Формула Кошачьего царя - Сергей Саканский 5 стр.


* * *

Был уже вечер, зарядил дождь, и никому, несмотря на заедавшее всех нетерпение, не хотелось копаться в могиле Пушистика. "Эксгумацию" было поручено выполнить двум оперативникам назавтра утром. В ожидании звонка Пилипенки Жаров не находил себе места, катаясь в кресле на роликах по всей редакции. Работа просто валилась из рук.

Следователь позвонил около полудня. Голос его был ровным, звучал глухо. В нескольких скупых выражениях он сообщил, что стоматологический рисунок челюстей убитого кота полностью совпадает со всеми укусами на телах жертв.

Друзья молчали довольно долго, в трубке слышалось лишь дыхание.

– Есть версии? – спросил Жаров.

– Никаких. Мы тут уже часа два головы ломаем.

– Черт! – выругался Жаров. – Но как такое возможно? Если даже это был призрак кота, то как он их кусал?

– Это не мог быть даже зомби кота. Могилка, как сказали ребята, была совершено неповрежденной.

– Стоп! А если кот совершил оба убийства еще до того, как его зарыли? Тьфу! Отпадает… Я видел эту могилку, когда Анна Трофимовна была еще жива.

Жаров мгновенно восстановил в памяти последовательность событий. Могилка кота была еще позавчера, но Карасик, вероятно, уже был мертв. В тот же вечер они с Пилипенкой были у Анны Трофимовны. На следующую ночь старушка была закусана чудовищем. Одним чудовищем. Одним котом, который все это время лежал в могиле… Стоп!

– Я все понял! – воскликнул Жаров. – Могила, которую мы видели, была фальшивой. Эдакий кенотаф. Но никакого Пушистика под грудой камней тогда еще не было!

Пилипенко хмыкнул:

– Пусть это даже и так, и соседские дети зарыли кота позже. Но и эта версия предполагает, что мертвый кот разгуливал по городу и нападал на людей.

Жаров потер лоб, казалось, что разгадка где-то совсем близка.

– А мы уверены, что это был один и тот же кот? – вдруг озарило его.

– То есть?

– Труп того кота, который напал на обе жертвы бесспорно был эксгумирован сегодня утром. Это его челюсти и больше ничьи. А вот кот, который был повешен позавчера – другой, и его тело находится неизвестно где.

– Ну, допустим… – вяло согласился Пилипенко. – Теперь надо только выяснить, кто за всем эти стоит, кому и зачем понадобилось подменять одного кота другим. Но главное – каким образом этот непонятный кот получил такую чудовищную силу, такую хитрость, и я бы даже сказал – интеллект? Чтобы точно, грамотно прыгать на шею людям и намертво впиваться им в сонную артерию. Думаю, мы должны провести один важный следственный эксперимент.

* * *

Следственный эксперимент по делу Кошачьего Царя должен был состояться на площадке питомника. Жаров подошел к управлению вовремя: группа уже отправлялась.

Участников следственного эксперимента набилась полная машина: Пилипенко сидел за рулем, рядом с ним – Минин. Жаров и Клюев сели сзади, а в последний момент из управления, размахивая руками, выскочила Алиска: необходимости в ее присутствии не было, но посмотреть эксперимент ей очень хотелось из любопытства. Так Жаров неожиданно оказался с нею рядом, крепко прижатый ее левым бедром.

Впрочем, это счастье длилось недолго: Пилипенко, уже тронувший "Жигуленок", вдруг притормозил, и даму переместили на переднее сиденье. Жаров оказался вновь прижатым, но уже крепко и жирно – массивной ногой Минина.

Жаров смотрел на длинную шею Алиски, ее покатые плечи над передним сиденьем… Рук ее он не видел, но знал, что один из пальцев его бывшей возлюбленной теперь украшает обручальное кольцо.

До питомника доехали быстро. На собачьей площадке, облокотившись о бревно бума, уже ждал Ярцев. Было непривычно видеть его без собаки на длинном поводке. Еще двое служащих прохаживались возле мобильной клетки, где, присмирев, словно подозревая какую-то страшную участь, ждали коты.

В самом деле, – подумал Жаров. – А куда их денут потом? Неужто сдадут в очистку, на убой?

Выгрузились. Минин привез с собой большую туристическую сумку, сразу принялся выставлять ее содержимое на деревянный стол, за которым обычно сидели кинологи – то работая, записывая результаты тренинга своих питомцев, то играя в домино, то просто попивая простой таврический портвейн. Теперь на столе возникли последовательно: колба с темной жидкостью, миска, взятая из комнаты покойной Анны Трофимовны, старинная книга с заклинаниями Кошачьего Царя, изящная плетка ручной работы, которую подарил Минину один невинный подследственный с Кавказа.

– Ну что? – спросил Ярцев. – Я, значит, облачаюсь?

Пилипенко пожал плечами:

– Конечно. Зачем же еще ты тут нужен?

Ярцев влез в изрядно залатанную телогрейку с длинными рукавами, специально для изображения жертвы. Одевшись, он замер, покосился на клетку с котами.

– Не трусь, – сказал Клюев. – Тебя уже столько собак погрызли! Что там какие-то коты?

– Или даже сам Кошачий Царь, – попробовал пошутить Жаров, но никто не улыбнулся.

Смутившись, он подошел к столу и взял в руки книгу. Сказал, качнув книгой в сторону следователя:

– Может, для чистоты эксперимента стоит все же прочесть заклинание?

– Мы проверяем не магию, а действие отвара, – сказал Пилипенко. – В магию никто здесь не верит, а вот в химию – да. Впрочем, давай, хуже от этого не будет.

– У меня все готово, – отрапортовал Минин, вылив в миску содержимое колбы и вытряхнув до капли остатки. – Зелье сварено точно по рецепту.

– Ну, приступаем, – скомандовал Пилипенко.

Минин отнес миску к клетке и с размаху поставил на землю. Алиска хохотнула:

– Смотрите, как они зашевелились.

– Это от валерьянки, – сказал Минин.

Коты действительно пришли в хаотическое движение, вставали на задние лапы, царапая металлическую сетку.

Минин открыл дверцу, коты тотчас устремились к миске и, тесня друг друга, разом начали хлебать.

– Завидую, – сказал Клюев. – Как им сейчас хорошо!

– Вечером точно напьюсь таврического, – угрюмо объявил Ярцев.

Жаров не на шутку разволновался. Это был момент истины, когда решался важнейший вопрос, тот, который мучил его всю жизнь. Ему очень хотелось верить, что мир устроен далеко не в соответствии со школьно программой. Пусть мир материален, да, но разве это исключает существование каких-то параллельных, еще не известных науке сил и явлений?

Жаров взял в руки книгу, поспешно открыл ее. Внезапно ощутил режущую боль у основания безымянного пальца – поранился, зацепившись за металлический замочек. Не обращая внимания на такую мелочь, присел на корточки, перелистал страницы. Капля крови упала прямо на разворот, Жаров отдернул руку, спрятал ее под книгу. Не хватало еще в этот момент, чтобы увидели, отвлекли…

Он нашел нужное место и принялся читать:

– Агара абара гар! Карера бурера бер! Сюбага забага стюб!

Алиска опять засмеялась. Внезапно один из котов повернул голову и посмотрел на Жарова.

– Агара абара гар – шираз! – продолжал Жаров. – Карера бурера бер – гараз! Сюбага забага стюб – атас!

– Там что же – так и написано – атас? – спросил Клюев.

– Какое-то восточное слово. Не мешай, – сказал Жаров. – Агара абара гар – самар! Карера бурера бер – базар!

Меж тем кот отвлекся от миски и медленно пошел к Жарову. Краем глаза он видел, что Алиска уже не смеется. Она с тревогой смотрела в его сторону. Произнесла, протягивая руку:

– Подействовало, смотрите! Он идет.

Жаров вытер тыльной стороной ладони пот со лба. Вся его рука была уже в крови.

– Держись! – воскликнул Ярцев. – Сейчас бросится.

Жаров не двинулся с места. Кот подошел к нему вплотную, и скрылся под раскрытой книгой. Жаров почувствовал влажно прикосновение к своим пальцам. Инстинктивно хотел отдернуть руку, но удержался. Пусть будет эксперимент. Если укусит, то не так уж и страшно.

– Что он там делает? – просил Пилипенко, подходя.

– Он лижет мне руку, – сказал Жаров.

– Зачем?

– Слизывает кровь с пальца.

Пилипенко нагнулся и посмотрел под книгу. Его лицо выражало глубокую задумчивость.

Меж тем коты, один за другим отвалились от миски и принялись кататься по земле, гребя лапами, вяло борясь друг с другом.

Ярцев в своем спецкостюме с длинными рукавами стоял в нерешительности.

– И это все? Будут они атаковать или нет? – с раздражением спросил он.

– Скорее – нет, – сказал Пилипенко. – Но этот дурацкий эксперимент все же, возможно, будет иметь результаты.

– Неужели? – удивился Клюев.

– По крайней мере, одно происшедшее в ходе эксперимента событие навело меня на кое-какую мысль… Доктор Минин, можно тебя на минутку?

Пилипенко отвел Минина в сторону и о чем-то вполголоса поговорил с ним. Коты продолжают резвиться под действием валерьянки.

* * *

На обратной дороге Минина забросили в судебный морг, все остальные вернулись в управление. Жаров не задавал лишних вопросов, по опыту зная, что на этой стадии расследования его друг лишь только огрызнется в ответ. А то, что расследование почему-то вступило в новую фазу, было вполне ясно: иначе зачем отвезли Минина в морг?

Минут сорок просидели в кабинете следователя, словно в каком-то клубе: Жаров читал газеты, а Пилипенко с Клюевым играли в шахматы. Да, это и вправду был клуб – продолжение тайной курилки в 5-й школе, бывшей женкой гимназии, ее коридоров и классных комнат, которые когда-то были переполнены шустрыми гимназистками…

Во дворе затормозила машина, хлопнула дверь. Вскоре вошел Минин, в распахнутой куртке, с болтающимся шарфом и, как всегда, с бумагами в руках.

– Все так, как ты предполагал, – с порога сказал он. – Раны у Карасика ничем не примечательны, меж тем как раны старушки полны кошачьей слюны.

– Вот видишь, – сказал Пилипенко, обернувшись к Жарову, – этот нештатный эксперимент все-таки изрядно помог расследованию.

От внимания Жарова не ускользнуло, что его друг в этот момент легонько прищелкнул пальцами под столом. Значит, понял что-то важное, – подумал Жаров, заметив также, что этот ключевой жест не всегда демонстративен.

– Что сие может значить? – спросил Жаров, невольно подражая архаичной речи Пилипенки.

– Не знаю, не знаю… – проговорил следователь, но журналисту было вполне ясно: все он теперь знает.

Ладно, если его не хотят посвящать в служебные тайны, он просто уйдет. Отправится в редакцию, что-нибудь вяло поделает там… Правда, и дел на сегодня не было никаких: текущий номер сверстан, а до следующего еще можно отдохнуть день-другой.

– Ты в контору или домой? – зачем-то поинтересовался Пилипенко и, получив ответ, утвердительно кивнул.

В одиннадцать часов ночи он появился на пороге редакционного офиса или "конторы", как он переиначивал это слово.

– Думаю, нам есть смысл кое-куда прогуляться, – объявил следователь. – Это в центре, пешком.

Жаров накинул плащ. Ладно, вообще не буду задавать никаких вопросов, раз так.

Они прошли мимо памятника Лесе и углубились в старые дворы нижнего города. Говорили о чем угодно, только не о насущном деле. Внезапно Пилипенко остановился.

– Это здесь, – объявил он.

Они стояли напротив одноэтажного дома с темными окнами. Ограда возле дома была кованой. Пилипенко потрогал вычурные завитки.

– Сразу видно, хороший кузнец, – сказал он.

– Что это за дом? – спросил Жаров.

Пилипенко косо посмотрел на него, проговорил:

– Скажем так: мастерская.

– Чья – кузнеца? Не этого ли Гущина, что за моей Лидочкой ходит?

– Точно. Этого.

Жаров встревожился:

– Ты что замыслил-то? Уж не собираешься ли туда лезть?

– Именно. А ну, подсади!

– Так, может быть, я с тобой? – без особой надежды пробормотал Жаров и получил в ответ отрицательный жест накрест поставленных рук.

Пилипенко занес ногу на ограду. Пожав плечами, Жаров помог ему подняться.

– А мне что делать? – спросил он уже через кованые листья и цветы.

– Стой на атасе. Помнишь, как за инжиром лазили?

Жаров, конечно же, все помнил. Глубоко засунув руки в карманы плаща, надвинув берет на глаза, он прохаживался по улице, поглядывая по сторонам. Инжир, конечно, самая вкусная ягода на свете. Хозяева, которых маленькие Вова и Витя обворовывали каждый сентябрь, для чего и с уроков сбегали, давно уже умерли. Их красавица-дочка вышла замуж, продала дом и уехала с мужем неизвестно куда. Дом перестроили, теперь там жил нувориш. Быстро, легко и бессмысленно изменился мир…

Жаров услышал шаги. Сквозь орнамент просунулась рука, положила на основание ограды длинный сверток, он металлически звякнул о камень. Затем над мертвым растительным царством возникла нога. Пилипенко перевалился через ограду. Жаров помог ему спуститься. Следователь забрал сверток и засунул его за пазуху.

– Что это? – поинтересовался Жаров, впрочем, не ожидая ответа, но Пилипенко охотно пояснил:

– Инструмент. С его помощью кузнец держит заготовку на наковальне.

– Что ты все темнишь? – с раздражением произнес Жаров. – Друг, называется.

– Так надо, – спокойно возразил Пилипенко. – Мы отлучимся ненадолго, а ты подожди в редакции. Когда закончим операцию, я все тебе расскажу. Будет у тебя совершенно улетная статья.

– Что? Неужто настолько опасное дело? Но я ведь и не в таких передрягах участвовал!

Пилипенко положил Жарову руку на плечо.

– Причина не в этом, поверь, – сказал он. – Просто там, возможно, будет происходить такое, чего тебе не стоило бы видеть.

* * *

Нет, не сиделось Жарову в редакции. Покатавшись с полчаса в кресле, выпив крепкого кофе с коньяком, или же – коньяку с кофе (так щедро разбавил, что пойло получилось холодным), он торопливо натянул плащ и поймал такси.

Жаров не ошибся: милицейская "Газель" была припаркована невдалеке от дома с башенкой. Окна машины были темными, но там явно шла какая-то работа – в свете уличного фонаря мелькали тени. Жаров прирос к стволу каштана, издали наблюдая за "Газелью".

Дверь машины раскрылась, пассажиры вышли один за другим. Пилипенку Жаров узнал по его высокой худой фигуре, остальные были неразборчивы… Пять человек быстрым шагом направились в сторону дома, один из силуэтов показался Жарову странным. Когда все они гуськом двинулись по лестнице, попеременно попадая в желтый конус от фонаря, Жаров почувствовал, что его рот сам собой раскрылся от удивления. Это было даже не удивление: Жаров просто одеревенел у ствола. Среди оперативников, как ни в чем не бывало, собственной персоной вышагивал Пустырник.

Дальнейшее представлялось каким-то сюрреалистическим кино, тем более, что Жаров наблюдал все, что происходило, через окно Лидочки, будто на экране.

В комнате вспыхнул зеленый свет: так отображался Лидочкин ночник у изголовья кровати. Жаров горько усмехнулся и тотчас понял, почему Пилипенко не взял его с собой. Лидочка в постели была не одна, на подушке темнело бородатое лицо шкипера. Шкипер и Лидочка о чем-то говорили, поочередно указывая на дверь комнаты. Жаров не разбирал слов – лишь только гудели их взволнованные голоса. Похоже, они услышали за дверью шум…

Все ясно, – подумал Жаров. – Не взяли меня просто потому, что не хотели, чтобы я это увидел. Впрочем… О моих ли чувствах пеклись, или об успехе операции? Ведь я мог повести себя еще как непредсказуемо!

Вдруг дверь приоткрылась и в комнату вошел кот. Казалось, любовники сильно перепугались, увидев этого кота. Ну да, морда кота была перепачкана кровью… Дверь раздвинулась шире, и Жаров увидел Пустырника. В его руках был кузнечный инструмент, конечно, тот самый, что следователь взял в мастерской. Пустырник сделал шаг в сторону кровати и клацнул своим инструментом.

Казалось, шкипер и Лидочка пришли в самый настоящий ужас. Оба забились в угол кровати, шкипер схватился за голову, Лидочка натянула до подбородка одеяло. Пустырник наступал, продолжая щелкать, кот прыгнул на кровать, оставив на белом кровавый след…

Теперь, при свете было совершенно ясно, что в комнате стоит какой-то человек, переодетый Пустырником, возможно, Клюев. "Пустырник" о чем-то говорил, сердито и глухо.

Шкипер и Лидочка страстно закивали ему в ответ, отвечая, жестикулируя… Тут "Пустырник" снял маску и швырнул ее на пол, оказавшись, действительно Клюевым. Оно конечно: когда-то мечтал стать актером, даже в Москву ездил поступать, но с треском провалился.

В комнате меж тем появились оперативники во главе с Пилипенкой. Следователь достал из-за пазухи маленький черный предмет. По болтающемуся шнуру Жаров понял, что это диктофон.

Многое ему было уже ясно. Всем этим маскарадом с участием окровавленного кота сыщики умудрились получить признание…

А ведь все было до безобразия просто в тот первый вечер, – со стыдом подумал Жаров. Открой окно, закрой окно… Лидочкина створка открывалась бесшумно, но вот при обратном акте раздавался громкий, словно выстрел, хлопок. Это и послужило сигналом шкиперу, который немедленно спустил труп кота в дымоход старушки.

Жарову тогда и не собирались ничего давать, никакой ночи любовных утех. Лидочка просто ждала, когда в доме начнется переполох.

Все события последней недели были тонко срежиссированы. Жаров вспомнил запах мимозы, которой наводнил весь дом, до самого чердака. Не "якобы", конечно: Гущин, или шкипер, как Жаров продолжал его называть, действительно был на чердаке со своим чудовищным букетом. Там же он и задушил кота, которого поймала для него, конечно же, Лидочка. Веревку у Карасика, чья дверь не запиралась, раздобыть было просто, причем, вряд ли шкипер намеревался нарочно подставить Карасика – просто ему на самом деле была нужна веревка, а то, что первым подозреваемым будет именно Карасик, сомнений вызвать не могло: ведь не кто иной, как он грозился передушить котов Анны Трофимовны.

Шкипер и Лидочка спровоцировали Анну Трофимовну на месть. Она привела в действие древнее колдовство. Или, может быть, не колдовство вовсе, а химию. Впрочем… Точно ли на собачьей площадке не подействовало ни то, ни другое? Ведь кот действительно подошел к Жарову, читавшему заклинание… Что же на самом деле произошло, и при чем тут инструмент кузнеца?

– Так я и знал, что увяжется, – процедил сквозь зубы Пилипенко, с неприязнью глядя на Жарова, который вышел из тени и поджидал у основания лестницы.

– Ну, ничего, – примиряюще проговорил Клюев в костюме Пустырника, держа свою увесистую маску под мышкой. – Все кончено.

Назад Дальше