Итак, Холл кипел, а скауты спокойно выглядывали из служебных окошек. "Что же они думают о нас всех, только Бог знает", - подумала Харриет.
- Ты обдумываешь исключительно запутанное убийство? - раздался в ухе требовательный голос Фиби. - Или решение трудного алиби? Я три раза просила передать графинчик с уксусом.
- Извини, - сказала Харриет, делая то, что от неё требовали. - Я размышляла о невозможности понять что-либо по выражению лица. - Она колебалась и уже собралась рассказать Фиби о неприятном рисунке, но её подруга задала какой-то другой вопрос, и момент был упущен. Но эпизод вывел её из себя и не давал успокоиться. Позже в этот день, проходя через пустой Холл, она остановилась, чтобы посмотреть на портрет Мэри, графини Шрусбери, в честь которой и был основан колледж. Живопись была хорошей современной копией с оригинала, находящегося в Колледже Святого Иоанна в Кембридже, и необычное волевое лицо с брезгливым ртом и непрямым, скрытным взглядом, излучало для неё необъяснимое обаяние даже в студенческие дни, время, когда портреты давно умерших знаменитостей, выставленные в общественных местах, удостаиваются большему количеству саркастических комментариев, чем высоких и почтительных оценок. Она не знала и никогда не стремилась узнать, как колледжу Шрусбери удалось заполучить такую зловещую покровительницу. Её мать, Бесс, дочь Хардвика, действительно славилась умом, но была чем-то вроде домашнего деспота, с которой не могли сладить собственные мужчины и которую не смог запугать Тауэр; она хранила высокомерное молчание перед Тайным Советом, была упрямым бунтарём, верным другом, непримиримым врагом и леди, славящейся грубостью даже в те времена, когда очень немногие рты можно было упрекнуть в сладкоречии. Она, казалось, была воплощением каждого вызывающего тревогу качества, которое обычно приписывают образованной и развитой женщине. Её муж, "великий и славный граф Шрусбери", купил внутренний мир за некоторую цену, потому что, как сказал Бэкон, "есть нечто более великое, чем он, и это леди Шрусбери". А это, конечно, одна из самых ужасных вещей, которая может быть сказана про другого. Для матримониальной кампании по мисс Шустер-Слатт ситуация складывалась крайне неблагоприятно, поскольку правило гласило, что великая женщина или должна умереть незамужней, к разочарованию мисс Шустер-Слатт, или найти в мужья ещё более великого человека. Это значительно ограничивало выбор великой женщины, поскольку, хотя мир, конечно же, изобиловал великими людьми, в нём имелось гораздо больше мужчин посредственных и банальных. С другой стороны, великий мужчина мог жениться на той, кто ему нравился, не будучи ограниченным в выборе только великими женщинами - на самом деле часто считалось сентиментальным и похвальным, чтобы он выбрал женщину, лишённую даже намёков на величие.
"Хотя, конечно, - напомнила себе Харриет, - женщина может достигнуть величия или, во всяком случае, большой славы, будучи просто замечательной женой и матерью, как мать Гракхов, тогда как мужчин, которые достигли большой славы, будучи преданными мужьями и отцами, можно пересчитать на пальцах одной руки. Карл I был неудачным королем, но замечательным семьянином. Однако вы вряд ли классифицировали бы его как одного из самых великих отцов в мире, и его дети не были слишком избалованы успехами. Вот это да! Быть великим отцом - или очень трудная, или плохо вознаграждаемая профессия. Везде, где бы вы ни находили великого человека, вы обнаружите великую мать или великую жену, поддерживающую его, или, по крайней мере, так говорят они сами. Интересно было бы узнать, за сколькими великими женщинами стояли великие отцы и мужья. Интересная тема для диссертации. Элизабет Барретт? Ну, у неё был великий муж, но он был великим и, так сказать, сам по себе. Барретт точно не подходит. Бронте? Ну, едва ли. Королева Елизавета? У неё был замечательный отец, но преданная услужливость по отношению к дочерям едва ли была его главной чертой. И дочь оказалась настолько безрассудной, что не вышла замуж. Королева Виктория? Вы могли бы сделать многое из бедного Альберта, но не смогли сделать многого с Герцогом Кентом".
Кто-то шёл через Холл позади неё, это была мисс Хилльярд. С зловредной желанием вытащить из этого антагонистического индивидуума хоть какой-нибудь ответ, Харриет представила ей новую тему для исторической диссертации.
- Вы забыли про физические достижения, - сказала мисс Хилльярд. - Полагаю, многие певицы, танцовщицы, пловчихи через Ла-Манш и теннисные звёзды всем обязаны своим преданным отцам.
- Но эти отцы не известны.
- Не известны. Скромные мужчины не нравятся противоположному полу. Я сомневаюсь, что даже ваше литературное мастерство помогло бы добиться признания их достоинств. Особенно, если вы выбираете своих женщин по интеллектуальным качествам. Во всяком случае, это будет очень короткая диссертация.
- Отвергнута из-за отсутствия материала?
- Боюсь, что так. Вы знаете какого-нибудь человека, который искренне восхищается женщиной за её ум?
- Ну, - сказала Харриет, - конечно, таких немного.
- Возможно, вы думаете, что знаете одного, - сказала мисс Хилльярд с горькой усмешкой. - Большинство из нас думает, рано или поздно, что мы знаем такого. Но такой мужчина обычно действует не совсем бескорыстно.
- Очень может быть, - согласилась Харриет. - Похоже, вы не слишком высокого мнения о мужчинах - я имею в виду характеры мужчин, - как таковых.
- Нет, - сказала мисс Хилльярд, - не слишком. Но у них есть замечательный талант к навязыванию своей точки зрения обществу в целом. Все женщины чувствительны к мужской критике. Мужчины не чувствительны к женской критике. Они презирают такую критику.
- А лично вы презираете мужскую критику?
- От всего сердца, - сказала мисс Хилльярд. - Но это наносит ущерб. Посмотрите на наш университет. Все мужчины удивительно добрые и сочувствующие, когда речь идёт о женских колледжах. Именно так. Но они никогда не назначат женщин на большие университетские должности. Никогда. Женщины могли бы прекрасно выполнять эту работу. Но мужчинам вполне достаточно видеть, как мы играем в наши маленькие игрушки.
- Превосходные отцы и семьянины, - пробормотала Харриет.
- В этом смысле - да, - сказала мисс Хилльярд и неприятно засмеялась.
Здесь скрывается что-то забавное, - подумала Харриет. - Наверное, что-то личное. Как трудно не впутывать сюда личный опыт и не озлобляться. Она спустилась в комнату отдыха младших и исследовала себя в зеркале. Было что-то в глазах тьютора по истории, чего она не хотела бы обнаружить в своих.
В воскресенье вечером - молитва. Колледж не относился к какой-то определённой религиозной конфессии, но считалось, что христианская молитва важна для жизни сообщества. Часовня с её витражами, обшитая простыми дубовыми панелями и с неукрашенным престолом была своего рода наименьшим общим знаменателем для всех больших и малых сект. Харриет, направляясь к часовне, вспомнила, что не видела свою мантию со вчерашнего дня, когда декан унесла её в профессорскую. Не желая проникать без спроса в святая святых, она отправилась на поиски мисс Мартин, которая, как оказалось, перенесла обе мантии в собственную комнату. Харриет ввинтилась в мантию, при этом один трепещущий рукав ударился о соседний стол с громким стуком.
- Господи! - воскликнула декан, - что это?
- Мой портсигар, - сказала Харриет. - Думала, что потеряла его. Теперь вспомнила. Вчера у меня не было кармана, и я запихала его в рукав мантии. В конце концов, для чего нужны эти рукава, как не для этого?
- О, дорогая! Мои всегда в конце семестра превращаются в прекрасный мешок для грязного белья. Когда у меня больше не остаётся носовых платков в ящике, мой скаут выворачивает рукава мантии. Моя лучшая коллекция составила двадцать два, но в том году в течение недели у меня был сильный насморк. Ужасно антисанитарный предмет одежды. Вот ваша шапочка. Не обязательно сразу брать капюшон, вы можете за ним вернуться. А что вы делали сегодня? Я вас совсем не видела.
И вновь Харриет почувствовала желание рассказать о неприятном рисунке, но снова сдержалась. Она чувствовала, что он выводит её из равновесия. Почему она вообще о нём думает? Она рассказала про разговор с мисс Хилльярд. "Боже! - сказала декан. - Это - конек мисс Хилльярд. Тщепуха, как сказала бы миссис Гэмп. Конечно, мужчинам не нравится, когда им утирают нос, а кому нравится? Я думаю, что с их стороны совершенно благородно позволить нам прийти сюда и топтать дорожки их университета, благослови, Господь, их сердца. Они привыкли быть лордами и хозяевами в течение сотен лет, и им требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к изменениям. Да ведь мужчине требуются месяцы и месяцы, чтобы привыкнуть к новой шляпке. И как раз в тот момент, когда вы собираетесь отправить её на благотворительный базар, он заявляет: "Довольно милая шляпка, где ты её взяла?" И вы говорите: "Дорогой Генри, это та самая прошлогодняя шляпка, про которую ты тогда сказал, что в ней я похожа на обезьянку шарманщика". Мой зять периодически говорит именно так, и это каждый раз приводит мою сестру в бешенство". - Они поднялись по ступеням часовни.
Что ж, всё было не так уж плохо. Определенно не так плохо, как ожидалось. Хотя было грустно обнаружить, что ты выросла из Мэри Стоукс, и, в некотором смысле, немного утомительно, что Мэри Стоукс отказывается признать этот факт. Харриет давно обнаружила, что невозможно любить людей сильнее только за то, что они больны или мертвы, и ещё в меньшей степени потому, что когда-то они вам очень нравились. Некоторые счастливые души смогли прожить всю жизнь, не сделав такого открытия, и именно таких мужчин и женщин называют "искренними". Однако остались старые друзья, которых было радостно встретить вновь, такие как декан и Фиби Такер. И действительно, всё было вполне прилично. Некоторые из них довольно настырно и глупо спрашивали об "этом Уимзи", но без сомнения из лучших побуждений. Исключением могла быть мисс Хилльярд, но у мисс Хилльярд всегда было какое-то отклонение.
Когда автомобиль ехал по извилистой дороге среди Чилтернских холмов, Харриет улыбалась, вспоминая последние слова при расставании с деканом и экономкой.
- Не подкачайте и скорей напишите нам новую книгу. И помните, если в Шрусбери когда-нибудь произойдёт таинственное происшествие, то мы попросим вас приехать и распутать дело.
- Хорошо, - сказала Харриет. - Когда в кладовой вы обнаружите изуродованный труп, пришлите телеграмму и обеспечьте, чтобы мисс Бартон взглянула на тело, - после этого она не станет так сильно возражать против того, что я "затягиваю" убийцу в руки правосудия.
А предположим, что они действительно найдут в кладовой окровавленный труп, как все удивятся! Слава колледжа состояла в том, что здесь никогда не происходило ничего экстраординарного. Самым ужасным делом, которое когда-либо могло произойти, было то, что студентка "свернула с прямого пути". Присваивания швейцаром посылки или двух было достаточно, чтобы повергнуть в ужас всю профессорскую. Благослови, Господь, их сердца, как освежающе и успокаивающе хороши они все, идущие под древними буками и медитирующими под мантру ‘όν χαί μή ’όν и финансы королевы Елизаветы.
- Я сломала лёд, - сказала она громко, - и, в конце концов, вода оказалась не такой холодной. Я буду возвращаться, время от времени. Я вернусь.
Она выбрала для ленча приятный паб и поела с аппетитом. Затем она вспомнила, что портсигар всё ещё в мантии. Она принесла этот предмет одежды с собой, и, опустив руку вниз к основанию длинного рукава, извлекла этот предмет. Вместе с ним выпал листок бумаги - обычный лист писчей бумаги, сложенный вчетверо. Разворачивая его, она нахмурилась от неприятных воспоминаний.
На нём были приклеены слова из букв, вырезанных, очевидно, из заголовков газеты.
ТЫ ГРЯЗНАЯ УБИЙЦА.
НЕ СТЫДНО ГЛЯДЕТЬ ЛЮДЯМ В ГЛАЗА?
- Ад! - сказала Харриет. - И ты, Оксфорд? - В течение некоторого времени она сидела неподвижно. Затем чиркнула спичку и поднесла к бумаге. Та быстро вспыхнула, и Харриет была вынуждена бросить её на тарелку. И даже тогда буквы продолжали проступать серым на потрескивающей черноте до тех пор, пока она не растолкла пепел черенком ложки.
4
Ты не найдёшь таких обидных слов,
Чтоб оправдать внезапность охлажденья,
Как я найду. Я стать другим готов,
Чтоб дать тебе права на отчужденье.
Дерзну ли о тебе упомянуть?
Считать я буду память вероломством
И при других не выдам как-нибудь,
Что мы старинным связаны знакомством.
Уильям Шекспир
В жизни бывают случаи, когда некое случайное совпадение времени и настроения приобретает символическую ценность. Посещение Харриет встречи выпускников в Шрусбери было именно таким случаем. Несмотря на незначительные накладки и нелепости, это встреча имела одно определенное значение: она открыла для неё видение прежней мечты, долго заслоняемое лесом "подходящих увлечений", но теперь безошибочно доминирующее, как башня на холме. Две фразы постоянно звучали в её ушах - декана: "Имеет значение только работа, которую делаешь", и слова, полные грусти по тому, что ушло навсегда: "Когда-то я занималась научной работой".
"Время есть, - говорила Медная Голова, - время было, время ушло". Филип Бойз мёртв, и кошмары, которые преследовали её с той ужасной полуночи, когда он умер, постепенно исчезали. Повинуясь слепому инстинкту и цепляясь за работу, которую необходимо сделать, она пробивала собственную дорогу к опасной стабильности. Неужели уже слишком поздно, чтобы достигнуть полной ясности и безмятежности сознания? Что в этом случае она должна поделать с прочными путами, которые всё ещё крепко привязывали её к горькому прошлому? И что прикажете делать с Питером Уимзи?
В течение трёх прошедших лет их отношения были довольно своеобразными. Сразу же после расследования ужасного дела в Уилверкомбе, которое они проводили совместно, Харриет, чувствуя, что необходимо что-то сделать, чтобы разрядить ситуацию, которая быстро превращалась в невыносимую, привела в исполнение долгожданную схему, ставшую, наконец, возможной после спасения репутации и увеличения доходов от писательства. Взяв с собой подругу в качестве компаньонки и секретарши, она покинула Англию и неторопливо путешествовала по Европе, останавливаясь то здесь, то там, как диктовало воображение или если место выглядело хорошим фоном для будущего сюжета. В финансовом отношении поездка имела успех. Она собрала материал для двух полноценных романов, местом действия которых были соответственно Мадрид и Каркассонн, а также написала ряд детективных рассказов, в которых приключения происходили в гитлеровском Берлине, и множество путевых заметок, что позволило доходам намного превысить расходы. Перед отъездом она попросила Уимзи не писать ей. Он принял этот запрет с неожиданным смирением.
- Понимаю. Очень хорошо. Vade in pace. Если я вам когда-нибудь понадоблюсь, вы найдёте старую фирму на обычном месте.
Она иногда встречала его имя в английских газетах, и это было всё. В начале следующего июня она возвратилась домой, чувствуя, что после такого долгого перерыва привести их отношения к прохладному и дружескому разрыву будет нетрудно. К этому времени он, вероятно, чувствовал себя таким же успокоившимся и освобождённым, как и она. Возвратившись в Лондон, она сразу же переехала на новую квартиру на Мекленбург-сквер и засела за работу над каркассоннским романом.
Пустяковый инцидент, случившийся вскоре после её возвращения, позволил проверить собственные чувства. Она поехала в Аскот в компании с остроумной молодой женщиной-писательницей и её мужем-адвокатом - частично ради забавы, а частично потому, что хотела поднабрать местного колорита для рассказа, в котором несчастная жертва должна была внезапно упасть мёртвой на королевской трибуне в тот захватывающий момент, когда все глаза устремлены на финиш гонки. Рассматривая эти священные окрестности изнутри, Харриет обнаружила, что местный колорит включает пару худощавых плеч в строгом костюме, над которыми возвышался хорошо знакомый попугаеподобный профиль, особенно подчёркиваемый сдвинутым назад бледно-серым цилиндром. Его появление сопровождалось вздыманием пены из летних шляпок, так что в целом это напоминало немного гротескную, но дорогую орхидею в букете роз. По реакции сторон Харриет заключила, что летние шляпки советовали поставить на дорогих и невозможных аутсайдеров, и что цилиндр принимал их инструкции с удовольствием, переходящим в веселье. Во всяком случае, его внимание было полностью занято.
"Превосходно, - подумала Харриет. - Нечего об этом беспокоиться". Она пришла домой, радуясь своему исключительному спокойствию. Три дня спустя, когда она читала в утренней газете, что среди гостей на литературном ленче была замечена "мисс Харриет Вейн, известный автор детективов", её прервал телефон. Знакомый голос с неожиданной сухостью и неуверенностью сказал:
- Мисс Харриет Вейн?.. Это вы, Харриет? Я видел, что вы вернулись. Вы пообедаете со мной как-нибудь вечером?
Было несколько возможных ответов и среди них репрессивно-дезорганизующий: "Простите, а кто говорит?" Но будучи неподготовленной и, естественно, честной, Харриет слабо ответила:
- О, спасибо, Питер. Но я не знаю…
- Что? - сказал голос с намёком на насмешку. - Все вечера заняты с этого дня до прихода Коксигруеса?
- Конечно нет, - ответила Харриет, совершенно не желая изображать из себя самовлюбленную и преследуемую знаменитость.
- Тогда скажите, когда.
- Я свободна сегодня вечером, - сказала Харриет, думая, что краткость срока может помешать из-за уже назначенной встречи.
- Замечательно, - сказал он. - Я тоже. Мы вкусим сладость свободы. Между прочим, вы сменили номер своего телефона.
- Да, у меня новая квартира.
- Заехать за вами? Или вы встретите меня в Ферраре в 7 часов?
- В Ферраре?