Воскресенье
Неприветливые, казенные стены больницы казались родными. И так хорошо пахло котлетами из мяса второй свежести, жидким рассольником и компотом из сухофруктов! "Надо же, как мало надо для счастья! То, что Катька нашлась, да еще и живая, - это просто настоящее чудо", - думала Инна, сидя рядом с Тамарой Евгеньевной на коричневой ободранной банкетке перед облупившейся дверью, ведущей в палату, куда только что перевели из реанимации Катьку Долгову.
Все события предыдущего дня от момента похищения до чудесного появления девочки в больнице вспоминались Инне, как дурной сон: туман, чувство непоправимости произошедшего, собственная беспомощность, желание проснуться и оказаться в привычном, светлом и таком обычном мире… Алексей и Макс уехали сразу, после короткого разговора с Долговыми. А Инна осталась с Тамарой Евгеньевной и бабушкой. Плакала только Людмила Николаевна, тихо и как-то очень безнадежно. Тамара Евгеньевна же просто молчала, но от этого молчания становилось жутко. Только один раз она сказала, глядя в никуда перед собой:
- Катюша не могла пропасть, я в это не верю! Она очень сильная девочка и она знает, что мы с бабушкой без нее не сможем! Я верю, что моя малышка обязательно найдется, потому что по-другому и быть не может… Вы знаете, Инна Викторовна, ведь у Катюши нет отца. Он бросил меня еще до ее рождения и никогда больше не появлялся в нашей жизни. Мы с мамой воспитывали ее вдвоем. Она - это все, что у нас есть. Наше солнышко, наша единственная надежда.
Инна несколько раз поила их чаем, капала в рюмки валокордин и корвалол. Макс и Алексей сбрасывали Иннины звонки - видно, им было не до нее. На протяжении всей этой бесконечной ночи тишина квартиры нарушалась только тиканьем часов на кухне. Старый Тимофей устроился на Катиных пушистых тапочках, стоящих в коридоре, и только изредка тревожно поводил ушами. Уже под утро следующего дня наконец ожил телефон в квартире Долговых. Тамара Евгеньевна вздрогнула и перевела полный отчаяния взгляд на Инну. В ее глазах отчетливо читался страх: а вдруг ЭТО все-таки произошло, и больше нет надежды, и больше некого будет ругать за несделанные уроки, и некому будет дарить волшебные новогодние подарки?!
- Алло! - произнесла Инна совершенно охрипшим голосом. - Я слушаю, говорите!
- Плюшка, привет! - услышала она усталый, но спокойный голос Березина, - Ну, твоя Катька молодчина! Нашлась наша пропажа! У тебя, Иннка, все ученицы агенты британской разведки, что ли? Представляешь, и этой егозе удалось сбежать! - восхищенно сказал он.
Инна быстро нашла кнопку громкой связи и переключила телефон.
- Лешка, ты не тарахти, скажи лучше, Катюша жива? Где она?!
- Жива, жива, и по-моему даже почти здорова! Ее, конечно, сейчас в реанимацию забрали, но судя по тому, что сказал врач, ненадолго. Так что вы давайте, приезжайте сюда, - он быстро продиктовал адрес больницы, - А я вас здесь подожду, так и быть, проведу вас, так сказать, в святая святых пользуясь служебным положением!
…Уже в больнице выяснилось, что Катерину доставил на своей машине какой-то мужичонка, который, в честь окончания дачного сезона, решил перевезти свой простенький небогатый скарб из садового домика на городскую квартиру. Проводив Инну и Тамару Евгеньевну к Катерине, Алексей, вместе с Королевым, отправились на Петровку, в компании Семена Ильича Кривозуба, того самого неожиданного Катькиного спасителя.
На допросе Семен Ильич без перерыва смолил вонючий "Беломор", и даже Березин с Королевым, привыкшие к дымовой завесе, которая неизменно образовывалась под потолком в кабинетах к концу рабочего дня, то и дело открывали окно, и подходили к нему "подышать".
- Дак, а чего я-то? Еду себе, никого не трогаю и вдруг такие страсти-мордасти! - начал он свой рассказ, теребя в руках папиросу. Лицо его выражало крайнюю степень растерянности и испуга, и даже казалось, что реденькие волосенки, прикрывавшие лысину, как будто подрагивали и нервничали. - Девчонка прямо прыгнула мне под колеса! Как затормозить-то успел, - до сих пор удивляюсь. А чего ее в лес-то понесло, а, ребят? Вроде как уже и грибов-то нет, - осторожно поинтересовался Семен Ильич.
- Она не за грибами ходила, - пробормотал Макс, выставляя голову из окна. Холодная морось, которой с утра сочилось набрякшее над городом небо, моментально забралась под воротник рубашки. Он поежился и нырнул обратно в сизое облако.
- Семен Ильич, а вы-то что делали на дороге в такое время? - спросил Березин, в который раз вытряхивая в корзину пепельницу, полную окурков.
- Дак я с дачи ехал. У нас с женой участок есть в Самойлихе - это поселок такой, неподалеку от того места, где я на девчонку наткнулся. Мы с весны и до поздней осени там только и живем. Да и что в Москве этой поганой делать-то? Жара, духота, толкотня. А там у нас и грядочки, и лес рядом, и речка даже есть. Ленка, - это жена моя, - та больше по хозяйству, да на огороде попой вверх, - простите, отдыхает, а я столярничаю. В августе вот сарай достроил, терраску справил. Одна беда, домишко у нас холодный - из досок, без отопления. В прошлые выходные в последний раз вместе съездили, ну, там розы укрыли, кусты обрезали, забрали кое-что по мелочи. У нас ведь в прошлом году несколько дач обокрали. Представляете, мужики, все подчистую вынесли! Бомжи шалили, их здесь полно. Вот мы теперь и вывозим все, что к полу не прикручено. А вчера я снова поехал. Там еще много барахла осталось, - ну там, подушки всякие, одеяла… Говорил я Ленке, что снаряд в одно место два раза не падает, да ей все без толку: забирай, говорит, все до последнего гвоздя, а то как Космачевы - это соседи наши, - без трусов, пардон, останемся! Ну, так вот, приехал я поздно, - три часа в пробке простоял, потом паковался долго, закончил уже к полуночи. Позвонил, значит, Ленке, чтоб не волновалась, и решил на даче переночевать, а уже утречком в Москву. Но часам к трем я, мужики, так закоченел, что зуб на зуб не попадал. Ну, думаю, еще немного, и - со святыми упокой! В таком случае мне бы грамм сто накатить, но ведь с утра за руль. Я, мужики, никогда накануне не пью, мало ли что… - Семен Ильич тяжело вздохнул, словно жалея, что сто грамм оказались под запретом и продолжал, - Оседлал я, значится, своего Гошу…
- Кого, простите? Гошу? - не понял Макс.
- Ну да, Гошу. Это я так свой "Жигуль" называю. Он уже без малого двадцать лет, как верный конь нас везде катает! Что там - на дачу! Были времена, когда мы на нем и в Крым, и на Байкал, и в Карелию ездили! Так что Гоша у нас - член семьи! - от этих спокойных воспоминаний Семен Ильич, как будто, понемногу пришел в себя и даже улыбнулся, подняв на Королева усталые, воспаленные глаза.
- Понятно. Гоша, значит. Продолжайте, пожалуйста.
- А чего продолжать-то? Сел да поехал. Дорога пустая, ехать одно удовольствие, правда, темень такая, что почти ничего не видать, особенно, когда через лес. Да и отъехал я совсем немного, и вдруг, выскакивает кто-то, да прям под колеса! - с видом доброго обиженного спаниеля, Семен Ильич воровато покосился на пепельницу, которую Березин поставил на край своего стола. - Мужики, можно закурю?
- Курите, - разрешил Макс, снова поднимаясь и заранее приоткрывая форточку.
- Ну, а дальше вы сами знаете. Я хотел было с дороги в милицию позвонить, а у меня как на грех телефон разрядился. Подобрал я, значитца, девчонку, на заднее сиденье уложил, и в город повез. Она вся ободранная, в синяках, из коленок кровь хлещет, - Семен Ильич покачал головой, затушил окурок и тут же вытянул из пачки следующую папиросу. - Я дак вообще думал, что не довезу ее, она все время без сознания была, дышала еле-еле. Вот и помчался я в больницу, а уже оттуда вас вызвали… - он глубоко затянулся и помахал руками - разогнал дым.
- Не знаете, мужики, выживет девчонка-то? - осторожно спросил он, после небольшой паузы.
- Все будет хорошо, Семен Ильич, - ободряюще сказал Алексей и похлопал его по сгорбленной спине. - А вы, когда все случилось, никого кроме девочки не заметили? Ну, не знаю, может быть в лесу кто-то был, машина какая проехала мимо? - спросил Королев.
- Да нет, мужики, не было там никого! - энергично замотал он головой, - Один я там был. Да даже если б кто и убежал в лес, то я по сторонам не особо смотрел, сами понимаете, не до того мне было! Машину-то я бы точно заметил, но говорю, пусто было на дороге.
В этот момент в дверь просунулась взлохмаченная рыжая голова.
- Здрасте! - поздоровалась голова, - А Сеня-то мой здесь?
Голова принадлежала маленькой круглой гражданке, которая, не дожидаясь приглашения, вкатилась в кабинет. На ней была надета шубка из искусственного меха "под леопарда", сапоги-дутики, а мохнатую шапку вместе с пуховыми варежками она держала в руках. Шарик, отпыхиваясь от быстрой ходьбы, подкатился к Семену Ильичу и быстро, почти машинально поцеловал его в плешивую макушку. Тот привстал со стула:
- Лена! Ну, я же просил тебя не приезжать! У меня тут дело важное, а ты! Я что, маленький что ли? Без тебя не разберусь?
- Да как это - "не приезжать"? Тебя что, в чем-то обвиняют? - она подняла на Макса и Березина сверкающие возмущением глаза. - Меня зовут Елена Васильевна Кривозуб, я жена Сени, то есть, Семена Ильича, - воинственно представилась она, продолжая сверлить оперативников взглядом.
Алексей с Максом переглянулись и дружно расхохотались.
* * *
…Наконец, в конце коридора показался Петр Валентинович - врач, проводивший обследование. Инна и Тамара Евгеньевна, словно подброшенные невидимой пружиной, бросились ему навстречу. В общих чертах они уже знали, что произошло. Петр Валентинович сказал, что девочке очень крупно повезло. Оказалось, что ее организм совершенно невосприимчив к наркозу и прочим наркотическим препаратам. Будь это не так, Катя бы умерла от той дозы препарата, которую ей вкололи. И уж по крайней мере, не смогла бы так бегать. Данное лекарство просто парализует человека.
- Дамы?! А что, интересно, вы здесь делаете? - подойдя, спросил врач и улыбнулся. - Я же вам сказал, чтобы вы ехали по домам. Из реанимации Катюху вашу мы перевели - нечего ей там делать, а скоро и домой отпустим, даст Бог.
Тамара Евгеньевна вдруг заплакала. Горько, навзрыд, как плачут только маленькие дети. Инна поняла, - эти слезы она сдерживала очень-очень долго, потому что ей необходимо было быть сильной, а теперь, когда самое страшное позади…
- Она у вас вообще молодец! - сказал Петр Валентинович, приобнимая ее за вздрагивающие плечи. - Я тут пообщался с ребятами с Петровки и в самых общих чертах представляю себе, чего пришлось пережить вашей Катерине. Так вот скажу вам, что даже взрослому мужику такое порой не под силу! А вам бы успокоиться, мамочка, а то сердечный приступ вам гарантирован. Сейчас я попрошу наших девочек, они поставят вам укольчик.
- Нет, я в полном порядке, - всхлипнула Тамара Евгеньевна, - Я не могу оставить Катюшу!
- Да-да, я вижу - вы в полном порядке, конечно! - усмехнулся доктор. - Но вы ей сейчас все равно ничем помочь не сможете. Все, что было необходимо, мы уже сделали. Девочке уже лучше, ее жизни ничего не угрожает. И теперь она спит, и проспит, надеюсь, еще очень долго. Поэтому, как говориться, всем можно расслабиться и покурить! - с этими словами он решительно взял под руку рыдающую женщину и направился с ней в соседнюю палату.
- А может и вы нам компанию составите? - весело обернулся Петр Валентинович, и глядя на Инну, подмигнул ей, - Сообразим, так сказать на троих!
- Да нет, спасибо, конечно, но, пожалуй, я откажусь, - засмеялась Инна.
- Ну, смотрите, дело ваше, но валерьянка у меня вкусная-я! Надюша, успокоительного, лошадиную дозу в десятую каюту, подготовь, пожалуйста! - услышала Инна его голос из-за двери.
И, подхватив сумку, Инна решительно двинулась к выходу.
Понедельник
- Виктор Михайлович, вас к телефону!
- Вероника, вы отлично выглядите, впрочем, как всегда! - он наклонился к миниатюрной, сияющей отличным маникюром, лапке секретарши, поцеловал ее и улыбнулся.
Вот уже почти полтора года она безнадежно влюблена в него. И не только она одна. Да и как в такого не влюбиться? Умный, обходительный, вежливый, он всегда был объектом воздыхания для женской половины их офиса. Само воплощение сексуальности и самых смелых девичьих мечтаний. Мало того, что он так хорош собой, так еще и перспективы у него нешуточные. Шеф уже немолод, да и здоровье частенько подводит. Скоро и на покой пора. Он и сам неоднократно намекал, что лучшей кандидатуры на его место, чем Виктор, нет. Вероника и сама не ожидала от себя, что в ее тридцать лет возможно так сходить с ума по мужику. Она всегда считала себя подарком для любого представителя противоположного пола. С выбором не торопилась, присматривалась, приценивалась. И вот на тебе - втрескалась, да еще и без взаимности в женатого! Впрочем, наличие у предмета обожания супруги и малолетнего ребенка нисколько не останавливало Веронику. Жена - не стена, можно и подвинуть!
- Спасибо, Виктор Михайлович, - улыбнулась она в ответ, - Кстати, утром звонил Николай Петрович, он опять приболел, так что сегодня его не будет. Возьмите трубочку.
"Какой же он все же галантный мужчина", - подумала про себя Вероника. Такому бы жену хорошенькую, а он выбрал себе - ни рыба, ни мясо, недоумевала Вероника. Видела она его клушу: глазки маленькие, худая, как весло, груди нет, волосы жиденькие, заколотые в несуразный пучечек. Такую прическу ее бабушка называла дулей.
То ли дело она, Вероника. Ухоженная, успешная, сексуальная, она знала себе цену и очень любила себя. Странно, что Виктор Михайлович не замечает очевидного: они были бы отличной парой. Но как она ни старалась, первый заместитель ее босса никак не хотел обращать на нее внимания. Нет слов, он всегда был очень внимательным, никогда не скупился на комплименты. На праздники дарил ей, да и всем сотрудницам оригинальные подарки и изящные букеты цветов. Но Веронике всегда хотелось большего. На прошлом корпоративе она, немного переборщив с шампанским, пригласила его на танец и попыталась свести дистанцию к минимальной, но встретила вежливый, но твердый отпор: "Вероника, вы очень эффектная и красивая девушка, но вы можете скомпрометировать перед сотрудниками, а я, как вам известно, человек женатый!" - как бы в шутку, улыбаясь, сказал он, но мягко отстранился от нее. Однако Вероника надежды не потеряла. Капля камень точит. Тем более, что вовсе он не такой белый и пушистый, каким хочет казаться. Есть у него любовница, точно есть, иначе, зачем ему еще одна квартира? А то, что она у него имеется, Вероника знала доподлинно.
Месяцев шесть назад, весной, она не выдержала и проследила за ним. Очень уж было любопытно, чем живет ее избранник, куда ходит, с кем проводит время, потому что в любовь его к жене она наотрез верить отказалась сразу после того, как встретилась с ней. Да и отпуск он берет не летом, а осенью и весной. Не иначе, как проводит время с фифой, а сам всем говорит, что сыном занимается. Курам на смех, ей-Богу! Правда в тот раз она видела его одного, без спутницы. заходящего в обшарпанный подъезд панельной девятиэтажки, но ведь это ни о чем не говорит, скорее всего его любовница уже дожидалась его в квартире. Но его, заходящего в тот дом, она все же сфотографировала. Хорошо, что аппарат всегда при ней. А однажды ей удалось увидеть, как он выносил из квартиры что-то большое, похожее на свернутый ковер. "Ишь ты, ремонт затеял!" - подумала она тогда. Хотя правильно, конечно, в таких "хоромах", небось, не особенно и расслабишься. Странно только, почему сам? Ведь можно было бы и рабочих нанять?..
- Переведите, пожалуйста, ко мне, Вероника, - попросил мужчина ее мечты, и прошел в кабинет, оставив за собой тонкий невидимый шлейф дорогого парфюма; тяжелая дубовая дверь мягко закрылась.
Вероника переключила телефон и, вздохнув, отпила остывший чай. На столе проснулся факс, выплюнув очередную бумажку. Под потолком уютно и привычно гудел кондиционер, умная машина, благодаря которой в помещении их офиса в независимости от времени года и настроений капризной природы, всегда поддерживается комфортная температура. Вероника зябко повела плечами. Кто, интересно, сказал, что 19 градусов - это "комфортно"? Лично ей всегда хотелось подкрутить хитроумный агрегат хотя бы на градусов на пять, а еще лучше, на шесть, побольше. Она пробежала глазами документ: очередной договор на поставку препаратов, и, легко вынырнув из удобного кожаного кресла, постучалась в дубовую дверь.
- Да-да, входите, Вероника! Я же вас просил, если у меня нет совещания, то стучать ко мне - это лишнее. Я же не в номере отеля, а на своем рабочем месте, - сказал Виктор Михайлович с улыбкой. Однако на этот раз глаза шефа напоминали два острых холодных осколка льда.
- Простите, Виктор Михайлович. Тут факс пришел, посмотрите? - Вероника прикрыла дверь и подошла к нему: походка плавная, юбка прямая, до середины колена, небольшой, но очень сексуальный разрез, в который видны длинные, ровные ноги; строгая шелковая блузка, на которой расстегнута только первая пуговичка, но неравнодушному мужчине именно эта верхняя пуговичка говорит гораздо больше, чем самое откровенное декольте.
- Спасибо, Вероника, вы можете идти. И, прошу вас, не надо меня дискредитировать - не стучите ко мне в кабинет без важных на то причин.
И все?! А где же ласковое поглаживание по руке? Где бархатный взгляд, останавливающийся на тех самых пикантных деталях, - разрезе и пуговичке? Где долгожданный вопрос: "А что вы делаете сегодня вечером?" Вероника со вздохом опустилась обратно в свое кресло.
Может, стоит все-таки взглянуть на его любовницу? Что в ней такого необычного, чего нет в ней? Она достала из косметички пудреницу и, открыв ее, некоторое время внимательно изучала свое лицо. Ну, красота, да и только! Все просто идеально: серые глаза в обрамлении шикарных подкрученных ресниц, аккуратный носик, чуть вздернутый кверху, пухлые губки и даже - особая гордость! - маленькая, едва заметная взору родинка на правой щечке, такая сексуальная и чувственная! Не женщина - мечта! И вдруг рука, державшая зеркальце, дрогнула от поразившей ее неожиданной догадки: а вдруг не любовница, а любовник?! Тогда становится все ясно: и тайная однушка на окраине, и отпуск в неходовое время, и жена, нужная только для отвода глаз, и главное, его полное равнодушие к ее попыткам очаровать его! Точно, все сходится! Вероника встала из-за стола и нервно прошлась по коридору. Неужели это правда?! Если это так, то такую информацию можно будет хорошо продать. В конце концов, на нем свет клином не сошелся, а деньги никогда лишними не бывают. Теперь она просто обязана все выяснить.