- Мне нравится ехать в поезде, - сказал он. - Нигде так классно, не было. Пап, а тебе нравится поезд?
- Да, - ответил Аллейн. Он открыл дверь туалета, где автоматически зажегся свет. Рики наблюдал, как отец бреется.
- Где мы сейчас? - спросил он.
- У моря. Оно называется Средиземным. Когда рассветет, мы увидим его.
- А сейчас поздняя ночь?
- Не совсем. Очень раннее утро. Там, снаружи, все крепко спят, - не слишком уверенно предположил Аллейн.
- Все?
- Почти все. Снят и храпят.
- Все, кроме нас, - с удовольствием отметил Рики. - Ведь мы очень ранним утром в классном поезде совсем не спим. Да, пап?
- Да. Скоро мы будем проезжать мимо дома, куда я завтра отправлюсь. Поезд там не останавливается, поэтому мне придется доехать с вами до Роквиля, а потом вернуться обратно на машине. Ну а вы с мамой останетесь в Роквиле.
- А где ты будешь жить, с нами или в том доме?
- Иногда с вами, иногда в том доме. Он называется Шато де ла Шевр д'Аржан, что означает Замок Серебряной Козы.
- Смешное названьице, - сказал Рики.
За окном рассыпался сноп искр. Свет, отбрасываемый вагоном, заскользил по каменной стене. Поезд начал крутой подъем. Постепенно он замедлил ход настолько, что можно было обстоятельно разглядеть все снаружи. Локомотив, словно надорвавшись, почти замер. За окном, примерно в сотне ярдов, стоял огромный дом. Казалось, он вырастал из скалы. Над ним ярко сияла лупа. Одно-единственное окно, прикрытое цветной занавеской, светилось тусклой желтизной.
- Кто-то там, снаружи, не спит, - заметил Рики. - "Снаружи" или "внутри"? - задумался он. - Папа, где эти люди? Снаружи или внутри?
- Думаю, для нас они снаружи, а для себя - внутри.
- Снаружи поезда, но внутри дома, - согласился Рики. - А если бы поезд проехал через дом, то тогда они были бы для нас внутри или снаружи?
- Будем надеяться, - угрюмо заметил его отец, - увлечение метафизикой с возрастом пройдет.
- А что такое метафизика?.. Смотри, вон они в своем доме! Мы остановились, да?
Окно купе находилось прямо напротив освещенного окна в похожей на скалу стене дома. Размытая тень двигалась по комнате с другой стороны занавески. Она постепенно разбухала и вдруг превратилась в черное тело, прижатое к стеклу.
Аллейн издал непроизвольный возглас и подался вперед.
- Конечно, ты стоишь прямо у окна, - вежливым тоном высказал обиду Рики, - и тебе-то все хорошо видно.
Поезд судорожно вздрогнул, с многоголосым скрежетом прополз через туннель и, набирая скорость, начал спуск к морю.
Дверь купе отворилась, в проеме стояла Трой в шерстяном халате. Ее короткие волосы были растрепанны и свисали на лоб, как у сына. Лицо было бледно, глаза потемнели от тревоги. Аллейн быстро обернулся. Трой перевела взгляд с мужа на сына.
- Вы смотрели в окно? - спросила она.
- Я смотрел, - сказал Аллейн. - И, судя по выражению твоего лица, ты тоже.
- Ты не поможешь мне с чемоданом? - попросила Трой и добавила, обращаясь к Рики: - Я скоро вернусь и помогу тебе одеться, милый.
- Вы что, уходите?
- Мы будем в соседнем купе. И очень недолго, - сказал Аллейн.
- Все-таки в поезде все не так, как дома.
- Мы понимаем, - заверила Трой сына. - Но ведь ты в порядке, правда?
- Правда, - тихонько произнес Рики, и Трой погладила его по щеке.
Когда они оказались в соседнем купе, Трой села на полку и уставилась на мужа.
- Поверить не могу, - сказала она.
- Мне жаль, что ты это видела.
- Значит, мне не померещилось. О боже, как некстати… Так ведь теперь надо что-то делать!
- Боюсь, я не смогу развернуть бурную деятельность, передвигаясь со скоростью шестьдесят миль в час. Надо будет позвонить в префектуру, когда мы прибудем в Роквиль. - Он сел рядом с женой. - Не принимай близко к сердцу, дорогая. Возможно, тому, что мы видели, найдется вполне заурядное объяснение.
- Разве может быть другое объяснение?.. Хотя… Расскажи-ка, что ты видел?
- Освещенное окно, задернутое легкой занавеской, - начал Аллейн, стараясь быть точным. - Женщина упала на занавеску, и та тут же пошла вверх. Позади женщины, но вне поля нашего зрения, должно быть, находилась очень яркая лампа, которая освещала мужчину в белом одеянии, стоявшего в глубине комнаты и справа от нас. Его лицо, как ни странно, оставалось в тени. У него за спиной, справа, находилось нечто, напоминавшее колесо. Он стоял, подняв правую руку.
- А в руке?..
- Да, я заметил. Именно этот момент смущает больше всего, - ответил Аллейн.
- А потом туннель. Все было как в старых фильмах: неожиданный кадр, который исчезает слишком быстро, чтобы произвести по-настоящему глубокое впечатление. Картинка мелькнула и пропала. Нет, - продолжала Трой, - я не хочу верить в то, что видела, не хочу думать о том, что сейчас, возможно, творится в том доме. А каков сам дом! Как на гравюрах Доре, образчик дурного романтического вкуса.
- Я пойду переговорю с проводником, - сказал Аллейн. - Возможно, он тоже видел. Вполне вероятно, не мы одни бодрствовали и смотрели в окно, хотя мне кажется, что свет горел только в моем купе. В твоем, кстати, было темно.
- Я опустила штору и думала, как это странно, - подглядывать за жизнью других людей через окно поезда.
- Понимаю, - отозвался Аллейн. - Словно смотришь в волшебное зеркало.
- А потом увидеть такое! Кривое получается зеркало.
- Не переживай. Я поговорю с проводником, вернусь к себе и соберу Рики. Мы должны быть в Роквиле примерно через двадцать минут. Ты в порядке?
- Лучше не бывает, - ответила Трой.
- Только на золотом юге вы сможете действительно беззаботно отдохнуть, - вспомнил рекламный лозунг Аллейн, глядя на жену. Затем он вышел в коридор и открыл дверь в свое купе.
Рики по-прежнему сидел на нижней полке. Руки у него были крепко сжаты, глаза широко открыты.
- Тебя так долго не было, - сказал он.
- Мама придет через минуту. А мне нужно перекинуться парой слов с тем малым в коридоре. Не дрейфь, дружище.
- Ладно, - согласился Рики.
Проводник, человек с бледным лицом и ямочкой на подбородке, дремал на откидном сиденье в переднем конце вагона. Аллейн, который уже успел выяснить, что проводник почти не говорит по-английски, заговорил на французском, стараясь высказываться как можно более дипломатично. Долгое отсутствие практики лишь незначительно сказалось на плавности французской речи Аллейна. Он спросил, не случилось ли проводнику бодрствовать в тот момент, когда поезд остановился перед туннелем несколько минут назад. По лицу проводника было видно, что он пытается догадаться, на что, собственно, жалуется пассажир: то ли на то, что он заснул на рабочем месте, то ли на незапланированную остановку поезда. Аллейну потребовалось несколько минут, чтобы избавить его от тяжелых сомнений и выяснить, что проводник задремал - с кем не бывает! - несколько раньше, чем поезд подошел к туннелю.
- Извините за беспокойство, - начал Аллейн, - но, может быть, вы знаете, как называется тот большой дом, что находится у входа в туннель?
- О конечно, конечно, мсье, я знаю этот дом. Ведь сам-то из этих мест… Его тут все знают, уж больно он старый. А называется он Шато де ла Шевр д'Аржан.
- Я так и думал, - сказал Аллейн.
2
Аллейн напомнил полусонному проводнику о том, что они выходят в Роквиле, и одарил щедрыми чаевыми. Тот рассыпался в благодарностях, чисто по-гальски перебирая через край, что англичанину непременно резало бы слух, если бы не исключительная убедительность и ловкость выражений.
- Кстати, - спросил Аллейн таким тоном, словно вопрос только что пришел ему в голову, - вы, случайно, не знаете, кто живет в Шато де ла Шевр д'Аржан?
Проводник слыхал, что замок был сдан в аренду чрезвычайно богатому господину, то ли американцу, то ли англичанину, который уже успел прославиться пышностью своих приемов. Говорили, что хозяйство в доме поставлено на широкую ногу.
Аллейн немного помолчал и продолжил:
- Похоже, там что-то случилось сегодня ночью. Я видел через окно, когда поезд остановился.
Проводник пожал плечами, словно желая сказать, что на свете всякое бывает, а гадать бессмысленно. На его бледном лице ничего не отразилось, взгляд глаз-пуговок остался безмятежен. Не вынести ли ему багаж мсье, мадам и малыша, чтобы им не суетиться при высадке? Он уже взялся за ручку купе Аллейна, как где-то в глубине вагона дважды вскрикнула женщина.
Крики были короткие, надсадные, словно их выдавливали из груди, и очень пронзительные. Проводник укоризненно покачал головой, извинился перед Аллейном и направился по коридору к самому дальнему купе. Он постучал. Видимо, ему тут же ответили. Проводник вошел в купе, а Трои высунула голову в коридор.
- Что там еще? - спросила она.
- Кому-то приснился кошмар или что-то в этом роде. Ты готова?
- Готова. Однако веселенькое у нас получается путешествие!
Проводник рысцой вернулся назад. Аллейн, случайно, не доктор? Англичанка в последнем купе заболела. У нее страшные боли в животе. В подтверждение своих слов проводник схватился за собственный живот, с неподражаемой артистичностью имитируя приступ. Не мог бы мсье…
Аллейн ответил, что он не врач.
- Я пойду и посмотрю, - вмешалась Трой. - Как ей не повезло, бедняге. Надеюсь, в поезде отыщется доктор. Помоги собраться Рики, дорогой.
Она решительно направилась по качающемуся вагону. Проводник принялся стучать в двери купе, разыскивая среди пассажиров доктора.
- Я должен переговорить с коллегами из других вагонов, - с важностью произнес он. - Надо организовать людей.
Аллейн вернулся в свое купе. Перепуганный Рики тем временем сделал попытку одеться, не во всем удавшуюся.
- Где ты был? - набросился он на отца. - Я совсем вас потерял. Мы пропустим нашу остановку. Не могу найти штаны. Где мама?
Аллейн успокоил его, помог одеться и упаковал багаж. Рики, бледный от страха, сидел на нижней полке, не отрывая глаз от двери купе. Он не любил терять родителей из вида. Аллейн, не забывший собственное детство, понимал, что его маленький сын охвачен тревогой, жуткой и совершенно необоснованной, которая, впрочем, исчезла без следа, как только дверь отворилась и вошла Трой.
- Ох, мамочка! - сказал Рики, и его губы задрожали.
- Привет, как дела? - произнесла Трой тем подчеркнуто спокойным тоном, которым она обычно разговаривала с Рики, когда тот впадал в панику. Она села рядом с сыном, обняла его за плечи и взглянула на мужа.
- Похоже, та женщина серьезно больна, - сказала она. - Выглядит ужасно. Утром она решила, что чем-то отравилась, и напилась касторки. А потом, совсем недавно, вдруг почувствовала сильную боль, по ее словам, прямо-таки невыносимую, в том месте, где находится аппендикс. Сейчас она вообще ничего не чувствует и выглядит отвратительно. Может быть, у нее воспаление?
- В медицине я смыслю не больше тебя, дорогая.
- Рори, ей за пятьдесят, и она приехала с Бермудских островов, и родни никого не осталось, и на голове у нее сеточка, и за границей она впервые, и мы не можем бросить ее на произвол судьбы на Итальянской Ривьере с воспаленным аппендиксом, если, конечно, дело в нем.
- О черт!
- Ну подумай сам, - продолжала Трой, искоса поглядывая на мужа. Я сказала, что ты зайдешь к ней.
- Дорогая, скажи на милость, чем я могу помочь?
- Ты так хорошо умеешь успокаивать испуганных людей. Правда, Рик?
- Да, - подтвердил Рики, снова бледнея. - Вы опять оба уходите, да, мам?
- Ты можешь пойти с нами. Из коридора видно море. А мы с папой будем совсем рядом, за дверью купе той несчастной женщины, мисс Трубоди. Она знает, что папа служит в полиции.
- Ну знаешь ли!.. - возмущенно начал Аллейн.
- Нам надо поторопиться. - Трой встала и взяла сына за руку. Тот вцепился в нее мертвой хваткой.
В дальнем конце коридора у двери купе мисс Трубоди стоял проводник их вагона с двумя сотоварищами. Они с озабоченно-важным видом переговаривались. Завидев Трой, проводники сняли фуражки с серебряными галунами и поклонились. В третьем вагоне, сказали они, нашелся врач, и сейчас он у мисс Трубоди. Мадам, если желает, может к нему присоединиться. Проводник постучал и, ухмыляясь с восхитительно простодушным самодовольством, распахнул дверь: "Мадам!"
Трой вошла в купе, а Рики, отцепившись от матери, судорожно ухватился за руку Аллейна. Стоя в коридоре, они смотрели в окно.
Поезд шел по насыпи, возвышавшейся на несколько футов над уровнем моря. Над водой ярко светила луна. Из водной глади вынырнул мыс, на окраине которого виднелись маленькие желтые огоньки - свет в домах, где привыкли вставать рано. Звезды начали бледнеть.
- Это мыс святого Жиля, - сказал Аллейн. - Красиво, да, Рик?
Мальчик кивнул. Одним ухом он слушал отца, а другим напряженно прислушивался к голосу матери за дверью купе мисс Трубоди.
- Да, красиво, - подтвердил он.
"Неужто Рики и впрямь столь благовоспитанный ребенок, каким его считают наши друзья?" - подумал Аллейн.
- Мы приближаемся? - спросил Рики. - Маме, наверное, лучше вернуться?
- Все в порядке. У нас еще десять минут в запасе, к тому же и машинист, и проводник знают, что мы выходим. Все будет в порядке… А вот и мама.
Трой вышла в сопровождении маленького лысого человека, с напомаженными усами, в полосатых брюках - спецодежде врачей во всем мире, - дорогих кожаных ботинках и халате, обшитом тесьмой.
- Без тебя нам не обойтись, нужен переводчик. Это доктор, - сказала Трой и скороговоркой представила мужа.
Доктор вежливо оповестил о радости, которую ему доставило знакомство, а затем деловито сообщил, что у обследованной им пациентки несомненно воспаление аппендикса и ее надо как можно скорее прооперировать. К его крайнему сожалению, у него назначено срочное профессиональное совещание в Сен-Селесте, и посему он не может лично заняться больной. По его мнению, самым разумным решением было бы высадить мисс Трубоди в Роквиле, а оттуда вечерним поездом отправить обратно в Сен-Кристоф, где ее положат в больницу. Разумеется, если в Роквиле есть хирург, то операцию можно провести и там. В любом случае доктор обещал сделать мисс Трубоди укол морфия. Он пожал плечами, что должно было означать крайнюю затруднительность положения, в котором все они вдруг оказались, и выразил надежду, что в Роквиле найдется врач и соответствующее медицинское оборудование. Как он понял со слов мадам, она и мсье старший инспектор не оставят свою соотечественницу без поддержки.
Мсье старший инспектор сверкнул взглядом в сторону жены и заверил врача, что они сделают все от них зависящее. Трой сказала по-английски, что сообщение о должности, занимаемой Аллейном, придало сил мисс Трубоди и не оставило равнодушным доктора. Заверив Аллейна в своем глубоком уважении, доктор неспешно удалился, с достоинством покачиваясь в такт движению поезда. За ним последовал проводник его вагона.
- Поговори с ней, Рори, - попросила Трой. - Это ей поможет.
- Папа? - дрожащим голосом произнес Рики.
- Мы только на минутку, - хором сказали Трой и Аллейн, и Аллейн добавил: - Мы понимаем, каково тебе, Рик, но ты ведь уже большой, надо привыкать.
Аллейн следом за Трой вошел в купе мисс Трубоди.
- Вот мой муж, мисс Трубоди, - сказала Трой. - Он переговорил с доктором и сейчас вам все расскажет.
Мисс Трубоди лежала на спине, слегка согнув колени, ее клешнеобразные руки были сложены поверх простыни. Ничем не примечательное лицо при нормальных обстоятельствах, возможно, красноватого оттенка, сейчас было покрыто зловещими пятнами и словно съежилось, торчал один нос. К тому же мисс Трубоди вынула вставные челюсти, которые сиротливо лежали на столике. Лоб, верхняя губа и надбровные дуги, без всякого признака растительности на них усеяны капельками пота. Кожа на лице была удивительно гладкая, лишенная каких-либо признаков старения. На голове мисс Трубоди действительно красовалось нечто вроде авоськи, сплетенной из розовых ниток. Взгляд ее напомнил Аллейну Рики, когда на того нападали детские страхи.
Как можно более мягко он рассказал ей о вердикте, вынесенном доктором. Выражение лица мисс Трубоди не изменилось, и Аллейн не знал, понимает ли она, что он говорит. Когда он закончил, мисс Трубоди страдальчески выдохнула и невнятно прошептала: "Как некстати. Досадно". Ее руки сжали край простыни.
- Не беспокойтесь, - сказал Аллейн. - Ни о чем не беспокойтесь, мы позаботимся о вас.
Словно больное животное, она поблагодарила его печальным взглядом и закрыла глаза. Трой и Аллейн несколько секунд смотрели на нее, распростертую на легко, но беспрестанно подрагивавшей полке, а затем, стараясь не шуметь, в смущении выбрались из купе. Их сын в панике метался по коридору, а проводник уже выносил в тамбур багаж.
- Это ужасно, - торопливо заговорила Трой. - Но мы ведь не можем взять на себя ответственность…