Оля коротко расхохоталась совершенно не свойственным ей хриплым смехом. От одного этого Завгороднего пробрал по коже лютый мороз. Кажется, приплыли…
- Я - никуда не собралась, - заявила тем временем его жена. - Это твои вещи. Всё твое барахло, которое по закону принадлежит тебе. Если претендуешь на остальное - можешь попробовать через суд, но шансы у тебя маленькие.
- Оль…давай поговорим… - потрясенно пробормотал Михаил. - Всё можно уладить, давай только поговорим!
- Уладить уже ничего нельзя, - отрезала Оля, и Михаил понял, что, кажется, действительно - приплыли. - Говорить тоже не о чем, в общем-то. Бери шмотки и дуй обратно к своей рыжей шлюхе.
"Рыжей". Она знала про Аллу даже это!
- В понедельник я подаю на развод, - закончила Оля. Развернувшись на каблуках, она вошла в подъезд и со всей силы ахнула дверью.
И что теперь делать?
Привычный мир бизнесмена Завгороднего валился в тартарары. Он сел за руль и положил голову на руки. Ладони явственно подрагивали. Не врезаться бы в столб ненароком…хотя отчего бы и не врезаться? Всё равно всё идет прахом.
Закурлыкал телефон. Взглянув на номер, Михаил горько усмехнулся - это был Николя. Вот стоило тебе утром позвонить, а, как договаривались! Глядишь, и не случилось бы ничего…
- Алло, - сказал он. - Бонжур, Николя.
- Привет, Миша, - сказал незнакомый уверенный голос.
- Э-э…привет, - удивленно отозвался Завгородний. - Кто это?
- Не узнал? Богатым буду, - нехорошо усмехнулся уверенный. Чем-то он был всё же смутно знаком, проскальзывали какие-то полузабытые нотки и обороты, словно в речи школьного друга, с которым не виделись всю жизнь. Хотя отчего-то казалось, что он слышал этот голос совсем недавно. Что за черт…
- А вот Сорока сразу узнал, с первого слова, - продолжал собеседник. - Залебезил тут же, запричитал…
Сердце, и до этого тоскливо нывшее, рухнуло в пятки, словно с американских горок, уже второй раз за день. Он вспомнил.
- Р…Румяный? - заикаясь, выдавил бизнесмен. - Ты же… ты же…
- Я уже освободился, - ухмыльнулся собеседник. - Амнистия - великое дело, знаешь ли. Восемнадцать лет вместо пожизненного - не так и плохо, согласись?
- Если ты хочешь поквитаться, то знай, я не виноват, не виноват, не виноват! - истерически проблеял Завгородний. Чтобы остановить заклинившее "не виноват", ему пришлось дать самому себе пощечину. Соберись, Миша…
- О, Сорока тоже так говорил, - усмехнулся Румяный. - До самого конца. Никто не виноват, конечно. Всегда виноваты другие, только не ты сам. Такова, к сожалению, подленькая человеческая природа, и это не исправить. C'est la vie.
Только когда Румяный произнес французскую фразу, Завгородний понял, где он слышал недавно его голос. Точно так же говорил "Николя", собиравшегося купить "Монолит" - ну да, точно, и звонил он с его номера… Всё это, получается, одна большая подстава… И Оле, наверняка, он информацию слил…
- Так это ты Оле… сообщил? - выдавил он.
- Конечно, - легко согласился собеседник. - Ты мою жизнь разрушил, а я вернул тебе должок. Только, уж извини, процентов набежало, за восемнадцать-то лет. К каждому из вас. К Сороке-то уже нет претензий, остались ты да Короткий…
- Как - нет претензий? - обмер Миша. - В смысле?
- Сорока сегодня утром в голову себе стрельнул, - довольно хмыкнул Румяный. - Надо сказать, довольно умное решение. Я для него уже такой аттракцион невиданных удовольствий приготовил..
- О господи, - выдохнул Завгородний. - Ты его…?
- Нет, что ты, - отозвался собеседник. - Руки еще марать. Он исключительно сам. Я ему всего лишь позвонил, вот как тебе сейчас. Рассказал, что о нем знаю и кому эту информацию сообщу. Хватило.
- И что…что ты от меня-то хочешь?
- Я хочу, чтобы ты сдох, Мишенька, - ласково сказал Румяный. - И ты непременно сдохнешь. Но, как в любой ситуации, у тебя есть два выхода. Выход первый: ты можешь продолжать дальше плыть по течению. Квартиры у тебя больше нет, семьи нет, денег тоже - в "Люкс-Кредите" очень не любят, когда их так откровенно посылают, поэтому твои счета, Мишенька, арестованы все до единого. В ближайшем будущем ты лишишься машины в счет уплаты долгов и надолго сядешь на исправительные работы. Мести улицы и разгружать вагоны - пока не покроешь все долги, которых у тебя не один миллион. Твоя Алла переживет визит участкового, судебных приставов и коллекторов из банка, и пошлет тебя дальней дорогой. Там замаячит и тюрьма, найдем, как это оформить. Ты останешься абсолютно один, голый и босый, и будешь в таком состоянии до конца своей жалкой жизни - я позабочусь. А уж за решеткой я тебе вообще устрою веселые каникулы - сам понимаешь, там у меня связи. Как тебе перспективка?
Завгородний молчал. Новость с "Люкс-Кредитом" подкосила его окончательно.
- Или выход второй, - продолжал Румяный. - Всё может закончиться прямо сейчас, быстро и без мучений. У тебя полный бак бензина, а твой джип позволяет выжимать две сотни километров в час запросто. Разгонись от души и врежься в ближайшую стену. Уйди достойно, пока ты еще мужик и бизнесмен, а не подсудимый, осужденный, "петух" в камере и так далее.
-Я подумаю, - хрипло сказал Завгородний.
- Подумай, - согласился Румяный. - Только недолго. Времени у тебя почти не осталось.
***
- Нет, ну авантюра же чистой воды, - скривился Корсак. - Без руля и без ветрил, на чистой наглости.
- Как любил говорить любимый тобой Наполен: "Наглость города берет", - подмигнула ему Людмила. - Лично мне план нравится, давненько я не работала в поле!
- Не Наполеон, а Суворов, - поправил Сергей. - И не наглость, а "смелость", вообще-то. А у нас тут не смелость, а идиотизм какой-то.
Они сидели "на дорожку" перед выездом в апартаменты к Эльвире-Эдику. План Игоря был прост и действенен. Корсаку поручалась роль сластолюбивого отца семейства, решившего попробовать экзотики, а Людмиле - роль разгневанной матери этого же самого семейства, выследившей проходимца-мужа. В процессе перепалки в итальянском стиле с битьем посуды и дикими криками в некоторых укромных местах квартиры трансвестита должны были появиться микрофоны.
- Почему идиотизм? - обиделся за свою идею Дымов. - Или вы боитесь, что Людмила Васильевна задержится и придется отыгрывать роль до конца?
Люда прыснула в кулак.
- Поподкалывай еще меня, - проворчал Корсак. - Нет, в самом деле - полно слабых мест в плане. Мы даже не знаем, как выглядит квартира. Как мне незаметно отпереть дверь, чтобы Люда смогла войти, куда ставить микрофоны…
- Не ты ли мне цитировал: "Главное ввязаться в заварушку, а там по обстоятельствам?" - невинно осведомилась Горская. - Вот это точно Наполеон, кстати. Ну в конце концов - дашь ему…ей… по голове, и всё. Чтобы не лезла…не лез… да елки-палки, как правильно про трансвеститов говорят, "он" или "она"?
- "Оно", - фыркнул Корсак. - Ладно, по голове так по голове, действительно, что это я. Инстинктивная брезгливость, видимо.
- По транвеститов говорят, ориентируясь на тот образ, который они хотят себе создать, хотя бы из чистого уважения, - пояснил им Дымов. - В данном случае, надо говорить "она" - Эльвира.
- Чистое уважение к трансвеститам? - поперхнулся Сергей. - Ой, без меня, пожалуйста.
- А что такого-то? - пожал плечами Игорь. - Он может быть хоть трижды трансвестит, но при этом хороший человек. У меня вот однокурсник был гей - так вполне нормальный парень. Какое мне дело, с кем он спит, я не для этого с ним общаюсь.
- Мысль здравая, но уважать проститутку я всё равно не буду, - покачал головой Корсак. - Какого бы пола она не была. И не в гендерной принадлежности дело.
- Вот тут не поспоришь, - согласился Дымов. - Хотя и среди проституток иногда…
Договорить ему не удалось. В кабинет без стука влетела Марина.
- Какое у Сорокина отчество? - выпалила она.
- Как у Пушкина, - удивленно ответила Людмила. - Александр Сергеевич. А что?
- Значит, я правильно запомнила! - вскрикнула секретарша и опрометью выбежала из кабинета.
Хлопнула закрываемая дверь.
- Это что вот сейчас было? - недоуменно спросил Корсак. - Блондинки выходят на тропу войны? Запомнила она, видите ли. Какая удача для всей команды.
- Не надо, Марина вполне умная, - неожиданно вступился за секретаршу Игорь. - Хоть и блондинка.
Словно в подтверждение его слов, Марина появилась в кабинете снова, таща в руках ноутбук.
- Вот, читайте, только что появилось на новостной ленте! - торжественно объявила она, плюхая его на стол. - "Сегодня утром заместитель мэра Москвы по общим вопросам Сорокин А.С. был найден мертвым в собственном доме. Предположительная версия смерти - самоубийство".
- Оп-па… - растерянно протянул Сергей. - Кажется, наша поездка отменяется.
- Заместитель мэра, ничего себе, - покачала головой Людмила. - Ну хоть должность наконец-то узнали… И что теперь? Наша работа закончена?
- Стоп-стоп-стоп, - задумчиво потер подбородок Корсак. - А не кажется ли благородным донам, что тут что-то нечисто? Люд, слушай, набери-ка своего Кадоева, да спроси у него, не слышал ли он чего громкого про майора Шевчука?
- Можно без Кадоева, - мотнул головой Игорь, открывая свой ноутбук. - У нас же прослушка стоит до сих пор, что у Шевчука, что у Завгороднего.
- Ты не отключил запись? - расцвел Корсак. - Точно, я же тебе и не сказал, что надо отключить! Наконец-то пригодился мой склероз, получается!
- Не отключал, не отключал… - отрешенно подтвердил Дымов, копаясь в файлах. - Так, вот трек с автомобиля Шевчука. Хм. Сегодня и всю ночь до этого - никаких звуков, явно стоял закрытый. Где тут последние всплески активности? Та-ак…ага. Вчера в восемнадцать ноль две, да что-то такое громкое - вон, эквалайзер прыгает вовсю…
- У меня предчувствие, - сказала Люда. - В восемнадцать Шевчук встречался с этим Стасом в прошлый раз, как я помню. Сдается мне, это был последняя их встреча.
Дымов запустил трек. Из динамиков послышались знакомые голоса - грубоватый и уверенный баритон Шевчука, неуверенный противный дискант Стаса.
- Вот тебе вторая часть, как обещал, - сказал Шевчук, шурша полиэтиленом. - Пересчитай.
- Доверяю, поэтому пересчитывать даже не буду, - отозвался Стас. - Теперь о деле…
Однако, что он там обирался сказать о деле, осталось навеки неизвестным. По ушам ударили хлопки дверей, крики "Руки за голову! За голову руки! Лежать!" и звуки ударов. Тоненько взвизгнул Стас: "Я прокурор, вы не имеете пра…а-а-а!" "Имеем, гнида ты продажная" - сказал кто-то, а потом хлопнула дверца "Крайслера", и не стало слышно ничего.
- Вот так да, - ошарашенно проговорил Корсак. - Маски-шоу. Нет, конечно, я полностью одобряю, но чувство некоторой обиды присутствует. Какого черта нас разыгрывают втемную?
- Клиент Мухина вовсю пользуется нашей информацией, - констатировал очевидное Дымов.
- Лю-юд, тебе твое предчувствие что подсказывает? - протянул Корсак. - Оно у тебя сегодня то-то исключительно верные вещи глаголет. Грех не воспользоваться.
- Мое предчувствие подсказывает мне, что надо всё-таки позвонить Кадоеву. - встала Людмила. - А еще оно говорит мне, что тебе в это время стоит послушать трек с "жучка" в портфеле Завгороднего.
- Есть, сэр, будет сделано, сэр, - отозвался Корсак. - Игорь, запускай машинку, слушать Завгороднего будем. Могу наушником поделиться.
- Нет уж, я Завгороднего в наушниках предпочитаю слушать в другой компании, - непонятно усмехнулся Дымов, ставя трек на воспроизведение.
Марина отчего-то отчаянно покраснела.
- Как знаешь, - пожал плечами Корсак и углубился в запись.
С Артуром Кадоевым, старинным приятелем из полиции, Людмила общалась долго: несколько раз перезванивала, минут двадцать "висела на телефоне", ожидая, пока Артур что-то сделает. За это время Корсак успел отслушать всю запись с микрофона Завгороднего, и теперь прогонял раз за разом какой-то один кусок, делая пометки в блокноте.
- Я так и думала! - воскликнула наконец Горская после долгого ожидания с трубкой у уха. - Спасибо, Артурчик! С меня причитается. Погоди, погоди…не так быстро, запишу.
Через полминуты она подошла к столу, где Корсак тоже как раз заканчивал что-то писать.
- Я с самого начала знала, что с делом не всё так просто! - сияя, воскликнула Людмила. - Хотя это, конечно, три дня назад стоило сделать, но чего уж теперь-то…
- Что сделать? - не понял Дымов.
- Узнать, что объединяет наших фигурантов, - пожала плечами Горская. - Артур мне за двадцать минут всё раскопал. Шевчук, Сорокин и Завгородний дружили в юности, и - внимание! - проходили все втроем свидетелями по делу об убийстве семьи с ребенком. Сорокин даже задержал убийцу, некого Румянцева Павла Константиновича.
- Румянцева? - едва не подпрыгнул Корсак. - А паззл-то складывается!
- …каковой Румнцев П.К. и был освобожден в январе этого года из колонии строгого режима по президентской амнистии, - продолжала Людмила. - Вы понимаете, к чему нас это приводит?
- К клиенту Мухина, - мрачно сообщил Дымов. - К убийце. Я так понимаю, смерть Сорокина на его совести.
- А теперь я поделюсь сведениями, - заговорил Корсак. - Сегодня жене Завгороднего подкинули наш улов, как я понимаю - фото и аудио, как там ее муженек с любовницей зажигает. У Завгородних случился ужасный скандал, Михаила выгнали и дома. Учитывая то, что всё его дело по факту принадлежит жене, это его полный крах. А после этого ему позвонил некто, испугавший нашего героя-любовника до заикания. Он назвал его Румяный.
- Румянцев, - кивнула Людмила. - И что?
- Я слышал только реплики Завгороднего, - пожал плечами Сергей. - Он ему что-то предложил. Последнее было: "И что ты хочешь от меня?" и "Я подумаю".
- Встретиться, - мрачно предположил Дымов. - И там убьет его, как Сорокина.
- Румянцев, говорите?! - вскочила вдруг Марина. - А какое имя-отчество у него?
- Павел Константинович, - ответила Людмила. - А теперь-то что?
Не ответив, Марина снова опрометью выскочила из кабинета, хлопнув дверью.
- Опять двадцать пять, - в изумлении повертел головой Сергей. - Кажется, сегодня какие-то сбои в Матрице. Я эту картинку уже, по-моему, наблюдал. Игорь, теперь тебе полагается сказать, то она умная, хоть и блондинка, а потом Марина снова завалится сюда с чем-нибудь сногсшибательным.
- Она правда умная, хоть и блондинка, - послушно сказал Дымов. Подумал и добавил: - И красивая.
Марина, и правда, тут же появилась с кипой бумаг в руках. Кажется, это были разнообразные чеки.
- Вот где я это видела! - торжествующе сказала она, доставая один из чеков и выкладывая на середину стола. Все тут же склонились над ним, едва не стукнувшись головами.
Это был валютный перевод на десять тысяч долларов трехдневной давности, их аванс. Мухин перевел деньги с карточки "Сосьете Женераль" прямо в офисе, воспользовавшись их аппаратом для беналичого расчета.
На длинном чеке, в самом низу, было четко обозначено имя обладателя счета: "Rumyantzev Pavel".
Ну-ка, посмотрим… - сказал Дымов и метнулся к своему ноутбуку.
- Это что у нас получается? - прищурившись, сказал Игорь. - Это у нас получается, что никакого "клиента Мухина" не существует. Есть только сам Мухин, вернее - Румянцев. И все наши наработки шли ему, чтобы расправиться с врагами юности.
- Так и есть, - откинулся от компьютера назад Игорь. - Никакого адвокатского бюро "Мухин и партнеры" на свете нет и никогда не было. Нас провели, товарищи. Мы работали на убийцу.
- На убийцу ли? - усомнилась Людмила. - Шевчука никто, вроде как, не убивал, его просто взяли с поличным. Может, этот Румянцев на самом деле…
- Шеф, а от Завгороднего идет сигнал! - сказал вдруг Дымов, показывая на наушники. - Что с ним-то?
Сергей вытащил наушники из разъема, и звук пошел на динамики ноутбука.
… - Ты был прав, - говорил Завгородний. Голос у него был надломленный, истерический, к тому же почти заглушаемый всё нарастающим ревом мотора. Кажется, он говорил сам с собой, и к тому же был нетрезв.
- Ты был прав, Паша! Мы сделали ошибку тогда, все трое, нам так показалось правильнее - ну подумаешь, месяц не могли смотреть друг на друга и год вздрагивали при упоминании имени "Павел". А Сорока вообще…черт, и тут ты прав, привычка обвинять других вместо себя въелась так глубоко! Так глубоко, Паша! Но к черту ее.
Детективы молча слушали монолог Завгороднего. По щеке Людмилы покатилась одинокая слезинка - ее "шестое чувство" уже, кажется, знало, что будет дальше.
- Я предал тебя, Пашка. Я сделал тогда ошибку, и вся моя жизнь повернулась в какую-то не ту сторону. Дурацкий бизнес, нелюбимая жена, нелюбимые дети… наверное, всё из-за того дня. Одна ошибка поломала всю жизнь, понимаешь, да? Впрочем, ты-то понимаешь.
Он некоторое время помолчал. Впрочем, рев мотора почти совсем заглушал его голос.
- К чертям свинячьим такую жизнь! - крикнул Михаил. - Уж лучше пусть будешь жить ты! Это будет… хотя бы… честно!
Раздался оглушительный удар, и сразу же - запись прервалась. Микрофон вышел из строя.
- …он не убийца, - закончила Люда. - Граф Монте-Кристо, вот он кто. Благородный мститель.
Эпилог
- …Интересно, вот откуда у Румянцева столько денег? - задумчиво спросила Людмила, глядя, как строители выравнивают шпатлевкой стены их кухни.
В квартире Сергея и Людмилы уже третьи сутки бушевал ремонт. Трудолюбивые строители южных кровей приходили рано утром и уходили вечером. Вой и стук инструмента не смолкали целый день, Людмила, надзиравшая за процессом, выносила по десятку пакетов мусора ежедневно.
- Я наводила справки, - пояснила она свою мысль. - В конце восьмидесятых у него, конечно, был собственный бизнес, тогда это называлось "кооператив", но он же восемнадцать лет провел в тюрьме! А освободился всего несколько месяцев назад.
- Я тоже наводил справки, - лениво отозвался Сергей. - Правда, по другим каналам - по своему первому месту работы. Там мне сразу пояснили ситуацию. Бизнес у Румянцева был небольшой, но довольно прибыльный. Кроме того, он прекрасно знает французский язык. Так что всё просто: в восемьдесят девятом году, во время одного из визитов во Францию он положил все свои валютные сбережения на счет во французском банке. И за восемнадцать лет ему накапал немаленький процент. Вот и весь фокус.
- Ну точно Монте-Кристо, - усмехнулась Людмила.
Измазанный в побелке строитель поглядел на часы, что-то гортанно воскликнул и принялся слезать со стремянки. Было восемь вечера - час, когда ремонтные работы в их квартире заканчивались. Людмила проводила рабочего человека и поставила разогреваться нехитрый ужин.
- А у наших Марины с Игорем, кажется, начинается роман, - сообщила она Сергею, повязывая фартучек. - Я вчера видела, как они слушают какую-то музыку в одних наушниках на двоих и целуются.
- Да? - удивился Сергей. - Вечно эти вещи проходят мимо меня. Ну, дай им бог. Может, поженятся, детей заведут…
Он тут же пожалел о последней фразе, но было уже поздно.
- Сере-еж… - протянула Людмила