- Я знаю, что профессор Дроп - первоклассный хирург и, кроме того, весь его персонал достоин высочайшей похвалы. Во время моих посещений я имел возможность убедиться, с каким профессиональным умением и с какой самоотверженностью вы заботились о моей бедной тетушке. То, что вы для нее сделали, заслуживает с моей стороны не только благодарности, но и вознаграждения, принимая во внимание все тяготы вашей трудной, но благородной профессии. Я надеюсь, вы не будете против этого возражать?
Педро Коралес подошел к Жермене и попытался пожать ее руку. Девушка почувствовала, что сердце готово выпрыгнуть у нее из груди. Слова перуанца заронили глубокое смятение в ее душу. Ей было мучительно выслушивать слова благодарности, зная при этом, что своей неосторожностью она привела больную к гибели. И она не выдержала:
- Ах, сударь! Я не могу принять вашу благодарность… Я недостойна её… Напротив, я виновата, очень виновата!
Педро Коралес опешил:
- Вы? Виновны?.. Но в чем?..
Его взгляд смущал девушку все больше и больше. Нарушая все правила профессиональной этики, она упала в кресло и залилась слезами:
- Ах, сударь! Ваша тетушка умерла по моей вине!.. Ах, если бы вы знали… Я в отчаянии… Но я хотела сделать как лучше!
И, рыдая, она рассказала ему все. От слез комната плыла у нее перед глазами. Временами ей казалось, что она теряет сознание…
Жермена пришла в себя, чувствуя, что ее сжимают крепкие мужские руки и черный ус щекочет ей шею. Или это только снилось? Вдруг она почувствовала, как страстный поцелуй обжег ей губы. Возмущенная, Жермена резким движением освободилась из объятий перуанца.
- Сударь! - воскликнула они, - Что вы себе позволяете?
Но ей ответил голос, исполненный нежности и страсти:
- Я вас люблю… О, восхитительная, божественная!..
И растерянная Жермена увидела, что Педро Коралес стоит на коленях у ее ног…
2. ФИНАНСИСТ МИНИАС
Ноябрьский день был серым и беспросветным, как это бывает поздней осенью. С утра шел проливной дождь, затем он прекратился, но ему на смену пришел густой туман, накрывший Париж траурным покрывалом. В домах, окружавших площадь Биржи, спозаранку зажгли газовое освещение. На улицах газовые фонари горели мигающим светом, в то время как электрические лампадеры, окруженные туманным ореолом, излучали ровное сияние. Голубоватый электрический свет отражался в лужах и придавал всем предметам фантастическое обличье.
Несмотря на туман, уличное движение было весьма оживленным. По улице Четвертого сентября в направлении Больших бульваров катился целый поток роскошных экипажей и рычащих автомобилей, в котором с трудом прокладывали себе путь большие автобусы, похожие на мастодонтов. Спасаясь от потоков разбрызгиваемой колесами воды, пешеходы жались к стенам и подъездам домов.
Вокруг Биржи толпа людей сгущалась и чувствовалось нервное напряжение, которое, казалось, излучают сами стены гигантского здания, внутри которого бушевали страсти и свирепствовала самая заразная болезнь нашего времени - золотая лихорадка… Под сводами огромного зала стоял гул от сотен голосов, сливавшихся в какой-то непрерывный, чудовищный, надсадный вопль обезумевшего чудовища. Множество фигур биржевых маклеров, торговых агентов, мелких жучков и крупных воротил сновали во всех направлениях, размахивали руками, кричали, что-то наспех записывали в своих записных книжках.
В этот день на Бирже назревала гроза. Стало известно о странном заказе на пушки, который был размещен на французских заводах представителями иностранной державы. Это известие тут же обросло целым клубком комментариев, сплетен, предположений. Сердце Биржи забилось лихорадочно и неровно. Группы дельцов собирались, шушукались и вновь разбегались в разные стороны.
- Это война! - говорили одни. - Я продаю свои акции золотых приисков!
- А я продаю медные рудники!
- Скажите, а что делает Ротшильд?
Биржевая мелюзга старалась узнать намерения крупных спекулянтов. Что надлежало делать? Покупать или продавать? Играть на повышение или на понижение? Неизвестно откуда распространилась информация, что надо продавать.
- Знаем мы эти трюки, - говорили скептики. - Завтра произойдет повышение на два пункта, и те, кто сегодня продают, завтра окажутся в дураках.
Тем не менее, котировки шли вниз. Слабонервные кинулись продавать. Более опытные спускали акции мелкими партиями, готовые в любой момент перейти к игре на повышение.
И действительно, за час до закрытия Биржи произошел резкий поворот. Биржевая конъюнктура изменилась. Прошел слух, что крупные банки, объединившись, целыми пакетами скупают обесценившиеся акции. Те, кто продавал, в свою очередь кинулись покупать, но было уже поздно. Курс акций резко пошел вверх. Целые состояния оказались развеянными в прах.
Среди всеобщей суеты человек лет сорока, одетый со скромной элегантностью профессионального финансиста, улыбался, стоя у одной из колонн. На его лице читалось удовлетворение от удачно проведенной операции.
- Просто поразительно, - ворчал он себе под нос, - сколько дураков поддаются каждый раз на одну и ту же комбинацию! В этом проклятом вертепе никогда нельзя быть уверенным, богат ты или беден.
- Вы большой скептик, Миниас, - сказал какой-то человек, стоявший тут же рядом и что-то записывавший в свою книжку.
Элегантный финансист, чьи лицо и фамилия указывали на греческое происхождение, повернулся к своему соседу:
- Ах, это вы, Жорж! Как ваши дела?
- Как нельзя лучше! Но я слышал ваше рассуждение, оно меня позабавило!
- Вот как! Стало быть, вы выиграли?
Человек, которого Миниас фамильярно называл Жоржем, неопределенно улыбнулся:
- Я не выиграл. И не проиграл.
- Как так?
- Я вообще не играл.
- Это вы-то не играли? - поразился Миниас. - Не может быть! Но почему?
- У меня были для этого веские основания.
Молодой человек по имени Жорж закрыл свою книжку, положил ее в карман и добавил:
- Причина очень простая; у меня нет ни гроша за душой, я полностью разорен. Прощайте!
И, не дав собеседнику опомниться, он исчез в толпе. Впрочем, Миниас недолго пребывал в растерянности. Он покачал головой и пожал плечами, что должно было означать на языке биржевиков: "Ну что ж, тем хуже для него: вот и еще один неудачник, который сегодня вечером пустит себе пулю в лоб".
Финансист накинул на плечи плащ, который до этого висел у него переброшенный через руку, заломил цилиндр назад, как того требовала мода, и направился к выходу, помахивая тросточкой с золотым кольцом, обтянутой крокодиловой кожей, и сверкая моноклем и черепаховой оправе, вставленным в правый глаз. На пороге он обернулся и окинул зал Биржи пронзительным и волевым взором.
- Здесь можно поработать, и еще как! - пробормотал он себе под нос. - Эх, дураки, дураки!..
Финансист не успел сделать и нескольких шагов по улице, как услышал, что кто-то окликает его по имени. Миниас остановился и пожал руку подошедшему к нему высокому человеку с черной шевелюрой и смуглым цветом лица. Это был хорошо ему известный богатейший биржевой игрок, перуанец по национальности.
- Каков ваш сегодняшний результат, Луиджи? - спросил Миниас.
- Пятьсот тысяч франков.
- Плюс, или минус?
- Разумеется, плюс! Да, жаркий был сегодня денек… Даже если бы я проиграл, то все равно но пожалел бы…
И резко поменяв тему, перуанец добавил:
- Вы не в курсе, что происходит в Жокей-клубе? Там, кажется, разразился какой-то скандал?
- Я не член Жокей-клуба, Луиджи. Я пустяками не занимаюсь…
- Но вы догадываетесь, о чем я говорю?
Миниас пожал плечами:
- Честное слово, нет… Вчера вечером я был у одной моей хорошей знакомой из кабаре "Стрекоза"… Так что ни о чем таком не слышал. А в чем дело?
- Зайдемте в бар, - предложил Луиджи. - Там я вам все расскажу.
Минуту спустя они уже сидели на высоких табуретах перед стойкой бара, примыкающего к зданию Биржи. Сюда часто заходили биржевики, чтобы за рюмкой абсента потолковать о текущих делах или договориться о совместных махинациях.
- Так вот, - начал Луиджи, потягивая через две соломинки коктейль, который бармен приготовил ему по специальному рецепту, - вы, конечно, знаете, что члены Жокей-клуба должны были избрать нового президента. На этот пост имелось два претендента…
- Одним из них был граф Мобан, а другим - миллионер Максон, - прервал его Миниас. - Это мне известно…
- Но есть одна тайна, которая вам не известна! Мой дорогой, держитесь крепче за табурет: оказалось, что граф Мобан…
- Граф Мобан - мошенник и вор…
- Если бы только это!
- Что же он, убийца?
- Хуже того!
- Право, Луиджи, я уж и не знаю…
Перуанец повернулся к своему собеседнику, уперся руками в колени и отчеканил:
- Дорогой мой, граф Мобан не кто иной, как Фантомас!
От удивления Миниас чуть не свалился с табурета:
- Не может быть! Как вы сказали?
Перуанец повторил:
- Я сказал, что граф Мобан, которого мы все так хорошо знали, имя которого не сходило со страниц светской хроники, граф Мобан, один из самых элегантных аристократов Парижа, на самом деле был Фантомасом! Его разоблачил полицейский комиссар Жюв с помощью журналиста Фандора!
Луиджи сделал эффектную паузу и добавил со смехом:
- Скажите, Миниас, только откровенно: могли ли вы предположить что-либо подобное?
Финансист казался совершенно ошеломленным.
- Да, должен признаться, что скажи мне это не вы, а кто-нибудь другой, я бы не поверил! Но если это так, если граф Мобан действительно Фантомас, то весь Париж должен был бы об этом говорить…
- Весь Париж только об этом и говорит!
Миниас помолчал.
- Мир биржевых дельцов, - сказал он наконец, - это совершенно особый, замкнутый мир. Он интересуется совсем другими новостями, а похождения Фантомаса его весьма мало волнуют. Но что касается меня лично, то я не могу прийти в себя от изумления… Граф Мобан - Фантомас!
- Не вы один, не вы один, дорогой Миниас! - воскликнул со смехом Луиджи. - Члены правления Жокей-клуба тоже не могут прийти в себя! Мне рассказали, что их последнее заседание проходило прямо-таки в похоронной атмосфере. Представляете себе: Фантомас - член самого аристократического клуба Парижа! Но дело не только в этом…
- Дело в выборе президента?
- Вот именно! Но теперь на этот счет не может быть сомнений. Изберут, конечно, Максона, соперника и заклятого врага Мобана, то есть врага Фантомаса, тем более, что Максон немало способствовал его разоблачению…
В этот момент к двум собеседникам подошел тучный человек с лысым черепом и гладко выбритым лицом, похожий на англичанина.
- Вы слышали новость? - спросил он, дымя сигаретой.
- Уж не про похождения ли Фантомаса вы собираетесь нам рассказать?
- Плевать мне на Фантомаса! - отрезал толстяк. - Есть вещи поважнее. Знаете ли вы Коралеса?
- Коралеса? - осведомился Миниас.
- Племянника…
- Бедняга! - рассмеялся Луиджи. - Никогда он не станет самостоятельной фигурой. Всегда за его спиной будет маячить его тетушка со своими миллионами.
- Маячила… - поправил его толстяк.
- Что вы хотите сказать? Он что, больше не племянник своей тетушки Кончи Коралес?
- Нет, уже не племянник… Он ее наследник!
- Значит, тетушка умерла?
- Вот именно! И Педро Коралес, который еще недавно был гол, как сокол, - если не считать нескольких элегантных костюмов! - теперь десять раз миллионер!
- Когда же она умерла? И от чего?
- Вчера вечером или сегодня утром, точно не знаю. И самое интересное, что она и больна-то не была. Так, пустячная операция, на которую она легла скорее из снобизма, чтобы привлечь к себе внимание и соболезнование своих подруг. И вот она легла в клинику, что на улице Мадрид, в Нейи…
- Это клиника доктора Дропа, - сказал Миниас. - Ее как раз должны продавать с молотка.
Но толстяк не давал себя сбить, он обязательно хотел закончить свой рассказ.
- Конча Коралес, - продолжал он, - должна была выйти из больницы не позже чем через три дня. И вдруг - крак! - скоропостижно отправляется на тот свет. То-то, должно быть, племянник прыгал от радости!
И толстяк расхохотался так, что его объемистый живот заходил ходуном.
В этот момент дверь отворилась и в баре появился новый персонаж. Он был одет очень скромно, в пальто зеленоватого цвета, на голове у него была поношенная шляпа-котелок, в руках он держал зонтик, с которого капала вода. Окинув взглядом помещение, он увидел Миниаса и направился прямо к нему.
- Господин Миниас, - воскликнул он, - я вас разыскивал повсюду! Нам необходимо срочно поговорить…
- Вот, прошу любить и жаловать, - сказал финансист, обращаясь к своим собеседникам, - месье Картере, торговый, посредник, большой дока по части торговли недвижимостью. Один из моих друзей, - добавил он с непередаваемой улыбкой.
Картере казался нервным и озабоченным.
- Господин Миниас, прошу вас, - настаивал он, - всего на две минуты…
Миниас нехотя слез с табурета и отошел с ним на несколько шагов.
- Итак, вы хотите говорить со мной о делах? - спросил он.
- Конечно… Вы приняли решение?
- Какое решение?
- Но я же вам говорил: о покупке заведения доктора Дропа.
- Ах вы про эту клинику… Мне как раз только что рассказали, что там умерла одна пациентка. Это неважная реклама для медицинского учреждения! Впрочем, это всего лишь шутка. Дело, которое вы мне предлагаете, весьма заманчиво. Но почему же, в таком случае, вам не удается пристроить ни одной их акции, хотя вы знаете всех деловых людей Парижа?
Картере улыбнулся:
- Вы большой шутник, господин Миниас. С вами просто невозможно говорить серьезно. Кто вам сказал, будто я не могу пристроить акции компании доктора Дропа? Само имя этого хирурга - уже реклама. Я мог бы продавать акции направо и налево. Но разве вы сами не сказали мне прошлый раз, что хотите купить весь пакет?
Греческий финансист перестал улыбаться и на минуту задумался.
- А какова продажная цена всего пакета? - спросил он.
- Шестьсот тысяч франков.
- Картере, это несерьезно. Такую цену вы можете называть простакам. Договоримся на пятистах тысячах.
- Мы могли бы совершить сделку прямо сейчас.
- Как вы, вероятно, догадываетесь, я не ношу пятьсот тысяч при себе…
- Я могу подождать дней восемь.
- Как вы торопитесь, Картере!
- Дела - это дела, господин Миниас.
- Совершенно справедливая мысль, хотя и не вы ее придумали. Итак, за пятьсот тысяч вы продаете?
- Да, если вы покупаете…
Грек прикрыл глаза и снова задумался. Он знал, что от Картере могли исходить самые неожиданные предложения. Откуда он мог знать Поля Дропа? Почему знаменитый хирург поручил провести сделку именно ему? Впрочем, это не имело особого значения. Конечно, он получает хороший процент комиссионных и заинтересован в том, чтобы вздуть цену. Но полмиллиона - это, видимо, реальная цена…
- За пятьсот тысяч я покупаю, - сказал Миниас. - Но предупреждаю: вы не получите от меня ничего сверх этой суммы.
- Договорились! - быстро ответил Картере. - Когда подпишем акт?
- Когда угодно.
- Тогда - прямо сейчас, если не возражаете.
Через десять минут составленное по всей форме гарантийное письмо было уже в руках у Картере. Срок платежа был назначен не позднее, чем через восемь дней. Лысый толстяк и Луиджи подошли к ним.
- Ну как, сплетены все интриги? - шутливо спросил перуанец.
- Господа, - торжественно провозгласил Миниас, - вы можете меня поздравить! Я купил клинику Поля Дропа. Завтра об этом будет говорить весь Париж. И уж я не пожалею денег на рекламу!
3. ЗАБОТЫ ПОЛЯ ДРОПА
У себя дома, в своем личном рабочем кабинете, доктор Дроп грел руки у пылающего камина, когда дверь отворилась и в кабинет вошла довольно миловидная женщина. Это была супруга доктора, которая только что вернулась после посещения магазинов. На голове у нее все еще была шляпка, а на плечах накидка из дорогого меха. Доктор обернулся:
- Это ты, Амели? Добрый день. Что тебе нужно?
Его тон был достаточно резок. Однако Амели Дроп ничуть не удивилась и ответила ему так же холодно:
- Я рискнула тебя побеспокоить только для того, чтобы узнать: ты пойдешь завтра вечером на банкет или будешь обедать дома?
В ответ на этот простой вопрос Поль Дроп в раздражении топнул ногой:
- А тебе-то что за дело?
- Мне это совершенно безразлично, - ответила мадам Дроп ледяным тоном. - Но если ты пойдешь на банкет, то я отправлюсь обедать к подруге, и следовательно…
Поль Дроп не дал ей закончить:
- Ты можешь обедать, где угодно, и делать все, что тебе угодно… Ты свободна, и я свободен…
Он снова повернулся к камину и продолжал уже более спокойно:
- Я сам еще не знаю, что буду делать завтра. Хотя мои дела тебя не интересуют, я считаю нужным сообщить тебе, что подвел некоторые итоги… Они крайне неутешительны. Лично у меня не осталось ни гроша. Дела клиники идут хуже некуда. Картере, которому я поручил найти покупателей, никого найти не может… Таким образом, одно из двух: или произойдет чудо, или в ближайшие дни я закрываю лавочку.
Голос Поля Дропа дрожал от волнения. Его жена, напротив, казалась совершенно спокойной.
- Что ж, будем надеяться на чудо, - сказала она. - Хотя в наше время чудеса случаются не часто…
Она повернулась и вышла из комнаты. Доктор, вновь оставшись один, стал нервно шагать от камина до окна и обратно. С его губ срывались отрывистые фразы:
- Вот… Вот во что превратилась моя семейная жизнь… всего за шесть лет после свадьбы! И ради этого я пошел на все уступки… пожертвовал своими профессиональными интересами… своими надеждами и амбициями… своей мужской честью, наконец! Моя жена богата, очень богата. Ей достаточно было бы выделить какие-нибудь сто тысяч, чтобы спасти меня… Но она предпочитает, чтобы я потерпел позорное банкротство… Я был известным хирургом… Я был почти знаменит… Но согласился стать директором этого заведения и превратился в торговца супом… И вот вознаграждение: я разорен!
Доктор подошел к своему письменному столу, взял из коробки сигарету с золотым ободком, закурил ее и несколько раз яростно затянулся. Затем он бросил сигарету в камин и продолжал свой монолог:
- Я чувствую, как мужество оставляет меня… А теперь ко всем финансовым неприятностям добавилась эта история с Кончей Коралес. Если о ней станет известно, под вопрос будет поставлена моя врачебная репутация… Поневоле задумаешься, не покончить ли со всем разом…
В это время в дверь постучали, и появившийся на пороге лакей доложил:
- Господин доктор, какой-то человек желает вас видеть. Он пришел из клиники, от мадемуазель Даниэль.
- Он передал свою визитную карточку?
- Да, господин доктор.
- Дайте сюда!
Взглянув на визитную карточку, которую протянул ему лакей, доктор побледнел.
- Вы уже сказали посетителю, что я дома? - спросил он у лакея.
- Да, господин доктор.
- Идиот!