Когда он ушел, я сел и живо припомнил весь обрушившийся на меня кошмар.
Это уж слишком, как сказал бы Чико.
Слишком? Почему?
Чарльз снова спустился в гостиную в шесть часов. Он по-прежнему был в халате и показался мне совершенно невозмутимым.
- Ты еще здесь? - проговорил он.
- Ага.
- Хочешь кофе?
- Лучше чай.
Он вышел и вскоре принес две большие чашки. Одну из них поставил на столик прямо у дивана, а сам сел со своей чашкой в кресло. Он не отрывал от меня глаз, но их взгляд был невыразительным.
- Ну, как? - осведомился он. Я вытер лоб.
- Когда вы смотрите на меня, - нерешительно начал я. - Нет, не сейчас.
Интересно, что вы во мне видите?
- Ты же сам знаешь.
- Вы видите мои страхи, сомнения, стыд, сознание бесполезности и неприспособленность?
- Конечно, нет. - Кажется, его изумил мой вопрос. Он отпил глоток чая и серьезным тоном проговорил:
- Ты никогда не выказывал таких чувств.
- У каждого человека есть внешний и внутренний мир, - отозвался я. - И они могут не совпадать.
- Это, что, окончательный вывод?
- Нет. - Я взял чашку и подул на кипяток. - Для себя я просто комок нервов. Мне кажется, что я весь состою из страха, нерешительности и глупости. А для других… Что ж, это выглядит иначе. Поэтому мы с Чико и угодили в такую передрягу. - Я отпил глоток. Чарльз по обыкновению заварил чай так крепко, что у меня защипало язык. Впрочем, иногда мне это нравилось. - Когда мы начали расследование, нам подфартило. Иными словами, работа оказалась сравнительно легкой, и нас стали считать везунчиками. А на самом деле мы немногого добились.
- И это, конечно, значит, что вы действовали наугад, - сухо заметил Чарльз.
- Вы же знаете, что я хочу сказать.
- Да, знаю. Томас Улластон звонил мне вчера утром. Он сказал, что хочет выяснить, как быть с распорядителями на скачках в Эпсоме. Полагаю, что это лишь предлог. Ему не терпелось сообщить, что он о тебе думает. По его мнению, ты нашел себя в расследованиях, и хорошо, что ты больше не жокей.
- А вот мне жаль. Теперь я был бы жокеем экстра-класса, - со вздохом признался я.
- Итак, кто-то напал вчера на тебя и Чико, испугавшись вашего нового успеха?
- Это не совсем точно, - возразил я и рассказал ему, о чем думал ночью. Он жадно слушал, и его чай успел остыть.
Когда я кончил, он долго молчал и глядел на меня, а потом произнес:
- Похоже, что вчера у тебя был ужасный вечер.
- Да, вы правы.
Он снова замолчал, а через минуту спросил:
- И что же дальше?
- Я прикидываю, - робко сказал я, - сможете ли вы мне сегодня помочь. У меня есть несколько дел, а я…
- Ну, конечно, - охотно отозвался он. - А что именно ты собирался сделать?
- По четвергам вы бываете в Лондоне. Не трудно ли вам поехать на "Лендровере" вместо "Роллса", оставить его на стоянке и забрать мою машину?
- Если ты так хочешь, - без особого энтузиазма откликнулся он.
- Там в чемодане лежат новые батарейки, - пояснил я.
- Разумеется, я поеду.
- Не могли бы вы до этого забрать в Оксфорде фотографии? Я заснял Никласа Эша.
- Сид!
Я кивнул толовой.
- Мы его отыскали. В машине есть и письмо с его новым адресом. Письмо с просьбой, как и прежние.
Он покачал головой, удивившись глупости Никласа Эша.
- У тебя есть еще какие-нибудь поручения?
- Боюсь, что целых два. Первое - в Лондоне, и оно простое. Ну, а что касается второго… Вы не могли бы съездить в Танбридж-Уэллс?
Когда я сказал, для чего мне это нужно, он согласился, хотя понял, что ему не придется участвовать в заседании совета.
- И будьте добры, одолжите мне фотоаппарат. Мой остался в машине… Да и чистая рубашка мне бы не помешала.
- В таком порядке?
- Да, пожалуйста.
Я мог бы пролежать на диване тысячу лет, но поборол себя, поднялся, забрал фотоаппарат и отправился наверх к Чико.
Он тоже лежал на диване и бессмысленно глядел в потолок. Очевидно, воздействие лекарств постепенно уменьшилось. Когда я сообщил, что хочу его сфотографировать, он вяло запротестовал.
- Да пошел ты…
- Подумай об официантках.
Я откинул одеяло и простыню и сфотографировал все его раны и синяки. Ну, а раны и синяки в душе Чико никакому измерению не поддавались. Я снова укрыл его.
- Прости, - сказал я.
Он не ответил, а я подумал, что мне в общем-то незачем извиняться. Зато, что не вовремя явился к нему, или за то, что втянул его в свои дела, и результат оказался страшным? Недавно он заявил, что никакой тайны синдикатов не существует, и был прав.
Я вынул кассету с пленкой и протянул ее Чарльзу.
- Попросите напечатать фотографии к завтрашнему, - сказал я. - Объясните, что это нужно для полиции.
- Но ты же говорил, что обойдешься без полиции, - удивился Чарльз.
- Да, но если он подумает, что в полиции уже есть показания, то к ним не побежит.
- Наверное, тебе ни разу не приходило в голову, что ты себя мало ценишь, проговорил Чарльз и дал мне чистую рубашку.
Я позвонил Льюис и сообщил, что не смогу сегодня с ней встретиться. Так сложились обстоятельства, уклончиво заметил я, и она отреагировала достаточно спокойно.
- Ну, ничего.
- А вот мне не "ничего", - не выдержал я. - Может быть, через неделю?
Кстати, что ты будешь делать в ближайшие дни?
- Дни?
- И ночи?
Она явно повеселела.
- Работать над книгой.
- О чем она?
- О розах, облаках, звездах и их роли в жизни твоей приятельницы.
- О, Льюис, как я хочу тебе помочь, - вздохнул я.
Она рассмеялась и повесила трубку, а я отправился к себе в комнату и снял запыленную, окровавленную и потную рубашку. Окинул беглым взглядом свое отражение в зеркале и не обрадовался. Надел мягкую фланелевую рубашку Чарльза и улегся в постель. Подобно Чико, я лежал на боку и чувствовал то же, что и он. В конце концов мне удалось заснуть.
Вечером я спустился в гостиную, сел на диван и стал ждать Чарльза, однако первой появилась Дженни.
Она увидела меня и мгновенно вспыхнула. Потом посмотрела мне в лицо и сказала:
- Нет, неужели снова?
- Привет, - поздоровался я.
- И что у тебя на этот раз? Вновь сломал ребра?
- Нет, наверное.
- Я тебя слишком хорошо изучила. - Она села на другой конец дивана, у моих ног. - Что ты здесь делаешь?
- Жду твоего отца.
Дженни уныло взглянула на меня.
- Я собираюсь продать эту квартиру в Оксфорде, - сообщила она.
- Неужели?
- Она мне разонравилась. Льюис Макиннес уехала, и квартира постоянно напоминает мне о Ники…
- А я не напоминаю тебе о Ники?
Она удивилась и ответила:
- Конечно, нет… - А потом неторопливо добавила:
- Но он… - и оборвала себя.
- Я его видел, - признался я. - Три дня назад, в Бристоле. Он здорово похож на меня. От изумления она лишилась дара речи.
- Разве ты этого не замечала? - не отставал я. Дженни покачала головой.
- Ты пыталась вернуться к самому началу нашего знакомства.
- Это ложь. - Но по ее голосу я понял, что был прав. Она даже намекала мне на это сходство, когда я приехал в Эйнсфорд и взялся за поиски Эша.
- И где ты намерена жить? - полюбопытствовал я.
- А почему это тебя так волнует?
Я подумал, что ее жизнь в той или иной мере всегда волновала меня.
- Как ты его нашел? - задала она вопрос.
- Он дурак.
Мои слова не привели ее в восторг. Дженни метнула на меня враждебный взгляд, дав понять, кого из нас она до сих пор предпочитает.
- У него есть другая женщина, - сказал я. Дженни гневно вскочила, и я с запозданием осознал, что наговорил лишнего и она может меня ударить.
- Ты что, хотел меня разъярить? Тебе что, от этого лучше, да?
- Ты должна выбросить его из головы, пока он еще не попал под суд и не загремел в тюрьму. Ты же проклянешь себя, если этого не сделаешь.
- Я тебя ненавижу, - заявила она.
- Это не ненависть, а оскорбленная гордыня.
- Да как ты смеешь!
- Дженни, - начал я. - Не стану скрывать, для тебя я готов на многое. Я долго любил тебя, и твоя судьба мне не безразлична. Зачем же мне было искать Эша и обвинять его в мошенничестве, если ты так ничего и не поняла? Открой глаза и посмотри, каков он на самом деле. Ты не на того разозлилась. Это он во всем виноват.
- Ты ничего не добился, - неприязненно проговорила она.
- Уходи, - бросил ей я.
- Что?
- Уходи. Я устал.
Она не сдвинулась с места и то ли недоуменно, то ли с отвращением глядела на меня. В эту минуту в гостиную вошел Чарльз.
- Хэлло, - сказал он. По выражению лица моего бывшего тестя я понял, что его насторожила, общая атмосфера.
- Здравствуй, Дженни. Она приблизилась и поцеловала его в щеку.
- Сид уже рассказал, что он отыскал твоего друга Эша? - спросил он.
- Он не мог утерпеть.
Чарльз принес большой коричневый конверт. Он открыл его, вынул его содержимое и передал мне. Там были три фотографии Эша и очередное письмо с просьбой. Фотографии получились удачными.
Дженни выхватила два снимка и начала рассматривать верхний.
- Ее зовут Элизабет Мор, - медленно произнес я. - А его настоящее имя Норрис Эббот. Она называет его Нед.
На третьем снимке, который я взял в руки, они стояли в обнимку и смеялись.
Их лица светились счастьем, и они не пытались этого скрыть.
Я молча передал Дженни письмо. Она развернула его, посмотрела на подпись и сразу побледнела. Мне стало ее жаль, но я знал, что об этом нельзя говорить.
Она бы мне не простила.
Дженни перевела дух и протянула письмо отцу.
- Ладно, - проговорила она после паузы. - Ладно. Отдай эти снимки в полицию.
Она опять села на диван. По ее позе чувствовалось, что решение далось ей нелегко. Дженни вытянула ноги, выгнула спину, повернулась вполоборота и взглянула на меня.
- Ты хочешь, чтобы я тебя поблагодарила? - спросила она.
Я покачал головой.
- Когда-нибудь я это сделаю.
- Не стоит.
Она покраснела от гнева и сказала:
- Ты снова за свое.
- За что?
- Я не желаю чувствовать себя виноватой, а ты меня заставляешь. Я знаю, что часто обращалась с тобой по-свински. А ты играешь в благородство.
- Виноватой в чем?
- В том, что бросила тебя. Что наш брак распался.
- Но это не твоя вина, - возразил я.
- Да, не моя, а твоя. Твой эгоизм, твое упрямство, твоя проклятая жажда победы. Ради победы ты готов на все. Ты всегда должен быть первым. Ты такой тяжелый человек. Тяжелый для самого себя. Беспощадный к себе. Я не могла с тобой жить. Да и никто бы не смог. Женщинам нужны мужчины, которых надо утешать. Которые говорят, я не могу без тебя, помоги мне, успокой меня, поцелуй и мне станет легче. Но ты… Ты на это просто не способен. Ты всегда воздвигал стену и решал свои проблемы в одиночку, как и сейчас. И, пожалуйста, не доказывай мне, что ты не обидчив. Я тысячу раз видела, как ты мучался. Но ты привык высоко держать голову. Сегодня тебе очень плохо, и я это понимаю. Но ведь ты никогда не скажешь: Дженни, приди, помоги мне, а не то я заплачу?
Дженни остановилась и с грустью махнула рукой.
- Вот видишь, ты так и не смог мне возразить, - заключила она.
Несколько минут я молчал, а потом выдавил:
- Нет.
- Ладно, - сказала она. - Мне нужен муж, который не контролирует каждый свой поступок. Я хочу жить с человеком, не боящимся собственной слабости, раскованным, не стыдящимся эмоций. Ты превратил свою жизнь в чистилище, а я так не могу. Мне нужен человек, способный сломаться. Мне нужен… обыкновенный человек.
Она поднялась с дивана, наклонилась и поцеловала меня в лоб.
- Мне понадобилось время, чтобы все это понять, - призналась она. - И сказать, что я думаю. Но я рада, что у меня нашлись силы. - Она повернулась к отцу. - Передай мистеру Квэйлу, что Ники для меня - пройденный этап и я не стану препятствовать следствию. А теперь мне пора ехать. Я себя гораздо лучше чувствую.
Она направилась к двери вместе с Чарльзом, потом замедлила шаги, обернулась и попрощалась со мной.
- До свидания, - откликнулся я. Мне хотелось сказать: "Дженни! Поддержи меня, помоги мне, а не то я заплачу!" Но я не смог.
Глава 19На следующий день Чарльз отвез меня в Лондон на своем "Роллсе". Я был еще очень слаб, и Чарльз сказал, что мы должны отложить расследование до понедельника.
- Нет, - запротестовал я.
- Но для тебя это опасно. Признайся, ты ведь боишься.
Я подумал, что и правда боюсь Тревора Динсгейта, который не станет тянуть и выполнит свое обещание. Ему плевать, что у меня сейчас трудная пора. Страх слишком сильное слово для моего отношения к сегодняшней поездке, а нежелание слишком слабое.
- Все-таки лучше сегодня, - предложил я. Он не стал спорить. Чарльз знал, что я прав, а иначе отказался бы со мной ехать.
Он высадил меня у двери Жокейского Клуба, припарковал машину и вскоре присоединился ко мне. Я подождал его внизу, и мы вместе поднялись на лифте. Он был в выходном костюме, я в чистой рубашке, но без галстука. И без пиджака.
Жара еще не спала. Ни одного прохладного дня за всю неделю. Мне казалось, что все, кроме меня, успели загореть и хорошо выглядели.
В лифте было зеркало. Я погляделся в него и увидел, что лицо у меня землисто-серое, глаза за-пали, косая полоса шрама доходит почти до корней волос, а на подбородке красуется здоровенный синяк. Но в общем раны начали заживать. Короче, вид у меня был лучше, чем я себя чувствовал. От этого я испытал облегчение. Мне нужно было только держать себя в руках.
Мы отправились в офис сэра Томаса Улластона. Он нас ждал. Мы пожали руки и обменялись приветствиями.
- Твой тесть передал мне вчера по телефону, что ты хочешь сообщить мне какие-то неприятные новости, - сказал он. - Но какие именно, не уточнил.
- Да, это не телефонный разговор, - согласился я.
- Чарльз, Сид, прошу вас, садитесь. - Улластон предложил нам кресла, а сам примостился на краешке большого стола. - Чарльз сказал, что это очень важно.
Итак, я весь слух и внимание. Давай.
- Речь идет о синдикатах, - пояснил я и начал излагать то, что уже рассказал Чарльзу, однако через несколько минут сэр Томас остановил меня.
- Знаешь, Сид, это же не просто разговор между нами. Думаю, надо пригласить все руководство. Пусть послушают.
Лучше бы мы побеседовали наедине, мелькнуло у меня в голове, но он настаивал и созвал верхушку Жокейского Клуба: заведующего секретариатом, главу администрации, секретаря распорядителей, чиновника из отдела лицензий, регистрирующего владельцев лошадей, и главу отдела регулирования правил, следящего за дисциплиной на скачках. Они вошли в комнату, уселись и во второй раз за четыре дня озабоченно поглядели на меня. Конечно, их интересовал ход моего расследования. Я подумал, что они готовы меня выслушать из-за случившегося во вторник. Тревор Динсгейт, бесспорно, повысил мои акции среди руководства.
- Лорд Фрайли, для которого я в прошлом объезжал лошадей, попросил меня проверить синдикаты, - начал я. - Дело в том, что он стоял во главе четырех из них и был недоволен результатами скачек. Не удивительно, ведь цены на его лошадей постоянно менялись. Лорд Фрайли почувствовал, что его используют как прикрытие для каких-то махинаций. Естественно, что это ему не понравилось.
Я сделал паузу, понимая, что постарался на первых порах выбрать наиболее обтекаемые выражения. А потом должен был последовать настоящий взрыв.
- В тот же день в Кемптоне капитан Вейнрайт попросил меня проверить эти четыре синдиката. Могу сказать, через них прокручивалось столько дел, что я не понимаю, как им до сих пор удавалось обойтись без скандалов.
Я заметил на лицах удивление. Всем показалось странным, что капитан Вейнрайт обратился с просьбой о проверке синдикатов к Сиду Холли, а не к сотрудникам службы безопасности.
- Лукас Вейнрайт сказал мне, что все четыре синдиката уже обследовались Эдди Кейтом. Он там ничего не обнаружил. А Лукас хотел, чтобы я выяснил, есть ли в синдикатах что-то неладное.
Я снова попытался смягчить положение и не нагнетать страсти. Однако мои слова их явно шокировали. На скачках случалось разное, и мошенников всегда хватало, но коррупция среди руководства? Нет, никогда. Я продолжил:
- Я пришел сюда, на Портмен-сквер, взял папку Эдди Кейта тайком от него и сделал выписки из документов. Я работал в офисе у Лукаса. Он рассказал мне, что шесть месяцев назад дал аналогичное поручение одному человеку. А потом на этого человека, Мэсона, среди белого дня напали на улице в Танбридж-Уэллсе. Его изувечили, и от побоев он потерял сознание. Теперь он слеп и слабоумен. Лукас также назвал мне человека, управляющего этими синдикатами. Его зовут Питер Раммилиз, и он живет как раз в Танбридж-Уэллсе.
Они нахмурились, но не сказали ни слова.
- После этого… я был вынужден на неделю уехать, и у меня пропали мои заметки. Так что пришлось вернуться и заново переписать документы. Эдди Кейт узнал, что я рылся в его бумагах, и, если мне не изменяет память, пожаловался вам, сэр Томас.
- Верно. Я сказал ему, что дело того не стоит. Несколько человек усмехнулись, и напряжение ненадолго ослабело.
А я почувствовал усталость и полную опустошенность.
- Дальше, Сид, - подбодрил меня сэр Томас. Куда же дальше, подумал я. Если бы у меня было больше сил и меня бы не трясло… Но уж раз я начал, придется идти до конца.
- Ладно, - проговорил я. - Вы видели Чико Барнса. Он был здесь со мной во вторник. - Они кивнули. - Ну вот, мы с Чико отправились в Танбридж-Уэллс на встречу с Питером Раммилизом. Случилось так, что он был в отъезде. Мы застали его жену и сынишку, но жена упала с лошади, Чико отвез ее в больницу и взял с собой мальчика. Я остался один у него в доме. И… успел многое осмотреть.
Они опять промолчали, но их лица были весьма красноречивы и как бы говорили: "Ну, ну".
- Я искал какую-нибудь связь с Эдди, однако в доме было на редкость чисто, и хозяин словно приготовился к визиту налоговой полиции.
Они чуть заметно улыбнулись. - Лукас с самого начала предупредил меня, что я буду действовать неофициально и мне ничего не заплатят, но взамен обещал поддержать меня, если понадобится. Вот я и попросил его помочь мне разобраться с делом Тревора Динсгейта, и он пошел мне навстречу.
- Каким образом, Сид?
- Я попросил его написать Генри Трейсу, если умрут Глинер или Зингалу, сразу дать знать в Жокейский Клуб и сообщить мне, чтобы я смог участвовать во вскрытии.
Они закивали головами. Они вспомнили.
- И тогда я обнаружил, что Питер Раммилиз и два нанятых им бандита идут за мной по пятам. Такие типы ни перед чем не остановятся - уж они-то способны ударить по голове и бросить ослепшего где-нибудь в Танбридж-Уэллсе.
Никто не улыбнулся.