- Но ведь великий герцог Ариберт, должно быть, еще очень молод?
- Великий герцог по прихоти случая, что нередко встречается в истории венценосных семейств, как раз одних лет с великим герцогом Евгением. Покойный родитель великого герцога был женат дважды - этим и объясняется юный возраст дяди.
- Вот прелесть-то, я думаю, быть дядей своего ровесника! Но для великого герцога Ариберта это, пожалуй, не очень уж забавно. Ведь ему приходится, очевидно, вести себя с племянником ужас как почтительно и смиренно!
- Великий герцог и мой светлейший господин относятся друг к другу как братья. Теперь, конечно, наследником престола считается великий герцог Ариберт, но, как вам, вероятно, известно, великий герцог на днях вступает в брак с одной из ближайших родственниц императора, и если появится потомство… - Мистер Диммок пожал плечами. - Великий герцог, - продолжал он, не окончив начатой фразы, - великий герцог, конечно, предпочел бы иметь своим наследником великого герцога Ариберта, который вовсе не расположен к браку. Говоря между нами - только между нами, - брак представляется ему самой печальной необходимостью. Но, конечно, будучи немецким владетельным князем, он обязан жениться. Это его долг по отношению к отечеству, по отношению к Познани.
- А насколько велика Познань? - не подумав, спросил Раксоль.
Нелла засмеялась:
- Тебе не следовало бы задавать таких вопросов, папа! Мог бы, кажется, догадаться, что интересоваться размерами немецкого княжества противоречит правилам этикета!
- Я ничуть не сомневаюсь, - сказал Диммок, вежливо улыбнувшись, - что сам великий герцог не менее других склонен подшучивать над размерами своих владений. Помню, как-то мы с принцем Арибертом прошли их за один день из конца в конец туда и обратно.
- По своей земле, значит, великий герцог далеко не уедет? Нельзя сказать, что солнце садится в его владениях, а?
- Нельзя.
- Разве что когда небо скрывают тучи, - вставила Нелла. - И что же, великий герцог сидит себе дома и благоденствует?
- Напротив, он очень много путешествует, гораздо больше, чем принц Ариберт. Могу сообщить вам по секрету - это пока никому не известно за пределами нашей гостиницы, - что его королевское высочество великий герцог с маленькой свитой прибудет сюда завтра утром, - заговорщицким тоном сообщил молодой человек.
- В Лондон? - спросила Нелла.
- Да.
- В эту самую гостиницу? - продолжала расспросы девушка.
- Да.
- О, какая прелесть!
- Вот почему ваш покорнейший слуга оказался здесь уже сегодня - в качестве авангарда.
- Но, насколько я понял, вы ведь… гм… состоите на службе у принца Ариберта, дяди великого герцога? - решил уточнить, в свою очередь, новоиспеченный хозяин отеля.
- Именно так. Принц Ариберт тоже будет здесь. У великого герцога с принцем есть дела, касающиеся серьезных финансовых операций, связанных с брачным договором великого герцога. В высших сферах, понятно.
"Для особы столь осторожной ты слишком разговорчив, голубчик", - подумал Раксоль, а вслух предложил:
- Не выйти ли нам на террасу, как вы думаете?
По дороге троицу остановил Жюль и подал Диммоку письмо.
- Только что доставлено нарочным, - сказал он.
Нелла на секунду задержала отца и шепнула ему:
- Пожалуйста, оставь меня ненадолго одну с этим мальчиком.
- Я просто нуль какой-то, пустое место! - прошептал в ответ Раксоль с деланным возмущением, ущипнув ее тихонько за руку. - Ну ладно, слушаюсь, делай со мной что хочешь. Пойду пока освоюсь в своей гостинице. - И любящий отец быстро и незаметно удалился.
Нелла и мистер Диммок сидели вдвоем на террасе и прихлебывали охлажденные напитки. Эта парочка, устроившаяся под сенью растений, расцветших по воле владельца оранжереи в Челси, представляла зрелище очень приятное, и прохожие замечали втихомолку, что в беседе этих двоих, вероятно, зарождался роман. Возможно, так оно и было, но, чтобы предсказать направление развития этого романа, требовалось более близкое знакомство с характером Неллы Раксоль.
Прислуживал им сам Жюль, и в десять часов он принес еще одну записку для молодого джентльмена. Реджинальд Диммок рассыпался в извинениях и, наскоро прочитав ее, пояснил, что его требуют по неотложному делу, касающемуся его светлейшего повелителя. Молодой человек предложил сходить за мистером Раксолем или проводить Неллу к отцу. Но мисс Раксоль весело ответила, что не нуждается в провожатых и собирается пойти спать. Нелла прибавила также, что они с отцом всегда стараются быть друг от друга независимыми.
Как раз в это время Теодор Раксоль снова прошел в личные апартаменты мистера Вавилона, и уже по дороге ему стало ясно, что известие о смене владельца успело достигнуть даже самых глубинных, низших слоев гостиничной вселенной. Во всех тайных ходах этого муравейника стоял гул: удивительную весть обсуждали даже самые последние судомойки, будто и для них такая перемена могла иметь какое-то значение.
- Возьмите-ка сигару, мистер Раксоль, - предложил добрейший мистер Вавилон, - да хлебните вот коньячку, ведь этот - самый старый во всей Европе!
Спустя несколько минут между бывшим и новым владельцами знаменитого отеля уже завязался разговор, увлекательный и оживленный. Способность Раксоля сразу схватывать все подробности организации работы гостиницы изумляла Вавилона. Что до американца, то он скоро понял, что Феликс Вавилон - король среди владельцев гостиниц. Раксолю никогда прежде не приходило в голову, что держать гостиницу, даже большую, могло быть делом интересным и требующим больших затрат умственной энергии, но теперь он ясно видел, что не отдавал должного этому необычному для него роду бизнеса и недооценивал возможности, которые открывало перед ним владение гостиницей.
Структура "Великого Вавилона" была громадна и сложна. Раксолю, несмотря на все его гениальные организаторские способности, понадобилось не менее получаса, чтобы в полной мере усвоить организацию работы прачечных отеля, но стирка была лишь одним из сотни других направлений деятельности громадного механизма под названием "Великий Вавилон", и направлением сравнительно незначительным. Система контроля поступления провизии и определения средней пропорции между поставляемым на кухню сырьем и количеством и размером отпускаемых в столовую и в номера блюд отличалась особой сложностью. Когда новый владелец наконец ее усвоил, он тотчас предложил несколько усовершенствований, что повело к длинным теоретическим рассуждениям, потом к отступлениям от темы беседы, а потом Феликс Вавилон, несколько отвлекшись, вдруг зевнул.
Раксоль посмотрел на золотые часы, стоявшие высоко на полке.
- Господи боже мой, да ведь уже три часа ночи! Пожалуйста, извините меня, мистер Вавилон, что я задержал вас до столь поздней поры! - воскликнул он, испытывая некоторую неловкость.
- Уже много лет у меня не выдавалось такого приятного вечера. Вы позволили мне от души покататься на моем коньке. Это я должен просить у вас извинения.
Раксоль поднялся.
- Мне хочется задать вам один вопрос, - сказал Вавилон. - Вы никогда прежде не имели дела с гостиницами?
- Никогда.
- Ну так вы не знали своего предназначения. Вы были бы величайшим из всех владельцев гостиниц, даже лучше меня, а я не имею себе равных, хотя у меня всего одна, а другие имеют и по шесть. Отчего вы никогда не открывали гостиниц, мистер Раксоль?
- Ах, право, не знаю, - засмеялся тот. - Но вы мне льстите, мистер Вавилон.
- Я? Льщу? Вы меня не знаете. Я не льщу никому, разве что иногда какому-нибудь чрезвычайно высокопоставленному постояльцу, и в таком случае непременно делаю соответствующие распоряжения относительно счета.
- Да, кстати о высокопоставленных постояльцах: сюда, говорят, завтра приедет парочка немецких принцев? - непринужденно поинтересовался американец.
- Совершенно верно, - последовал краткий ответ.
- Что же, значит, надо сделать что-нибудь особенное? Устроить им, что ли, торжественный прием - стоять в холле у парадных дверей и кланяться или еще что-нибудь?
- Нет необходимости. Это по вашему желанию. Современный хозяин гостиницы ведь совсем не то, что какой-нибудь средневековый трактирщик, и даже принцы нынче не претендуют на его личное присутствие, разве что в каком-нибудь экстренном случае. Да вот, например, хоть великий герцог Познанский и принц Ариберт - они уже не раз удостаивали меня своими визитами, а я и в глаза не видел ни одного, ни другого! К тому же я обо всем уже распорядился.
Почтенные джентльмены поговорили еще немного, и Раксоль простился с бывшим хозяином отеля.
- Позвольте проводить вас до вашего номера, - предложил Вавилон. - Лифты, должно быть, уже остановлены, и нигде ни души. А сам я ночую здесь. - И он указал на дверь во внутренние покои.
- Нет, спасибо, мне лучше исследовать гостиницу без провожатого. Комнату свою я, наверно, найду, - возразил гость.
Но, когда Раксоль очутился в лабиринте бесконечных коридоров, уверенность в том, что он сам сможет найти свою комнату, несколько уменьшилась. Номер-то ее он знал - сто седьмой, но на каком она была этаже - забыл. Поднимаясь на лифте, этого не замечаешь. Идя по коридору, он миновал уже несколько дверей, за которыми скрывались лифты, но нигде не было видно ни одного выхода на лестницу - казалось, что эти сооружения совсем вышли из моды во всех уважающих себя гостиницах, и хотя архитекторы по старой памяти продолжают снабжать ими здания, но всегда прячут их в самых удаленных закоулках, чтобы они не оскорбляли взоров избалованной космополитической публики.
"Великий Вавилон" казался огромным, заброшенным и таинственным. В длинных коридорах кое-где поблескивал неяркий электрический свет. Раксоль был в туфлях из тонкой кожи, а потому ступал беззвучно и в одиночестве расхаживал взад-вперед по длинным коридорам. С верхнего этажа до него, казалось, доносились мирные звуки многоголосого храпа. Вот наконец он отыскал лестницу, очень узкую и темную, и вскоре очутился на первом этаже, но обнаружил, что нумерация комнат здесь заканчивалась на семидесяти. Американец нашел еще одну лестницу, поднялся на второй этаж, по отделке стен в коридоре тотчас догадался, что именно тут и находится предназначенное ему помещение, и, пустившись вдоль длинного коридора, даже тихонько присвистнул от удовольствия.
Вдруг в поперечном коридоре послышались шаги. Раксоль инстинктивно спрятался в темную нишу, где стояли стул и маленькая конторка, и прислушался. Ему не показалось - до него действительно доносился легкий шум шагов. Осторожно высунувшись из своего убежища, новоиспеченный хозяин отеля заметил то, чего не обнаружил поначалу: к дверной ручке одного из номеров была привязана белая лента. Тут из-за угла на месте пересечения обоих коридоров показался человек, и Раксоль невольно попятился. Это был Жюль - Жюль с засунутыми в карманы руками, в надвинутой на глаза широкополой шляпе, но в остальном одетый как обычно.
Американцу в эту минуту с особенной ясностью вспомнилось то, о чем говорил ему Феликс Вавилон в их первую встречу. Он вдруг пожалел, что не захватил с собой револьвер. Почему вдруг у него появилась потребность иметь при себе револьвер, находясь в лондонском отеле самой безукоризненной репутации, он и сам не мог себе объяснить, тем не менее потребность эта была. Он решил, если метрдотель пройдет мимо его убежища, взять его за шиворот и задать этому в высшей степени подозрительному субъекту несколько кратких вопросов. Но Жюль остановился. Раксоль опять осторожно выглянул из своей засады. Тот медленно и беззвучно повернул ручку двери, обмотанную белой лентой. Дверь наконец тихонько отворилась, и Жюль исчез в комнате. Спустя очень недолгое время он появился снова, затворил дверь так же осторожно, как и открыл, снял ленту, повернул назад и скрылся в поперечном коридоре.
"Странно, - проговорил про себя Раксоль, - слишком уж все странно!" Ему пришло в голову взглянуть на номер комнаты, которую только что покинул метрдотель, и он прокрался к двери.
- Черт! - изумленно пробормотал он.
На двери красовался номер сто одиннадцать, это был номер комнаты его дочери! Раксоль попробовал было отворить дверь, но она оказалась заперта. Тут он бросился к себе, в номер сто семь, схватил один из пары револьверов (таких, какие обыкновенно изготовляются для миллионеров) и пошел вслед за Жюлем по поперечному коридору. В конце него находилось окно, оно было распахнуто, и рядом с невиннейшим видом стоял Жюль и смотрел в него. Всего десять бесшумных шагов, и Теодор Раксоль оказался у него за спиной.
- На одно слово, голубчик, - проговорил миллионер, небрежно помахивая револьвером.
Метрдотель, несомненно, вздрогнул от неожиданности, но, сделав усилие, тотчас овладел собой.
- Что вам угодно, сэр? - спросил он спокойным голосом.
- Мне угодно знать, за каким чертом вы заходили сейчас в номер сто одиннадцать, - сдерживая ярость, тихо, но четко проговорил американец.
- Меня просили сюда прийти, - все так же спокойно ответил Жюль.
- Вы лжете, и лжете неискусно. Это комната моей дочери. Ну, отвечайте же, пока я еще не решил, пристрелить вас или выкинуть в окно.
- Извините, сэр, но в номере сто одиннадцать проживает джентльмен.
- Предупреждаю вас, мой друг, что возражать мне очень безрассудно с вашей стороны. Больше даже не пытайтесь это делать. Мы сейчас вместе войдем в эту комнату, и вы мне докажете, что ее занимает джентльмен, а не моя дочь.
- Это невозможно, сэр, - спокойно проговорил задержанный.
- Едва ли, - отрезал Раксоль и взял Жюля за рукав.
Миллионер знал наверняка, что Нелла занимает номер сто одиннадцать, потому что сам осматривал его вместе с ней и сам проследил за тем, чтобы туда были благополучно доставлены сундуки с багажом дочери, ее горничная и она сама.
- Теперь отворяйте дверь, - шепнул Раксоль, когда они подошли к упомянутой комнате.
- Надо постучать, - замялся метрдотель.
- Отнюдь. Отворяйте, у вас, конечно, есть запасный ключ.
Увидев наведенный на него револьвер, Жюль повиновался с большой готовностью и только укоризненным жестом дал понять, что снимает с себя всякую ответственность за столь оскорбительное и злостное нарушение благопристойности гостиничной жизни. Раксоль вошел. Комната была ярко освещена.
- Вас спрашивают, сэр, и непременно желают вас видеть, - проговорил Жюль и поспешно скрылся.
Мистер Реджинальд Диммок, все еще во фраке, с папиросой в руке, поспешно поднялся из-за стола:
- Добро пожаловать, дорогой мистер Раксоль, какой приятный… гм… сюрприз.
- Где моя дочь? Это ее номер, - не отвечая на приветствие, сурово спросил американец.
- Возможно, я неточно расслышал, что вы изволили сказать, мистер Раксоль.
- То, что это номер мисс Раксоль.
- Дорогой сэр, - ответил Диммок, - лишь помешанному могла прийти в голову такая фантазия! Только уважение к вашей дочери мешает мне силой удалить вас из комнаты за столь немыслимое предположение!
Маленькое пятнышко на переносице Раксоля вдруг сделалось белым.
- С вашего позволения, - произнес он тихим голосом, - я осмотрю уборную и ванную.
- Да выслушайте меня, это займет всего лишь одну минуту! - заговорил Диммок более мягко.
- Выслушаю вас позже, мой молодой друг, - прервал его Раксоль.
Он приступил к осмотру уборной и ванной, но никого там не обнаружил.
- Чтобы вы не истолковали мое поведение превратно, мистер Диммок, считаю нужным сообщить, что я испытываю самое неограниченное доверие к моей дочери, которая сумеет постоять за себя не хуже любой из женщин, каких я когда-либо знал, но, с тех пор как вы приехали, в гостинице произошло несколько таинственных случаев. Вот и все.
В эту минуту Раксоль почувствовал, что ему дует в спину, и обернулся к окну.
- Вот, например, - продолжал он, - я вижу, что это окно разбито, разбито вдребезги и разбито снаружи. Ну, как это могло произойти?
- Если вы будете так любезны и соблаговолите услышать голос здравого смысла, мистер Раксоль, - произнес Диммок самым изысканным дипломатическим тоном, - я попытаюсь объяснить, в чем дело. Первый ваш вопрос показался мне очень оскорбительным, но теперь я понимаю, что у вас были на то некоторые основания. - Тут он вежливо улыбнулся. - Я проходил часов в одиннадцать по коридору и застал мисс Раксоль, объяснявшейся со здешней прислугой. Мисс Раксоль направлялась почивать в эту комнату, как вдруг большой камень, который, вероятно, бросили с набережной, разбил здесь, как вы изволите видеть, окно. Не говоря уже о неудобствах, вызванных этим происшествием, ей не хотелось больше оставаться в этом номере. "Если бросили один камень, - рассуждала она, - за ним может последовать и другой". Поэтому ваша дочь требовала, чтобы ее перевели в другой номер, а прислуга уверяла, что нет другого свободного номера с уборной и ванной. Вот я и предложил мисс Нелле немедленно обменяться комнатами, а она оказала мне честь, приняв мое предложение. Наши вещи, и ее, и мои, были тотчас перенесены, вот и все. Мисс Раксоль в эту минуту, надеюсь, почивает в номере сто двадцать четыре.
Теодор Раксоль несколько секунд молча смотрел на молодого человека. Тут в дверь кто-то чуть слышно стукнул.
- Войдите! - крикнул Раксоль.
Кто-то толкнул дверь, но, не входя, остановился у порога. Это была горничная Неллы в ночном дезабилье.
- Мисс Раксоль очень извиняется, сэр, но она оставила тут на камине книгу. Ей не спится, и она хочет почитать, - с некоторым смущением проговорила девушка.
- Примите мои извинения, мистер Диммок, мои официальные извинения, - сказал Раксоль, когда горничная удалилась, выполнив поручение хозяйки. - Спокойной ночи.
- Не стоит и говорить об этом, сэр, - произнес любезно молодой человек, кланяясь вслед американцу.
Глава IV
Появление принца
Тем не менее некоторые мелочи застряли занозой в душе Раксоля. Во-первых - подмигивание Жюля, потом белая лента на ручке двери, визит Жюля в номер сто одиннадцать и разбитое окно. Раксоль забыл, что было уже больше трех часов ночи, близился рассвет. В эту ночь он почти не спал из-за переполнявшего его чувства радости от совершенной сделки по купле гостиницы "Великий Вавилон". Это приобретение сулило в будущем много занимательного и интересного.
На следующий день рано утром новоиспеченный хозяин отеля встретился с мистером Вавилоном.
- Я вынес из своих комнат все бумаги, и теперь они в полном вашем распоряжении, - сказал Феликс. - Если вы ничего не имеете против, мне хотелось бы задержаться в отеле еще на некоторое время в качестве постояльца. Нам предстоит много хлопот по окончательному оформлению продажи "Вавилона", к тому же у вас, вероятно, может возникнуть немало вопросов касательно ведения дел в гостинице. Да и мне самому, честно говоря, не очень-то хочется так сразу покидать мой старый добрый "Вавилон". Для меня это было бы очень тяжело.