- На самом деле мне важно, чтобы все находилось на своих местах, - сказал Стрэтчен. - Я могу найти любой инструмент с закрытыми глазами. Некоторые скорее предпочтут беспорядок - побросали кисти в сумку, и вперед, я же прежде чем начать работу, все раскладываю так, как привык. Тюбики с красками всегда в одном и том же порядке на подставке, тут же флакон для лака или грунтовки, свободные кисти подвешены здесь… Даже на моей палитре краски располагаются по одному принципу, хотя оттенки, конечно, меняются. Но, проще говоря, все они следуют цветам спектра.
- Понятно, - кивнул Уимзи. - Сам я не отличаюсь педантичностью и любовью к порядку, но всегда восхищался этими качествами в других. Скажем, мой слуга Бантер в этом отношении просто неоценим. Для него большое горе ежедневно выгребать всякую всячину из моих распухших карманов или бельевых ящиков.
- О, с вещами дома у меня тоже ужас что творится, - улыбнулся Стрэтчен. - Моя аккуратность начинается и заканчивается вместе с занятиями живописью. Это дело привычки, как я уже говорил. Сам по себе я не такой уж организованный.
- Да? А как у вас обстоят дела с датами, лицами, расписаниями и подобными вещами?
- Еще хуже! Безнадежно ненаблюдателен. У меня даже зрительная память плохая. Некоторые могут сначала съездить куда-нибудь на этюды, а затем воспроизвести в мастерской все, что видели, вплоть до мельчайших деталей каждое домика или деревца, мне же необходимо смотреть на то, что изображаю. Для художника это, увы, в своем роде большой недостаток.
- А я так смог бы, - воодушевился Уимзи, - если бы умел рисовать, конечно. Возьмем, например, дорогу между Гейтхаусом и Керкубри. Я прямо сейчас, не сходя с этого места, способен нарисовать ее план со всеми перекрестками, домами, деревьями и шлагбаумами. Если меня повезут по этому маршруту с завязанными глазами, я во всех подробностях опишу, что мы проезжаем в тот или иной момент.
- О нет, я так не умею, - сокрушенно заметил Стрэтчен. - Конечно, эта дорога изъезжена вдоль и поперек сотни раз, но меня подводит склонность живо реагировать только на то, чего я не замечал раньше. Зато на мою долю выпадает, так сказать, радость вечного удивления.
- Да, вы застрахованы от скуки. Но иногда верный глаз и внимание к деталям могут сослужить хорошую службу. К примеру, в случае, если нужно дельно, убедительно и обстоятельно соврать.
- Ну-у, - протянул Стрэтчен. - Разве что соврать…
- Вспомним, скажем, ваш рассказ о том, как вам попали в глаз мячом на поле для гольфа, - не унимался Питер. - Насколько лучше было бы, если бы его сопровождали и дополняли основательные, хорошо продуманные детали! А так получилось не слишком убедительно - начать хотя бы с того, что бездна времени осталась неучтенной. Раз уж человек взялся обманывать, надо было постараться все как следует продумать…
- На что это вы намекаете? - возмутился Стрэтчен. - Если вы подвергаете сомнению мои слова…
- Конечно, подвергаю. Да я ни секунды в них не верю. И кто бы поверил? Во-первых, потому что жене вы поведали совсем другую историю, нежели та, что услышал я. С вашей стороны это было весьма легкомысленно. Если вы собрались убеждать кого-то в заведомой лжи, то потрудитесь, чтобы она во всех случаях совпадала. Во-вторых, в вашем рассказе почему-то отсутствует упоминание о том, какую лунку вы проходили. Не родился еще такой любитель гольфа, который, рассказывая историю, связанную с игрой, не сопроводил бы ее всеми мыслимыми топографическими и прочими деталями. Это было ваше главное упущение с точки зрения психологии. И, в-третьих, вы сказали, что были на площадке для гольфа все утро, совершенно не приняв во внимание тот факт, что там околачивалась целая толпа людей, которые подтвердили бы, что вас там и близко не было, и что, кстати именно в это утро вы велели Тому Кларку укатывать дорожку. Честно говоря, он и сам где-то между десятью и одиннадцатью часами утра играл на девятой лунке и может поклясться, что вы в указанное время не появлялись, а если и пришли позже, то вряд ли это можно назвать "после завтрака". Кроме того…
- Послушайте, - нахмурился Стрэтчен. - Какого черта вы вообще завели этот разговор?
- Просто мне любопытно, - ответил Уимзи, - нет ли у вас другого объяснения полученным синякам? Я хочу сказать, что если вы вдруг решите предоставить мне его и это окажется, к примеру, история из разряда сугубо семейных, то я, э-э-э… То мне может и не понадобится распространять ее дальше, понимаете?
- Нет, не понимаю! - отрезал Стрэтчен. - По-моему, это просто наглость!
- Не говорите так! - воскликнул Питер. - Послушайте, дружище, меня совершенно не интересует, где вы шатаетесь по ночам. Если вы дебоширили или, не знаю…
- Если вы не заткнетесь, я сверну вам шею.
- Ради всего святого! - вскричал его светлость. - Больше не надо угроз!
Стрэтчен посмотрел на Уимзи, и краска медленно залила лицо художника от бровей до шеи.
- Это что, - хрипло спросил он, - обвинение в том, что я имею какое-то отношение к убийству Кэмпбелла?
- В убийстве я никого не обвиняю, - мягко ответил Питер. - Пока что.
Его светлость встал и, балансируя на самом гребне скалы, стал смотреть мимо Стрэтчена на расстилающуюся водную гладь. Ветер сбил облака в однородную, мрачного вида массу внизу плескались холодные серые волны, ощерившиеся пенистыми зубцами.
- Но я обвиняю вас, - внезапно продолжил он, слегка поворачиваясь против ветра, чтобы удержать равновесие, - в том, что вы знаете намного больше, чем сообщили полиции. А ну-ка стойте! Не горячитесь! Это может оказаться опасным!
Уимзи поймал Стрэтчена за запястье в тот момент, когда кулак художника просвистел около его уха.
- Погодите Стрэтчен, погодите дружище! Я знаю, что подвергаю вас большому искушению, стоя здесь. Но, черт возьми, я не случайно так поступил. Я уступаю вам в росте, но могу отправить на тот свет одним движением руки. Стойте спокойно! Так-то лучше. Вы хорошо подумали две минуты назад и действительно решили, что можете все устроить, применив силу, Да еще так неумело? Ну, предположим, вы меня толкнете. Допустим, я проломлю себе череп, как Кэмпбелл. Что вы тогда будете делать? Не окажетесь ли в еще более затруднительном положении? И как вы поступите с телом? А, Стрэтчен?
Живописец взглянул на Питера и обреченно провел тыльной стороной ладони по лбу.
- Боже мой, Уимзи, - прошептал он. - Ну вы и дьявол… - Стрэтчен отступил и сел на свой складной табурет. - Ведь я мог бы вас убить. Зачем вы это сделали?
- Хотел понять, какой у вас характер, - спокойно ответил Питер. - И знаете, - добавил он, - к слову сказать, если бы вы меня убили, то практически ничем бы не рисковали. Вам бы просто нужно было уйти отсюда, оставив мой труп внизу. Моя машина осталась бы здесь. Все бы решили, что ветер сбил меня с ног, я упал и разбился. Как Кэмпбелл. Какие улики могли бы указать на вас?
- Полагаю, что никаких.
- Думаете? - поинтересовался Уимзи. - А знаете, Стрэтчен, я почти желал, чтобы вы меня сбросили. Очень уж хотелось посмотреть, как вы станете выкручиваться… Ладно, неважно. Начинается дождь… Пора собирать кисти и двигаться отсюда.
- Да, - согласился художник.
Он был очень бледен и явно не пришел в себя, но покорно начал складывать принадлежности для рисования. Уимзи отметил, что, невзирая на явное смятение, Стрэтчен все делал проворно и аккуратно, очевидно следуя давно выработанной привычке. Он спрятал влажный холст в чехол, надежно закрепив его там и затянув лямки, положил кисти в жестяной футляр, а палитру в коробку, затем собрал тюбики с красками.
- Эгей! - внезапно воскликнул он.
- Что такое? - спросил Уимзи.
- Куда делся кобальт? - вопросом на вопрос ответ Стрэтчен. - Должно быть, куда-то упал…
Питер нагнулся.
- Вот он, - сказал его светлость, извлекая жестяной цилиндрик из пучка вереска. - Теперь все?
- Все, - кивнул Стрэтчен.
Он убрал тюбики в предназначавшийся для них ящичек сложил и обвязал ремнями мольберт и замер, будто ожидая приказаний.
- Однако, нам следует поторопиться, - заметил Уимзи, поднимая воротник. - Дождь усиливается.
- Слушайте, - буркнул Стрэтчен, все еще неподвижно стоя под ливнем. - Что вы собираетесь сейчас делать?
- Пойду домой, - удивился Питер. - Если, конечно, - тут он пристально посмотрел на художника, - если, конечно, вы ничего не хотите мне рассказать.
- Я скажу вам вот что: однажды вы зайдете слишком далеко и кто-нибудь вас прикончит.
- Что ж, совершенно этому не удивлюсь, - легко согласился его светлость.
Миссис Смит-Лемесурье
В это же самое время, когда Уимзи беседовал со Стрэтченом, некий джентльмен ощущал себя бесполезным и всеми забытым. Это был юный полицейский, который, по его собственному мнению, опозорился при допросе мистера Джока Грэхема. Молодой человек по фамилии Дункан пока еще с энтузиазмом относился к своей профессии, пребывая в уверенности, что ему просто не представилось возможности отличиться. Грэхем посмеялся над ним, сержант Дэлзиел, с важным видом разъезжающий в поисках велосипеда и железнодорожных билетов, абсолютно игнорировал соображения и версии коллеги, доверяя последнему лишь разбираться со всякими пьяницами и нарушителями правил дорожного движения. Никто не посвящал младшего констебля Нонкана в свои планы. Ну, ничего! Он еще всем покажет! Констебль Дункан наметил свою личную линию расследования. Когда он продемонстрирует, на что способен, они навертка пожалеют о своем пренебрежении.
Юный страж закона был абсолютно убежден в чрезвычайной необходимости выяснить, что же скрывает Джок Грэхем. По городу ползли странные слухи, прокуренный воздух баров был переполнен недомолвками и намеками. Полицейский заметил, как рыбаки слегка подталкивают друг друга локтями и внезапно замолкают при упоминании имени Грэхема. К несчастью, едва ли местный уроженец, служащий в полиции, смог бы провести в Керкубри расследование в стиле Шерлока Холмса. Его все знают в лицо, а полицейскую форму трудно не заметить. Дункан немного помечтал о том, как здорово было бы загримироваться (разумеется, в свободное от службы время) под престарелого священника или британского продавца лука, но одного взгляда в зеркало на круглые румяные щеки и широкие плечи оказалось достаточно, чтобы фантазии уступили место суровой реальности. Дункан завидовал детективам Скотланд-Ярда, которые, скрываясь в лондонском многолюдье и ощущая за спиной незримую, но оттого не менее могучую поддержку закона, запросто проникали повсюду, непринужденно болтая с нищими Ист-Энда или герцогами и миллионерами в мэйферскихночных клубах. Увы, в Критауне и Ньютон-Стюарте единственное, что остается честному служаке, - стучаться во все двери, чтобы тут же оказаться узнанным и отвергнутым.
Дункан настойчиво выискивал крупицы правды, не раздумывая, применяя лесть и даже угрозы в отношении тех, кто, как ему казалось, чего-то недоговаривал. К его разочарованию, быстро стало ясно, что шотландские крестьяне обладают примечательной способностью хранить молчание, если им что-то кажется подозрительным и непонятным. К тому же дело осложнялось тем, что Джока Грэхема все любили. Тем не менее, через несколько дней утомительной возни Дункану удалось узнать нечто конкретное. Фермер, который ехал на телеге в Баргреннан в одиннадцать тридцать во вторник утром видел человека, идущего по ту сторону реки Кри, тем самым путем, что вел от места убийства. Человек внезапно пригнулся, как будто не хотел, чтобы его заметили, но прежде фермер узнал Грэхема. Однако после этого несомненного успеха Дункан преуспел лишь в коллекционировании сплетен. Писака из "Глазго Клэрион", которому полицейский опрометчиво поведал больше, чем следовало, подробно изложил его рассказ в развязной статейке, и констебль Дункан получил от раздраженного начальства суровый выговор.
- Если даже Грэхем грешен, как все мировое зло, - гневно распекал его сержант Дэлзиел (это происходило в тот же день, когда носильщик в Джирване слег с аппендицитом, и сержанту очень хотелось сорвать на ком-нибудь свою досаду), - зачем давать ему понять, что он под подозрением, и предоставлять возможность обеспечить себе алиби? Полюбуйся на свои художества! - он помахал газетой перед носом несчастного Дункана. - "Есть основания предполагать, что убийство совершено художником…" Не этот ли факт мы так стремились скрыть от подозреваемых? "Наш корреспондент допрашивает известного живописца…" Ну, кто тебя просил давать этому парню наводку на Грэхема? Если не можешь научиться осторожности, Чарли, лучше ищи себе другую профессию!
Тем не менее, неосмотрительность младшего констебля неожиданно трансформировалась в интересные результаты. В субботу утром в кабинет, где сидел Дэлзиел, доставили леди в скромном черном костюме и маленькой шляпке. Она нервно улыбнулась сержанту и пробормотала, что хочет сделать заявление в связи с убийством Кэмпбелла.
Дэлзиел хорошо знал пришедшую даму - это была миссис Смит-Лемесурье, обосновавшаяся в Ньютон-Стюарте около трех лет назад и утверждавшая, что является вдовой некоей африканского государственного деятеля. Жила она весьма скромно в маленьком отремонтированном доме вместе с французской служанкой. Манеры миссис Смит-Лемесурье отличались трогательной безыскусностью. И хотя лет ей было несколько больше, чем казалось с первого взгляда, неискушенные молодые люди склонялись к мнению, что она являет собой живое воплощение классической старомодной женственности. Зачем ей вздумалось поселиться в этом богом забытом месте, так и осталось загадкой. Сама миссис Смит-Лемесурье обычно поясняла, что здесь невысокая арендная плата за жилье, а она при своих ограниченных доходах вынуждена экономить буквально на всем. "Не все ли равно, где жить? - печально прибавляла она. - С того дня, как умер мой муж, я осталась одна-одинешенька…"
Лорда Питера Уимзи познакомили с ней в прошлом году на небольшом благотворительном базаре, который устраивался в связи с каким-то церковным праздником, после чего детектив-любитель вульгарно охарактеризовал миссис Смит-Лемесурье как "леди, жаждущую крови". Это выглядело черной неблагодарностью с его стороны, поскольку женщина была весьма мила и, как могла, развлекала его весь тот день, который иначе мог оказаться очень скучным. Она даже продала его светлости пижаму в собственноручно вышитом зеленом шелковом мешочке. "Я не могу уступить в цене, - сказала миссис Смит-Лемесурье, застенчиво улыбаясь и глядя на Уимзи снизу вверх. - Это моя работа, а сие ведь чего-то стоит, не так ли?"
Сержант Дэлзиел придвинул гостье стул и, постаравшись смягчить обычный суровый тон, осведомился, чем может быть полезен. Дама некоторое время рылась у себя в сумочке и, в конце концов, извлекла оттуда вырезку той самой статьи из "Глазго Клэрион", которая стоила младшему констеблю Дункану стольких неприятных мгновений и упреков от начальства.
- Я только хотела спросить, - прошелестела она, с мольбой поднимая на полицейского свои васильковые глаза, - есть ли какие-то реальные основания для… для этих чудовищах намеков?
Дэлзиел проглядел статью чрезвычайно внимательно, как будто первый раз ее видел, и осторожно ответил:
- Это, м-м… всего лишь предположение.
- Понимаете, - сказала миссис Смит-Лемесурье, - тут утверждается, что убийство совершено живописцем. На каком основании?
- Ну… - замялся сержант. - Впрочем, не буду отрицать, есть определенные факты, указывающие на это.
- О! - разволновалась женщина. - А я-то надеялась… То есть думала… Можно сказать, даже хотела, чтобы все это оказалось лишь выдумкой репортера. Вы ведь знаете, какие журналисты страшные люди! Однако эту идею ему действительно подсказала полиция?
- Не могу сказать наверняка, - ответил сержант. - Репортер мог подхватить ее от какого-то другого безответственного лица.
- Но полиция тоже так считает? - продолжала настаивать миссис Смит-Лемесурье.
- Я бы не стал это утверждать наверняка, - нахмурился Дэлзиел, - но с учетом того, что покойный, как и большинство его приятелей, был художником, версия выглядит вполне вероятной.
Миссис Смит-Лемесурье нервно теребила застежку на сумочке.
- В статье, - сказала она, - упоминается ведь мистер Грэхем.
- Да, верно, - согласился с очевидным сержант.
- Я уверена, совершенно уверена, - женщина снова подняла синие глаза на сержанта, ища поддержки. - Не может быть, чтобы вы… чтобы вы действительно подозревали мистера Грэхема в таких ужасных злодеяниях.
Дэлзиел удивился:
- Согласитесь, - сказал он, - когда совершено преступление и возможный участник не может или отказывается объяснить, где он находился в это время, возникает почва для некоторых сомнений. Не буду утверждать, что это так называемая окончательная презумпция, но основания для того, что мы бы определили ситуацию словами "общее подозрение" есть.
- Понятно… Скажите, сержант… Предположим, на минутку предположим, если бы кто-то мог отвести от мистер Грэхема, как вы выразились, "общее подозрение", ведь не обязательно будет, э-э-э… заявлять об этом публично?
- Это зависит, - Дэлзиел в упор посмотрел на гостью, - От характера полученных сведений. Если они полностью исключат малейшее касательство этого джентльмена к преступлению, будут подкреплены неоспоримыми фактами и станет очевидно, что дело не требует судебного разбирательства, в таком случае не возникнет совершенно никакой необходимости их обнародовать.
- О, ну тогда… Мистер Дэлзиел, я могу положиться на вашу деликатность? То, что я должна сказать, так ужасно, но я уверена, вы поймете меня, одинокую несчастную женщину… Право, не знаю, как начать…
Миссис Смит-Лемесурье вытащила тончайший носовой платок и приложила его к глазам.
- Успокойтесь, - подбодрил ее сержант. - Не надо так нервничать. В своей профессии мы постоянно сталкиваемся с ужаснейшими вещами, о которых привыкли не вспоминать. Кроме того, - предупредительно добавил он, - я женат.
- Не знаю, не знаю… Может быть, это к худшему, - простонала миссис Смит-Лемесурье. - Впрочем, я уверена, - она с надеждой взглянула поверх платка, - что вы добрый, отзывчивый человек и меня не осудите…
- Боже, конечно, нет! - уверил женщину сержант. - Не мучайте себя, миссис Смит-Лемесурье. Просто расскажите мне обо всем, как родному отцу.
- Хорошо. Сам мистер Грэхем никогда не признается, ведь он так добр и благороден! Мистер Дэлзиел, Грэхем умолчал о том, где провел ночь с понедельника на вторник, потому что был со мной.
Миссис Смит-Лемесурье перевела дух. Сержант, заранее предвидевший суть откровения, кивнул.
- Вот оно как… Ну что же, это действительно серьезная причина для молчания, очень серьезная. Будьте любезны, уточните, в какое время мистер Грэхем пришел и когда он покинул ваш дом?
Женщина мяла тонкий платок маленькими пухлыми лавками.