- Цветными, - поправила она его с легкой укоризной.
- Так они были или не были черными? - уточнил Маркс.
- Не были. Я слышала, как они разговаривали и смеялись. Кто-то из них даже крикнул "олле!", кажется, по-испански. Но вблизи я их не видела, просто лица в ночной темноте.
- Последний вопрос, - попросил Маркс. - Когда вы проходили мимо входа в дом, возле которого лежал этот мужчина, вы не заметили, горел ли свет в вестибюле?
- Не помню, офицер, но, думаю, если бы свет горел, я бы лучше его разглядела. Вы не должны думать обо мне плохо из-за того, что я прошла мимо. Одинокая женщина может попасть в любую беду. Вот, например, та девушка, которую он якобы навещал. Не думайте, что я осуждаю ее.
- Мы еще не уверены в том, что он навещал ее, - поправил ее Маркс.
- Тогда незачем писать об этом в газетах, - произнесла праведная миссис Финни.
Спускаясь в лифте, Маркс, не удержавшись, сказал Херрингу:
- У евреев о таких говорят - она не дотронется до павшей лошади, даже если та на картинке.
Выйдя из дома, они остановились на тротуаре и окинули взглядом улицу, все еще огороженную полицией, хотя никто уже ничего не искал. На тротуаре перед домом миссис Финни кто-то мелом написал: "Да здравствует Фидель!". Маркс улыбнулся, представив себе реакцию старой дамы. А затем, посерьезнев, вспомнил: банда ребят, говорящих по-испански…
Херринг в который раз отметил про себя, насколько днем улица не похожа на вчерашнюю, ночную. Напротив стоял лесной склад, который ночью с закрытыми воротами казался еще одним двухэтажным домом в этом квартале. Днем же был виден двор со штабелями леса. Это почему-то взволновало Херринга, но он ничего не сказал лейтенанту, а сам подумал: будь он мальчишкой, не найти лучшего места, где можно здорово спрятаться.
Маркс видел, как по улице идут два детектива, заглядывая во все баки с мусором. За ними хвостом тянулась арабская детвора, слишком юная, чтобы учить алфавит по-английски, но отлично освоившая искусство дразнить полицейских.
Херринг зашел на склад, а Маркс зашагал навстречу полицейским. Вид у них был довольно кислый.
- Как успехи?
- Сокровищ навалом, лейтенант. Золото, благовония и мирра. Понюхайте.
Маркс почувствовал запах гниющих банановых корок.
Молодой полицейский угрожающе поднял руку на черноголового грязного малыша, который уперся подбородком в край бака, и смотрел на него.
- Убирайтесь отсюда, мартышки голозадые! Идите домой. У вас ведь есть свой дом?
Маркс тем временем похлопал по плечу подростка из команды тех, кто постарше.
- Ты и твои дружки, пойдемте-ка со мной, поговорим. - Маркс сел на ступени особняка, похожего на тот, в котором жила Анна Руссо. - Вы знаете, что произошло вчера вечером на этой улице? - Он пытливо всматривался в глаза мальчишек.
Один из них неприятно прищелкнул языком, - такой зловещий звук в этих кварталах обычно сопровождается блеском ножа. Об убийстве мальчишки знали.
- Где вы живете?
Двое жили в многоквартирном доме напротив дома Анны Руссо.
- Вы знаете кого-нибудь, кто видел, как это случилось?
Глаза мальчишек округлились, головы медленно качнулись в автоматическом общем отрицании.
- Давайте пойдем и попробуем расследовать это, - предложил им Маркс.
Согласились только двое, да и то без особого энтузиазма. Неожиданно один из них, посмотрев на Маркса, спросил:
- Вы полицейский?
- Я полицейский детектив, - уточнил Маркс. Произвело ли это на них впечатление, он так и не понял.
Он предвидел, какой будет встреча с первой из матерей.
- О, Господи, что еще они натворили? Мария! - крикнула она в пролет лестницы на испанском и сообщила той, что у ее сына тоже неприятности и его привел в дом полицейский. Маркс напрасно мотал головой и пытался что-то объяснить женщине. Сам мальчишка философски пожимал плечами, глядя на эту суматоху. Другой же долго разглядывал нацарапанный на стене рисунок в стиле примитивизма, наконец понял его смысл, фыркнул от смеха, а его мать тут же ухватила его за густую курчавую копну волос и с силой втащила в квартиру. Марксу удалось тоже протиснуться в дверь. Он быстро пересек комнату и подошел к открытому окну.
Под ним на полу лежала подушка. Окно было на уровне окон Анны Руссо в доме напротив.
За спиной у него взволнованно шушукались матери мальчишек, и бигуди на их головах стучали, как кастаньеты. Маркс решил немедленно приступить к делу.
Повернувшись к женщинам и указав рукой на улицу, он начал свою речь:
- Там, на улице, вчера вечером был убит мужчина, хороший, честный человек, учитель. Но никто из вас за этими стенами ничего не видел и не слышал. - Для вящей убедительности он указывал пальцем то на свои глаза, то на уши. Женщины с вниманием слушали его. Тогда он отважился на вопрос: - Вы верите этому?
Обе нерешительно покачали головами.
- И я тоже не верю, - охотно согласился с ними Маркс, - поэтому мне нужна ваша помощь.
Вперед вышла женщина, с которой он заговорил еще на лестнице и в чью квартиру вошел. Она носком поддела подушку, лежавшую на полу.
- Моя свекровь, - сказала она. - Она всегда смотрит в окно - одним глазом туда, а другим в телевизор. - Она указала на телевизор в углу. Другая молодая мамаша, стесняясь, приблизилась и кивком подтвердила слова первой. Миловидная, темнокожая, лет двадцати, она гордилась своей первой беременностью. Странные ассоциации вдруг пришли Марксу в голову, но неясные и нелепые, они тут же развеялись.
- Что видела в окно ваша свекровь? - спросил он.
Женщины переглянулись, обе явно что-то уже знали.
- Два человека на улице. Один говорит другому и тащит его за руку: "Пошли". Но тот не хочет.
Потом кто-то зовет: - "Доктор" и они все вошли в дом. Потом… - Говорившая запнулась и пожала плечами. - …Мама стала смотреть телевизор. А когда появилась полиция, тогда она вдруг вспомнила, что видела в окне и рассказала нам. - Молодая женщина посмотрела на свою подружку, и та, энергично закивав, подтвердила, что все так и было.
- На улице была машина. Люди, которые вошли в дом, приехали на машине?
- Мама ничего об этом не говорила. Может быть, машина тут же уехала?
Невестка, как понял Маркс, считала себя, как бы ответственной за свекровь, ибо говорила от ее имени, и, кажется, говорила правду. Ее показания удовлетворили Маркса, но именно это обстоятельство и насторожило его. Появление Питера Бредли около дома Анны Руссо было бы понятно, если бы там был доктор, или Бредли просто убедили, что он там и что Анна заболела или с ней что-то случилось.
- Это очень важно знать, - сказал он. - Сможет ли ваша свекровь вспомнить, в котором часу это было?
- В котором часу? Я спрошу ее.
До этого Маркс думал, что свекрови нет дома. Он последовал за оживленно тараторящими молодыми женщинами на лестничную площадку. Мальчишки уже испарились.
Женщина, согласившаяся стать его информатором от имени свекрови, сложив руки рупором, крикнула:
- Мама Фернандес!
Даже для многоопытного Маркса это интервью оказалось весьма необычным. Задрав голову, он смотрел на площадку верхнего этажа и на огромную толстую матрону, стоявшую у перил. Он отвечал кивками на ее кивки, вслушиваясь в испанскую речь трех женщин одновременно. После пространного диалога молодая миссис Фернандес, наконец, повернулась к нему и сказала:
- Она не знает.
- Спросите ее, что в это время передавали по телевизору?
Старшая миссис Фернандес, блеснув золотым зубом, на который упал луч солнца, улыбнулась. Она сама без перевода поняла его вопрос. С помощью жестов и выразительных ударов кулаком в воздух она объяснила, что видела на экране телевизора, а затем, перегнувшись через перила, показала два пальца.
- Второй раунд?
- Si! - закивала она, обрадованная тем, что они поняли друг друга.
- Gracias, seňora, Buenas Dias.
На этом заканчивались его знания испанского языка, больше он не знал ни слова. Маркс тут же направился к телефону на углу и позвонил. За две монеты он узнал, что второй раунд состоялся в девять тридцать вчера. В десять тридцать матч уже закончился. Как и множество других событий.
Маркс медленно вернулся к Херрингу и обследованию мусорных баков. Здесь уже появилась уборочная машина. При помощи приспособления, похожего на огромный пинцет, она с осторожностью хирурга извлекла очередную порцию мусора, в котором, помимо прочего, оказался окровавленный носовой платок.
Глава 8
Первая лекция в расписании Мазера на вторник в его учебных планах не значилась. Он просто согласился подготовить группу молодых правонарушителей к экзамену по таким дисциплинам, как баскетбол и анатомия женского тела. Он находил, что его аудиторию столь же трудно оскорбить, как и научить чему-либо. Они, возможно, знали, что на каком-то факультете кого-то убили, но убитый был физиком, поэтому они отнеслись к этому известию столь же безразлично, как если бы убили уличного торговца кашмирскими коврами.
Газеты они читали, начиная с последних страниц - спорт, комиксы. А все остальное вызывало у них отчаянную скуку. Единственная книга, в которую они заглядывали, был сборник анекдотов. Мазер в течение лекции поглядывал на часы столь же часто, как и его слушатели.
Зато вторая лекция была совсем другой. Студенты-второкурсники хотели знать все и немедленно. Да поможет им Бог, ибо в эти дни Мазер приходил на лекции плохо подготовленным. В это утро его встретили испуганной тишиной. Открыв ящик стола, он увидел, что кто-то позаботился положить в него "Нью-Йорк таймс", сложенный так, чтобы сразу же в глаза бросилась заметка о Бредли. Во второй колонке он увидел свое имя в списке гостей на вечеринке. Он обвел взглядом серьезные лица чего-то ждущих от него юношей и девушек. Для них смерть, возможно, казалась даже романтичной. Они не верили в нее, протестовали против войны и смертной казни, они помнили Миссисипи и распространяли листовки с требованиями запретить атомную бомбу. Смерть их не пугала. Не пугала она и Мазера в их возрасте. Он вспомнил, как спас Питера. Мысль о том, что, прыгая с лодки, он рискует собственной жизнью даже не пришла тогда ему в голову.
Открыв портфель, он вынул оттиски лекций и вопросник.
- Мистер Мазер, - раздался с задних мест звонкий, как серебряный колокольчик, девичий голосок. - Вы будете читать нам вслух "Адонаи"?
Мазер, не поднимая головы, посмотрел на ангельски невинное личико девушки. Не все в классе могли так искусно, как она, притворяться. Однако все они умели изображать поддельный интерес.
- Думаю, что нет, мисс Адамсон, - вежливо ответил Мазер, - но я хотел бы послушать вас, поскольку это, должно быть, ваш любимый поэт. - Вопреки шумным возражениям аудитории, Мазер открыл книгу, посмотрел оглавление и громко сказал: - Страница сто седьмая, "Адонаи" Перси Биши Шелли. Мисс Адамсон, прошу вас.
Следующие полчаса были агонией не только для мисс Адамсон, но и для всего класса. Для Мазера это был час пустого времяпрепровождения. Обсуждение элегического стихосложения спасало его от унизительного повтора контрольных вопросов.
Отпустив студентов, Мазер на лифте поднялся на верхний этаж, где был физический факультет. Стейнберга и всех студентов, бывших у Бредли на вечеринке, он нашел в конференц-зале факультета.
Они сдержанно, но по-дружески приветствовали его. Взгляд Мазера остановился на доске, где мелом были написаны имена:
Роберт Стейнберг
Митчел Хойт
Элвин Робби
Джеймс Л. О’Рурк
- Это для полиции, чтобы записали фамилии без ошибок, - объяснил один из студентов.
- Они только что ушли, - добавил Стейнберг и указал на небольшую коробку на столе. - Это фильм, который нам не удалось посмотреть вчера.
- Его украли? - осторожно спросил Мазер.
- Он был возвращен вместе с портмоне без денег. Все было брошено в почтовый ящик и найдено там сегодня утром.
- Воры, видимо, испугались, - заметил кто-то из студентов, - узнав, кого обокрали.
Мазер промолчал. Сомнений не было - его план был осуществлен.
- Где Анна?
- Она пошла в полицию для опознания тела, или как это там называется. Возможно, она кого-нибудь узнает.
Мазер воспользовался случаем, что все фамилии были на доске.
Он никогда не помнил фамилии студентов.
- Может, просветишь меня, Робби? Я не смог себя заставить прочитать то, что пишут в газетах, - сказал он, обращаясь наугад к одному из студентов.
- Я О’Рурк, - ответил тот. - Даже и не знаю, что сказать. Просто Анна видела какого-то человека, вошедшего в ее дом, когда она вернулась, чтобы захватить очки. Единственное, что она запомнили, - это запах жевательной резинки, когда он прошел мимо нее. Но ее все же пригласили в полицию.
Мазер, который полез было в карман за сигаретами, стал хлопать себя по карманам, чтобы скрыть свое смятение. Любящий жевать резинку идеалист, добряк Джерри! Пусть никогда больше не будет войн!
Стейнберг, словно очнувшись, от зловещего летаргического забытья, сказал, обращаясь к Мазеру:
- Я пойду туда. Надо кое-что отнести Луизе. Хочешь, пойдем вместе.
- Я должен видеть Джанет, - сказал Мазер. - Спасибо. Охотно пойду с тобой.
Пока они ехали, Стейнберг все время смотрел в окно такси. Увидев полицейские машины у церкви Святого Джона, он попросил таксиста остановиться. Подозвав одного из полицейских детективов, Стейнберг спросил его, не работает ли он над делом Бредли.
- Кто-нибудь из вас должен порасспросить продавца газет на углу Университетской и парка…
Не так-то просто дать наводку полицейскому детективу. Стейнбергу пришлось назвать себя и сообщить, какое он имеет отношение к расследуемому делу. Ему пришлось даже выйти из такси. Это дало шанс таксисту рассказать Мазеру о том, что полиция проверила все такси, побывавшие в этом районе вчера между девятью и одиннадцатью часами вечера.
- Вам не хочется знать, чем они занимаются между убийствами, если на одно выехали всем своим составом?
- Нет, не хочется, - отрезал Мазер, чтобы заставить шофера такси умолкнуть. Он полагал, что у Джерри есть своя машина, люди его профессии имеют в своем распоряжении все.
Но таксиста не так-то легко было заставить замолчать.
- А следовало бы, мистер. Мы часто забываем, что полицейские - слуги общества. А это означает, что они работают на нас. Вы когда-нибудь задумывались над этим? Мы - народ.
Это напомнило Мазеру двух вчерашних детективов, поджидавших его у дома. "Вам лучше показать доктору свой палец. Городские власти несут ответственность за вас…" Они сняли с него ботинки. Зачем? Еще потребуют сделать рентгеновский снимок пальца. Он понял, что вчера на улице они искали нож, должно быть, думали, что его уронили нарочно, чтобы незаметно избавиться от того самого ножа, который был вынут из спины Питера. А на его ботинках они искали следы крови Питера? Мысль об этом причинила почти физическое недомогание, и Мазер открыл окно машины. Наконец вернулся Стейнберг.
- Я уже еду.
Перед домом Бредли Мазер, выйдя из такси, долго смотрел на окна второго этажа.
- Пойдём, - наконец сказал ему Стейнберг.
- Я не знаю, что сказать Джанет.
- Ничего не говори. Или скажи, что соболезнуешь ее горю и готов собственными руками удушить этого ублюдка.
- Если бы он попался нам в руки, Боб, что бы ты с ним сделал?
Стейнберг переместил чемодан Луизы из одной руки в другую.
- Пошли, подобные речи ни к чему не приведут.
Мазер вслед за ним стал подниматься по ступенькам крыльца.
- В первобытные времена все обстояло куда проще, не так ли? Тело убитого съедали всем племенем. И это считалось справедливым. Но человек не должен убивать себе подобного. - В вестибюле, ожидая, когда откроется дверь после сигнала домофона, Мазер добавил: - Это одно из достижений цивилизации, не так ли? Способность убивать себе подобных.
- Глупости, - ответил Стейнберг. - Людям нравится убивать, когда они считают, что так нужно. Иного объяснения войнам и прочему кровавому безобразию нет. Казалось бы, понимание того, что и они смертны, должно останавливать их? Все наоборот.
Замок щелкнул, дверь отворилась, и они стали подниматься вверх по лестнице. Мазер не помнил, чтобы Стейнберг когда-либо разговаривал с ним так откровенно. Луиза сердечно обняла сначала мужа, потом Мазера, ее переполняли чувства, глаза покраснели от слез. Смерть для нее была чем-то личным, как, впрочем, и жизнь: во всем было чувство плоти. Луиза жила всеми своими эмоциями, их пикантностью, радостью и удовольствиями, что неведомо было Мазеру и чего он так никогда и не испытал. Иногда Луиза даже отталкивала его тем, что, как очень немногие, принимала его таким, какой он есть. Сейчас он искренне ответил ей на ее объятия, поборов в себе болезненнее чувство собственного несовершенства.
В гостиной было многолюдно. Прилетели братья Питера из Чикаго, сообщила Мазеру Луиза. Они уедут сразу же после панихиды, Питера кремируют. Из Бриджпорта прибыла семья Джанет. Доктор Бауэр тоже был здесь…
Вышла Джанет. Она протягивала всем руки, но тело ее, казалось, оковано броней. Прикосновение ее холодных рук, словно ищущих тепла в его рукопожатии, глубоко тронуло Мазера. Он попытался растереть ее холодные пальцы, прежде чем поднести их к губам, бесконечно радуясь тому, что вызвал в них чуть заметную пульсацию жизни. Только отняв руки, Джанет отважилась посмотреть ему в глаза. Что бы ни хотела она ему сказать, он все равно не понял бы ее. Глаза его застилал туман.
Джанет коснулась легким поцелуем щеки Стейнберга и поблагодарила его за доброе сердце и за то, что позволил Луизе побыть с нею.
- Я не знаю, что бы я делала без нее.
Все, что было потом, произошло помимо воли Мазера: из его груди непроизвольно вырвался звук, похожий на рыдание, и чем старательнее он попытался замаскировать его покашливанием и другими звуками, тем явственнее он прозвучал. Все оглянулись на него, и их осуждающие лица застыли в его памяти как немая картина, в которой была героическая суровость. Словно все пуританские предки Мазера пригвоздили его к позорному столбу своим укором.
Джанет даже не оглянулась. Ее спина стала еще прямее, когда она медленно направилась к своим близким. Мазер бросился к двери, он действовал быстро и решительно, в страхе, что Луиза последует за ним. С лестницы он сбежал не чуя ног. Он не вынесет сострадания, как не вынесет и любви, если это она поднимается в нем сейчас, заглушая плач. Если Джанет любит его, если она сможет его полюбить, то и он полюбит ее. Что значит просто любить? Не стесняясь этого чувства, не противясь ему, позволив песне сердца взмыть ввысь?
Не Саул ли, стоя на коленях, слепой и нищий, вскричал: - "Я верую!"