- Ясно, что нам придется все улики разделить на две категории, - медленно продолжал Лекок. - Одни улики оставлены с умыслом, чтобы сбить нас с толку, как, например, скомканная постель, а другие - непроизвольные, как вот эти рубцы, оставленные топором. Но здесь я колеблюсь. Что это за рубцы? Настоящие или фальшивые? "За" ли "против"? Я полагал, что уже понял характер убийц и что следствие может идти своим чередом, тогда как теперь…
Он остановился. Морщины на лбу и положение губ ясно показывали, что он мучительно размышляет.
- Тогда как теперь? - спросил отец Планта.
Лекок вздрогнул, точно его разбудили.
- Простите, - ответил он, - я увлекся. У меня есть привычка думать вслух. Я думал, что уже понял убийц, постиг их сердцем, а ведь это - самое главное вначале. Я не видел больше возможных препятствий. Идиоты они или же в высшей степени хитры? Вот о чем теперь я должен спросить себя. Хитрость, проявленная ими в случае с постелью и часами, дала мне полное представление об их уме и изобретательности. Следуя от известного к неизвестному, я очень просто вывел целый ряд заключений о том, что они имели в виду с целью отвлечь наше внимание и сбить нас с толку. Поэтому, чтобы пойти по правильному пути, мне оставалось только одно - взять то, что противоречит действительности. И я сказал себе: топор нашли на втором этаже, значит, убийцы принесли его туда и забыли его там нарочно. В столовой они оставили на столе пять стаканов, значит, их было больше или меньше пяти, но не пятеро. На столе оставлены объедки ужина, следовательно, они вовсе не пили и не ели. Труп графини найден у берега реки, значит, он брошен туда, и не иначе как предумышленно. В руке убитой найден кусок материи, значит, его засунули туда сами убийцы. Тело графини покрыто массой колотых ран, значит, она была убита только одним ударом.
- Браво! Браво! - воскликнул заметно увлеченный отец Планта.
- Нет, еще не браво! - воскликнул в свою очередь Лекок. - Потому что именно здесь моя нить и прерывается, и я натыкаюсь на пробел. Если бы мои выводы были справедливы, то этот топор был бы спокойно положен на пол, а не брошен с силой.
- И еще раз браво! - повторил отец Планта. - Потому что эта подробность представляет собой только частность, от которой нисколько не страдает ваша система в целом. Ясно, что убийцы имели намерение поступать именно так, как вы говорите. Случай с топором, который они планировали как раз не так, как вы его поняли, их выдал.
- Может быть, - проговорил сыщик, - может быть, вы и правы. Но есть и кое-что другое.
- Что?
- Так себе… пустяки. Прежде всего необходимо осмотреть столовую и сад.
Лекок и судья тотчас же спустились вниз, и отец Планта показал сыщику стаканы и бутылки, которые по его приказанию были отставлены в сторону.
Лекок оглядел стаканы один за другим, осмотрел их на свет и исследовал влажные места, которые еще оставались на хрустале.
- Ни из одного из них не пили! - решительно сказал он, закончив осмотр.
- Как, неужели ни из одного?
- Решительно ни из одного.
Улыбнувшись, Лекок подошел к двери, отворил ее и позвал:
- Франсуа!
Явился личный лакей графа Тремореля. Он был очень расстроен, сожалел о своем господине и плакал.
- Послушай-ка, милейший, - обратился к нему агент тайной полиции с той фамильярностью, которая свойственна служащим в сыскном отделе. - Выслушай меня хорошенько и постарайся отвечать на вопросы с чувством, с толком, с расстановкой. Было ли в обычае у вас в замке приносить из погреба вино про запас?
- Нет, сударь, перед каждой едой я сам лично спускался в погреб.
- Значит, у вас в столовой никогда не оставалось полных бутылок вина?
- Никогда.
- Но ведь могло же несколько остаться в буфете?
- Нет, сударь.
- А где ставили пустые бутылки?
- Я ставил их в этот угловой шкаф, вниз, и когда их набиралось достаточно, то я относил их обратно в погреб.
- Когда ты в последний раз относил их туда?
- Дней пять или шесть тому назад.
- Отлично. Какой ликер пил твой барин?
- Покойный граф почти никогда не пил ликеров. Как-то случайно ему захотелось рюмочку водки, и он взял ее вот из этого погребца.
- Значит, у него в шкафу не могло быть начатых бутылок рома и коньяка?
- Нет, сударь.
- Спасибо, милейший, можешь проваливать!
Франсуа пошел было, но Лекок его вернул.
- Загляни-ка в шкаф. Столько ли там пустых бутылок, сколько ты туда ставил?
Слуга повиновался, открыл шкаф и воскликнул:
- Вот так штука! Там нет ни одной!
- Превосходно! - ответил Лекок. - На этот раз проваливай так, чтобы засверкали пятки.
Как только лакей затворил за собою дверь, сыщик спросил:
- Ну-с, господин мировой судья, что вы думаете об этом?
- Вы правы, господин Лекок.
Сыщик понюхал поочередно каждый стакан и каждую бутылку.
- Ну конечно! - воскликнул он. - Новое доказательство моих предположений!
- Что еще? - спросил мировой судья.
- На дне стаканов - не вино. Из всех бутылок, вынутых из шкафа, только в одной и была жидкость, а именно - уксус. Из нее-то убийцы и разлили жидкость по стаканам.
И, подставив к носу судьи стакан, он спросил:
- Чем пахнет?
Нечего было и разговаривать, так как уксус был крепкий, и не оставалось более никаких сомнений в том, что убийцы имели намерение сбить следствие с толку. Их замыслы оказались шиты белыми нитками, и, как сказал некий знаменитый сыщик, каждая половица жгла убийцам подошвы.
- Осмотрим остальное! - сказал Лекок, и они вышли в сад.
В саду все оказалось в порядке.
- Вот, господин Лекок, - обратился к нему старик судья, когда они проходили по аллее, полукругом спускавшейся к Сене. - Вот здесь, на этом самом месте, прямо на траве, была найдена туфля бедного графа. А вон там, за этой клумбой герани, нашли его платок.
Они подошли к берегу реки и с большой предосторожностью подняли доски, положенные мэром, чтобы оградить следы.
- Мы предполагаем, - сказал отец Планта, - что графиня искала спасения, добежала до этого места, но здесь ее поймали и добили одним ударом.
- Из всего того, что нами уже установлено, - возразил на это Лекок, - следует, что графиня не могла убежать. Ее принесли сюда уже мертвую, иначе логика не была бы логикой. Тем не менее посмотрим.
И он снова опустился на колени, как в доме, и стал еще тщательнее изучать песок на аллее, стоячую воду и водоросли. А затем отошел немного назад, поднял камень и бросил его, чтобы увидеть, какой эффект это произведет в тине.
Потом он возвратился к крыльцу дома и уже оттуда направился к вербам прямо по траве, где еще свежи были следы от чего-то тяжелого, что волокли по ней сегодня утром.
- Наши предположения верны! - воскликнул он. - По траве волокли именно графиню.
- Вы уверены в этом? - спросил отец Планта.
- В этом не может быть никаких сомнений, - ответил сыщик, весело улыбаясь. - Но так как ум - хорошо, а два - лучше, то я попрошу вас выслушать меня, а потом высказать и свое мнение. Нет, господин судья, нет! Госпожа Треморель не убегала вовсе. Убитая здесь, она упала бы со страшной силой; следовательно, ее тяжесть заставила бы воду забрызгать большое пространство, да и не только воду, а еще и тину, и мы нашли бы тогда несколько брызг.
- Но вы забыли про солнце, а ведь с утра прошло уже много времени.
- Солнце испарило бы воду, но сухие куски грязи остались бы, а я их не нахожу. Отсюда ясно, что графиня не была убита здесь, ее принесли сюда уже мертвую и тихонько опустили именно в то самое место, где вы ее нашли.
Отца Планта это еще не совсем убедило.
- А следы борьбы на песке? - спросил он.
- Да ведь эти следы не обманут и гимназиста! - ответил Лекок.
- Однако я думаю…
- Нечего и думать, господин судья. Что песок взбит и разрыхлен, то это совершенно верно. Но все эти следы, которые избороздили песок вплоть до самой земли, сделаны одной и той же ногой. Вы можете этому не верить… И даже больше, они сделаны исключительно пяткой этой ноги - это уже и вы сами можете заметить!
- Да, да, я это признаю.
- Ведь для борьбы на месте, таком удобном для следствия, как это, обязательно должны быть два вида следов: убийцы и жертвы. Убийца, который нападает, обязательно должен опираться на переднюю часть ступни, и, следовательно, эта часть и должна отпечататься на земле. Жертва же, которая защищается, наоборот, старается высвободиться из рук нападающего, находясь к нему лицом, естественно, откидывается назад и поэтому ищет точку опоры в пятках, каковые и должны быть оттиснуты на песке. А здесь что мы находим?..
Отец Планта не дал Лекоку договорить.
- Довольно, милостивый государь, - сказал он, - довольно. Даже неверующий поверит. Я более не возражаю.
- Я еще не закончил, - добавил Лекок. - Мы установили, что графиня не была убита именно здесь. Я добавляю: ее не несли, ее волокли. Доказать это очень легко. Существует два способа тащить труп: за плечи и за ноги. Если за плечи - то останутся два следа от ног, если же за ноги - то голова оставит на земле только одну резкую полосу. Исследуя траву, я обнаружил два параллельных следа от ног, но трава между ними оказалась тоже примятой. Что это значит? Это значит, что волокли женщину, одетую в тяжелые юбки, в те самые, в которых нашли графиню. А отнюдь не графа.
Лекок ожидал возражений, но их не последовало.
Наступал вечер, и туман стал подниматься с Сены.
- Пора назад, - сказал вдруг отец Планта. - Что-то там доктор со вскрытием?
И они тихонько направились в дом.
На крыльце они встретили судебного следователя, который шел им навстречу. У него был очень довольный вид.
- Я должен вас оставить, - обратился он к мировому судье. - Мне сегодня же вечером необходимо повидаться с прокурором, и я сейчас отправляюсь к нему. Был бы очень вам благодарен, если бы вы закончили следствие. Доктор Жандрон задержится еще на несколько минут, и его акт я получу от него завтра. Опечатайте все, что найдете нужным, и расставьте стражу. Я пришлю архитектора снять точный план всего дома и сада. А вы, господин агент тайной полиции, что обнаружили?
- Кое-что очень важное, - ответил Лекок, - но я прошу вас разрешить мне доставить вам рапорт завтра после полудня.
- Да ведь все так просто, дело очень ясное, двое подозреваемых арестованы, и улики против них достаточно ясны.
Отец Планта и Лекок переглянулись в крайнем удивлении.
- Разве вы нашли новые улики? - спросил судебного следователя судья.
- Даже лучше, чем улики, - ответил следователь. - Жан Берто, которому я устроил новый допрос, начал смущаться. Он бросил упираться. Я сбил его с толку с двух слов, и он закончил тем, что сознался, что видел убийц.
- Убийц! - воскликнул отец Планта. - Он сказал "убийц"?
- По крайней мере, он видел одного из них. Но он клянется, что не знает, кто это такой. В этом-то для нас и весь вопрос. Но, во всяком случае, тюрьма окажет на него спасительное действие. Завтра, после бессонной ночи, я убежден, он будет посговорчивее.
- А Геспену вы тоже устраивали допрос? - с беспокойством спросил судья.
- О, с ним я уже покончил, - ответил Домини.
- Он сознался? - воскликнул озадаченный Лекок.
- Он не сознался ни в чем, но положение его не из завидных. Пришли рыбаки. Они еще не нашли тело Тремореля. Вероятно, его унесло течением. Но зато на другом конце парка, у берега, им удалось найти другую туфлю графа и, кроме того, под мостом, заметьте это - под мостом, - чью-то одежду из толстого сукна, испачканную кровью.
- А это разве одежда Геспена? - спросили одновременно судья и сыщик.
- Разумеется. Ее опознали все слуги замка, да и сам Геспен без всяких разговоров признал ее своей. Но это еще не все… На правом боку, у кармана этой куртки, оказалась большая дыра, вырван целый клок. Знаете, куда он исчез?
- Это не тот ли кусок, который мы нашли в руке у графини? - спросил отец Планта.
- Совершенно верно, господин судья. Теперь вы убеждены в виновности задержанных?
Отец Планта был поражен и опустил руки.
Что же касается Лекока, то он воскликнул:
- Черт возьми! У графини был зажат в пальцах кусок сукна! Но его всунули туда тогда, когда она была уже мертва!
Домини даже не слышал этого восклицания Лекока и не обратил абсолютно никакого внимания на его мысль. Он протянул руку только одному Планта и в сопровождении своего письмоводителя уехал. А спустя несколько минут после его отъезда Геспен и старик Берто в ручных кандалах были отправлены под конвоем в тюремный замок.
VIII
В бильярдной замка Вальфелю доктор Жандрон исполнял свою печальную обязанность. Наступили сумерки, и большая стоячая лампа с круглым колпаком освещала эту страшную картину. А когда вошли мировой судья и Лекок, доктор уже мыл в тазу, полном воды, свои руки.
- Это вы, Планта, - сказал он. - А где же Домини?
- Он уехал, - ответил отец Планта.
- Мне нужно поговорить с ним, и как можно скорее. Весьма возможно, что я ошибаюсь, я могу заблуждаться…
Он был бледен, бледнее, чем сама покойница, лежавшая под покрывалом. Было очевидно, что он обнаружил нечто совсем уж экстраординарное.
Лекок выступил вперед.
- Я знаю, - сказал он, - почему доктор так взволнован. Он установил, что госпожа Треморель была убита только одним ударом, а все остальные ей были нанесены тогда, когда она была уже мертва.
Остановившись на сыщике, глаза доктора выражали полное недоумение.
- Откуда вы это знаете? - спросил он.
- Я это вовсе не знаю, - скромно ответил Лекок, - но вместе с господином судьей я имел честь установить логическую систему, которая привела нас к этому выводу.
Жандрон ударил себя по лбу.
- Совершенно верно, - сказал он, - ваши предположения оправдались. Между первым ударом ножом, который стал причиной смерти, и другими, которые были нанесены позже, прошло не менее трех часов.
Жандрон подошел к бильярду и тихонько приподнял покрывало с покойницы, открыв голову и часть груди.
- Посветите нам, Планта, - сказал он.
Старик судья взял лампу и поставил ее с другой стороны бильярда. Руки его дрожали так, что глобус и стекло, соприкасаясь, звенели. Дрожащий свет оставлял на стенах мрачные тени.
Лицо графини было чисто вымыто, куски запекшейся крови и тины были удалены. Следы от ударов вырисовывались еще рельефнее, но все-таки, несмотря и на это, красота ее бросалась в глаза.
Лекок тоже подошел к бильярду, наклонился над трупом и стал изучать его.
- Госпожа Треморель получила восемнадцать ударов кинжалом, - сказал доктор Жандрон. - Из них только один смертельный, а именно вот этот, вертикального направления, вот здесь, около плеча. - И он указал на зиявшую рану, приподняв левой рукой труп.
Роскошные волосы графини рассыпались по сторонам. Глаза ее еще сохранили выражение испуга. Так и казалось, что вот-вот ее открытые губы закричат: "Помогите! Сюда!"
- Клинок ножа должен быть шириной до трех сантиметров, - сказал доктор, - а длиной никак не менее двадцати пяти. Все другие ранения: на руках, на груди, на плечах - сравнительно легкие. Необходимо предположить, что их нанесли не менее чем часа через два после смерти покойной.
- Превосходно! - воскликнул Лекок.
- Это я могу утверждать перед судом, - продолжал Жандрон, - под присягой, без малейшего колебания. Все эти раны на голове, за исключением только одной, нанесены уже после смерти. В этом не может быть сомнения, нечего об этом и разговаривать. Только вот один этот удар над глазом сделан при жизни. Как вы видите, здесь имеются синяк и значительная опухоль. Но все другие совершенно не похожи на него, даже вот этот, который был настолько силен, что расколол графине висок, и тот без кровоподтека.
- Мне думается, доктор, - настаивал Лекок, - что, признав факт нанесения графине ударов каким-то тупым орудием уже после ее смерти, можно сделать заключение, что она умерла именно от удара ножом.
Жандрон подумал.
- Это очень возможно, господин агент, - сказал он. - Со своей стороны, я в этом убежден. Но ведь моя и ваша отправные точки диаметрально противоположны. Медицина может утверждать только то, что составляет факт неоспоримый, осязаемый. Если она имеет хоть малейшее сомнение, даже ничтожное, то она должна молчать. Скажу даже более: всякое сомнение должно быть истолковано в пользу оправдания, а не обвинения.
Сыщик был другого мнения, но счел нужным промолчать.
Доктор вновь закрыл труп, и отец Планта поставил лампу обратно на маленький столик.
- Так-с… - сказал Лекок. - Направление раны госпожи Треморель доказывает мне, что она находилась у себя в комнате, пила чай, сидя, немного наклонившись вперед, когда ее убили. Убийца подошел к ней сзади, поднял руку и, выбрав место поудобнее, нанес удар громадной силы. Сила удара была настолько велика, что жертва упала вперед и при падении ударилась лбом об угол стола. Только этим и объясняется единственное место у нее на лбу, где имеется синяк.
Жандрон посмотрел на Лекока и отца Планта, которые обменялись каким-то особенным взглядом.
- Очевидно, преступление совершено именно так, - сказал он, - как объяснил это господин агент.
Последовало такое долгое молчание, что отец Планта счел нужным его нарушить.
- Вы все осмотрели, - спросил он, - что предполагали?
- На сегодня все, - ответил Лекок. - Завтра утром осмотрю то, что еще может быть для меня полезным. За исключением только одной детали, которая меня беспокоит, я, кажется, нахожусь уже полностью в курсе дела.
- В таком случае, - сказал доктор, - кажется, можно и по домам?
- Я попросил бы об этом, - ответил Лекок. - Я с утра ничего не ел.
- Разве вы сегодня вечером отправитесь в Париж? - спросил его отец Планта.
- Нет, я заночую здесь, на постоялом дворе "Верный гренадер", где я оставил свои вещи. Там я поужинаю и посплю.
- Гораздо лучше вам заночевать у меня, - сказал судья. - Нам еще о стольком надо поговорить, а лишняя комната найдется… Ваши вещи мы захватим по дороге…
Лекок поклонился и поблагодарил за приглашение.
- И вы тоже, доктор, - продолжал отец Планта. - Как хотите, а я вас уведу к себе. Пожалуйста, не возражайте. А если вам так уж необходимо вернуться домой, то мы вас проводим после ужина.
Оставалось только опечатать помещение. Но с этим управились довольно быстро. Опечатаны были все двери нижнего этажа. Дверь комнаты с топором и дверки шкафа, куда были сложены все вещественные доказательства, собранные следствием. И, несмотря на всю поспешность при выполнении этих формальностей, отец Планта и приглашенные им гости смогли выбраться из замка Вальфелю только к десяти часам вечера.