– И вот, поскольку для первого убийства имелся избыток мотивов, а для второго словно бы ни единого, вот тогда-то я и решила приложить мои "серые клеточки", если мне дозволено стибрить эту метафору у одной из моих так называемых соперниц, – приложить мои "серые клеточки" к примененным СПОСОБАМ в надежде, что они подскажут мне что-то о психологии убийцы.
Касательно первого из них, запертой комнаты, мы все склонились к одному выводу, и кто может поставить это нам в упрек? Мы все сочли само собой разумеющимся, что убийство Реймонда было преднамеренным до последней и мельчайшей детали. И это, учитывая видимую фантастичность произошедшего, выглядело обоснованным заключением с нашей стороны.
Но в этом убийстве была одна деталь, которую, внезапно пришло мне в голову, можно было изменить в любую минуту, даже вплоть до самой последней, без какого-либо ущерба для дьявольского плана в целом. ЛИЧНОСТЬ ЖЕРТВЫ.
Выпалив все это, она почувствовала, что должна сделать еще один глубокий вдох, и пока она его делала, можно было расслышать, как Трабшо пробормотал задумчиво:
– Хм-м, да. По-моему, я начинаю понимать, к чему вы клоните.
Однако на этом заключительном этапе Эвадна Маунт не была склонна поделиться даже лучиком славы с кем бы то ни было. Она продолжала даже энергичнее:
– Еще одно заключение, которое сделали мы все, сводилось к тому, что второе преступление, такое неряшливое и неуклюжее в своем исполнении, было следствием мысли, возникшей задним числом или по меньшей мере чем-то, чего убийца первоначально не планировал. Иными словами, мы все заключили, что выстрел в полковника на пустоши был непредвиденным последствием выстрела в Джентри на чердаке.
И вот тут меня осенило. А что, если, поймала я себя на мысли, ЧТО, ЕСЛИ ЗАРАНЕЕ ПЛАНИРОВАЛОСЬ УБИЙСТВО НЕ ДЖЕНТРИ, А ПОЛКОВНИКА?
Теперь все заговорили наперебой:
– Это же нелепо!
– Нет, право! Когда преступление было подготовлено с таким тщанием!
– На этот раз, Эви, ты перегнула палку!
– Опять скажу, что было бы абсурдом…
– Дослушайте же меня! – вскричала она, заставив их прикусить языки одним рявканьем, будто малыш, в день рождения задувший вес свечи на праздничном торте с первой попытки. – Слушайте же вы! Предположим, чисто гипотетически, что кто-то в этом доме вознамерился убить Реймонда Джентри. И это ему удалось, верно? Он не попался. Реймонд был убит, и никто из нас, не исключая и старшего инспектора, понятия не имел кем. Преступник – пожалуй, дальше я буду называть его (или, разумеется, ее) Иксом, – преступник Икс осуществил то, что, предположительно, намеревался совершить.
Так почему он (или она) затем попытался (попыталась) убить полковника? Не складывается. Особенно, как вы все, не правда ли, согласитесь, что у Роджера не было случая обронить какие-либо слова, которые заставили бы Икса прийти к выводу, что его тоже надо убить. Правда, труп Реймонда обнаружил полковник. Но Дон был там рядом с ним, а на него никто не покусился.
Ну а идея, будто эти два преступления никак не связаны, – не думаю, чтобы кто-либо из нас хотя бы на минуту отнесся к ней серьезно. Я знаю, что совпадения существуют – ведь не существуй они, у нас не было бы слова для их обозначения, – но насколько Закон Вероятности допускает, чтобы двое мужчин были застрелены в пределах одной мили и с промежутком всего в несколько часов двумя разными убийцами с двумя совершенно разными мотивами?
Так почему же стреляли в полковника? Чем больше я раздумывала над этой тайной, тем труднее мне было придумать хоть какую-то логическую причину, по которой убийца Реймонда затем захотел бы убить Роджера. Одновременно мне постепенно становилось ясно, что существует по меньшей мере одна причина, почему убийца Роджера мог почувствовать искушение ПРЕДВАРИТЕЛЬНО убить Реймонда. Короче говоря, я прикинула, не был ли первоначально намеченной жертвой Икса Роджер, а вовсе не Реймонд?
Эвадна Маунт сделала небольшую паузу, чтобы этот нежданный поворот интриги надежнее дошел бы до ее слушателей и слушательниц.
– И это мое подозрение подкреплялось листком с пометками, который старший инспектор нашел в кармане халата Реймонда, пометками, вспомните, которые были напечатаны на собственной машинке полковника.
Все предположили, будто эти пометки, вне всяких сомнений, доказывали, что мы имели дело с шантажистом. Однако как автора "Ищи убийцу!" меня самое сначала не слишком впечатлила улика, столь беззаботно оставленная к услугам полиции. Если Реймонд действительно намеревался шантажировать нас всех, стал бы он разгуливать по дому с доказательством своей гнусности, столь любезно торчащим из кармана его халата? И так ли необходимо было печатать такие обрывочные пометки на машинке? Да еще на машинке Роджера? Ведь было бы и проще, и безопасней написать их от руки? Но, конечно, не в том случае – и в этом вся соль, – если вы опасались, что ваш почерк могут опознать? Меня все это смущало с самого же первого момента.
Затем Трабшо позволил нам ознакомиться с ними.
Возможно, вы помните, что я прочла и перечла их. После чего меня упорно грызла мысль, что что-то в них не так.
И внезапно я поняла ЧТО. Я увидела в этих пометках нечто, подтвердившее мое подозрение, все более крепнувшее, – что напечатал их не Джентри.
– Что вы увидели? – спросил Трабшо.
– Что я увидела? В буквальном смысле на qui vive меня навело то, чего я не увидела.
– Ну хорошо, мисс Маунт, – сказал полицейский с усталым вздохом отца, уступающего прихоти ребенка в самый последний раз. – Я подыграю вам. Так чего вы не увидели?
– Я не увидела you, – сказала Эвадна Маунт.
Старший инспектор уставился на нее, почти разинув рот.
– Что, собственно, вы подразумеваете под этой нелепостью? – прямо-таки прорычал он.
– Простите меня, – ответила писательница, – просто моя шаловливость дала о себе знать. Попытаюсь держать ее в узде. А подразумевала я то, что не видела "и", букву "и".
Все заморгали на нее в полном недоумении.
– Вы все ведь помните эти пометки. Они ведь не стенографические, а чистая журналисткография. Я ее сразу узнала, ведь меня постоянно интервьюировали, и иногда я исподтишка заглядывала в блокноты интервьюеров.
Взвесьте пометки, относящиеся к Мэдж. Если помните – "MP", несомненно, "Мэдж Ролф", затем тире, затем слова (мерзкое прилагательное я опускаю, никакой роли оно не играет), так, затем слова "misbehaviour в МК" – "МК", естественно, означало "Монте-Карло". Ну а осенило меня в конце концов, что в "misbehaviour" опущено "и". Вот что я подразумевала, говоря, что на истину меня натолкнуло не то, что я увидела в пометках Реймонда, а то, чего я там не увидела. Я не увидела "и".
Теперь она прямо-таки ухмылялась своей догадливости.
– Обычное заблуждение, будто "слепое пятно" означает неспособность видеть что-то перед своими глазами. Иногда, знаете ли, это означает видеть что-то, чего перед вашими глазами НЕТ. Мы все ВИДЕЛИ это "и", так как ожидали его увидеть, и только, когда Селина наконец-то спустилась из спальни, и я услышала, как Дон сказал ей: нам всем не хватало YOU – HE ХВАТАЛО YOU, то есть не хватало "U", только тогда я наконец сообразила, что именно меня все время смутно беспокоило.
Однако стоило мне это понять, как я тут же поняла, что именно это отсутствие означает. Ведь так "misbehaviour" пишут американцы – без "U". A каким бы мерзавцем ни был Рей Джентри, он был журналистом, а слова – это орудия его ремесла. И просто немыслимо, чтобы он опустил эту букву.
Те из вас, кто видел мою пьесу "Не тот залог", хотя я серьезно в этом сомневаюсь, отдают себе отчет, какую важную роль язык и его искажения имеют в "Ищи убийцу!". В пьесе жертва убийства – школьный учитель, и, залпом выпив виски с содовой, сдобренное мышьяком, он произносит такие последние слова: "Но это же был не тот залог…" Естественно, все присутствующие решают, что он вспомнил что-то, отданное под залог его неизвестным убийцей, то есть подразумевал ЛИЧНОСТЬ того. Только Алекса Бэддели понимает, что как учитель он подразумевал ГРАММАТИЧЕСКИЙ залог.
И тут же заключает, что убийцей был тот из гостей, кто подхватил учителя на руки и воскликнул: "Он чем-то съеден!" вместо "Он что-то съел", и тем самым выдал, что он вовсе не подлинный англичанин, которым притворялся, а тем самым – что он и есть убийца.
На мгновение наступила тишина. Затем молчание неожиданно нарушил Дон, который все это время скромно сидел рядом с Селиной и не пискнул далее тогда, когда Эвадна Маунт напомнила всем о его угрозе убить Джентри. Вот почему теперь, когда он решил что-то сказать, его голос, почти неузнаваемо хриплый от негодования, разорвал тишину, как ружейный выстрел.
– Убийца. Как я, вы хотите сказать.
Писательница уставилась на него. У нее на лбу сплеталась паутинка из бисеринок нервной испарины.
– Что вы такое говорите, Дон?
– Не надо, мэм, вы прекрасно знаете, что…
– Эвадна, – перебила писательница ласково. – Эвадна.
– Эвадна…
Совершенно не в себе в эту минуту, он произнес ее имя с запинками, будто скороговорку.
– Вы не станете отрицать, о чем именно вы думаете, о чем думаете вы все. Только американец мог напечатать эти пометки, а я здесь единственный американец.
– Дон, милый, никто не думает, что печатал их ты! – вскричала Селина. Она крепко сжала его бедро. – Скажите ему, Эвадна. Скажите Дону, что вы его не подозреваете.
– Да нет, подозревает, – сказал он угрюмо. – И все вы. По вашим лицам видно.
– Дон? – сказала Эвадна Маунт.
– А?
– Вы читатель "Ищи убийцу!"?
– Чего-чего?
– Вы читатель "Ищи убийцу!"?
– Да нет, – ответил он после нескольких секунд. – Честно сказать, терпеть их не могу. Ну кому какое дело, кто кого…
– Хорошо, хорошо! – раздраженно перебила его писательница. – Ваша идея ясна.
– Извините, но вы же спросили, – сказал Дон. Затем, возможно, ободренный открытием, что сумел нащупать щель в до сих пор неуязвимой броне, он добавил: – Скажите, почему вы спросили? В чем была ваша идея?
– Вот моя идея. Будь вы читателем "Ищи убийцу!", вам хватило бы знаний сначала подумать, прежде чем обвинять меня в том, будто я обвиняю вас. А если бы вы подумали немного подольше, вы бы скоро сообразили, что вы не единственный подозреваемый, только потому, что единственный американец.
– Не понимаю. Это как же?
– Ну, Кора, например…
– Знаешь, Эви, душечка, – протянула актриса, – было бы так ужасно мило, если бы хотя бы раз я не оказалась первым "например", которое втемяшится тебе в голову.
– Когда дело касается преступлений, Кора, нам всем следует привыкнуть быть "напримерами". В любом случае, как я собиралась сказать, Кора, взяв Лондон штурмом сценической версии "Тайны зеленого пингвина", была зацапана – так они выражались, по-моему, – была зацапана "Метро-Голдвин-Майер" и следующие два года прожила в Голливуде. К несчастью, как Реймонд напомнил нам с обычной своей галантностью, она не вполне поднялась, как мы говорим о суфле, до искомой высоты.
Тут она вскинула правую руку, будто регулировщик, чтобы воспрепятствовать Коре опять ее перебить, как та явно намерезалась.
– Но хотя все и не сложилось, как хотелось бы, – продолжала она, – на протяжении этих двух лет она, безусловно, могла пропитаться орфографией янки.
А также наш добрый доктор Ролф, который несколько месяцев занимался врачебной практикой в Канаде до того, как злополучная случайность возвратила их с Мэдж через Ривьеру в милую старую Англию. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, насколько я понимаю, канадцы пишут на американский манер, а не на британский.
– А также, – добавила она, – если придерживаться строгой логики, мы даже не можем исключить Клема.
– Меня? – ахнул священник. – Но я же в жизни не бывал в Америке.
– Верно, Клем. Однако вы же признались, что не сумели бы правильно написать даже "коврижку", и, согласитесь, нет ничего невозможного, что слово "misbehaviour" содержало ошибку, поскольку напечатал его кто-то, у кого нелады с орфографией.
Теперь видите, Дон, дорогой, что пропущенное "U" отнюдь существенно не снижает число подозреваемых.
– Э-ей, ч**т дери, минуточку, Эви! – внезапно завопила на нее Кора Резерфорд. – Мне бы хотелось, чтобы ты перестала обходиться с нами, будто мы втиснуты в одну из твоих дешевых книжонок. В Голливуде я преуспевала очень неплохо… да что я такое говорю?… куда более, чем очень неплохо! Я снималась в "Наших танцующих дочках" с Джоан Кроуфорд и в "Последней миссис Чейни" с прелестной, прелестной Нормой Ширер…
– Да, Кора, я знаю, так и было. Я только сказала…
– И вообще, откуда знать, не напечатала ли ты эти пометки сама? Откуда знать, не написала ли ты "misbehaviour" нарочно без "и", чтобы сбить нас остальных со следа? Твои картонные персонажи все время проделывают такие штучки-мучки!
– Браво, Кора! – вскричала писательница, хлопая в ладоши. – Мои поздравления!
– Поздравления? – опасливо повторила Кора. – Почему я всегда чую что-то чуточку неладное, если кто-нибудь вроде тебя поздравляет кого-нибудь вроде меня?
– И напрасно. Я сказала это с полнейшей искренностью. Ты же подметила суть. Я вполне могла бы сделать именно так. Разумеется, я этого не делала, ничего подобного. Но да, такая возможность помещает меня в число наиболее подозреваемых.
– Ну хорошо, дамы, – сказал Трабшо. – Теперь, когда вы обе выговорились, не можем ли мы с вашего разрешения перейти к сути дела?
– Безусловно, старший инспектор, безусловно, – согласилась Эвадна Маунт с любезностью, которая могла быть иронической, но могла быть и искренней. – На чем я остановилась? А, да. Подкидывание этих фальшивых пометок в карман Реймонда не только подтвердило для меня, что все тут очень нечисто, но еще и подкрепило мое растущее убеждение, что истинной целью Икса была смерть полковника.
И тут меня окончательно осенило.
Я решила, что план Икса с самого начала заключался в том, чтобы заманить полковника на чердак и застрелить его там. И он исполнил бы этот план со всей тщательностью, если бы Селина в последнюю минуту не привезла с собой комок отбросов в человеческом облике. Прости меня, моя дорогая, – мягко добавила она в сторону Селины Ффолкс, – но я думаю, ты знаешь, что он таким и был… комок отбросов в человеческом облике, который на протяжении нашего незабываемо жуткого Сочельника умудрился всего за пару часов восстановить против себя в доме решительно всех и каждого.
Мы все испытывали желание убить Реймонда – во всяком случае, я, – но в какой-то момент вечера Икс, надо полагать, понял, что только у него есть не одна, а две причины убить Реймонда. Не забывайте, если я права, то он уже подготовил убийство полковника до малейших деталей.
Но что, если, воображаю я, он спросил себя, ЧТО, ЕСЛИ Я ПОМЕНЯЮ ЖЕРТВЫ МЕСТАМИ? Что, если убью Реймонда ВМЕСТО полковника? А точнее, что, если я убью Реймонда, а полковника ЗАТЕМ?
Не только полиция сочтет, что первое из этих двух убийств, убийство Реймонда, было первым и в более глубоком смысле – более значимым убийством, главным, тем, на котором сосредоточится расследование. Но – и это должно было стать для нашего убийцы, как говорится, точкой над "i" – убийство Реймонда также породит СОВЕРШЕННО НОВЫЙ КРУГ ПОТЕНЦИАЛЬНО ПОДОЗРЕВАЕМЫХ – подозреваемых и мотивов, в отличие от убийства полковника, для которого скорее всего найдется только один подозреваемый и один мотив.
Эвадна Маунт могла не сомневаться, что привела своих слушателей именно в то состояние, какого добивалась. Они буквально впивали каждое ее слово, подчинившись обаянию ее личности, и, поскольку ничто человеческое ей чуждо не было, она не могла немножко не позлорадствовать.
– Только подумайте! – произнесла она нескрываемым тоном откровенного самопоздравления. – Икс, чья конечная цель – убить полковника, решает сначала совершить другое убийство, предназначенное для того, чтобы отвести от себя тень подозрения, бросив ее на полдюжины абсолютно новых подозреваемых. Причем настолько классических, настолько традиционных, должна добавить, что они могли бы прямо выйти из такого "Ищи убийцу!", а точнее – войти в него.
Автор. Актриса. Доктор. Жена Доктора, у которой, естественно, имеется Прошлое. Викарий, также с Прошлым. Или, к несчастью для себя, БЕЗ ПРОШЛОГО. Полковник. Жена Полковника. И наконец, в арьергарде – Романтичный Юный Кавалер, по уши влюбленный в Дочь Полковника.
А поскольку буквально у всех нас был мотив покончить с Реймондом Джентри, то, с точки зрения подлинного убийцы, мы представляли собой готовый набор разнообразных лжеследов.
Потому что, боюсь, именно это мы собой представляли – просто хлам, имеющий столь же малое отношение к истинной сути дела, как те абсолютно бессмысленные планы первого этажа, которыми некоторые мои собратья по профессии обязательно предваряют свои "Ищи убийцу!".
Эвадна Маунт умолкла, но лишь на секунду, просто чтобы перевести дух.
– Да, – продолжала она, – как ни была я убеждена, что ударила молотком по шляпке гвоздя, я знала, что моя догадка так и останется всего лишь догадкой, если только – и когда только – я не сумею подкрепить ее фактическими доказательствами. И потому я решила наконец нацелить мои серые клеточки на проблему, которая поставила нас в тупик изначально, – на вопрос о том, как именно убийство Джентри было совершено таким образом, каким было совершено.
В своем "Полом человеке" Джон Диксон Kapp прерывает действие романа, чтобы сообщить читателям обо всех основных категориях, на которые подразделяются убийства в запертых комнатах. Так как я не могла припомнить их все, то и зашла отыскать нужный роман в эту самую комнату. Роджер, увы, никогда не был поклонником детективной литературы, и если не считать моих собственных произведений, всех без исключения подаренных мной и, я уверена, ни разу не открытых, тут не оказалось никого. Ни Диксона Kappa, ни Честертона, ни Дороти Сайерс, ни Тони Беркли, ни Ронни Нокса, ни Марджери Оллингхем, ни даже Конан Дойля! Нет, только подумать!
Я напрягала и напрягала мозг, но единственные две истории о запертых комнатах, которые мне удалось припомнить, "Большой лук" Израеля Зангвилла и "Тайна Желтой комнаты" Гастона Леру, использовали один и тот же прием: убийца вламывался в запертую комнату, и тогда, И ТОЛЬКО ТОГДА, прежде чем подоспел кто-либо еще, он закалывал жертву, бывшую живой и здоровой до этой самой секунды.
Ну, это мне ничуть не помогло. Роджер действительно вломился на чердак, но рядом с ним был Дон. Каждый увидел то, что увидел другой, и если только – более чем неправдоподобно – они не состояли в сговоре (я не имею в виду в брачном), ни тот, ни другой не мог убить Джентри тут же.