- Тогда есть вероятность вернуть его вместе с Оликсом.
- Вы… - он прокашлялся, - вы догадываетесь, где они… могут быть? И оттуда их можно… забрать?
- Боюсь, что нет. Пока еще нет.
- Они не там… где вы… нашли Крисэйлиса?
- Нет. Это была только пересадочная станция, если можно так сказать. Крисэйлиса собирались перевезти куда-то еще.
- И в этом "куда-то еще" можно найти…
- Вполне вероятно. По-моему.
- Жеребцов могли отправить за границу. В Мексику или Южную Америку.
- Возможно, но я склонен думать, что они остаются в Штатах.
Дядя Бак, кто бы он ни был, жил в Штатах. Йоле не понадобилось заказывать международный звонок, чтобы поговорить с ним по телефону.
- Вся история выглядит очень необычной, - заговорил Рутс. - Какой-то подонок шатается вокруг и ворует жеребцов, стоимость которых тут же падает до нуля, потому что укравший не может признаться, о какой лошади идет речь. Вы полагаете, что какой-то фанатик ставит эксперименты? Пытается получить суперлошадь? Или это какой-то преступный синдикат, который покрывает своих кобыл крадеными жеребцами чистейшей крови? Но это бессмысленно. Они никогда не смогут продать жеребят на племенные заводы, их никто не признает чистокровными. Они не получат и гроша за породистость своих линий…
- Думаю, дело гораздо проще, чем вы предполагаете, - улыбнулся я. - Ближе к земле.
- Так в чем же дело?
Я рассказал ему.
Он долго обдумывал мое предположение, а я пил лимонный сок.
- В любом случае, надо попробовать размотать этот клубок и посмотреть, куда он приведет, - сказал я.
- Какая-то фантастика! - наконец пришел в себя от услышанного Рутс. - Я надеюсь на бога и хочу, чтобы вы оказались не правы.
- Да, понимаю, - засмеялся я.
- Вам понадобятся месяцы, чтобы раскопать всю эту грязь самому… И не думаю, что вы хорошо знаете обстановку среди коннозаводчиков… Так почему бы мне не помочь вам?
- Я был бы очень благодарен.
Рядом с его креслом стоял телефон, он поднял трубку и набрал номер. Я слушал, как он договаривается с издателем ведущей газеты, пишущей о конном спорте и коневодстве, чтобы меня допустили к их архиву и дали в помощь двух квалифицированных сотрудников.
- Все устроено, - сказал он, вставая. - Это на Норд-Бродвее в Лексингтоне. Надеюсь, вы дадите мне знать, как пойдут дела?
- Обязательно.
- Дэйв и Юнис… прекрасные ребята.
- Великолепные.
- Передайте Юнис мои лучшие пожелания.
- Она улетела в Калифорнию.
- На новую ферму?
Я кивнул.
- Безумная идея Дэйва переехать на Западное побережье. Центр разведения чистокровных лошадей здесь, в Лексингтоне, и здесь он должен оставаться.
Я промычал нечто соответствующее обстоятельствам, не критическое и не одобрительное, и Джефф Рутс протянул мне толстую руку.
- У меня в Майами собрание акционеров, - извиняющимся тоном проговорил он.
Мы прошли через дом, туда, где секретарь ждала его в "Кадиллаке", стоящем рядом с "Торнадо Олдс-мобилом" Юнис.
* * *
В редакции газеты я обнаружил, что все, о чем просил Джефф Рутс, выполнено очень добросовестно и в двойном размере. Моими временными помощниками были пожилой мужчина, который почти весь рабочий день проводил за составлением ежегодных регистров достижений жеребцов, и незамужняя леди лет пятидесяти с феноменальной памятью, чье лошадиное лицо и хриплый голос моментально забывались, стоило ей ласково улыбнуться.
Когда я объяснил, что хотел бы найти, они оба потрясенно уставились на меня, не находя слов.
- Это невозможно? - спросил я.
Мистер Харрис и мисс Бритт пришли в себя и сказали, что, по их мнению, это возможно.
- И пока мы будем заниматься этим, попытаемся еще составить список лиц, чье уменьшительное имя может быть Бак. Или Бат. Но думаю, все-таки Бак, - предложил я.
Мисс Бритт тут же выдала шесть имен, одних Бакли, живших в окрестностях Лексингтона.
- Наверно, это не совсем удачная идея, - вздохнул я.
- Но совсем не вредная, - хриплым голосом возразила мисс Бритт. - Мы сделаем все нужные списки одновременно.
Они ушли в помещение архива и там погрузились в папки и книги, а меня оставили в приемной, посоветовав курить и ждать, что я весь день и делал.
В пять вечера они появились с результатами.
- Это максимум того, что мы могли сделать, - с сомнением проговорила мисс Бритт. - Понимаете, в Штатах на племенных заводах и фермах более трех тысяч жеребцов. Вы просили выбрать тех, чьи гонорары за покрытие на протяжении последних восьми-девяти лет постоянно росли. Таких двести девять.
Она положила передо мной список, напечатанный на машинке через один интервал.
- Затем вы просили клички жеребцов, которые, попав на племзавод, оказались как производители гораздо удачливее, чем ожидали по их родословной. Таких двести восемьдесят два.
Она протянула второй лист.
- Вы также хотели знать, кто из двухлеток на скачках проявил себя лучше, чем от них можно было ожидать, судя по их породистости. Таких двадцать девять. - Она добавила к прежним двум третий лист. - И наконец, люди, которых можно называть Бак. Их тридцать два - от Бара К. Ранча до Барри Кайла.
- Вы провели потрясающую работу! - искренне восхитился я. - Наверно, не стоит надеяться, что хотя бы одна из ферм повторяется во всех четырех списках?
- Большинство жеребцов из первого списка входят и во второй. Это понятно. Но что касается двухлеток, исключительно хорошо проявивших себя на скачках, то их производителей нет в первых двух списках. И ни один из удачливых двухлетних жеребят не был выращен на племзаводах, принадлежащих кому-то из Баков.
Они оба казались огорченными такими невдохновляющими результатами.
- Ничего, - сказал я. - Завтра мы попытаемся зайти с другого конца.
Мисс Бритт фыркнула, что я воспринял как согласие.
- Рим не сразу строился, - проговорила она.
Мистер Харрис выразил некоторое сомнение, что этот Рим вообще может быть построен из имеющихся у них материалов, но, не жалуясь, утром следующего дня ровно в девять сидел за своим столом. Оба вновь погрузились в сопоставление и перетасовку списков.
К полудню первые два списка были сокращены до двадцати жеребцов. Мы втроем подкрепились сандвичами. И поиски начались снова. В десять минут четвертого мисс Бритт тяжело задышала и широко раскрыла глаза. Она быстро нацарапала что-то на чистом листе бумаги и, склонив набок голову, рассматривала написанное.
- Ну… - Она смотрела на меня, не находя слов. - Ну…
- Вы их нашли, - сказал я.
Она кивнула, сама не веря полученному результату.
- Я сопоставила все скачки, в которых они участвовали, годы, когда были куплены, масть и приблизительный возраст, как вы и просили… Таким путем мы получили двенадцать возможных кандидатов из первых двух списков. И один из производителей удачливых жеребят, которым сейчас не больше двух лет, отвечающий всем вашим требованиям, находится на той же племенной ферме, что и первый кандидат из двенадцати. Вы успеваете за мной?
- Наступаю на пятки, - улыбнулся я.
Мистер Харрис и я стояли у нее за спиной и читали написанное мисс Бритт на листе бумаги.
Мувимейкер, возраст - четырнадцать лет, в настоящее время гонорар за покрытие - десять тысяч долларов.
Сентигрейд, возраст - двенадцать лет, в этом году гонорар за покрытие - пятнадцать тысяч долларов.
Оба находятся на ферме Орфей, Лос-Кайлос.
Собственность Кэлхема Джеймса Оффена.
Мувимейкер и Сентигрейд - Шоумен и Оликс. Ясно, как небо в морозный день.
Обычно жеребцы покрывают тридцать-сорок кобыл за сезон. Сорок кобыл, по десять тысяч долларов с каждой, ежегодно дают четыреста тысяч долларов независимо от того, получился один жеребенок или два и остались ли они в живых. На открытом аукционе десять лет назад Мувимейкер стоил сто пятьдесят тысяч долларов, как показали поиски мисс Бритт. Подменив его Шоуменом, Оффен с тех пор получил примерно два с половиной миллиона в качестве гонорара коннозаводчику.
Сентигрейд был куплен на торгах в Кинленде за сто тысяч долларов. При гонораре пятнадцать тысяч Оликс, живущий теперь под именем Сентигрейда, перекроет эту сумму за один год. И очень похоже, что его гонорар будет расти из года в год.
- Кэлхем Джеймс Оффен. У него такая хорошая репутация, - задумчиво проговорила мисс Бритт. - Просто не могу поверить. Он считается заводчиком высшего ранга.
- Есть, правда, одно "но", - вмешался мистер Харрис. - Нет никакой связи с именем Бак.
Мисс Бритт посмотрела на меня, и ее улыбка засияла нежно и победно.
- Но связь есть, не видите? Мистер Харрис, вы не музыкант, но разве вы никогда не слышали оперу "Орфей в аду" Оффенбаха?
Глава 12Уолт четыре раза повторил "ради бога" и признал, что "Жизненная поддержка" охотно отправит его с одного побережья на другое, если на конце радуги будет горшок золота в виде Оликса.
- Лос-Кайлос недалеко от Лос-Анджелеса, - пояснил я, - к северо-западу. А я хотел бы остановиться еще севернее, на берегу океана.
- Ради бога.
- Тогда приезжайте в Санта-Барбару, мотель "Отпускник". Жду вас там завтра.
Он повторил адрес и спросил:
- Кто платит?
- Пусть "Жизненная поддержка" и Дэйв Теллер решают это между собой. Расходы на мотель я вставлю в счет Теллеру. А вы сможете получить деньги на дорогу в вашем офисе?
- Наверно, смогу. - До меня по проводам долетел его вздох. - Жене и детям это очень не понравится. Мы договорились в воскресенье поехать на пикник.
- Отложите на неделю, - посоветовал я.
- Мы уже дважды откладывали его из-за вас.
- Простите великодушно.
- Завтра, часов в шесть местного времени, пойдет?
- Очень хорошо.
Он коротко попрощался и с треском хлопнул трубкой. С аппаратом Теллера я обошелся нежнее и мягко положил трубку на рычажок. Потом оглядел зелено-оранжевую комнату.
Чем бы заняться?
В точных пропорциях смешал виски со льдом. Выпил. Хотел поплавать на закате в бассейне, но оказалось лень раздеваться. Вернулся в дом, съел обед, приготовленный и поданный Эвой, которая долго болтала, воспользовавшись возможностью поговорить на родном языке, и я пожалел, что, приехав в первый раз, заговорил на нем. В отчаянии я мечтал, чтобы она поскорее замолчала и ушла, но, когда она наконец это сделала, лучше не стало.
Попытался читать и, пробежав страниц шесть, не запомнил ни единого слова. Не находя себе места, снова вышел в бархатную глубину сада, сел на кресло возле бассейна и стал смотреть в темноту. Глупо, мелькнула мрачная мысль, что я никак не могу выздороветь после потери Кэролайн, что не ценю свободу, которой завидуют другие мужчины, что не радуюсь всему, что имею. Депрессия так жестоко придавила меня, что не спасают ни достижения, ни удачи. Она так глубоко сидит во мне, что даже успех мирового класса не поможет избавиться от нее.
Наверно, депрессия - это болезнь, такая же физиологическая, как и желтуха. Придет день, и детям будут делать от нее обязательную прививку, как от дифтерита. И вообще, мне надо считать себя счастливчиком, ведь у меня болезнь не протекает остро, когда из каждого угла вылезают серо-черные спруты и тянут щупальца, и тошнота подступает к каждой клетке мозга, и жизнь становится такой невыносимой, что самоубийство предстает единственно возможным и логичным выходом.
Я не дойду до такого, если смогу… Не дойду.
Мотель "Отпускник" стоял на самом берегу океана, и плеск серо-голубых волн сливался с бормотанием транзисторов, гудением кондиционеров, светской болтовней, криками детей и ревом машин. Номеров с видом на океан не осталось. Уолту и мне отвели рядом две комнаты, выходившие на стоянку машин.
Приехав, я не застал Юнис и Линни - они отправились на прогулку. Когда приехал Уолт - как и договаривались, в шесть, - они еще не вернулись. Но они уже сидели в баре, когда мы с Уолтом спустились, чтобы выпить перед обедом. Я оставил для Юнис записку у клерка, выдававшего ключи, но не сказал Уолту, что она тоже живет в этом мотеле. Увидев Юнис, сидевшую рядом с Линни, Уолт остановился и замер на месте, потом посмотрел на меня, и я прочел в его взгляде смешанное чувство неприязни и возмущения. Если бы я сказал Уолту, что она будет с нами, он бы не приехал. И он понимал, что я знаю об этом, поэтому имел полное право сердиться на меня.
Но Юнис была женой очень хорошего клиента его фирмы. Уолт проглотил недовольство, как горькую пилюлю, и молча запил его двойной порцией виски. Юнис и Линни наслаждались покрытым изморозью дайкири, фирменным коктейлем Западного побережья. Обе выглядели великолепно - золотисто-коричневая кожа и томные от солнца движения. Юнис надела флюоресцирующее зеленое платье; золотые украшения сверкали у нее в ушах, на запястьях и на лодыжках. Линни выбрала розово-оранжевую тунику, и ремешки на ее босоножках казались сделанными из полированных полудрагоценных камней. Даже Уолт через несколько минут не мог оторвать от них глаз.
Мы пообедали на открытой террасе с решетчатой крышей, увитой виноградом и сотнями маленьких многоцветных лампочек. Ступени террасы вели прямо на песочный пляж. Речь Юнис стала нежной, как морской ветерок, и вечер, если рассматривать его как светское мероприятие, прошел относительно успешно.
За кофе с самым небрежным видом, на какой был способен, я спросил у Юнис:
- Вы не слышали случайно о заводчике чистокровных скакунов по имени Кэлхем Джеймс Оффен?
- Конечно, слышала. Все о нем слышали.
- Я не слышал, - монотонно проговорил Уолт. Нельзя же ожидать от человека полной капитуляции. Он и так победил себя.
- Я имел в виду - все в мире коневодства, - объяснила Юнис, отнюдь не проявляя ангельского терпения. - У него есть поразительно удачливый жеребец, Мувимейкер, и Дэйв говорит, что надо бы подумать и послать кобыл к другому его жеребцу, Сентигрейду… Первое потомство жеребят от Сентигрейда выиграло в этом сезоне все соревнования двухлеток. Но независимо от этого, - она заулыбалась, - по-моему, скоро мы будем очень часто видеть его.
- Почему?
- Наш новый дом рядом с его фермой.
Уолт открыл рот, а я перестал помешивать кофе.
- Что вы сказали? - спросил я, чувствуя, что по спине побежали мурашки.
- Наш новый дом, куда мы переезжаем, через дорогу от дома Оффена. Его паддок виден из окон нашей спальни.
Я зачарованно глядел на Юнис, пока она беспечно объясняла мне причину покушения на своего мужа. Теллер сам говорил мне, что душеприказчики покойного Дэвиса Л. Дэвиса совсем недавно приняли его предложение купить ферму, за неделю до нашего памятного путешествия по реке. Так вот в чем заключалась "проклятая глупость", которая разрушила все планы Йолы и Матта Клайвов! Они узнали, что из всех людей на земле именно Дэйв Теллер станет новым соседом Оффена. Они открыли это после того, как украли лошадь, иначе не стали бы проводить в жизнь свой план.
- Почему вы смеетесь? - насупилась Юнис. - Что я сказала смешного?
- Это не смешно. - Я постарался придать своему лицу строгое выражение. - Совсем не смешно. Вы знакомы с Кэлхемом Джеймсом?
- Нет еще. Это имеет значение? - Она непонимающе глядела на меня.
- Может быть, разумнее было бы не спешить заводить с ним дружбу?
- Почему?
- Цветок может оказаться колючим.
Я представил Дэйва Теллера, изо дня в день наблюдающего из окна своей спальни за паддоком соседа, где разгуливают Оликс и Шоумен. Конечно, он мог и не узнать их. А если бы узнал? Кэлхем Джеймс просто не мог позволить себе такой риск. Йола и Матт сразу вылетели в Англию, чтобы убрать Дэйва вдалеке от места, где может разразиться скандал.
Пока Оликс находится на ферме Орфей, а Дэйв строит планы переезда, взрывоопасная ситуация сохраняется. Хотя Матт Клайв, кажется, временно отложил расправу. Я с тревогой надеялся, что телохранители из агентства Рэднора - Холли не позволят своему подопечному и шагу ступить одному. Звонок Киблу необходим… даже при астрономической цене минуты разговора между Калифорнией и Лондоном.
- Хочу погулять по берегу, - сказала Линни, снимая сверкающие босоножки. - Кто пойдет?
Я побил Уолта в быстроте реакции, получил в награду укоризненный взгляд и оставил его наедине с Юнис. Линни заметила его взгляд и, когда мы молча брели по сыпучему песку, улыбнулась.
- Его подавляют ее бесконечные проклятия, - объяснил я, - вот и все.
- Здесь она прибегает к ним не так часто, - заметила Линни. - И пьет гораздо меньше, один-два бокала перед ленчем и до самого вечера ни капли. Почему, как вы думаете?
- Она убежала из клетки в Лексингтоне.
- Такой волшебный дом… клетка?
- Думаю, да.
- Новый дом совсем не такой красивый, - возразила Линни.
- Станет красивым, когда Юнис закончит его обустройство. И стены опять сомкнутся.
- Вы хотите сказать, она опять почувствует себя в клетке? - с сомнением спросила Линни.
- В новой клетке, - подтвердил я.
- Жизнь не может быть перебеганием из одной клетки в другую! - страстно воскликнула Линни, возмущенная такой мрачной перспективой.
- Каждый живет в клетке, - сказал я. - Весь фокус в том, чтобы не хотеть выбраться на свободу.
- Прекратите, - огорченно попросила она. - Не хочу этого слышать.
- Люди любили держать коноплянок, - продолжал я. - Но теперь их не держат. Вместо них волнистые попугайчики. Так что с вами будет все в порядке, маленькая конопляночка.
- Никогда не понимаю, шутите вы или говорите серьезно.
- Всегда говорю серьезно.
- Но половина того, что вы говорите, это… нелепо до безумия.
- Жизнь серьезна, жизнь нелепа. Все безумное серьезно, все серьезное нелепо… Давайте побежим до той раздевалки, я обгоню вас.
Она бежала босиком и опередила меня, прислонилась к неотесанным доскам стены и хохотала до слез, пока я вытряхивал из ботинок песок. Мы прошли еще немного, потом сели на горячий песок и смотрели в темноту на спокойный океан. Между нами и Японией никакой земли, полмира воды.
- Вы приехали сюда, чтобы найти Оликса или… быть с нами? - спросила она.
- И то и другое.
- Вы привезли с собой Уолта, - покачала она головой, - значит, ради Оликса.