Она повернулась к Кармайну; лицо ее казалось заурядным, с великоватым носом и выступающим подбородком, но в следующую секунду Дездемона улыбнулась, и лицо преобразилось, словно осветившись изнутри приветливым светом, а большие спокойные глаза цвета толстого льда стали поистине прекрасными. Вместе с материнством природа наградила Дездемону пышным бюстом, единственным, чего недоставало ее высокой, но ладной фигуре. Добавьте к этому пропорционально длинные изящные ноги, и станет понятно, почему большинство мужчин считали Дездемону чрезвычайно соблазнительной, хотя еще недавно при взгляде на управляющего директора "Хага" этот эпитет едва ли кому-то пришел бы в голову - замужество сотворило с ней чудеса.
Она подошла к мужу и поцеловала его, наклонив голову дюйма на четыре. София переминалась с ноги на ногу, дожидаясь своей очереди. В шестнадцать, точнее, уже почти в семнадцать, лет дочь Кармайна была несомненной красавицей; вся пошла в свою мать Сандру, мечтавшую сделать карьеру в Голливуде, - натуральная блондинка, голубоглазая, с тонкими чертами лица и великолепной фигурой. В отличие от своей матери-кокаинистки, оставшейся на западном побережье, София была умна, достаточно напориста и имела куда больше здравого смысла в голове, чем могли ожидать как Кармайн, ее отец, так и отчим - знаменитый продюсер Майрон Мендель Мандельбаум. Девять месяцев назад, когда Кармайн и Дездемона поженились, София переехала из Лос-Анджелеса к ним, избавившись от тягостного влияния своей матери. Поселилась девушка в трехэтажной башне-пристройке с открытой террасой наверху - настоящий рай, по представлениям любого подростка. Хотя расположение нового жилища не позволяло Софии приходить и уходить когда вздумается, а тем более приводить друзей, девушка пришла к выводу, что преимущества все же перевешивают недостатки - еще бы, настоящая отдельная квартира, даже с собственной небольшой кухней. Впрочем, все в семье обычно ужинали вместе: София и Дездемона прекрасно ладили между собой.
Обхватив одной рукой Дездемону, другую Кармайн протянул навстречу Софии, и та, с радостью позволив себя обнять, звонко чмокнула его в щеку.
- Лазанья! - довольно произнес Кармайн. - Вы, правда, не против ужинать так поздно? Я бы и разогретому был рад. Честное слово.
- Мы с Софией искушенные светские дамы и знаем: поужинаешь слишком рано, проснешься ни свет ни заря, голодный как волк. К тому же в четыре мы пьем чай.
- А как поживает наш Не-Знаю-Как-Его-Зовут? - улыбнулся Кармайн.
- Джулиан в порядке, - ответила мать. - Спит уже, конечно.
- Ну, не упрямься, папочка, - внесла свой вклад София. - Джулиан отличное имя.
- Для маменькиного сынка, - добавил Кармайн. - Я не допущу, чтобы моего сына дразнили в школе девчонкой.
София хихикнула.
- Девчонкой! Такого богатыря! Скорее уж "Большим Джули из Восточного Цицеро, штат Иллинойс".
- Терпеть не могу "Парней и куколок"! - вскричал Кармайн. - Имя Джулиан не подходит! Не важно, девчоночье оно или гангстерское! Почему не назвать мальчика нормально? Джон, например. Так звали моего прадедушку Черутти. Или Роберт. Энтони, Джеймс, в конце концов!
Лазанью нарезали на порции. "Как это Дездемона угадывает, когда я приду?" - недоумевал Кармайн. София разложила по тарелкам салат, заправила его кому чем нравилось, затем наполнила стаканы Кармайна и Дездемоны хорошим красным вином. Себе плеснула только на треть стакана и долила газированной минералкой. Все сели за стол.
- Может быть, Саймон? - из озорства предложила София.
Кармайн вскинул голову, как атакующая кобра.
- В самый раз для гомика! - отрезал он. - Нет, в Англии оно, может, и ничего, но мы-то не в Англии!
- У тебя предубеждение против гомосексуалистов, - с невозмутимым видом укорила его Дездемона. - И что это за слово - "гомик"!
- Да нет у меня никакого предубеждения! Просто я еще не забыл, как трудно приходится в школе ребенку с необычным именем, - сказал Кармайн, не желая уступать позиции. - Одноклассникам нашего сына ты тоже будешь объяснять про предрассудки? Поверь мне, Дездемона, самое худшее, что можно сделать для ребенка, - это наградить его каким-нибудь дурацким имечком. А дурацким - значит жеманным, вычурным и вообще идиотским!
- В таком случае Джулиан - далеко не худший вариант, - возразила Дездемона. - Мне нравится! Ну, пожалуйста, Кармайн. Ты только послушай! Джулиан Джон Дельмонико. Звучит? Подумай, как это будет смотреться на карточке, когда он станет знаменитостью.
- Брр! - поежился Кармайн и сменил тему. - Превосходная лазанья, - похвалил он. - Лучше, чем у мамы. Скоро будешь готовить не хуже бабушки Черутти.
Дездемона просияла от радости и хотела что-то сказать, но София ее опередила:
- Угадай, кто завтра приезжает, папа?
- По твоему тону нетрудно догадаться - Майрон.
- Да, - обескуражено пробормотала София, но тут же снова повеселела. - Он не сказал, но я думаю, он хочет составить мне компанию. В школе сейчас каникулы, вот я ему и намекнула.
- Надеюсь, не слишком тонко. На работе у меня как раз завал - самое время для гостей, - с улыбкой сообщил Кармайн.
- Плохо, да? - спросила Дездемона.
- Ужасно.
- А что случилось, папа?
- Ты знаешь правила, детка. Дома - никаких разговоров о делах.
Час спустя по пути в спальню Кармайн свернул в детскую, где в кроватке мирно посапывал его безымянный отпрыск. "Богатырь", - сказала про него София. Что ж, она права. Телосложением в отца - крепкий, с широкой костью. Никто бы не подумал назвать его карапузом. Нет, только так - богатырь. Волосы - густые, черные и кудрявые, как у Кармайна, кожа слегка темнее. Одним словом, вылитый отец во всем, за исключением роста. Если судить по ладоням и ступням, в этом малыш со временем обгонит маму.
Слова декана о женах все еще звучали в голове Кармайна, и тут его осенило. Этому мальчику можно дать какое угодно имя - оно ему ничуть не повредит. Он не заробеет и не позволит себя дразнить. И может быть, ему даже нужно что-то, чтобы обуздать его рост и силу, какой-то противовес, хотя бы слегка девчоночье имя.
С этими мыслями Кармайн скользнул в постель рядом с Дездемоной и, повернувшись, обнял и поцеловал ее. Она вздрогнула и прижалась к нему еще крепче, запустив пальцы в его коротко стриженые волосы.
- Джулиан, - прошептал он. - Джулиан Джон Дельмонико.
Она взвизгнула от радости и стала целовать его веки.
- Кармайн, Кармайн, спасибо! Ты не пожалеешь! И наш сын тоже. Ему подойдет любое имя.
- Я только что это понял.
Глава вторая
В просторном кабинете комиссара Джона Сильвестри места хватило для всех, хотя едва ли там когда-либо собиралось столько народу, как в девять утра следующего дня, четвертого апреля.
Город Холломен насчитывал сто пятьдесят тысяч жителей и обходился без специального отдела убийств. Три бригады детективов под руководством капитана Дельмонико занимались всеми видами тяжких преступлений. Впрочем, оба лейтенанта, формально бывшие под началом Кармайна, обычно вели расследования по своему усмотрению. Лейтенант Маккоскер со своей бригадой отсутствовал - они сейчас сотрудничали с ФБР в деле, касающемся наркотиков, и отрывать их было нельзя; Сильвестри это немало раздражало, тем более что все решили без него. Оставались Кармайн с двумя сержантами, Эйбом Голдбергом и Кори Маршаллом, и лейтенант Ларри Пизано со своими подчиненными, Морти Джонсом и Лиамом Коннором. Также явился заместитель комиссара Дэнни Марчиано, уходивший в конце 1968 года на пенсию. Несмотря на безупречно итальянскую фамилию, в жилах Марчиано текла северная кровь, кожа его была веснушчатой и светлой, а глаза голубыми. Ларри Пизано уходил в 1967-м, в конце года, что ставил Кармайна перед дилеммой: и Эйб, и Кори имели больший стаж, чем парни из команды Пизано, а значит, кто-то из них мог стать лейтенантом. Проблема заключалась в том, что повышения хотели оба - новое звание влекло за собой солидную прибавку в жалованье, а также большую самостоятельность.
Что до самого Сильвестри, то это был чисто кабинетный полицейский, за все время службы нигде, кроме как в тире, не стрелявший из табельного пистолета, не говоря уже о винтовке или дробовике, но к которому всегда относились с уважением. Во Второй мировой войне он получил кучу всевозможных наград, включая Почетный орден конгресса, а придя после фронта в Холломенское полицейское управление, открыл в себе административный талант и стал одним из лучших комиссаров полиции в истории города. Смуглый, с мягкой, вкрадчивой красотой, все еще привлекающей внимание женщин, Сильвестри внешностью и манерами напоминал льва и был готов отстаивать свое управление где угодно и перед кем угодно, от федералов до властей штата. Будучи политиком, настолько тонким, что большинство считали его неспособным к политике, он умел произвести благоприятное впечатление на журналистов и имел лишь две слабости. Первой был его протеже, Кармайн Дельмонико. Второй - сигары, которые он предпочитал не курить, а сосать и жевать незажженными, оставляя повсюду на своем пути их обмусоленные огрызки, как прогулочный катер - пробки от бутылок. Зная, что Дэнни Марчиано тошнит от одного вида этих сигар, он из чистого озорства по возможности подсовывал их поближе к нему.
При обычных обстоятельствах во время совещаний красивое лицо комиссара не выражало никаких эмоций, однако сегодня оно было откровенно мрачным. Едва Патрик О’Доннелл занял последний свободный стул в кабинете, Сильвестри перешел к делу.
- Кармайн, расскажи, что тебе известно, - приказал он, не прекращая грызть сигару.
- Конечно, сэр.
Не глядя на стопку папок и бумаг у себя на коленях, Кармайн приступил к докладу:
- Первый звонок, поступил вчера в шесть часов утра из университетского гребного клуба. Очевидно, условия на их участке реки Пеко были самыми благоприятными, поэтому тренер чуть свет вытащил гребцов лучшей восьмерки из постелей и усадил за весла. Когда тренировка подходила к концу и восьмерка собиралась пристать к берегу, два весла по левому борту зацепились за какой-то предмет, плавающий у поверхности воды, - как оказалось, труп ребенка. Теперь ты, Патси.
Патрик немедленно подхватил:
- Мальчик, возраст около полутора лет, имеет характерные признаки синдрома Дауна, одет в высококачественный спальный комбинезон и супертолстый подгузник. Подгузники такого типа продаются специальными учреждениями семьям с детьми-инвалидами. Причина смерти - ребенка я осмотрел в первую очередь - не утопление, а асфиксия вследствие удушения подушкой. На теле имеются повреждения, свидетельствующие о том, что ребенок сопротивлялся.
Снова включился Кармайн:
- Личность жертвы была неизвестна. Заявления о пропаже ребенка с синдромом Дауна не поступало. Давай, Кори.
- В восемь ноль две нам позвонил мистер Джеральд Картрайт, дом которого расположен у реки Пеко неподалеку от университетского гребного клуба, - сообщил Кори, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно и бесстрастно. - Вернувшись утром из командировки, мистер Картрайт обнаружил в постели мертвую жену и пустую кроватку их младшего сына, страдающего синдромом Дауна.
Кори умолк.
Снова Кармайн:
- До этого времени произошло еще несколько событий. Хорошо известная нам особа, проститутка Диди Холл, была найдена в проулке позади здания муниципалитета с перерезанным от уха до уха горлом. Сообщение поступило в шесть пятьдесят шесть, а в семь двенадцать позвонили из дома мистера Питера Нортона, который умер, выпив стакан свежевыжатого апельсинового сока. Оставив Эйба разбираться с убийством Диди, а Кори - с Картрайтами, я сам отправился к Нортонам. Жена и двое детей жертвы - девочка восьми лет и мальчик пяти - были в отчаянии, особенно жена. Казалось, она сошла с ума. Что-то узнать удалось только от девочки, которая клянется, что в стакане был апельсиновый сок. Сам стакан так и стоял на столе, наполовину пустой. Жена Нортона каждое утро готовила сок, потом отправлялась наверх, будить и одевать детей. В это время - около десяти минут - стакан оставался без присмотра, и некто посторонний мог что-то в него добавить.
- Стакан с остатками сока у меня, - сказал Патси, не отнимая руки от подбородка. - Результатов анализа еще нет, но полагаю, что мистера Нортона отравили большой дозой стрихнина. - Патрик поморщился. - Ужасная смерть.
- Пока я был у Нортонов, - продолжал Кармайн, - мне сообщили об изнасиловании и убийстве на Сикамор-стрит. Я послал Кори. Миссис Нортон нуждалась в женщине-полицейском, а их у нас не хватает. Доложи, Кори.
- Тело было обнаружено домовладельцем. - Теперь голос Кори звучал тверже. - Девушку звали Бьянка Толано. Лежала на полу, обнаженная, руки связаны за спиной. На теле следы пыток. Вокруг шеи обмотаны колготки, но я не думаю, что ее задушили, Кармайн. Скорее всего, причиной смерти послужила разбитая бутылка во влагалище.
- Ты прав, Кори, - отозвался Патси. - Вскрытия я еще не проводил, но сделал предварительный осмотр. Колготки служили еще одним средством пытки - стянуть, а потом отпустить.
- Черт знает что такое! - вырвалось у Сильвестри. - Нас атаковали маньяки?
- Вчера, во всяком случае, складывалось такое впечатление, - подтвердил Кармайн. - Не успел я уйти от миссис Нортон, все еще надеялся выудить из нее какую-нибудь информацию, как сообщили об убийстве чернокожей домработницы и двух чернокожих старшеклассников. Все трое застрелены. По словам полицейского, который мне звонил, с бандитскими разборками это никак не связано. Преступления произошли на его участке. Я поручил их Ларри. Прошу, Ларри.
Ларри Пизано, смуглый мужчина, сделавший в полиции хотя и не блестящую, но вполне достойную карьеру, скорбно повел бровями.
- Ну что тут скажешь, Кармайн? На первый взгляд случаи довольно обычные, но, поверь мне, это не так. Людовика Бересон, уборщица, обслуживала с понедельника по пятницу пять домов. Работала добросовестно, никто не жаловался, наниматели ее ценили. Нрава была веселого. Часто готовила себе на обед что-нибудь горячее. Хозяева не возражали: повариха она была отменная и всегда оставляла им поужинать. Убита выстрелом в голову из малокалиберного оружия. Смерть наступила мгновенно. Очевидцев нет, и, что удивительно, никто даже не слышал выстрела. Седрик Баллантайн, шестнадцать лет, школьник, учился хорошо, имел шансы поступить в престижный колледж по футбольной стипендии. Много занимался, проблем с законом не имел. Застрелен в затылок пулей среднего калибра. Моррис Браун, восемнадцать лет, отличник,
правонарушений нет. Убит выстрелом в грудь из какой-то дурищи - калибра сорок пятого, не меньше. И снова никто ничего не видел и не слышал. У всех трех жертв - следы пороха вокруг пулевых отверстий. Следовательно, стреляли с близкого расстояния. Да, убиты на одном участке, только Седрика и Морриса застрелили на противоположных его концах, а Людовику в самом центре. Морти и Лиам искали гильзы - нигде ни одной. Все обшарили! В общем, Кармайн, слишком уж гладко сработано. А жертвы! Трое совершенно безобидных черных!
- Вряд ли доберусь до них сегодня, - вздохнул Патрик. - С отравлениями бы вначале разобраться.
- С отравлениями? - вытаращил глаза Сильвестри. - Их что, несколько?
- Увы, да, - кивнул Кармайн. - Миссис Кэти Картрайт, мать ребенка с синдромом Дауна, умерла от инъекции в вену. Самоубийство Патси исключает - она бы просто не дотянулась до места укола. Потом Питер Нортон, которому подмешали стрихнин. Декан Данте-колледжа в Чаббе Джон Керкбрайд Денби получил смертельную дозу цианистого калия вместе с жасминовым чаем. Ну и глава "Корнукопии" Дезмонд Скепс.
Глаза комиссара едва не вылезли из орбит.
- Что?! Скепс? Дезмонд Скепс?
- Да. Мне даже приходило в голову, что все остальные убийства - только маскировка, - сказал Кармайн и нахмурился. - Будь их меньше, можно было бы поверить, но столько! Как ни крути, двенадцать убийств за один день - для городка вроде Холломена это уж чересчур.
- Ну-ка… - Сильвестри стал загибать пальцы. - Ребенок. Его мать. Стрихнин в соке. Убийство с изнасилованием. Проститутка - бедняжка Диди! Я еще мальчиком был, а она уже стояла на улицах… Трое черных с огнестрелами. Декан Данте-колледжа с цианидом. Главный босс "Корнукопии"… Всего десять. Кто еще, черт побери?
- Вдова, семидесяти одного года. Весьма состоятельная женщина, проживала в собственной загородной вилле посреди двух акров земли. Обнаружена уборщицей - с той, что убита, никак не связанной - в смятой постели и с подушкой на голове. И последний - второкурсник медицинского колледжа Чабба, шантажировавший некоего Говоруна. - Кармайн с несчастным видом перевел дух. - Четыре отравления, три огнестрела, сексуальное убийство, еще одно с пытками, два удушения подушками и медвежий капкан.
- Капкан?
Кармайн как раз закончил рассказ об убийстве Эвана Пью, когда секретарша комиссара вкатила сервировочную тележку с блюдом свежих слоек и бубликов с изюмом из пекарни Зильберштейна и очень неплохим кофе. Все встали и, облегченно потянувшись, набросились на угощение, как саранча на пышно зеленеющие посевы после сезона засухи. Памятуя совет президента Моусона Макинтоша на парсоновском заседании правления, Кармайн выбрал слойку с яблоками. Да, вкус такой же изумительный!
При первой возможности Кармайн увел Сильвестри чуть в сторону.
- Джон, - сказал он приглушенно, - пресса от всего этого встает на уши. Как бы устроить, чтобы мне дали спокойно работать?
- Точно еще не решил, - также негромко ответил Сильвестри. - Паpy часов можно подождать, потом придется им что-нибудь скормить. Надо подумать, как лучше вести атаку.
- Атаку? - усмехнулся Кармайн.
Темные глаза Сильвестри простодушно округлились.
- Именно атаку! И никак иначе. Пусть меня спишут на пенсию в тот день, когда я упаду перед ними пузом кверху.
Побеседовав четверть часа о чем угодно, кроме убийств, легче было вернуться к насущной проблеме.
- Как собираешься действовать, Кармайн? - спросил Сильвестри.
- Помимо общего руководства я сам займусь отравлениями и капканом. Ты, Ларри, со своими ребятами сосредоточьтесь на огнестрелах и Диди. Эйбу остается старушка Беатрис Эгмонт, потому что Кори уже занят изнасилованием.
Возражений не последовало, несмотря на то что почти половину дел капитан оставил за собой. Никто не поинтересовался, как он намерен поступить в отношении Джимми Картрайта, ребенка с синдромом Дауна.
- Чем могу помочь я? - спросил Сильвестри.
- Нужны машины с гражданскими номерами и водители, - не задумываясь, ответил Кармайн. - Предстоит куча писанины, а время дорого. Будете все строчить отчеты в дороге, на заднем сиденье.
- Машины с водителями получите, - пообещал Сильвестри. - Дэнни, будешь связным.
Со стороны Адамс-стрит особняк Картрайтов выглядел не слишком впечатляюще, и только со двора или же обладая определенным опытом можно было распознать в нем первосортное жилье. Традиционный, обшитый белой вагонкой дом с темно-зелеными ставнями уходил довольно далеко в глубь длинного участка размером в три акра, ограниченного рекой с одной стороны и высокой живой изгородью - с другой. Фасад, видный с улицы, изнутри представлял собой лишь более короткую стену хозяйской спальни наверху и гостиной внизу. Вход в дом открывался за углом и был отгорожен от заднего двора забором с массивными воротами.