У него было время, чтобы в полной мере испытать раздражение до того, как вернулись его жена и свояченица.
Глаза Инны сияли, словно звезды. Она сделала прическу, накупила всяческой косметики для лица, которой раньше не могла себе позволить - всевозможных питательных кремов, очищающих кремов, помады, румян двух различных, но прелестных оттенков, пудры (предел мечтаний любой женщины) и лаков для ногтей разнообразных цветов. Девушка в косметическом салоне показала ей, что со всем этим делать, и она пребывала в состоянии трепетного восторга. Она выглядела точно так же, как выглядела в восемнадцать лет, нет, даже лучше, чем тогда, потому что никогда раньше у нее не было таких прекрасных косметических средств. Она чувствовала себя героиней романа, романтичной и изящной. На ней были новые туфли и чулки, и пальто, и юбка, которая стоила больше, чем все, что она покупала когда-либо в своей жизни. Она бросилась к Сирилу в объятия и вывалила на него сразу все новости, заключив свой рассказ фразой: "О, милый, ну разве это не потрясающе? Ты только посмотри на меня!"
Сирил смотрел, сначала с удивлением, затем с неподдельным обожанием и, наконец, с большой опаской, потому что он знал цену вещам и очень надеялся, что она не станет швырять деньгами в магазинах. Все это очень хорошо - иметь новые вещи, которые стоят целое состояние, - и он никогда бы не попросил Инну не тратить денег на одежду, ведь так поступает каждая женщина - но по-настоящему важным было то, сколько составляет сумма наследства наличными и сколько из них причитается ему. По сути, мистер Мантолини очень метко выразился сто лет тому назад, когда спросил: "Что, черт возьми, в итоге?"
Момент был явно неподходящий для того, чтобы сказать об этом напрямик. Ему следовало смотреть, и восхищаться, и обнимать Инну, пока она весело щебетала без умолку, точно опять стала школьницей.
- О, Сирил, разве все это не потрясающе? Там есть дом, я говорила тебе о доме? Он находится на берегу моря, в Лендшире, место называется Фарн, и мы можем отправиться туда, как только захотим! Я не могу в это поверить - мы едем к морю! Мне необходимо проговорить все вслух, потому что это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой! По правде сказать, это два дома, только у дедушки дяди Мартина была такая большая семья, что он объединил их и жил там вместе со всей своей родней. Ужасно, но родственники привыкли. Было бы здорово, по крайней мере, если бы они тебе понравились, и, возможно, ты...
- Дорогая, я не понимаю, о чем ты говоришь.
Она потерлась щекой об его щеку.
- Это оттого, что все так чудесно - не выразить словами. Я так волнуюсь насчет дома. Видишь ли, мистер Эштон говорит...
- Какой еще мистер Эштон?
- Адвокат дяди Мартина. Мы сегодня с ним встречались. И он говорит, что дом легко можно опять разделить на две части. Нужно будет всего лишь запереть двери, которые были прорублены между домами, и у нас будет электрическая печь в старой кухне, и поэтому нам не придется сталкиваться с остальными родственниками, которые, по его словам, могут показаться ужасно неприятными и, несомненно, весьма противными соседями. Я хочу сказать, никому ведь не захочется начинать с семейных скандалов, а потом жить бок о бок - это слишком, слишком мрачная перспектива!
Он обнял ее и назвал своей дорогой, но в его голосе звучало раздражение:
- Я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь, дорогая.
Мэриан собрала свои свертки и ушла к себе в комнату. Как и Инна, она была одета в новый костюм с подобранными к нему аксессуарами. Костюм, одного из тех серо-зеленых тонов, что подчеркивали ее темные волосы и серые глаза, был прекрасно скроен и очень ей шел. Она сказала: "Как поживаешь?" - подхватила свертки и ушла. В тот момент он даже обрадовался, потому что, безусловно, будучи наедине, из Инны можно было выудить почти все. Но она все не возвращалась и не возвращалась, он начал думать, что бы могло означать ее нежелание к ним присоединиться. Глупой Мэриан не назовешь. Голова на плечах у нее есть, и она должна прекрасно понимать, что ему захочется услышать хотя бы о какой сумме идет речь. Воодушевление Инны было подобно хорошо взбитым сливкам - все так воздушно и мило, но каши из этого, не сваришь. Он же просто хотел знать, какой кусок от пирога достанется Сирилу Фелтону.
Он слушал не слишком внимательно, пока Инна рассказывала о родственниках.
- Тетя Флоренс Брэнд - вдова Альфреда, брата нашего папы и дяди Мартина. У нас двое дядюшек - Мартин и Альфред, и это кажется таким забавным, что мы никогда и ничего о них не знали. Альфред женился на Флоренс Ремингтон, которая приходилась ему какой-то далекой кузиной, а когда он умер, и жена дяди Мартина умерла, миссис Брэнд переехала к дяде Мартину и стала вести хозяйство. И он ее ненавидел. Ее сестра, Кэсси Ремингтон, тоже переехала жить к ним. И он ненавидел их обеих. Еще в доме живет Феликс, сын тети Флоренс. Он пианист...
Сирил оживился.
- Уж не Феликс ли Брэнд?!
- Да, так его зовут. Ты с ним знаком? О, Сирил, это потрясающе!
В его голосе, несомненно, послышался холодок.
- Он аккомпаниатор Хелен Эдриан. У него скверный характер. Я с ним не знаком.
Инна восторженно воззрилась на него.
- Я слышала ее по радио, у миссис Дин, она была прелестна! Как ты думаешь, он ей аккомпанировал в тот момент? О, дорогой, это совсем как в романах. Тайный кузен!
Рука, обнимавшая ее, отдернулась.
- Послушай, Инна, перестань нести всякую чушь! Я тут прекрасно провожу время, ничего не скажешь - все, что только можно, идет не так. Я не в настроении выслушивать всю эту болтовню, мне нужны точные сведения. Тебе они известны, а мне нет. Никто ничего мне не говорит. Мне ничего не известно, кроме трех строчек в газете, а я хочу знать, на чем мы стоим.
Инна продолжала смотреть на него, но восторгу в ней поубавилось.
- Но я же тебе рассказала. Дядя Мартин пришел в контору и назвался мистером Бруком, сделав вид, что хочет подобрать для себя дом, и посмотрел на Мэриан - только она, конечно, не знала, кто он...
- А тебя он видел?
- О, нет. Он приходил в контору и предполагалось, что он подыскивает себе дом. Он увидел Мэриан и ушел, и оформил завещание.
- Вот мы, наконец-то, и добрались. Он оформил завещание. Я хочу знать, что там написано.
- Но, дорогой, я говорила тебе. Он оставил ей все, что-то вроде того.
Инна отошла на шаг назад, потому что выглядел он весьма устрашающе, конечно, не всерьез - просто актерская игра, просто...
- Что там написано, будь ты проклята?!
Она резко и глубоко вздохнула. Он не должен ругаться - она ничего такого не сделала и все ему рассказала. Она проговорила:
- Я же сказала, он все оставил Мэриан.
- Не тебе?
- Нет, я же говорю - Мэриан.
- Ты вообще ничего не получаешь?
- Да.
Она отступила еще на шаг. Он был крайне зол. Конечно, она могла бы предвидеть, что новость его расстроит, но ее вины в том не было.
От гнева он побледнел. Взгляд был ясным и холодным. Вполголоса, но жестким тоном он сказал:
- Но она же отдаст тебе какую-то часть. Она же обязана так поступить из уважения к приличиям. Что она говорила насчет этого?
- Она не говорила ничего такого, ничего насчет раздела наследства.
- А что же она говорила?
- Сирил, прошу тебя...
- Что она говорила?
- Она хочет, чтобы я получала денежное пособие.
- Сколько?
- Сто фунтов в год.
- А сколько она сама получит?
- Я... не знаю. Мистер Эштон не может сказать со всей уверенностью, пока все дела относительно наследства не будут улажены.
- Он, черт возьми, что-нибудь да придумает. Сколько она получит?
Инна, запинаясь, сказала:
- Он не уверен, но говорил о двух тысячах.
- Две тысячи чистыми?
- Так он сказал, после того как будет уплачен подоходный налог.
- И она дает тебе жалкую сотню! Не густо! - он сжал ее в объятиях. - Инна, это непостижимо! Неудивительно, что ты не в состоянии говорить по делу! Это невероятно! Но, послушай, дорогая, она должна сделать одну простую вещь - она должна отдать тебе половину. Я хочу сказать, это будет порядочно с ее стороны. Она не может просто прикарманить все деньги и оставить нас умирать с голоду.
Весьма неудачно, наверное, но Мэриан открыла дверь как раз в тот момент, когда он произнес последнюю фразу. Слова звучали пылко и убедительно, но на Мэриан они подействовали весьма странно: она подумала, что Сирил, приложив какое-то усилие, и впрямь мог бы достичь успеха на сцене. Она переоделась в старое платье, чтобы приготовить ужин. Начав накрывать на стол, она сказала приятным голосом:
- Ты не умрешь с голоду, Сирил. Ужин почти готов.
Он взглянул на нее и, поколебавшись, бросился в атаку.
- Я не это имел в виду. Мэриан...
Она прошла в ту часть комнаты, что была оборудована под маленькую кухню, и он последовал за ней.
- Ты ведь сделаешь что-нибудь и для нас - это такая куча денег. Инна твоя сестра.
Она поставила суп на маленький огонь, затем принялась разливать его в тарелки, которые уже подогрела. Она улыбалась.
- Об Инне я позабочусь. Я ведь всегда заботилась, правда?
- Но, Мэриан...
Она покачала головой.
- Я устала, да и суп остынет. Завтра поговорим.
- И ты что-нибудь сделаешь, ведь сделаешь, да? Ты всегда была ангелом. Не думай, что я не понимаю, как мы тебе обязаны.
Она продолжала улыбаться.
- Тогда возьми тарелку Инны и свою тоже. В ней нет монет, но суп вкусный.
Он стоял с тарелками дымящегося супа в обеих руках.
- Ты не знаешь, как трудно занять прочное положение в театральном мире, завистники так и норовят тебя подсидеть. Но теперь, если у меня будет материальная поддержка, я смогу собрать свою собственную труппу и показать всем, чего я стою на самом деле.
Мэриан хотелось сказать "Что за чушь!", но она удержалась. Она с усмешкой произнесла:
- О, мой дорогой Сирил! Поторопись же! Мы с Инной сегодня только слегка перекусили и чаю не пили, к тому же я ненавижу холодный суп.
Все было тщетно. Повлиять на женщину невозможно. Ему следовало бы позволить ей самой все решить, слегка ей подыграв. Возможно, он совершил ошибку, когда упомянул о создании собственной труппы. Он даже не был уверен, что хочет этого. Слишком высокая ответственность и слишком легкий способ потерять все деньги. Он не был уверен, что не предпочел бы оставить все как есть: много возможностей поживиться, а риска почти никакого.
Он прошел в другую комнату и составил им прекрасную компанию за ужином, вполне убедительно изображая интерес к покупкам Инны и ее бесконечным планам, которые она описывала в самых радужных тонах. Насколько он мог судить, она уже почувствовала вкус к деньгам и была способна говорить только о том, как их потратить. И этому надлежало положить конец. Это мужское дело - определять, сколько денег следует тратить. Он продолжал беззаботно улыбаться, но его раздражение и решительность крепли с каждой минутой.
В комнате стоял букет из дорогих цветов: тюльпанов, нарциссов, сирени. Когда он подумал, сколько он стоил... Деньги просто выбросили на ветер! Инна перехватила его взгляд. Она продолжала говорить в своей новой оживленной манере.
- Ну, не очаровательны ли они? А знаешь ли ты, от кого эти цветы? Мистер Каннингем прислал их - Ричард Каннингем, сам Ричард Каннингем! Он попал в аварию вместе с Мэриан. Они пролежали в яме, засыпанной обломками поезда, несколько часов, вдвоем. Я была так напугана, чуть не умерла от страха, и конечно же, подозревала, что что-то случилось, и думала о самых ужасных вещах в мире, - она вздрогнула и сквозь макияж проступила бледность. - Ты и вообразить не можешь, как это было жутко. Мистер Каннингем сломал два ребра, и его увезли в больницу. Он собирается улететь в Америку, как только его выпишут, но вчера он прислал эти чудесные цветы и экземпляр "Шелестящего дерева".
Сирил играл роль беспечного балагура с все нарастающим напряжением.
И, едва они с Инной, наконец, оказались наедине, в их комнате, за закрытой дверью, как улыбка сразу же сошла с его лица. Инна, сидя за туалетным столиком, видела его лицо, всплывшее на поверхности затененного зеркала, словно лицо утопленника, выловленного из воды. Горела только прикроватная лампа с потертым зеленым абажуром. Сирил купил ее, когда как-то раз выиграл немного на скачках. Он сказал, что яркий верхний свет бьет ему в глаза, поэтому Инна получила прикроватную лампу в подарок на день рождения. Ее свет придавал комнате такой вид, словно она была под водой.
- Как много ерунды болтают женщины!
Она, нервно вздрогнув, обернулась. Голос его был жестким, от улыбки не осталось и следа.
- Сирил!
Он злобно фыркнул.
- Хватит с меня "сирилов"! Я достаточно наслушался твоей болтовни! И не начинай тут плакать и шуметь, чтобы все слышали. Ты должна переубедить Мэриан.
- Но, Сирил...
- Ты должна ее переубедить. Я никогда не слышал ничего столь же оскорбительного - она вступает во владение всеми деньгами, и у нее хватает наглости заявить, что она оставляет их себе!
- О, Сирил!
- Да не кричи ты! Ты, что, хочешь, чтоб она услышала? Она собирается выплачивать тебе денежное пособие - одну сотню из двух тысяч дохода в год! Что это значит? Это обеспечит нам свой дом? Это обеспечит мне работу? Это обеспечит мне надлежащее положение как твоего супруга? Нет, это значит, что ты точно так же будешь у нее под каблуком, как это было всегда, зато она будет с неограниченной властью. Чудное положеньице, скажу я вам! Но я не собираюсь с этим мириться. Ты слышишь, я не собираюсь с этим мириться!
Инна сидела, опершись на туалетный столик, и за спиной у нее было покосившееся овальное зеркало. В нем отражались ее кудрявые темные волосы и плечо. Ее рука, сжимавшая гребень, опустилась на колени. Она купила сегодня новый, но это был ее старый сломанный гребень, которым она пользовалась много лет. То ли румянец действительно сошел с ее лица, то ли так казалось в свете лампы, но Сирила Фелтона это привело в ярость. Человек рассчитывал на то, что ему дадут возможность объяснить своей жене несколько очевидных истин без того, чтобы она пялилась на него, как на привидение. В раздражении он шагнул к кровати и сорвал старый зеленый абажур, чтобы свет стал ярче. Ослепительный луч ударил Инне в лицо, обнаружив его бледность.
- Но, Сирил...
Он подошел и схватил ее за запястье.
- Хватит болтовни! Тебе надо поговорить с Мэриан, переубеди ее. Ты можешь это сделать, если захочешь. Тебе нужно всего-то дать ей понять, как ты переживаешь. В конце концов, это справедливо. Тысяча в год каждой - зачем ей больше? Она не будет знать, куда их потратить.
Его тон смягчился, а запястье он сжимал почти ласково. Она вздохнула с облегчением и высказала самое глубокомысленное в своей жизни замечание:
- Ты можешь тратить деньги непрерывно.
Он рассмеялся.
- Это верно, и поэтому мы хотим иметь, что тратить! Она не может поставить тебя в зависимое положение, как пенсионерку какую-то, это неподобающе. Она обязана отдать тебе твою долю. Ты должна постараться, устрой-ка нам концерт по заявкам - поплачь немного и заяви, что жить без меня не можешь. Давай, Инна, у тебя получится. Если все сойдет благополучно, вот тогда мы с тобой заживем...
Инна почувствовала безмерную усталость. Она не устала так даже за весь день, проведенный в походах к адвокату и по бесчисленным магазинам. Но блаженство и взволнованность, сопровождавшие ее в течение дня, испарились. Все, что говорил Сирил, звучало справедливо, но глубоко внутри она понимала, что Мэриан не изменит своего решения. Сирил не получит ни пенни, и она не в силах изменить это. Она чувствовала себя такой разбитой, что предпочла бы лечь и умереть, слишком разбитой, чтобы заниматься любовью. Но Сирил к тому времени сам себя заговорил и окончательно поверил в то, что им удастся убедить Мэриан отдать им тысячу ежегодного дохода, и он был в настроении для любовных утех.
Она погружалась в тяжелую дремоту, когда его голос ворвался в самое начало сновидения. Она слышала слова, но они, казалось, не имели никакого смысла. Он с настойчивостью повторял их.
- Да что с тобой такое? Не слышишь, что я говорю? Деньги, которые получила Мэриан...
Инна моргнула и повернулась к Сирилу. Его рука трясла ее за плечо. До слуха доносились слова. Она искала в них смысл.
- Деньги...
Сирил затаил дыхание.
- Деньги твоего дяди Мартина... если бы Мэриан погибла в той аварии, кому бы они достались?
Она опять моргнула и очнулась ото сна.
- Половина денег - мне. Остальное пошло бы обратно... родственникам... если бы... Мэриан... погибла.
Он резким движением отпустил ее плечо. Она вновь начала погружаться в сон. Не слишком приятный сон, даже страшный. Деньги... если бы Мэриан... погибла. Кто-то сказал: "Жалко, что она выжила". Это не Сирил... Сирил не способен говорить... такие вещи...
Она провалилась в сон и забылась.
Глава шестая
- Не представляю, что скажет Феликс.
Мисс Ремингтон подняла маленькую птичью головку и бросила ослепительный взгляд в сторону своей сестры. Она была миниатюрным созданием с мелко завитыми седыми волосами, ярко-голубыми глазами и нежной кожей, которой она по-прежнему очень гордилась. Если она и принимала незначительное участие в уходе за ней, то это было ее личное и весьма щепетильное дело, и ничье больше. Было время завтрака, утро выдалось холодное, она надела старую твидовую юбку, поблекший от времени сиреневый свитер и кардиган, который сама себе связала. Полоска электрического огня вспыхнула в глубине камина, который был построен для более высоких целей. Напротив него, всем своим видом выражая презрение к окружающим, столь свойственное его породе, сидел кот Мактавиш. Он только что закончил свой тщательный туалет. Его рыжая шубка напоминала самый лучший мармелад от Данди. Он свысока смотрел на электрический огонь, который он также презирал, и ждал, когда придут Феликс или Пенни и приготовят для него филе сельди. К сельди он питал страсть, но не считал, что кому-то из престарелых дам можно доверить делать филе. Блюдце с рыбой, приготовленной для него мисс Кэсси, было уже признано им негодным к употреблению, и он сидел, повернувшись к нему спиной, и ждал прихода Феликса.