– Да, как я понимаю, вот и преступление, но существовало ли оно на самом деле? – спросила я, понимая, что это еще не вся информация, и есть еще кое-какие подробности.
В таком виде это дело не стало бы интересовать Генри Тамона. Николь продолжила свое повествование и невольно подтвердила то, о чем я подумала.
– Генри, конечно, скептически отнесся к рассказу молодого человека. Он заявил, что доктор Эдмонс – великолепный психолог, но это не имеет отношения к сути загадки, связанной с убийством, которое, возможно, существовало только в воображении нервного ребенка. Однако, он тут же предположил, что дело, видимо, этим не закончилось.
– Я тоже предполагаю, что если бы больше ничего не произошло, Фил вряд ли стал бы вас с шефом беспокоить. Кроме того, не думаю, что в таком возрасте ребенок способен вообразить подобное убийство. Выстрел, нож – это я еще допускаю, но чтобы восьмилетний мальчик представил себе яд в стакане с водой в момент запивания таблеток? Не думаю… – высказала я свое первое предположение. Впрочем, оно еще не относилось к процессу разгадывания загадки. Да и не было пока понятно, в чем же состояла проблема.
– Да, – подтвердила Николь, – эти события составляли лишь предысторию. За несколько месяцев до того дня, когда Фил обратился к нам, он неожиданно стал все время возвращаться к мысли о том, что убийство все же имело место. Было неплохо бы понять, почему эти события вдруг вошли в его судьбу, да еще в столь раннем возрасте. В общем, он уже не мог не думать об этом происшествии, но доктор Эдмонс тут уже не могла ему помочь.
– Странно, что эта мысль не приходила ему в голову раньше, – прокомментировал сказанное комиссар.
– Он, видимо, задумался над тем, кто его убил в той жизни, именно потому, что никак не мог понять, можно ли верить в переселение душ? – добавила я свою догадку. Впрочем, ничего особенного в этом не было. Этими сомнениями болела и я сама, да и сейчас я все еще ничего не могу утверждать наверняка.
– Да, – согласилась моя подруга и со мной, и с комиссаром, – вы угадали.
– И что же молодой человек стал делать? – спросил Эрик Катлер.
– Он стал искать сам факт убийства, понимая, что, скорее всего, оно произошло, если произошло вообще, именно в Джонсвилле, – продолжила свой рассказ Николь, – и об этом в этом маленьком городке должны были, как минимум, сообщать в прессе. В городской библиотеке Джонсвилля Фил пролистал подшивки местных газет (их всего-то две), начиная с даты своего рождения, ретроспективно. Довольно быстро он нашел то, что искал. Похоже было на то, что таким образом был убит его собственный дед, которого также звали Фил Гибсон. Ожидая от Генри, который просто не переносит ничего мистического, какой-нибудь бестактности, я поспешила заявить, что не считаю это случайным совпадением, и мистер Гибсон правильно оценил мою реплику, о чем свидетельствовала его благодарная улыбка. Я заявила также о том, что где-то читала, будто переселение души очень часто происходит в родственников. Тем самым мне удалось не дать Генри излить свой скепсис, а Фил продолжил свой рассказ. Сопоставив даты и факты, он получил такую картину происшедших событий. Фил Гибсон-младший, то есть, он сам, родился через год с небольшим после смерти своего деда, и его назвали в честь умершего Фила Гибсона-старшего. О смерти деда в газетных публикациях говорилось не так уж много. Писали, что яд, которым отравился мистер Гибсон был обнаружен в стакане с водой, которой он запивал таблетку. Хотя большая часть жидкости вытекла из стакана, а сам стакан разбился, на осколках оказалось достаточно капель, чтобы получить материал для исследования. Писали также, что подозрения пали на обоих сыновей покойного: только они находились в момент случившегося в доме, но никаких улик против них не было найдено, так что полиция закрыла дело, остановившись на версии самоубийства. Но, как вы, видимо, догадались, нашего клиента эта версия не устроила. Он хотел знать правду. Именно поэтому он и обратился к нам. Несмотря на свое скептическое отношение к реинкарнациям, Генри наконец-то оживился. "Замечательная ситуация: жертва и свидетель в одном лице!" – воскликнул он.
– Загадка любопытная, но замечательной мне эта ситуация не кажется, – возразила я.
– Да, – согласилась со мной моя подруга, – на самом деле, для Фила эта ситуация была ужасной. Он объяснил нам, что и без того у него всегда были тяжелые взаимоотношения с отцом, что-то подспудно раздражало в нем Фила. Они вообще никогда не понимали друг друга. Если выяснится, что отец повинен в смерти деда, то это, по крайней мере, все как-то сможет объяснить. Ну, а если окажется, что это не так, то, возможно, Фил сможет изменить в дальнейшем характер отношений с отцом. Этот аргумент молодой человек привел нам, скорее всего, для большей убедительности.
– Сомнительный тезис, – не удержалась я от комментария, – но понять его желание – знать правду, можно.
– Генри тоже выразил сочувствие мистеру Гибсону, но заявил, что едва ли мы сможем быть ему чем-то полезны. Даже, если он вспомнил бы, кто убил его деда, ни один суд не принял бы его показания, в расчет. Это было понятно не только нам, но и самому Филу. Он не строил иллюзий в этом отношении. И, тем не менее, ему было необходимо во всем этом разобраться, это было нужно ему самому, ведь в дело замешаны были его отец и его дядя, о чем Фил нам и сказал в ответ на слова моего шефа.
– Но ведь в семье, наверняка, были те, кто помнил то трагическое событие, было бы неплохо начать с попытки выяснить что-нибудь именно у этих людей, – заметила я.
– Вот и я предложила нашему предполагаемому клиенту сначала поговорить с кем-нибудь из родственников, – согласилась со мной Николь, – на что молодой человек ответил, что он предполагал поговорить с тетушкой, сестрой деда. Она, несмотря на свой преклонный возраст, сохраняла трезвый ум и твердую память. Но он вынужден был признаться, что ему не хотелось бы правду услышать от нее. Он боялся узнать нечто очень страшное о своей семье от близкого человека, надеюсь, что и вам это сейчас понятно так же, как тогда было понятно мне. Хотя, с другой стороны, он был совершенно уверен, что ему-то как раз никто ничего и не скажет. Он бы предпочел, чтобы все осталось, как есть, но чтобы только знать, что же на самом деле произошло тогда с ним, то есть с его дедом. Он не задумывался над тем, что станет делать с этим знанием, но без него уже просто не мог спокойно жить. Поэтому он и хотел, чтобы расследование этих странных и трагических обстоятельств провели мы.
– Ну, я догадываюсь, что вы взялись за это дело, – отметила я, – иначе мы бы его сейчас не обсуждали.
– Да, Генри очень неохотно пообещал подумать над этим, – подтвердила Николь, – и я на него в этот момент ужасно злилась. Мне был очень симпатичен этот молодой человек, а его история казалась увлекательной и загадочной.
– Предполагаю, что, несмотря на это, мистер Гибсон был доволен вашим разговором, – усмехнулся комиссар, – в полиции с ним вряд ли стали бы обсуждать подобные истории.
– Так оно и было, – не стала спорить с Эриком Катлером Николь. – Когда Фил ушел, я, чтобы не накинуться на Генри, так уж была на него зла, отправилась на кухню и занялась кофе. В каком-то женском журнале прочитала, что суета на кухне успокаивает нервы не хуже вязания. Как ни странно, не врут. Я успокоилась еще до того, как кофеварка многообещающе зашипела. Когда мы заняли свои любимые места и взяли в руки чашки, я поинтересовалась у Генри, что побудило его изменить первоначальное решение, я была уверена, что за это дело он не станет браться. "Вы помните роман Агаты Кристи "Спящий убийца"?" – неожиданно спросил Генри. Даже не подозревала, что мой шеф так хорошо знаком с детективной литературой. Я ответила, что название мне знакомо, но в чем суть, не припомню. У меня не было уверенности, что я читала этот роман. "Парочка молодоженов взялась за расследование убийства, происшедшего пятнадцать лет назад, свидетельницей которому стала героиня романа, когда ей было три года. Их игра в сыщики повлекла за собой еще одно убийство..." – напомнил мне Генри. Кстати, а ты читала этот роман, – спросила Николь меня.
– Да, – ответила я, – Очень хороший детектив. Героиня сама чуть не погибает, ее спасает вездесущая мисс Марпл.
– Да-да, именно так! Так вот, Генри полагал, что мисс Марпл была абсолютно права, когда всячески отговаривала доморощенных детективов от их опасного предприятия, хотя никто ее об этом не спрашивал. Ведь понятно, что убийца за годы, прошедшие со дня преступления, успел почувствовать себя в безопасности, а тут приходит некто, и все начинается вновь. Но нужно признать, что мы, в данном случае, находились куда в более выгодном положении, чем мисс Марпл: молодой человек сам просил нас ему помочь. Ясно, что если бы мы ему отказали, он занялся бы этим делом самостоятельно, а в нужный момент мисс Марпл рядом могло и не оказаться. Так что, взявшись за это дело, как утверждал Генри, мы, прежде всего, уберегли его от риска. Не хотелось, чтобы сюжет "Спящего убийцы" повторился... Но вы теперь знаете все, что на момент начала расследования знали мы. Я готова отвечать на ваши вопросы, разумеется, если эти ответы были получены нами во время следствия.
– Любопытная загадка, попробуем сначала логически связать те факты, которые мы уже знаем, – начала я свои рассуждения, поскольку комиссар молчал. – Насколько я поняла это из твоего рассказа, дед вашего клиента умер от яда. Хотя официальное следствие остановилось на версии самоубийства, были, очевидно, сомнения на этот счет, так?
– Да, – подтвердила Николь.
– Я так думаю, что имело смысл взглянуть на газетные материалы, – продолжила я свои рассуждения, – в которых шла речь об этом происшествии, чтобы понять, почему возникла версия о самоубийстве и почему она показалась сомнительной. Кроме того, из обстоятельств этого дела нам известно только то, что в момент отравления сыновья покойного были в одном с ним доме. Но, судя по всему, ничего особенного в этом факте нельзя было усмотреть. Разбитый стакан тоже должен был восприниматься как естественное следствие того, что произошло. В комнате мистер Гибсон был один. Скорее всего, это было в спальне, раз речь шла о снотворном. Так как возникла версия убийства?
– Чтобы ответить на этот вопрос, нам не нужно было читать газеты, – объяснила Николь, – Генри поговорил с инспектором Майлсом, и мы просто смогли просмотреть в полицейском архиве материалы расследования того старого дела. По поручению Генри я отправилась в Джонсвилль. Вместе со мной поехал и Фил.
– Фил? – удивилась я.
– Инспектор Майлс обо всем договорился, – разъяснила Николь, – но Филу нужно было для этого написать формальное прошение, которое и завизировал инспектор. Поэтому Фил и должен былменя сопровождать, но я ничего не имела против. Мы провели в архиве около трех часов, особых открытий не сделали. Показания сыновей в общем и целом совпадали. Младший, Рэй, по просьбе отца отправился на кухню, приготовил для него стакан воды и уже собирался отнести его отцу, когда в кухню вошел старший, Ян, он же отец нашего Фила, попросил брата посмотреть его телевизор, у которого "поплыла" картинка. В просьбе не было ничего удивительного, так как Рэй разбирался в электронике намного лучше брата. Но, Рэй сказал, что должен сначала отнести отцу воду. Тогда Ян предложил отнести воду вместо него, чтобы Рэй мог пока заняться телевизором. Так они и сделали. Так что отравить отца мог любой из них. Разумеется, они оба отметали подозрения на свой счет, а у полиции не было никаких улик. К тому же, версия самоубийства выглядела вполне правдоподобной, использованный для этого яд много лет работавший в больнице Фил Гибсон мог легко достать. Правда, никто из родственников не смог выдвинуть какую-нибудь приемлемую причину для самоубийства. Два года назад Фил овдовел: безжалостная болезнь за несколько месяцев свела в могилу его любимую жену. Но ведь уже прошло два года, и, казалось, душевной травме полагалось начать заживать. Утром тело обнаружила служанка, которая работала в доме лишь три часа в день. В обычный час она понесла мистеру Гибсону утренний кофе в постель... Никаких записок обнаружено не было. Завещание покойного было формальным. Трое главных наследников: два сына и дочь Каролина наследовали в равных долях. Вот, пожалуй, и все. На следующий день я доложила обо всем Генри.
– Да, я понимаю полицию, версия самоубийства самая простая, – задумчиво протянул комиссар Катлер.
– Мы сейчас догадываемся, что эта версия была ошибочна, – поскольку это нам уже практически подсказала ты, – размышляла я вслух, – но есть и еще один любопытный момент. Каким снотворным пользовался покойный мистер Гибсон? Ведь в деле это должно было быть указано.
– Да, – подтвердила Николь, – это был веронал.
– Таблетки веронала были обнаружены?
– Конечно.
– Если бы дед вашего клиента хотел уйти из жизни добровольно, – продолжила я свои рассуждения, – он мог бы воспользоваться и своим снотворным, просто превысив дозу. При этом его смерть была бы не такой болезненной. Зачем ему понадобилось использовать какой-то другой яд? Кроме того, почему в этом случае он послал своего сына за стаканом воды, разве он не понимал, в какое положение он может его поставить? О том, что под подозрением окажутся оба его сына он, естественно, не знал, но зачем же было так подставлять младшего?
– Вот это, коллега и есть достойный аргумент, – похвалил меня комиссар, – Не верю я во все эти штуки с внетелесными путешествиями и переселениями душ. Скорее всего, речь идет о банальном совпадении.
– Ну уж слишком много совпадений, – возразила Николь, впрочем, не так уж уверенно.
– Итак, – продолжила я, – мы исходим из того, что мистера Гибсона убили. Что мы знаем о мотивах этого преступления?
– Мотивом могли быть деньги, – включился комиссар, – тогда подозреваемых трое. Это наследники. Ян, Рэй и Каролина. Но Каролина была в момент отравления отца далеко от места преступления. Остается выбрать между двумя братьями.
– Верно, – подхватила я мысль комиссара, – теперь вернемся к тому, что произошло в доме тем вечером. Воду наливал Рэй, казалось бы, именно он и мог добавить яд. Тогда он это сделал до того, как на кухню зашел Ян. Если Ян этого не делал, то он точно должен был знать, что это сделал его брат. Разве Рэй этого не понимал? Почему он был уверен, что брат будет молчать? А если бы Ян вообще не зашел на кухню, или не предложил свои услуги? Тогда Рэй оказался бы единственным подозреваемым. И не так просто было бы ему выкрутиться. Не думаю, что младший из братьев был настолько глуп, чтобы поставить себя в такое положение.
– Любопытный ход мыслей, коллега, – прокомментировал мои рассуждения Эрик Катлер. – Действительно, для Рэя этот план выглядел очень глупо. Постоянно находясь в доме отца, он наверняка мог бы найти и более удачный момент.
– Разумеется, он мог рассуждать и по-другому, но у нас выбор между двумя подозреваемыми, – заметила я, – поэтому мы просто должны решить, кто из них более подходит на роль убийцы в данных обстоятельствах. Мы ведь не можем предпринять свои собственные следственные действия.
– Разумеется, – согласилась Николь, – ну и как ты оценишь шансы другого брата?
– Да, – продолжила я, – посмотрим, в какой ситуации у нас был второй брат. Когда Яну понадобилась помощь Рэя, – кстати, неполадки в своем телевизоре он легко мог устроить и сам, – он искал его именно на кухне. Очевидно, он предполагал его там застать. В таких семьях часто преобладает привычный распорядок чередующихся событий. Ситуация не была из ряда вон выходящей, иначе в полицейском расследовании обратили бы внимание на это. Я только хочу сказать, что Ян вполне мог себе представить, что все будет именно так. Он оказался в более выгодном положении, чем Рэй, поскольку в любом случае в подозреваемые он мог попасть только на пару с братом. Даже, если бы младший брат и догадался, он ничего не мог доказать, ведь воду наливал он. Его обвинения в адрес Яна могли бы восприниматься как попытка переложить на брата ответственность.
– Итак, каково будет ваше решение? – спросила Николь. – Кто из братьев был убийцей?
– Ян, – уверенно заявила я, слава богу, это было не в реальном суде.
– Согласен, – поддержал меня комиссар.
– Ну, – улыбнулась Николь, – мне остается рассказать, как и к какому решению пришли мы. Мы решили начать с того, что не захотел делать Фил, то есть, поговорить с его престарелой родственницей. Мы договорились с Генри, что я позвоню Глории Денвер, урожденной Гибсон, и представлюсь сотрудницей больницы, в которой когда-то работал Фил Гибсон-старший. Я скажу, что пишу книгу по истории больницы (а речь шла об одной из старейших американских больниц) и интересуюсь биографией Фила Гибсона, некогда одного из ведущих урологов. Так я и сделала. Старушечий, но очень бодрый голос предложил мне заехать в любое удобное для меня время, и мы договорились на следующий день. Миссис Денвер, вдова полковника Герберта Денвера, много лет назад трагически погибшего на военных маневрах, действительно оказалась очень бодрой и ухоженной старушкой. Уж не знаю почему, но мне вспомнилась мисс Марпл. Старушка с явным удовольствием рассказала мне историю жизни своего любимого младшего брата Фила, показала кучу семейных фотографий, только на это ушло не менее часа. Но вот, наконец, от истории жизни мы подошли к истории смерти. Я все время проявляла интерес, что-то спрашивала, уточняла, в общем миссис Денвер нашла во мне благодарную слушательницу, какую, вероятно, давно не встречала. Смерть Фила она переживала так же тяжело, как и гибель своего дорогого Герберта. У брата, как рассказывала миссис Денвер, были сплошные неприятности в семье. Сначала умерла бедняжка Глория. Да, жену Фила Гибсона-старшего звали так же, как и эту милую старушку. Моя собеседница вспомнила, что Фил как-то пошутил, дескать, он не мог смириться, что после замужества сестры исчезла Глория Гибсон, и потому взял в жены девушку с тем же именем... На эти слова я заметила, что, видимо, Фил Гибсон очень любил не только свою жену, но и сестру. Она согласилась с этой моей мыслью. Старушка рассказала мне, что незадолго до своей смерти он пришел к ней и сказал, что хочет переделать завещание. Он очень плохо уживался со своими сыновьями. Пока еще была жива Глория, им вдвоем как-то удавалось держать их в узде. А после ее ухода они стали куролесить направо и налево. Наркотики, юбки, казино, сами знаете, чем занимается иногда молодежь, если нет ума пойти учиться. Короче говоря, он хотел сократить долю сыновей в завещании в пользу Каролины, а часть хотел оставить сестре. Но Глории удалось уговорить его не упоминать ее в своем завещании, так как Герберт, ее покойный муж, оставил ей вполне приличные деньги, да к тому же она получала пенсию за него. Я решила, что пришло время повести разговор в нужном направлении, и спросила, правда ли, что Фил Гибсон покончил жизнь самоубийством.
"Ох, не верю я в это, – решительно заявила Глория. – Полиции так проще было. Я ее понимаю, кругом столько преступлений, со всеми разве успеешь разобраться, а тут еще дело тонкое, семейное..." Я тут же вполне оправданно проявила интерес.