Сразу же после публикации в 1975 году первого детективного романа Колина Декстера (р.1930) "Последний автобус на Вудсток" его главный герой инспектор Морс безоговорочно завоевал симпатии английских читателей. С появлением очередных романов о работе полиции старинного университетского Оксфорда (а их создано уже двенадцать) слава Морса росла, увеличивая круг поклонников цикла. Рассеянный, чудаковатый Морс - непревзойденный мастер по разгадыванию кроссвордов, шарад, ребусов, любитель поиграть словами и выпить пинту-другую горького пива, полистать порнографический журнальчик и посидеть на сеансе стриптиза, человек, упорно отстаивающий свои ошибочные версии. Он - гениальный сыщик. Это признают и ближайший помощник инспектора сержант Льюис, и другие коллеги Морса. За свои романы Декстер удостоен высших наград Ассоциации писателей детективного жанра - "Золотой кинжал" и "Серебряный кинжал". А экранизацию романов, с Джоном Тоу в роли Морса, видели миллионы российских телезрителей.
Содержание:
-
МИЛЯ ПЕРВАЯ - ГЛАВА ПЕРВАЯ - Понедельник, 7 июля 1
-
ГЛАВА ВТОРАЯ - Среда, 9 июля 2
-
ГЛАВА ТРЕТЬЯ - Пятница, 11 июля 3
-
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ - Пятница, 11 июля 5
-
ГЛАВА ПЯТАЯ - Пятница, 11 июля 7
-
ГЛАВА ШЕСТАЯ - Среда, 16 июля 8
-
ГЛАВА СЕДЬМАЯ - Среда, 16 июля 9
-
ГЛАВА ВОСЬМАЯ - Среда, 23 июля 11
-
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ - Среда, 23 июля 12
-
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ - Среда, 23 июля 13
-
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ - Четверг, 24 июля 14
-
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ - Четверг, 24 июля 15
-
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ - Четверг, 24 июля 16
-
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ - Четверг, 24 июля 18
-
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ - Четверг, 24 июля 19
-
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ - Четверг, 24 июля 20
-
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ - Пятница, 25 июля 21
-
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ - Пятница, 25 июля 22
-
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ - Пятница, 25 июля 23
-
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ - Суббота, 26 июля 24
-
МИЛЯ ВТОРАЯ - ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ - Понедельник, 28 июля 24
-
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ 25
-
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ - Понедельник, 28 июля 26
-
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ - Вторник, 29 июля 28
-
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ - Вторник, 29 июля 28
-
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ - Вторник, 29 июля 29
-
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ - Вторник, 29 июля 30
-
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ - Вторник, 29 июля 32
-
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ - Вторник, 29 июля 33
-
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ - Среда, 30 июля 34
-
МИЛЯ ТРЕТЬЯ - ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ - Пятница, 1 августа 35
-
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ - Суббота, 2 августа 36
-
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ - Суббота, 2 августа 37
-
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ - Понедельник, 4 августа 38
-
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ - Понедельник, 4 августа 39
-
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ - Понедельник, 4 августа 40
-
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ - Понедельник, 4 августа 41
-
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ - Понедельник, 4 августа 42
-
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ - Несколько преждевременный эпилог 42
-
ГЛАВА СОРОКОВАЯ - Последнее открытие 43
-
Примечания 43
Колин Декстер
Загадка третьей мили
Моей дочери Сэлли
И кто принудит тебя идти с ним одну милю, иди с ним две.
МИЛЯ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Понедельник, 7 июля
Их было трое, братьев Гилбертов: близнецы Альфред и Альберт и их младший брат Джон, убитый позже в Северной Африке. Именно о нем, о своем погибшем брате, думал Альберт Гилберт, сидя в конце дня в небольшом уютном ресторанчике в северной части Лондона. Он думал о Джоне, который не всегда мог постоять за себя, который в одиночку был, в сущности, столь же беззащитным, сколь грозной, неразлучной и практически неразличимой была их парочка, известная всем школьным товарищам как Альф и Берт; о том самом Джоне, которого они, старшие братья, всегда стремились взять под свою защиту; о том самом Джоне, которого они не смогли защитить в тот страшный день 1942 года.
Операция "Бросок" началась ранним утром второго ноября от рубежа дороги Рахман в направлении к западу от Эль-Аламейна. Гилберту всегда казалось странным, что военные историки говорят об этой кампании как о неслыханном стратегическом триумфе. Его собственные воспоминания об этой битве, в которой он участвовал хотя и недолго, но не без доблести, сводились в основном к картинам страшной неразберихи, царившей вокруг в течение всей предрассветной атаки.
"Танки должны прорвать линию фронта" - таков был приказ, отданный накануне вечером и переданный по цепочке сверху вниз от высших чинов танковой бригады, щеголявших красными петлицами, простым полевым офицерам и унтер-офицерскому составу Королевского Уилтширского полка, куда в октябре 1939 года завербовались Альф и Берт. Первым местом их службы была долина Солсбери, где их посадили на танки старого образца. Здесь оба вскоре получили звание старшего капрала, и отсюда в конце 1941 года вместе со своим полком они были доставлены морем в Каир. И поистине счастливым был для них обоих день, когда Джон прибыл в их полк для прохождения боевой службы.
Шла вторая половина 1942 года, время, когда обе стороны проводили подготовку своих укреплений накануне решающего сражения.
Ранним утром 2 ноября в ноль часов пять минут Альф и Берт вместе с остальными двинулись на своих танках вдоль северной Киднейской гряды, где тут же попали под сплошной огонь немецких 88-миллиметровых орудий и броневиков, база которых находилась в Тель-Агагире. Уилтширские танки шли на большой скорости, ведя огонь по вражеским линиям. Бой был горячим, но неравным. Вскоре британские танки вырвались далеко вперед, сделавшись открытой мишенью для противотанковых орудий немцев. Не имея никакого прикрытия, они подверглись жестокому обстрелу со стороны немецких позиций и были наголову разбиты.
Даже сейчас, когда с тех пор прошло столько времени, вспоминать об этом было тяжело и горько, однако Гилберт дал волю свободному течению своих мыслей. Теперь он мог себе это позволить. Да, настало время хорошенько припомнить все подробности.
...Танк, что был впереди примерно в пятидесяти ярдах, горел. Тело танкиста застыло, перегнувшись через край люка, левая рука безжизненно свисала вниз, в сторону главной орудийной башни , голова в каске была вся забрызгана кровью. Другой танк, слева, рывками двигался вокруг своей оси, грозя вот-вот замереть на месте, - немецкий снаряд вдребезги разбил его левую гусеницу. Четыре танкиста выбрались наружу и бросились бежать, надеясь найти спасение в безбрежных песках, что простирались позади.
Все вокруг грохотало, снаряды рвались с оглушающим шумом, шрапнель свистела в воздухе, неся смерть людям, оказавшимся в этот предрассветный час посреди пустыни. Солдаты что-то кричали, пытались защитить себя, как могли, бежали и умирали. Одни мгновенно, почти не испытав мучений, другие медленно, лежа со смертельными ранами на окровавленном песке. Были такие, кто заживо сгорал в танках, если так случалось, что крышку люка вдруг заклинивало или же перебитые конечности уже не в силах были сделать последнего отчаянного усилия.
Внезапно танк, что был справа от Гилберта, полыхнул огнем. Какой-то офицер быстро спрыгнул вниз и бросился бежать, прижимая к гpyди руку, из которой струей хлестала кровь. Он был уже на безопасном расстоянии, когда танк взорвался, вспыхнув ослепительным пламенем.
Стрелок из экипажа Гилберта крикнул ему сверху:
- Боже праведный! Ты только посмотри, что делается, Берт! Теперь я понимаю, почему немцы окрестили эти чертовы танки "ловушками для Томми"!
- Ты лучше, смотри не промахнись, Уилфред! - крикнул в свою очередь Гилберт.
Но ответа не последовало, потому что это были последние слова Уилфреда Барнза, рядового Королевского полка йоменов графства Уилтшир.
Затем перед глазами Гилберта возникло лицо рядового Филлипса, который пытался открыть нижний люк, чтобы выпустить Гилберта.
- Надо быстрее сматываться, капрал! Хватит и того, что двое наших ребят уже получили свое.
Не успели они отбежать в сторону и сорока метров, как прямо перед ними разорвался снаряд, взметнув к небу столб песка, во все стороны полетели куски металла. Они бросились плашмя вниз. Когда Гилберт наконец поднял голову и огляделся вокруг, он обнаружил, что рядовой Филлипс мертв - кусок искореженного металла торчал у него из спины.
Ошеломленный, Гилберт в течение нескольких секунд сидел, не в силах сдвинуться с места. Кажется, его не задело. Он осмотрел свои ноги, потом руки, ощупал лицо и грудь, попытался пошевелить пальцами ног внутри армейских ботинок.
Еще тридцать секунд назад их было четверо. Теперь он остался один. Первое, что он осознал и что отчетливо запечатлелось в его памяти, было чувство бессильной ярости, которое, впрочем, тут же сменилось чувством огромной радости. Он увидел, что подкрепление уже близко - танки восьмой бронетанковой бригады были на подходе. Они проходили между подбитыми полыхающими громадами, что остались неподвижными, застыв на песке после первой атаки. Испытав огромное облегчение, Гилберт вознес краткую молитву Богу, возблагодарив его за то, что ему было дано пройти через весь этот ад и остаться в живых.
Внезапно он услышал чей-то голос.
- Ради всего святою, уходите отсюда, капрал!
Это был тот самый офицер с окровавленной рукой, лейтенант Уилтширского полка, известный всем как строгий поборник дисциплины, за которую он всегда ратовал как будто даже с некоторым пафосом. Впрочем, его вполне заслуженно уважали, и именно он в ночь перед атакой дал возможность своим солдатам прослушать по радио меморандум Монтгомери.
- С вами все в порядке, сэр? - обратился к нему Гилберт.
- Могло быть и хуже, - офицер посмотрел вниз, на кисть правой руки -указательный палец висел на полоске мякоти. - А как вы?
- У меня все нормально, сэр.
- Мы пойдем назад, к Киднейской гряде - это, собственно, единственное, что нам остается.
Даже здесь, среди леденящих душу сцен бойни, голос у него оставался прежним. Это был тот самый довоенный голос диктора радио с чистым и четким оксфордским произношением.
Они брели по песку, с трудом переставляя ноги, и, пройдя несколько сот ярдов, Гилберт вдруг почувствовал, что совершенно выбился из сил.
- Давайте-давайте! Что с вами, сэр?
- Не знаю, сэр. Похоже, я уже не... - Он смотрел на свою левую штанину, нога у него горела огнем, грубое хаки все было пропитано кровью. Он потрогал ногу сзади - под пальцами было кашеобразное липкое кровоточащее месиво, половины голени как не бывало. Он жалко улыбнулся: - Уходите, сэр. Я прикрою вас с тыла.
Но ситуация внезапно изменилась. Танк, который двигался им навстречу в сторону немецких позиций, неожиданно резко развернулся на 180 градусов - снаряд угодил ему прямо в башню и снес ее. Мотор, тем не менее, все еще продолжал работать, мощно гудя и рыча, его шестерни вращались как жернова, со скрипом, напоминавшим скрежет зубовный в аду.
Но за этими звуками Гилберт услышал кое-что еще. Он услышал голос человека, в отчаянии звавшего на помощь, и, не медля ни секунды, бросился на этот зов. Танк двигался зигзагами, выбрасывая из-под гусениц в воздух струи песка, но человек на водительском месте был жив! Гилберт забыл обо всем - о себе самом, о своей развороченной ноге, о своем страхе, о своей недавней ярости, о том, что он чудом остался жив. Он помнил только о рядовом Филлипсе из Девизес...
Крышка нижнего люка представляла собой месиво из разбитой горячей стали, и она никак не хотела открываться. Гилберт бился над ней изо всех сил, и ему показалось, что крышка почти подалась. Пот градом катился с его лица, он снова и снова дергал крышку на себя и ругался в отчаянии. Вскоре загорелся бензобак, издав при этом нежный, свистящий, как будто бы виноватый звук. Гилберт понимал, что тому, другому человеку оставалось жить всего несколько секунд, он был обречен погибнуть внутри этой "ловушки для Томми".
- Ради всего святого! - закричал он, обернувшись к офицеру, что стоял позади него. Помогите! Помогите же мне! Я уже почти... - и, собрав остатки сил, он дернул крышку в последний раз. Руки с разбухшими от напряжения венами покрылись потом. - Вы что, не видите, черт бы вас побрал?! Вы что... - Голос его сорвался от отчаяния, и, обессиленный, он рухнул на песок, сломленный сознанием неудачи.
- Бросьте это, капрал! Отойдите! Я вам приказываю!
Гилберт отполз в сторону. Он вытер лицо и вдруг сквозь слезы заметил застывшее, ледяное выражение глаз того офицера - в них сквозило малодушие.
Теперь мало что сохранилось в памяти Гилберта, единственное, что он запомнил на всю жизнь, так это вопль того заживо сгоревшего парня. И только значительно позднее ему пришла в голову мысль, будто он узнал этот голос, но проверить это было нельзя - ведь он так и не увидел лица того солдата.
Как ему рассказали потом, вскоре он был подобран армейским грузовиком, и уже следующее воспоминание, которое сохранила его память, было о том, как он лежит в госпитале на белоснежных простынях, укрытый сверху красным одеялом. Лишь две недели спустя ему сказали, что его брат Джон, танкист-водитель из восьмой бронетанковой бригады, погиб в тот же день во время второй атаки.
Тогда Альберт Гилберт почти не сомневался, что в том танке был его брат. И все же даже теперь он не мог сказать точно, действительно ли это был он. Ему было ясно только одно, что никогда из его памяти не сотрется имя того офицера, лейтенанта, который однажды на рассвете во время битвы в пустыне у подножия гор в Тель-Агагире хотел проявить мужество, но так и не смог найти его в себе. Он носил имя Брауни-Смит, довольно занятное имя, с буквой "и". И дефисом посередине. Имя, которое с тех самых пор никогда больше не встречалось Гилберту, точнее, не встречалось до самого недавнего времени.
Да, до самого недавнего времени.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Среда, 9 июля
В которой комиссия Оксфордского университета в составе семи человек определяет на своем заседании, кто из студентов примет участие в последнем экзамене на степень бакалавра.
- Так или иначе, он все равно прошел бы первым, - произнес председатель комиссии.
Он окинул взглядом всех ее членов. Все, как один, не колеблясь, проставили плюсы возле букв "альфа" и "бета", кроме преподавателя по истории Древней Греции, который был настроен против - у него стояла плохонькая "бета" с двумя минусами и через дефис - "дельта". Он явно не относил данного претендента на степень бакалавра к разряду выдающихся умов.
- Ну, так как же, джентльмены? Я думаю, он все же заслуживает того, чтобы мы направили его на устный экзамен, не правда ли?
Пятеро из шести человек, сидящих за огромным столом, заваленном бумагами, ведомостями и зачетными книжками, единодушно проголосовали "за".
- Вы не согласны? - обратился председатель к шестому члену экзаменационной комиссии.
- Нет, не согласен, господин председатель. Он не заслуживает того, чтобы сдавать устный экзамен, у него нет для этого никаких оснований. - Он положил перед собой листок с записями. - Он совершенно однозначно продемонстрировал мне, что, кроме истории Афин пятого века, практически больше ничего не знает. Весьма сожалею. Если он всерьез претендовал на первое место, то ему следовало бы подготовиться лучше.
Он снова переложил свои бумаги. Лицо преподавателя, которое, видимо, уже с рождения носило печать высокомерия, приобрело в эту минуту еще более высокомерное и недовольное выражение. Всем присутствующим было известно, что во всем университете только он один умел поставить плохую оценку с видом великого одолжения. Более того, он всегда отстаивал свою точку зрения с невероятным ожесточением и непреложным сознанием собственной правоты.
- Всем нам, в общем-то, хорошо известно, - вмешался один из членов комиссии, что мы не можем иногда составить точного представления о знаниях студента, не так ли? Я имею в виду также и саму постановку вопросов, которые мы задаем, особенно это касается истории Древней Греции.
- Вопросы задавал я, с некоторой запальчивостью воскликнул его оппонент. - Они были предельно точными.
Председатель устало посмотрел на присутствующих.
- Джентльмены, у всех нас был сегодня долгий, трудный день, и мы уже близки к тому, чтобы завершить нашу работу. Давайте же...
- Разумеется, он вполне заслуживает того, чтобы выдвинуть его на устный экзамен, тут даже не о чем спорить, - спокойным авторитетным голосом произнес один из присутствующих. - Я рецензировал его курсовую работу по логике и могу сказать, что отдельные места были просто блестящими.
- Не могу с вами не согласиться, - поддержал его председатель. - Мы, конечно, целиком и полностью доверяем той оценке, которую вы дали его курсовой работе по истории доктор Брауни-Смит, но...
- Вы председатель - вам решать.
- Да, вы совершенно правы. Я председатель, и поэтому наш претендент на степень бакалавра будет сдавать устный экзамен!
Дело неожиданно приняло несколько неприятный оборот, и преподаватель логики тут же попытался как-то сгладить неловкость ситуации.
- Может быть, доктор Брауни-Смит сам согласится принять устный экзамен у нашего претендента?
Брауни-Смит отрицательно покачал головой. Он чувствовал как ноет у него затылок.
- Нет! Я отношусь к нему с предубеждением. Кроме того, мне вполне хватило всей этой суеты с аттестацией, больше я ничего не собираюсь на себя брать.
Председателю тоже хотелось закончить собрание на более доброжелательной ноте, поэтому он продолжил:
- Может быть, тогда мы попросим мистера Эндрюса? Как вы считаете, ему можно это поручить?