узнать обо всем этом или нет?
- Да, пожалуйста, - кротко откликнулся я.
- Ну, тогда хорошо. Благодаря голубям вирус усиливается, и его помещают на пластины с кровью. - Он оборвал себя, почувствовав мое полнейшее невежество. Возможно, мне стоит изложить так - живые микробы рожистого воспаления переносятся от голубей на пластины, содержащие кровь. Там они размножаются в достаточном количестве для инъекции в лошадиную сыворотку.
- Это замечательно, - сказал я. - Мне все понятно.
- Ладно. - Он кивнул. - Тогда кровь на пластинах была бычьей кровью.
Коровьей кровью.
- Да, - проговорил я.
- Но из-за чьей-то дурацкой оплошности на пластинах однажды оказалась лошадиная кровь. Так возник мутант воспалительного заболевания. - Он сделал паузу. - Мутанты - это изменения, проявляющиеся в организме внезапно и без видимых причин.
- Да, - снова отозвался я.
- Никто не понимал, что произошло, - продолжал он. - Вплоть до того момента, когда инъекция мутантов рожистого воспаления была введена в лошадиную сыворотку и лошади заболели. Вирус-мутант оказался на редкость стойким.
Инкубационный период обычно занимал от 24 до 48 часов после прививки. В результате у лошадей обнаруживался эндокардит, то есть воспаление сердечных клапанов.
В соседнюю комнату вошел молодой человек в расстегнутом белом халате. Я проследил, как он начал работать.
- А что стало с этими мутантами рожистого воспаления? - поинтересовался я.
Ливингстон долго шевелил губами и наконец произнес:
- Мы сохранили несколько образцов из чистого любопытства. Конечно, теперь они ослабели, и для того, чтобы их полностью возродить, придется…
- Да, - не удержался я. - Снова использовать голубей.
Он не нашел в этом ничего смешного.
- Именно так, - подтвердил он.
- И все эти проверки на голубях и работа с пластинами, они, Что, требуют большого умения? Он заморгал.
- Разумеется, я мог бы это сделать. А я не мог. Однако материал для инъекций хранился у меня в маленьких ампулах, упакованных в коробочки.
Человек в соседней комнате стал открывать шкафы. Он явно что-то искал.
- А может ли этот мутант рожистого воспаления находиться где-либо еще? Я имею в виду, не отправляли ли его из вашей лаборатории?
Ливингстон поджал губы и приподнял брови.
- Понятия не имею, - проговорил он. Затем посмотрел сквозь стеклянную стену и жестом показал на человека из соседней комнаты. - Вы можете обратиться к Барри Шуммуку. Он должен знать. Он как раз специализируется на мутантах рожистого воспаления.
Он произнес "Шуммук" как бы в рифму с "пригорком". Я подумал, что мне знакома эта фамилия. Я… Боже мой.
Я испытал настоящий шок, и у меня едва не оборвалось дыхание. Я слишком хорошо знал человека, настоящая фамилия которого была именно Шуммук.
Я глубоко вздохнул и почувствовал, что меня начало трясти.
- Расскажите мне побольше о вашем мистере Шуммуке, - попросил я.
Ливингстон был от природы болтлив и не ощутил никакого подвоха. Он пожал плечами.
- Барри прошел трудный путь. Он до сих пор любит об этом вспоминать.
Считает, что он очень много страдал. Что мир обязан ему своим существованием и тому подобное. Это осталось у него со студенческих времен. Ну, а здесь он недавно работает. Впрочем, он толковый специалист, это несомненно.
- Вы его недолюбливаете? - попытался уточнить я.
Ливингстон с изумлением посмотрел на меня.
- Я этого не утверждал.
Но по выражению его лица и голосу я понял, что он не испытывает симпатии к Шуммуку, и полюбопытствовал:
- С каким акцентом он говорит?
- С северным. Но не знаю, с каким именно. А разве не все равно?
Барри Шуммук не был похож ни на кого из моих знакомых. Я робко поинтересовался:
- Вам известно, что… у него есть брат?
На лице Ливингстона отразилось удивление.
- Да, есть. Занятно, что он букмекер. - Он задумался. - Кажется, его зовут Терри. Нет, не Терри. А, вспомнил, Тревор. Они несколько раз приходили сюда вместе… два толстых жулика.
Барри Шуммук кончил работать и двинулся к двери.
- Вы хотите с ним встретиться? - осведомился мистер Ливингстон.
Я покачал головой. Вот уж чего я никак не хотел, знакомиться с братом Тревора Динсгейта в лаборатории, полной опасных микробов, с которыми он прекрасно умеет обращаться, а я нет.
Шуммук открыл дверь, вышел в застекленный коридор и направился в нашу сторону.
О, нет, подумал я.
Он явно намеревался зайти к нам, распахнул дверь комнаты, в которой мы находились, и заглянул туда, просунув голову и плечи.
- Доброе утро, мистер Ливингстон, - Сказал он. - Вы не видели мою коробку с диапозитивами?
Голоса у братьев были очень похожи - самоуверенные и довольно резкие. Но Барри говорил с более сильным манчестерским акцентом. Я попытался спрятать свою левую руку и заложил ее за спину. Лишь бы он поскорее убрался, подумал я.
- Нет, - не скрывая удовольствия, откликнулся мистер Ливингстон. - Барри, не могли бы вы уделить…
Ливингстон и я стояли перед рабочей скамеечкой, уставленной пустыми стеклянными колбами. Я повернулся влево, по-прежнему держа руку за спиной, и неловко задел скамейку правой рукой.
Разбил я не так уж и много, но грохот разнесся по всему коридору. От досады и удивления Ливингстон вновь зашевелил губами и подхватил уцелевшие колбы. Я повернулся к двери.
Она была закрыта. Спина Барри Шуммука мелькнула где-то в середине коридора, полы его халата развевались от быстрой ходьбы.
Я глубоко и с облегчением вздохнул и аккуратно поставил скамейку на место.
- Он ушел, - проговорил мистер Ливингстон. - Как жаль.
Я опять поехал в Исследовательский центр коневодства к Кену Армадейлу.
В дороге я прикидывал, сколько времени понадобится словоохотливому мистеру Ливингстону, чтобы рассказать Барри Шуммуку о визите человека по фамилии Холли, которого интересовали случаи свиного рожистого воспаления у лошадей.
Я чувствовал себя слабым и больным.
- Она сопротивляется всем обычным антибиотикам, - сказал Кен. - Настоящая, чистая работенка.
- Что ты имеешь в виду?
- Если любой старый антибиотик способен ее убить, ты не можешь быть уверен, что лошади не давали огромную дозу, как только у нее поднялась температура, но болезнь еще не развилась.
Я вздохнул.
- И как же им удалось повысить сопротивляемость?
- Они понемногу кормили ее антибиотиками, и у нее выработался иммунитет.
- Все это сложно чисто технически, тебе не кажется?
- Да, довольно-таки.
- Ты когда-нибудь слышал о Барри Шуммуке? Он нахмурился.
- Нет, не думаю.
Внутренний голос неотступно просил меня прекратить расспросы, скрыться, улететь в какое-нибудь безопасное место… в Австралию или на Северный полюс.
- У вас здесь есть кассетный магнитофон? - задал я вопрос.
- Я пользуюсь им для заметок, которые мне потом понадобятся. - Он встал, принес его и поставил для меня на стол, зарядив новую кассету. - Обычная болтовня, - сказал он. - В него встроен микрофон.
- Стой и слушай, - проговорил я. - Мне хочется, чтобы тут был свидетель.
До него не сразу дошел смысл моих слов.
- У тебя такой напряженный и озабоченный вид. Похоже, что это игра не по правилам?
- Нет, не всегда.
Я включил магнитофон и для начала назвал свое имя, лабораторию, где мы находились, и дату. Затем снова выключил его, сел и посмотрел на пальцы, которыми мне нужно было нажимать на кнопки.
- Что это, Сид? - спросил Кен.
Я взглянул сперва на него, а потом опять вниз.
- Ничего.
Я должен это сделать, подумал я. Непременно должен. Я никогда не стану прежним, если не сделаю этого.
Если я сделал выбор, а мне казалось, что я и правда его сделал, мне нужно сосредоточиться, хорошенько подумать и завершить дело, чего бы мне это ни стоило.
Возможно, мне будет страшно. Чисто физически страшно. Возможно, со мной что-то случится. Случится с моим телом, и я стану полным инвалидом. Такое я допускал. Но я никак не мог допустить, что начну презирать себя. Теперь я отчетливо сознавал, что подобное для меня хуже смерти.
Я одновременно нажал кнопки "настройка" и "запись" и бесповоротно нарушил обещание, которое дал Тревору Динсгейту.
Глава 16Я позвонил Чико во время ленча и рассказал ему, что выяснил причину болезни лошадей Роз-мари.
- Суть в том, - начал я, - что сердечная недостаточность всех четырех лошадей вызвана свиным рожистым воспалением. Это сложная история, и я не стану излагать тебе подробно, как все случилось. Пусть теперь у распорядителей болит голова.
- Свиная болезнь? - недоверчиво переспросил Чико.
- Да. У большой букмекерской шишки Тревора Динсгейта есть брат. Он работает в месте, где производят вакцину для прививок от оспы, дифтерии и тому подобного. Они вместе разработали проект и начали заражать лучших лошадей вирусами свиного рожистого воспаления.
- И те стали проигрывать, - догадался Чико. - А уж они в это время гребли деньги лопатой.
- Верно, - сказал я.
Мне было очень трудно излагать план Тревора Динсгейта обычными словами и говорить о нем, словно об очередной "головоломке" нашей клиентки.
- А как ты это обнаружил? - поинтересовался Чико.
- У Генри Трейса умер Глинер, и вскрытие показало свиное рожистое воспаление. Когда я отправился в лабораторию по производству вакцин, то увидел там человека по фамилии Шуммук. Он специализируется на всяких странных микробах. И тут я вспомнил, что настоящая фамилия Тревора Динсгейта тоже Шуммук. Тревор Динсгейт очень близок с Джорджем Каспаром… а все заболевшие лошади, о которых нам известно, - из конюшни Джорджа Каспара.
- Любопытные совпадения, не так ли? - откликнулся Чико.
- Да, в какой-то мере. Но служба безопасности может ими воспользоваться.
- Эдди Кейт? - скептически произнес он.
- Он не брал за это взятки, не беспокойся.
- Ты сообщил Розмари?
- Еще нет.
- В этом есть что-то смешное, - заявил Чико.
- М-м-м.
- Ладно, Сид, дружище, - сказал он. - Ты с пользой провел весь этот день.
А мы разузнали кое-что о Ники Эше.
- Ники Эш с его ножом в носке - пустяк но сравнению с… по сравнению с…
- Эй, - донесся до меня обиженный голос Чико. - Неужели ты недоволен?
- Доволен, конечно. Что же вы разузнали?
- Он отправил-таки несколько этих проклятых писем. Я зашел к тебе сегодня утром, просто посмотреть, как там у тебя, и увидел два больших конверта с сообщениями "предупрежденных" клиентов.
- Потрясающе, - проговорил я.
- Я открыл их. Оба письма нам прислали люди с фамилиями на букву "П". Так что я недаром столько ходил.
- Значит, мы получили письма с просьбами?
- Несомненно. Точно такие же, как у твоей жены, конечно, кроме адреса для посылки денег. У тебя есть ручка?
- Да.
Он прочел адрес одного из писем. Оно было отправлено из Клифтона в Бристоле. Я задумался. Я мог бы или поручить дальнейшее расследование полиции, или сначала проверить сам. Проверка показалась мне весьма соблазнительным делом.
- Чико, - сказал я. - Позвони на квартиру Дженни в Оксфорд и попроси Льюис Макиннес. Передай ей, чтобы она перезвонила мне сюда, в отель "Рутленд" в Ньюмаркете.
- Ты боишься своей бывшей жены?
- Ты сделаешь это или нет?
- Да, разумеется. - Он засмеялся и повесил трубку.
Когда телефон снова зазвонил, на другом конце провода была не Льюис, а снова Чико.
- Она выехала из этой квартиры, - доложил он. - Твоя жена дала новый номер ее телефона. - Он прочел его мне. - Что-нибудь еще?
- Тебе нетрудно принести завтра днем, ну, допустим, часа в четыре твой кассетный магнитофон в Жокейский Клуб на Портмен-сквер? Как и в прошлый раз?
- Нет, - возразил он.
- Теперь мы войдем с парадного входа.
К моей радости, Льюис была дома и взяла трубку. Когда я объяснил ей, чего хочу, она отнеслась к этому недоверчиво.
- Вы действительно нашли его?
- Да, - ответил я. - Наверное. Не могли бы вы подъехать и подтвердить, что это он?
- Да, - без колебаний проговорила она. - Где мне нужно быть и когда?
- Это где-то в Бристоле. - Я помедлил и робко произнес:
- Я сейчас в Ньюмаркете. Я могу забрать вас по дороге в Оксфорд, а потом мы отправимся туда.
Вдруг нам удастся выследить его вечером… или завтра утром.
Она долго молчала, а потом призналась мне:
- Я больше не живу в квартире Дженни.
- Да. Ну и как?
Очередная пауза, а затем спокойный, уверенный ответ:
- Ладно.
Она ждала меня в Оксфорде.
- Привет, - поздоровался я, выходя из машины.
- Привет.
Мы поглядели друг на друга. Я поцеловал ее в щеку. Она улыбнулась и, я готов был в это поверить, обрадовалась встрече. Льюис проскользнула в машину вслед за мной.
- Вы можете передумать.
- Как и вы.
Однако мы оба сели, и я поехал в Бристоль, чувствуя себя довольным и беззаботным. Тревор Динсгейт еще не начал следить за мной, а Питер Раммилиз и его подручные на этой неделе скрылись из виду. Никто, кроме Чико, не знал, куда я еду. Впрочем, туманное будущее не должно омрачать счастливое настоящее, рассудил я. Мне не хотелось думать о том, что может случиться, и почти все время это удавалось.
Сперва мы остановились в загородном отеле, о котором мне кто-то рассказывал. Его выстроили высоко на скалах, с видом на ущелье Эй вон. Комфорт этого отеля мог удовлетворить любого.
- Мы никогда здесь не были, - проговорила Льюис, глядя на роскошное убранство.
- Я заказал номер по телефону.
- Какой вы предусмотрительный! Один номер или два?
- Один.
Она улыбнулась, словно это ей очень понравилось, и нас провели в большую, обитую панелями комнату с продолговатыми коврами, старинной полированной мебелью и огромной кроватью, украшенной муслиновыми оборками в американском стиле.
- Боже мой, - восхищенно воскликнула Льюис. - А я-то рассчитывала попасть в обычный мотель.
- Не знаю, для чего тут такая кровать, - бесстрастно откликнулся я.
- Ну, как же, - засмеялась она. - От нее больше кайфа.
Мы распаковали чемоданы, освежились под душем в ванной, скрытой за панелями, и вернулись в машину. Льюис насмешил новый адрес Никласа Эша, и она всю дорогу улыбалась.
Улица была одной из самых престижных в Бристоле, и дом тоже казался с виду респектабельным и богатым, пятиэтажное здание, выкрашенное в белый цвет.
Я припарковал машину на той же стороне дороги, неподалеку от шоссе. Ники часто выходит на прогулку в семь вечера, сказала мне Льюис. Для него это разминка после многочасового печатания на машинке. Может быть, он и сегодня так поступит, если, конечно, здесь.
А может быть, и нет.
Погода стояла теплая и безветренная, и мы открыли окна машины. Я зажег сигарету, и дым поплыл легкими кольцами. Как мы мирно ждем, подумал я.
- Откуда вы родом? - спросила Льюис. Я выпустил очередное кольцо дыма.
- Мой отец был мойщиком окон. Он нелепо погиб, свалившись с лестницы как раз накануне свадьбы. Так что я его незаконный сын.
Она расхохоталась.
- Вы это очень ловко придумали.
- А вы?
- А я законная дочь менеджера стекольной фабрики и судьи. Мои родители живы и живут в Эссексе.
Мы побеседовали о братьях и сестрах, которые у меня отсутствовали, а у нее были и тот и другая. Об образовании - у меня оно было весьма поверхностное, а у Льюис фундаментальное. Вообще о жизни, в которой она мало что видела, а я гораздо больше.
Мы не заметили, как прошел час. Ничто не нарушало тишины. Пели птицы. Мимо нас пронеслось несколько машин. Мужчины возвращались домой с работы и сворачивали на узкую дорожку. Вдалеке хлопали двери. Но из дома, за которым мы наблюдали, никто не выходил.
- А вы терпеливый, - заметила Льюис.
- Иногда я проводил так целые часы.
- Довольно уныло.
Я взглянул в ее ясные, умные глаза.
- Но не этим вечером.
Пробило семь часов, а Ники так и не появился.
- Сколько мы здесь проторчим?
- До темноты.
- Я проголодалась.
Прошло еще полчаса. Я узнал, что она любит керри и паэллу и ненавидит шпинат. Я узнал, что книга, над которой она работает, стала для нее истинным проклятием.
- Я совсем выбилась из графика, - начала она, - и… Боже мой, это он.
Льюис широко открыла глаза. Я посмотрел в ту же сторону, что и она, и увидел Никласа Эша.
Он вышел не из парадной двери, а откуда-то сбоку. Мой ровесник или немного моложе. Выше меня, но такой же худощавый. Волосы того же цвета, что и у меня.
Темные, слегка вьющиеся. Темные глаза. Узкая челюсть. Невероятно, до чего же мы похожи.
От этого сходства можно было испытать шок, но все-таки Ник производил совсем иное впечатление. Я достал из кармана брюк свой портативный фотоаппарат, по обыкновению открыл крышку зубами и сфотографировал его.
Приблизившись к воротам, он остановился и оглянулся. Какая-то женщина бросилась за ним вслед и позвала:
- Нед, Нед, подожди меня.
- Нед, - проговорила Льюис и вжалась в свое кресло. - Интересно, если он сейчас пройдет мимо, заметит он меня или нет?
- Если я вас поцелую, то не заметит.
- Ладно, давайте, - согласилась она. Однако я успел сделать еще один снимок.
На вид эта женщина была значительно старше его, около сорока, изящная, привлекательная, взволнованная. Она схватила его за руку и поглядела ему прямо в глаза. Даже за двадцать миль в ее взгляде чувствовалось обожание. Он посмотрел на нес сверху вниз, весело улыбнулся, потом поцеловал ее в лоб и закружил по мостовой, обняв за талию. Они двинулись нам навстречу. Настроение у них было отличное, и он даже подпрыгивал на ходу.