- Знаете, таким людям выписываешь рецепт, а потом выясняется, что предписание не выполнено, потому что больной уже сам назначил себе лечение, еще до визита к врачу, и оно никак не согласуется с тем, что назначено. Тогда врач выписывает другое лекарство, а пациент идет в аптеку и покупает опять нечто прямо противоположное, считая, будто оно подходит ему больше. Безнадежная ситуация! Бентли был именно таким сумасшедшим. Принимал разные лекарства от зари до зари и пребывал в дурном настроении, если не накачивал себя разными снадобьями.
- Вы хотите сказать, что он употреблял и наркотики? Морфий или что-нибудь в этом роде?
- Господи, да нет, конечно. Ничего искусственно возбуждающего и вредного для здоровья он не принимал. Я просто хотел сказать, что главной радостью жизни для него было превращать свой желудок в маленький лекарственный склад.
- Так, значит, чтобы прикончить его, большого количества мышьяка не потребовалось бы?
- Вот именно. У него был очень чувствительный желудок. Можно сказать, у него от природы была предрасположенность к гастроэнтериту. Как раз поэтому, если помните, Джеймс, когда его вызвали к Бентли на следующее утро после пикника, с такой уверенностью и диагностировал гастроэнтерит. Никаких разговоров о мышьяке тогда разумеется и не возникало.
- Ах да, вот об этом я тоже хотел вас спросить. Вернее, о двух вещах. Во-первых, почему доктор Джеймс диагностировал острую диспепсию? Вы частично на этот вопрос ответили, но не было ли других причин для такого заключения? И не съел ли Бентли во время пикника чего-нибудь неподходящего? Вы не знаете?
- Господи, - улыбнулся доктор Пьюрфой, - да вы устраиваете мне допрос с пристрастием!
- Неужели я настолько невежлив? - спросил обеспокоенный Роджер. - Как по-твоему, Алек?
- Да не больше чем обычно, - пробурчал сей джентльмен.
- Нет-нет! - запротестовал доктор. - Я лишь пошутил.
- И все-таки, наверное, я действительно атаковал вас чересчур ретиво, засмеялся Роджер. - Дело в том, что, как вы уже, конечно, поняли, я питаю чрезвычайный интерес к этому делу.
- Я вас нисколько не осуждаю. Это очень интересное дело, хотя совершенно ясное. И если я могу рассказать вам еще что-нибудь стоящее внимания, то буду чрезвычайно рад. Мы с Джеймсом старые приятели, и я знаю о его участии в этом деле почти столько же, сколько он сам.
- Что ж, я, признаться, был бы вам страшно обязан. Так как же обстоит дело с пикником?
- Но Бентли почти ничего не ел такого, что имело бы последствием острую диспепсию. На него больше повлияли погодные условия. День был весьма прохладный, а Бентли ехал в открытой машине без плаща. Вдобавок потом он сидел на сырой траве. Для человека с его здоровьем этих двух причин достаточно, чтобы простудиться, а простуда вызвала симптомы, на основании которых Джеймс и поставил свой диагноз.
- Но теперь вы считаете, что доктор Джеймс ошибся?
- Несомненно. Джеймс и сам это говорит. Плохое самочувствие после пикника определенно было результатом первой данной ему порции мышьяка.
- Понимаю, но в связи с этим возникает второй вопрос, который я вам хотел задать. Почему все-таки медицина так решительно утверждает, будто плохое самочувствие пациента было вызвано мышьяком?
- Понимаете, отравление мышьяком может быть двух видов - хроническое или острое. Хроническое вызывается принятием очень небольших доз в течение какого-то периода. Яд в таком случае накапливается постепенно и действует не сразу. Острое отравление происходит вследствие принятия смертельной дозы. А данный случай, как доказано, есть результат обоих этих методов.
- Наличие мышьяка в волосах, ногтях и коже доказывает, что мышьяк стал поступать в его организм по крайней мере за две недели до смерти, - быстро вставил Роджер.
- Да вы об этом знаете столько же, сколько я, - воскликнул доктор.
- Я немного занимался исследованием этого дела, по-детски наслаждаясь своим триумфом, признался Роджер. - Да, я тоже так считаю, но просто хотел проверить свои выводы. А теперь еще одно. Я часто отмечал, читая газетные отчеты по делам об отравлениях, что защита почти всегда отстаивает ту позицию, будто скончавшийся умер не от воздействия яда, а от естественных причин - и это несмотря на такой неудобный момент, как присутствие яда в теле скончавшегося. Более того, она, по-видимому, всегда может найти экспертов, которые поддержат ее позицию. Как вы думаете, может такое произойти и в данном случае? Конечно, мы еще не знаем, на что способны адвокаты миссис Бентли, но, предположим, события будут развиваться на этому пути? Вы не считаете, что найдется эксперт, который станет утверждать, будто Бентли умер от естественного гастроэнтерита (с медицинской точки зрения я выражаюсь ненаучно, но не будем обращать на это внимания, вы поняли, что я имею в виду), а не от яда?
- Нет! - решительно возразил доктор Пьюрфой. - Если бы мышьяк был обнаружен в меньшем количестве, тогда адвокаты могли бы уцепиться за доводы какого-нибудь специалиста, лелеющего свои личные представления о симптомах мышьяковистого отравления, и заявить, что их эксперты не находят всех симптомов в полном виде и поэтому смерть возможно отнести и за счет естественной причины. Но никому ничего подобного не удастся доказать при наличии в теле трех граммов мышьяка.
- Понимаю. Значит, защите придется базироваться на другом основании, не так ли? И есть лишь единственный аргумент, который она может противопоставить обвинению, а именно: что не миссис Бентли отравила мужа, а кто-то другой.
- Интересно было бы послушать, как защитники обоснуют этот ложный аргумент, - любезно согласился доктор Пьюрфой. - Алек, подлей себе еще портвейна и пусти графин по кругу.
- Нет, с меня хватит, - заявил Алек, внезапно вскочив с места. Извините, по с вашего разрешения я перейду в гостиную.
- К чему такая спешка, Александр, или я тебе наскучил? - спросил Роджер.
- Нет-нет, не поэтому, по ведь я обещал Шейле задать ей трепку и, пожалуй, начну прямо сейчас, пока вы чешете языки.
- Алек, - заметил доктор, когда дверь закрылась, один из тех редких людей, чье общество очень освежает, так как они всегда молчат, если им нечего сказать. Я лишь раз в жизни встретил еще одного подобного человека, и вы удивитесь, узнав, что это женщина. Налейте себе портвейна, Шерингэм, и подвиньте графин ко мне, пожалуйста. Так какие будут еще вопросы?
- Спасибо, - ответил Роджер, снова наполняя стакан. - Да, я еще кое о чем хочу вас спросить. Сколько времени обычно проходит между принятием смертельной дозы и наступлением смерти?
- Ну, это невозможно определить точно. Такой период может длиться от двух часов до нескольких дней.
- О! - сказал Роджер.
- Но обычно смерть наступает в первые двадцать четыре часа, правда, чаще всего спустя три, максимум - восемь часов.
- А когда появляются первые симптомы отравления?
- Через полчаса-час.
- Ах! - сказал Роджер.
Они немного помолчали. Доктор Пьюрфой с одобрительным видом потягивал портвейн. Да, портвейн был действительно хорош, но Роджер словно позабыл сейчас о нем.
- Значит, если дело приобретет спорный характер, на подозрении может оказаться любой, кто был в контакте с умершим по крайней мере за полчаса до того, как появились эти симптомы?
- Определенно.
- А тот, кто не имел такого контакта, должен быть автоматически очищен от подозрений?
- В разумных пределах. Но тут у пас необычный случай.
- Гм! - только и ответил на это Роджер и залпом проглотил остаток портвейна.
Доктор Пьюрфой, по-видимому, слегка огорчился. Уж очень хорош был портвейн и поэтому несомненно заслуживал более вдумчивого отношения.
Глава 7
Практически не имеющая отношения к главной теме повествования
- Алек, не надо! Алек, ты зверь! Мать, скажи ему, чтобы он перестал. Алек, ты испортишь мне платье! Алек, я протестую! И тебе придется покупать мне новое… Ой, черт возьми, ты оторвал бретельку. Мам, ну скажи ему, ради всего святого, чтобы он перестал! Неужели ты собираешься равнодушно сидеть и смотреть, как на твоих глазах убивают твою собственную дочь? Алек! Алек, клянусь, я… Алек! Я сейчас пну тебе каблуком по щиколотке - честное слово, пну! Алек, не смей так обращаться со мной. Алек, перестань! Шутка шуткой, но - Алек! - ой, слава богу, отец пришел! Отец, скажи Алеку… Алек, не надо! Не в присутствии же мистера Шерингэма! Нет, хорошенького понемножку. Я сейчас отдам концы - честное слово! Алек! Отец, да скажи ты что-нибудь, ради неба, этому отвратительному человеку.
И доктор Пьюрфой сказал:
- Не обращай внимания на мое присутствие, Алек, вот что он сказал.
- Отец, я тебя презираю! - с большим чувством объявила мисс Пьюрфой.
Надо признать, что мисс Пьюрфой имела все основания для выражения подобных чувств. Она стояла в странной позе, согнувшись дугой, с одной стороны большого дивана и уткнувшись очень красным и совсем ненапудренным лицом в диванные подушки. Выпрямиться она не могла, потому что широкая длань Алека властно сгибала ее шею. Время от времени мисс Пьюрфой делала попытки извернуться и сесть на диван, но в этих случаях Алек пускал в ход другую руку и насильно возвращал девицу в прежнее положение. Нередко также, кипя злобой, она пыталась ударить его высоким каблуком по ноге, и тогда Алек, ловко подпрыгнув, уклонялся от удара или же, зазевавшись, получал очень чувствительный пинок. Надо признаться, что и его внешность несколько пострадала в конфликте: волосы растрепались, галстук развязался и на смокинге недоставало пуговицы.
- Итак, ты будешь сидеть спокойно, пока я тебе как следует не врежу?спросил Алек вразумляющим топом.
- Да будь я проклята, нет! Сейчас же отпусти меня, тупица, верзила, грубиян!
- Нет, ты не встанешь, пока я как следует тебя не отлуплю!
- Но за что? - вскричала жалобно мисс Пьюрфой. - Я ведь никогда тебе ничего плохого не делала. Почему ты на меня напустился, черт бы тебя побрал?
- Потому что это послужит тебе ко благу, Шейла! Ты слишком распустилась. Ну-ну, стой спокойно.
Он на мгновение отпустил ее шею, и мисс Пьюрфой тут же рванулась прочь так, что он едва успел схватить ее за платье. Послышался треск ткани.
- Ну ладно, ты победил, - заныла мисс Пьюрфой. - Алек, ты просто исчадие ада, ну, дай мне встать. Ты что, не слышал, как одежда на мне трещит? Наверное, ни одной вещи не осталось целой.
- Послушай, Роджер, - невозмутимо спросил Алек. - Ты не можешь подойти и отшлепать ее за меня? Понимаешь, каждый раз, как я перестаю ее держать обеими руками, она норовит улизнуть.
- Алек, - довольно прочувствованно ответил Роджер, я много чего ради тебя готов сделать, но шлепать дочь моей хозяйки решительно не намерен.
- Спасибо, мистер Шерингэме, - донесся благодарный, но полузадушенный голос из диванных подушек, - вы настоящий джент, а ты, Алек, просто настоящий Цербер.
- Шейла, ты можешь помолчать наконец хотя бы на время порки? - снова поинтересовался Цербер.
- Нет, пропади ты пропадом, ни за что!
- Алек, дорогой, - вмешалась миссис Пьюрфой, наверное, можно уже отпустить ее, как ты думаешь?
- О Небо, благодарю тебя, свершилось чудо! - все так же полузадушенно воскликнула мисс Пьюрфой. - Материнское сердце дало о себе знать!
- Но, Молли, ведь я еще не отшлепал ее, - запротестовал Алек.
- Мне кажется, ты и так поступил с ней довольно сурово, а?
- Ладно, - неохотно согласился Алек, - задам ей взбучку на ходу. Получи, Шейла, - и он три-четыре раза приложил свою тяжкую длань к другой анатомической части естества молодой девицы, которая обрела свободу, кувыркнувшись на диван и блеснув при этом зелеными, в тон платью, чулками.
- А теперь, - выдохнула мисс Пьюрфой, вставая и приглаживая растрепанные волосы, - расскажите мне еще одну сказочку со счастливым концом, это так успокаивает.
- Знаешь, Джим, день-другой она будет вести себя вполне по-человечески, - заметил Алек, рухнув на стул и вытирая платком лоб.
- Спасибо, Алек, - искренне поблагодарил доктор Пьюрфой. А его жена почувствовала необходимость перевести разговор в более спокойное русло.
- Алек говорит, что вы можете задержаться в нашем городе на несколько дней, мистер Шерингэме, - заметила она.
- Да, это очень возможно. Не знаю, надолго ли, по на три-четыре дня по крайней мере.
- Но тогда, может быть, вы оба переедете к нам из гостиницы? Мы были бы очень рады, если бы вы остановились у нас.
- Вы чрезвычайно добры, миссис Пьюрфой, - откликнулся растроганный Роджер. - Но ведь мы, конечно, ужасно вас стесним?
- Нисколько. И я всецело предоставлю вас самим себе. Всегда так делаю и думаю, что мои гости предпочитают именно такой образ жизни. Вы не доставите нам ни малейшего беспокойства.
- Но это просто потрясающе, - пробормотал Роджер. - Разумеется, мы были бы ужасно рады переехать. Если, конечно, вы совершенно уверены, что мы не помешаем.
- Прекрасно. Значит, договорились, - заключил доктор Пьюрфой. - Думаю, вам надо перевезти вещи завтра же утром.
- Мам, а это обязательно, чтобы и Алек переехал? обеспокоенно осведомилась Шейла. - Разве мистер Шерингэме не может переехать один?
- Ты хочешь, чтобы тебе опять дали взбучку, Шейла? - улыбнулся Алек.
- Заткнись, Алек, - отрезала юная родственница. - Я сейчас с тобой не разговариваю.
- Но в следующий раз мне придется принять крутые меры, - внушительно предостерег Алек, - в следующий раз, Шейла, я брошу тебя в ванну с холодной водой. Так что берегись!
- А ванная, Алек, - как бы между прочим заметил доктор Пьюрфой, устремив бесхитростный взгляд в потолок, - расположена наверху, около лестницы, вторая дверь налево.
А затем начался замечательный вечер.
Было почти одиннадцать, когда Роджер и Алек, в четырнадцатый раз решительно объявив, что им пора уходить, действительно ушли.
- Александр, - заявил Роджер со всей присущей ему откровенностью, когда они шли по Хай-стрит, - мне ужасно поправились твоя кузина и ее муж. Таких обаятельных людей, как доктор и миссис Пьюрфой, я в жизни не встречал.
- Да, они превосходная пара. Очень хорошо ко мне относились в детстве. Шейла тоже была чудесным ребенком, но теперь распустилась.
- Все с ней в порядке. Просто разыгрывает роль, как бывает в девятнадцать-двадцать лет, но скоро она из этой роли вырастет.
- Однако мне все-таки удалось немного ее образумить, удовлетворенно усмехнулся Алек, - в ней заметно поубавилось этой глупой заносчивости после взбучки, которую я ей задал.
Роджер моментально остановился и снял шляпу.
- Обнажаю голову перед мистером Александром Грирсоном, Молчаливым, Сильным Мужчиной, Укротителем Женщин, - сказал он с глубоким почтением.
- Не будь дураком, - миролюбиво ответил Укротитель Женщин.
- А также - как это я забыл - Адским Цербером, прибавил Роджер. - Да, Алек, но это ужасно мило с их стороны, что они нас пригласили.
- Да, они потрясающе гостеприимны.
- И запомни мои слова, эта юная леди еще окажет нам большую помощь. Она может представить нас Сондерсон, а также подманить и других, кто нам понадобится. Я серьезно подумываю о том, чтобы посвятить ее в наши планы.
На что Александр совершенно неожиданно заметил:
- Да, мы, наверное, сможем испортить им всю музыку.
Роджер с удивлением посмотрел на своего спутника. Вот этого он от него никак не ожидал.
- Александр, если я когда-нибудь называл тебя безмозглым болваном, то беру свои слова обратно и отныне таковым тебя не считаю. Честное слово!
- Спасибо, - без явного ликования отозвался Алек.
Вернувшись в гостиницу, они сразу же потребовали по "ночному колпаку", на которые имели право как постояльцы, несмотря на крючкотворство законодателей, лицемерные советы медиков и прочие неприятности, осложняющие нашу жизнь.
- А ты, как я заметил, не слишком далеко продвинулся сегодня вечером, если говорить о деле, - сказал Алек, когда заспанный провинциальный официант поставил перед ними стаканы и удалился, - твое здоровье!
- Удачи! Значит, ты думаешь, не продвинулся! Ну нет, я продвинулся, и очень значительно. После того как ты удалился, чтобы побеседовать с Шейлой. Алек, друг мой, сдается, что в итоге это дело окажется необычно простым.
- Как же ты пришел к такому выводу?
И Роджер рассказал о том, что узнал относительно симптомов мышьяковистого отравления и когда они появляются.
- Так что понимаешь, это очень сужает обширную сферу предположений. Нам нужно только узнать, кто был в контакте с Бентли за полчаса до того, как появились симптомы, ведь один из этих немногих убийца. И, по крайней мере, мы будем теперь знать, кого исключить из списка подозреваемых и не тратить на него драгоценное время попусту.
- А миссис Бентли? Каким образом это может отразиться на ее положении?
- Да, очень интересный вопрос. Даже если вдруг выяснится, что она не общалась с мужем за полчаса до появления симптомов (но каким, черт возьми, образом это установить?), то все равно нельзя утверждать, будто подозрения относительно нее безосновательны. И все же практически можно будет на это рассчитывать.
- А с другой стороны, - задумчиво спросил Алек, если окажется, что в этот определенный отрезок времени с Бентли общалась только она, то, значит, положение её безнадежно?
- Совершенно верно, - кивнул Роджер, - вот это я и хотел сказать. Но в любом случае дело может оказаться очень несложным.
Они помолчали.
- Господи, как бы мне хотелось иметь хоть какое-то представление об этой женщине, - сказал, ерзая на месте от беспокойства, Роджер. - У пас нет никаких данных, чтобы понять, способна она убить человека или нет. Никаких личных впечатлений. Человек, задумавший отравление, как я уже говорил, не станет действовать поспешно. В минуту ярости можно застрелить или шарахнуть кого-то железным ломом по голове. Но отравить - для этого требуется хладнокровная решимость и надо быть "прирожденным" убийцей, чтобы исполнить задуманное. Нужно иметь способность убивать, а девятьсот девяносто восемь человек из тысячи на это не способны.
- Да, не могу себе этого представить, - размышляя вслух, сказал Алек. Любой может выстрелить в другого, но я скорее сам застрелюсь, чем отравлю своего противника.
- Это, конечно, личностная проблема, - продолжал Роджер. - Наш старый друг Закон не обращает на это ни малейшего внимания (неосознанно, конечно, хотя именно личностный фактор в конце концов привел Седдона к подножию виселицы). Личность играет дьявольски важную роль в любом случае, где совершается намеренное убийство. Да, каждый человек может убить под влиянием аффекта или в силу провоцирующих обстоятельств. Но есть лишь горстка людей, которые могут сознательно планировать уничтожение другого только потому, что им нежелательно его существование. Разумеется, это требует известного хладнокровия. Французы, как правило, придают значение личностному фактору, по ведь их судебное законодательство основано на криминологической науке, в то время как наше - на прецеденте.