- Что до меня, - говорил папаша Дени, - то я видел, ясно видел… вот ведь беда, что никак не узнать, что это такое… на этот раз я отлично видел… я как раз у окошка стоял, набивая последнюю трубку перед сном…
- И что же вы видели, хозяин? - взволнованно спросил юнга.
- Э, те самые пятна, черт побери! Знаменитые пятна! Наконец уж и я начинаю их бояться, прямо как матушка Дени! Вон, вон! Смотри!
Папаша Дени резким взмахом руки указал на середину Сены. Там, действительно, светилось какое-то пятно, как будто сияние плыло по воде вверх по течению.
И папаша Дени повторял:
- Что же это может быть? Привидение? Чья-то грешная душа? Все это к беде! А на тебя что нашло? Куда ты? Ах ты, черт…
Молодой юнга внезапно выскочил, полуодетый, оттолкнул папашу Дени и прыгнул в воду. Папаша Дени, перепуганный, звал его:
- Да вернись же ты, черт! Что еще за фокусы? Эй! Малыш! Вернись! Вернись!
Но добрый старик мог кричать до хрипоты. Маленький юнга оказался превосходным пловцом и двигался вперед так умело, что заслужил бы похвалы любого учителя плавания. Вскоре он подплыл к светящемуся пятну и уже думал, что сейчас разглядит его. Увы! Как только он достиг пятна, сияние погасло, как будто его потушили.
- Вернись… вернись… кричал папаша Дени, пугаясь все больше, так как отважного юнгу почти нельзя было разглядеть. - Да вернись же! Если это привидение, не надо его сердить!
Юнга вернулся на баржу. Поднявшись на борт, он спокойно сказал:
- Я, должно быть, спугнул его, ничего не увидел, оно исчезло как раз, когда я подплыл.
Но папаша Дени ничего не ответил. Теперь, когда молодой человек, целый и невредимый, был опять на борту "Жанны-Мари", старого речника внезапно охватил страх.
- В общем-то, - сказал он, - ты увидел, что ничего не увидел! Этого все-таки быть не может, расскажи-ка все начистоту.
Но молодой юнга пожимал плечами, явно стесняясь.
- Хозяин, я вам говорю, ничегошеньки я не видел, - говорил он с наивным упрямством и несомненной искренностью, - и это самая что ни на есть чистая правда. Конечно, уж если бы я хоть как-нибудь разглядел эту штуковину, я бы сразу вам рассказал… но, пожалуй, с ними шутки плохи…
Папаша Дени помолчал, потом спросил:
- И та ничего не слышал, когда оказался на самом этом пятне?
- Ничего, хозяин, к тому же мне показалось, что оно скорей под водой, чем на воде, и вы же сами видели, оно погасло, когда я был от него в семи-восьми метрах.
Папаша Дени с огорчением, с печалью покачал головой.
- Ах, вот беда так беда, - сказал он, - как подумаешь, что так мы и не дознаемся, что там такое творится; выходит, человек в начальной школе учился и от времени вроде не отстал, а все-таки от таких приключений кровь в жилах стынет…
И тут же посоветовал юнге:
- Ты слушай: если это пятно света опять вернется, я тебе запрещаю к нему подплывать и разглядывать… больно надо! Еще накликаешь беду на "Жанну-Мари", нет уж, спасибо большое. А теперь иди, переоденься, да поживее, еще простудишься, барахтался в воде, как пес какой… - И так как старик Дени был поистине добряком, он добавил. - И заметь, завтра ничего об этом моей старухе не рассказывай, она еще обозлится на тебя, решит, что ты в этом деле как-то замешан…
Глаза 11
НОЧНОЙ ИЗВОЗЧИК
Фандор выскочил из экипажа у дверей Префектуры полиции, а точнее, у дверей ее пристройки на набережной Орлож, и поднялся, посвистывая, по грязной, обшарпанной лестнице, ведущей в отдел парижского транспорта. Быстрым шагом прошел он по служебным помещениям, по бесчисленным мрачным коридорам, где одна к другой лепились таблички: "Тележки розничных торговцев", "Похоронные дроги", "Вывоз мусора", наконец, он подошел к обширной конторе с очень грязными матовыми стеклами в дверях и надписью на них черными буквами: "Посторонним вход воспрещен". Фандор вошел туда с весьма развязным видом.
- Привет, старик!
- Смотри-ка, Фандор!.. Как дела? Тысячу лет вас не видели… Что поделываете?
- Да так! Ничего хорошего…
- Но и ничего плохого, надеюсь? Все в той же газете "Ла Капиталь"?
- Да, все там же.
- Но, по-моему, прошло немало месяцев с тех пор, как там появилась ваша подпись под чем-то интересным.
- Да, это верно. Но, знаете, у каждого своя тема, не хочется менять.
- Да, ведь вы специалист по Фантомасу. Другого бандита воспевать не желаете!
И чиновник Префектуры разразился веселым, добродушным хохотом.
За исключением службы Сюртэ, куда сходились наиболее точные сведения и где, в силу этого, давно уже перестали потешаться над Фантомасом, чиновники Префектуры с удовольствием подтрунивали над похождениями загадочного бандита, схватить которого не удавалось самым прославленным полицейским.
Однако Фандор избегал шутливых разговоров насчет Фантомаса. Он-то знал, что представляет собой Повелитель ужасов, ему было известно, что там, где появлялся этот неуловимый преступник, царят разрушение и смерть, что он не останавливается перед любым преступлением, не страшится самых черных дел, потому-то Фандор ни за что не позволил бы себе включиться в легкомысленное подшучивание насчет этого беспощадного врага.
- Ладно, оставим Фантомаса, - с легкостью ответил он. - Я не из-за него сюда пришел.
- Да, что-то он притих в последнее время. Так чем мы можем быть вам полезны?
- Мне нужна маленькая справка.
- Справка? Насчет чего?
- Кто занимается отправкой извозчичьих карет в загон?
- Отправкой их в загон? А вы что, нашли пустую карету, Фандор?
Фандор смеялся, но не спешил пояснить свою мысль.
- Что-то вроде этого, - сказал он, - так кто же этим занимается?
- Я сам.
- Вот как? А я думал, что ваше дело - штрафовать извозчиков по жалобе седоков.
Чиновник пожал плечами.
- Я всем здесь занимаюсь, - сказал он, - я так перегружен!
- До четырех часов дня, - насмешливо подхватил Фандор.
- Да, но с десяти утра…
- Тяжелая служба! - не моргнув глазом, сказал Фандор. Но не желая обидеть собеседника, продолжал. - Так вот, дружище, раз вы этим занимаетесь, скажите, понимаете ли вы что-нибудь вот в этом… Может быть, вы как раз в курсе… Вот, прочитайте эту заметочку.
И Фандор вынул из бумажника и передал чиновнику маленькую заметку, вырезанную из бюллетеня, который Агентство Гавас ежедневно издает для международной прессы и который, как правило, является краткой сводкой донесений, представленных всеми полицейскими комиссариатами Парижа.
Приятель Фандора, служащий Префектуры, бросил взгляд на документ, переданный ему журналистом, и прочел вслух:
- "Сегодня утром, около двух часов, была обнаружена на мосту Мирабо брошенная извозчичья карета. Полицейские 422 и 439 из комиссариата Отэй, дежурившие у въезда на мост, тщетно искали кучера, и, не найдя его, отвезли карету в загон. Следует добавить, что, будучи очень старого образца и чрезвычайно потрепанной, она издавала к тому же страшнейший трупный запах".
- И что же? - спросил чиновник.
- И что же? - подхватил Фандор. - Это правда, то, что тут написано?
- Гм, по всей вероятности.
- А вы могли бы проверить?
- Да, это легко сделать, если вас это интересует. Вам это нужно для расследования преступления?
Фандор с равнодушным видом пожал плечами.
- Ну, право же, - сказал он неуверенно, - признаюсь, я этому делу не придаю большого значения, но все же, поскольку сегодня у меня нет никаких сенсационных материалов, я был бы непрочь опубликовать кое-что на эту тему. Кстати, может получиться неплохая заметка - "Труп в карете"…
Чиновник встал и шумно расхохотался.
- Ну, чертов Фандор! Вечно в поисках звучного заголовка! - Говоря это, он листал толстую книгу. И тут же заметил: - Отлично, все так и есть, вот как раз это дело: я нашел донесение комиссариата XVI округа. Экипаж обнаружили на углу авеню Версаль и моста Мирабо. Лошадь брела сама по себе, ей, видно, наскучило стоять без возницы, и она двинулась с места, чем и привлекла внимание полицейских… Верно также, что в повозке пахло трупом. Видите, это указано в донесении комиссариата… Больше вам ничего не нужно, Фандор?
- А как же, черт возьми! Какой номер извозчика?
- Четырнадцать ноль тридцать два, ладно. Дайте-ка, я запишу… Ну вот, все в порядке. А как зовут кучера, старина?
- Виктор Тарполэн.
- Его адрес?
- Улица Фландр, тридцать два.
- Спасибо, старик.
- Не за что.
- Скажите-ка еще вот что…
- Что именно?
- Что в таких случаях происходит? Вот полицейские обнаружили карету - и что они сделали?
- Взяли ее под уздцы, Фандор, то есть я хочу сказать - взяли лошадь под уздцы и повели ее к комиссариату; там они составили рапорт, а наутро, то есть сегодня утром, отправили лошадь с повозкой в загон.
- А в загоне что сделали?
- Не спешите. В это же время мне было сообщено на утреннем совещании комиссаров полиции, что карета четырнадцать ноль тридцать два была найдена брошенной на проезжей части; я обратился к моим книгам, нашел фамилию извозчика и дал ему знать через полицейского, что его экипаж найден и отправлен в загон…
- И что тогда?
- Ну что? Ничего, Фандор. Извозчика Тарполэна вызовут в дисциплинарный совет по поводу брошенного фиакра. Совет, по всей вероятности, возьмет с него штраф и на несколько дней лишит права выезжать.
- А карета?
- Карета? А-а! Извозчик Тарползн явится в загон, предъявит удостоверение, оплатит хранение и ему все вернут.
- А трупный запах?
- Ну, что уж тут я могу поделать?
Чиновник, как подобает всякому достойному чиновнику, снова преспокойно развалился в своем мягком кожаном кресле и продолжал:
- Вот послушайте! Вы будете смеяться, я вам забавную шутку сейчас скажу: представьте себе, что двое полицейских обнаружили экипаж, обыкновенную извозчичью карету, не брошенную на улице, но издающую весьма подозрительный запах… начнется расследование, осмотр и т. д. И притом без малейшего промедления, а все потому, что жалоба или, точнее, замечание, будет передано в службу Сюртэ. А вот на этот раз, прежде чем сообщить о странном запахе в повозке, комиссариат Отэй отправил ее в загон. Это ведь для них главное, верно? Итак, поскольку им, в комиссариате Отэй, пришлось составить рапорт, который пришел непосредственно в мой отдел, и поскольку этот рапорт необходим мне для моего бумажного царства - никогда служба Сюртэ не будет поставлена в известность о примечании насчет дурного запаха. Полицейские свое донесение представили, с них больше спросу нет. А уж кучер-то вряд ли подаст жалобу. Ему на всю эту историю наплевать, даже если он ни в чем не замешан… Что касается меня…
- Что касается вас, вы умываете руки?
- Нет, нет, но мне не положено составлять новое донесение.
Фандор рассмеялся:
- Господи, до чего это глупо, вся эта административная возня… Вы согласны со мной?
Чиновник, человек честный, покачал головой.
- Меня, знаете, это кормит, - ответил он, - мне не к лицу ругать администрацию!
"Зловредная штука - это репортерское житье: ведь никогда не приходится посещать людей, живущих по соседству. Нашлась карета с трупным запахом, мне приходит в голову заняться этим делом - бац! - оказывается, я напал на какого-то Тарполэна, который живет у черта на куличках, на улице Фландр тридцать два! Куда как весело тащиться па улицу Фландр! Ладно, вот дом 37, теперь уже близко… Это еще что? Это еще что? Неужели дом 32 стоит на этом пустыре? Зловещего вида пустырь… идеальное место, чтобы выращивать шампиньоны или резать горло банковским служащим!"
Когда Жером Фандор вышел из здания Префектуры, у него не возникло ни малейших колебаний.
Несмотря на то, что в течение многих месяцев он в какой-то степени был оторван от своей профессии журналиста, Фандор в душе оставался все тем же рьяным репортером, охотником за интересными новостями, который чует нюхом, угадывает, а если надо - придумывает разнообразные детали, из которых может возникнуть сенсационная статья.
Утром, просмотрев в редакции своей газеты "Ла Капиталь" бюллетень Агентства Гавас, Жером Фандор тотчас же решил: "Карета, пахнущая трупом, - тысяча чертей, в этом что-то есть!"
И так как ум его был острым, а воображение - пылким, он быстро сообразил, что подозрительно пахнущая повозка была обнаружена неподалеку от Сены, а ведь как раз на Сене-то и появлялись таинственные, будоражащие рассудок светящиеся пятна! И хоть это было вовсе невероятным, хоть ничем нельзя было объяснить эту, в какой-то степени нелепую мысль, Фандор был убежден, что необходимо найти связь между найденной каретой и светящимися пятнами.
Журналист и пошел разыскивать извозчика Тарполэна, потому что в глубине души его жила уверенность, что разговор, на который он рассчитывал, прояснит волнующую загадку сияния, которое так часто бывало замечено на водах Сены.
"Извозчик, - уговаривал сам себя Фандор, не надеясь полностью на благоприятный исход будущей беседы, - извозчик, это человек положительный, человек, живущий своим домом, знающий, куда едет, осведомленный о разных разностях, ибо, в силу своей профессии, проводит время на улицах города, а поэтому наблюдает, замечает, угадывает такие происшествия, о которых окружающие и понятия не имеют. Черт побери! Провалиться мне на этом месте, если из разговора с извозчиком я не почерпну каких-то любопытных подробностей".
Размышляя таким образом, Фандор без устали шел вперед широким быстрым шагом, который был ему свойствен, ибо нет на свете человека более непоседливого, чем журналист, вопреки общему мнению, что он ведет сидячую жизнь.
На улице Фландр, где в это время мелькали только тощие подростки, игравшие в шары после школы до того часа, когда родители подзатыльниками загонят их домой, Фандор мог чувствовать себя совершенно свободным и готовым действовать по своему усмотрению.
Но по мере того, как он шел по этой улице, он хмурился и раздосадованно ворчал, уже проклиная задуманный репортаж: "Дела идут как нельзя лучше, оказывается, на этом пустыре действительно значится дом 32, но нет ни одной души, у кого бы справиться, кто там живет и как туда войти. Если бы только увидеть, что там, за этим забором!"
То место, которое журналист издалека принял за пустырь, было огорожено высоким забором из просмоленных досок, окрашенных в черный цвет. Ни единой щелочки, через которые можно было бы взглянуть, ни единого отверстия, куда прильнуть глазом.
- Все-таки, - пробурчал Фандор после того, как прошел вдоль забора, не увидел ничего, достойного внимания, и к тому же несколько раз ударил по нему тростью, в надежде, что кто-то появится. - Все-таки, если в Префектуре приняли такой адрес - улица Фландр, дом 32, - значит, на улице Фландр в доме 32 проживает некто Тарполэн, разве только…
Фандор внезапно остановился на этой безлюдной улице, охваченный сильным волнением. Ему вдруг припомнились таинственные, наводящие жуть рассказы, которые когда-то передавались шепотом из уст в уста по всему Парижу.
"В свое время, - думал Фандор, - когда я был еще мальчишкой, разве мало было разговоров о Ночном Извозчике? О коляске, якобы известной всем убийцам, в которой круглый год увозили неизвестно на какое кладбище, трупы убитых? А вдруг в этих россказнях была хоть крупица правды? А вдруг этот Ночной Извозчик существовал на самом деле? Существует и поныне?.. И я напал на его след?"
Но журналист тотчас же высмеял свое предположение. "Да я с ума сошел, - подумал он, - ни на какой след я не напал, если даже не могу найти, где живет пресловутый Тарполэн".
Надо было поразмыслить, наметить план поисков. Фандор недолго колебался: "Этот Тарполэн, если вообще существует некий Тарполэн, - извозчик, а извозчик это не только человек, который правит лошадью и возит седоков, это главное, человек, у которого есть свой трактир. Нет такого извозчика, у которого бы не было неподалеку от каретного сарая излюбленной забегаловки. Я не нашел Тарполэна, но я найду хотя бы его трактир".
Фандор быстро прошел улицу Фландр в обратном направлении, заходя по очереди в четыре или пять кабаков, находившихся поблизости.
- Мадам, вы не знаете извозчика Тарполэна? Я его ищу по поводу вознаграждения за найденную вещь…
Повсюду мне отвечали:
- Нет, месье, такого не знаем.
- Гм! - ворчал Фандор, расстроенный пятой неудачной попыткой, - неужели этот субъект дал Префектуре вымышленный адрес? Это дело серьезное, но маловероятное… Полиция тщательно следит за всеми парижскими извозчиками… Тогда что же?
Фандор не хотелось действовать смелее, чтобы не "засветиться", поэтому он не стал расспрашивать консьержей тех зданий, которые стояли вокруг пустыря под номером 32 на улице Фландр; он уже собирался уйти, как вдруг увидел в глубине отсыревшей подворотни, под железным навесом, маленькую распивочную весьма неряшливого и подозрительного вида под вывеской "Прачечная".
Фандор осмотрел этот притон снаружи.
"Нет, - подумал он, - это не распивочная для извозчиков, это бар для апашей… вполне возможно, что мой Тарполэн с его пахнущей смертью пролеткой не самый честный из честных людей! Ладно, войдем, а там видно будет!"
Но если в остальных трактирах Фандор без колебаний спрашивал, не знают ли там извозчика Тарполэна, то здесь он понял, что в этом вертепе надлежит держаться похитрее. Он вошел туда враскачку, сдвинув на затылок котелок, из-под которого выпустил растрепанную прядь. Медленно приоткрыв дверь в бар, он тут же ее захлопнул ударом ноги, выкрикнул, как это принято в такой среде: "Доброго здоровья, дамы-господа!" - и облокотился о стойку.
Хозяйкой бара была, по всей видимости, привратница прачечной. В ее лавке, а вернее - в ее конуре, превращенной в лавку, находился к приходу Фандора только один тощий субъект, занятый пересчитыванием монет по два су, которые он складывал в рулончики по десять штук в каждом.
Фандор, не подавая виду, окинул его внимательным взглядом и, убедившись, что этот посетитель даже не заметил его появления, спокойно ответил продавцу, спросившему, что ему угодно.
- Рюмку смородиновой, - и добавил. - А что, Тарполэн не приходил еще?
Задал он этот вопрос как бы невзначай, безразличным тоном, но сердце у него в груди билось что было сил.
И действительно, журналист здорово рисковал: если Тарполэна и впрямь знали в этом весьма подозрительном заведении, там могли счесть очень странным, что его спрашивает человек, никогда не приходивший сюда вместе с ним.
Что сможет ответить Фандор, если продавец, перебиравший сейчас бутылки, чтобы налить ему рюмку, вдруг задаст нескромный вопрос?
К счастью, журналисту повезло.
Продавец сразу не ответил на его вопрос, а подошел к двери, ведущей, очевидно, на хозяйскую половину, и крикнул:
- Слышь, мамаша, Тарполэна не видать было сегодня?
Фандор уже обрадовался было, что напал на след извозчика, как в ответ раздался злобный женский голос:
- А кто спрашивает-то?
Продавец с уверенностью ответил: - Да тут один "бук"…
"Здорово! - подумал Фандор, - вот меня и приняли за букмера".
По-видимому появление "бука", как определил продавец-физиономист, имело какое-то особое значение для хозяйки распивочной.