Глава 16
У Мэгги Белл выдалось чрезвычайно интересное утро. Оно наступило после "очень трудной ночи", как сама она называла свое состояние. Мэгги почти всю ночь не сомкнула глаз, а когда засыпала, ее мучили кошмары. По иронии судьбы она крепко заснула как раз тогда, когда по телефону сообщали самые интересные новости.
В результате Мэгги чувствовала себя больной, усталой и разбитой, когда мать помогла ей одеться и перевела ее на кушетку около окна. Как правило, час-другой в день она заделывала швы и пришивала пуговицы, крючки и петельки. Долго заниматься этой работой Мэгги не могла, но удивительно, как много она успевала сделать за день, и миссис Белл считала, что для нее это большая подмога. Но это утро Мэгги была не в силах держать иголку, она на самом деле плохо себя чувствовала. И сегодняшний день тянулся особенно долго, потому что как бы ты ни любил читать, нельзя же читать весь день напролет. Если бы сейчас произошло что-нибудь интересное, она с удовольствием бы подслушала, вот это было бы развлечение. Но жизнь, конечно, очень редко преподносит приятные сюрпризы. Что лишний раз доказывает, как впоследствии говорила миссис Белл, что никогда нельзя роптать на судьбу.
Мэгги лежала на кушетке, накинув на плечи шаль, плед прикрывал ее до пояса, и ближайшая к ее кушетке оконная створка была открыта, чтобы она не пропустила ничего интересного из происходящего на улице. Мэгги провела у окна не больше пяти минут, когда услышала, как мистер Магтроп зовет с улицы мистера Биссета, который находился в магазине. Мистер Магтроп слыл в районе лучшим сборщиком новостей и был по профессии булочником; по понедельникам, средам и субботам он обычно объезжал всю округу, естественно, с самыми благими намерениями. Это был человек невысокого роста, но обладающий столь зычным голосом, что пел в хоре басом, поэтому Мэгги отлично слышала каждое произнесенное им слово. А говорил он следующее:
- Доброе утро, Гарри. Ты слышал, наверное, что случилось в Филд-Энде?
Мистер Биссет ничего не слышал. Так он и заявил, выйдя на порог. И мистер Магтроп, высунув голову в полуоткрытое окно грузовичка, сказал:
- Убийство, вот что случилось. И какого прекрасного пожилого джентльмена укокошили.
- Неужели мистера Филда? - Мистер Биссет так удивился, что чуть не лишился дара речи.
Альберт Магтроп торжественно кивнул:
- Убили в его собственном кабинете. Сидел за своим собственным письменным столом.
- Невероятно!
Мистер Магтроп рассказал довольно подробно о том, что произошло. Затаив дыхание, Мэгги выслушала, как мисс Джорджина проснулась посреди ночи от звука выстрела, а может, и потому, что хлопала от ветра застекленная дверь, ведущая на террасу. Мистер Магтроп сообщил также множество деталей, которыми его снабдила у черного входа Дорис Миллер, одна из двух служанок, приходивших днем в Филд-Энд помогать по хозяйству. Дорис была кузиной миссис Магтроп, так что в истинности ее сведений сомневаться не приходилось, действительно в Филд-Энде случилось несчастье.
Трепеща от волнения, но в то же время чутко прислушиваясь к телефону, который тихонько позвякивал, когда кто-то на параллельной линии набирал номер или звонили кому-то в Филд-Энд, и, придвинувшись как можно ближе к окну, чтобы не пропустить ни слова из того, о чем говорили на улице, Мэгги забыла о скуке. Филд-Энд был соединен параллельной с Дипингом линией, поэтому Мэгги не составляло труда услышать, как инспектор Смит звонит в полицейский участок в Лентоне, а из полицейского участка в Лентоне звонят инспектору Смиту. Таким образом, она услышала, что вызвали Скотленд-Ярд, а немного позднее, что из города едет старший инспектор Эббот. В Дипинге не было человека, который не помнил бы его школьником. Он был и навсегда остался мистером Фрэнком, и весть о том, что он приедет в Филд-Энд расследовать убийство, значительно усилила интерес к этому событию.
Мэгги, жадно впитывавшая новости, услышала, как мисс Сисили, она же миссис Грант Хатавей, звонила своей матери в Эбботсли.
- Дорогая, это ты? Какой ужас! Наверное, ты слышала...
Миссис Эббот на другом конце провода сказала, что слышала, ей сообщил новости молочник. Потом опять заговорила мисс Сисили:
- Говорят, подключили Скотленд-Ярд. Как ты думаешь, они пришлют Фрэнка?
- Не знаю... возможно.
- Они уже так делали. Дорогая, разве ты не собиралась приехать к нам в ближайший уик-энд вместе с мисс Силвер?
- Да, мы собирались, но мисс Силвер не уверена, сумеет ли она освободиться на этот уик-энд, потому что одна из ее племянниц - та, которая вышла замуж за адвоката из Блэкхита, - возможно, захочет, чтобы мисс Силвер приехала к ней и... Так о чем мы говорили?
- Ты отвлеклась, дорогая. Так Моди приедет или нет?
- Сисили, как-нибудь ты забудешься и назовешь ее так в лицо!
- Боже упаси! По-моему, Фрэнк как-то назвал ее по имени. Дорогая, ты мне так и не ответила, приедет мисс Силвер или нет, но я уже догадываюсь, что, скорее всего, не приедет. Какая жалость!
В телефонной трубке раздался неторопливый голос миссис Эббот:
- Не следует делать поспешных выводов. Я не говорила, что она не приедет, - напротив. Твой отец только что отправился на машине в Лентон, чтобы встретить ее.
Каких трудов стоило Мэгги Белл не вмешаться в этот разговор и не спросить у миссис Эббот и мисс Сисили, действительно ли именно мистер Фрэнк приедет из Скотленд-Ярда, только, конечно, это было невозможно, и она прекрасно все понимала. Теоретически все в Дипинге знали, что Мэгги подслушивает разговоры по параллельной линии, но она занималась этим так много лет, что практически все об этом забыли. Когда разговариваешь в своей комнате с близким другом, иллюзия полной секретности создается помимо воли. Кроме того, всем было известно замечание миссис Эббот: "Если Мэгги интересно слушать, как я заказываю рыбу в Лентоне, пусть себе получает удовольствие". Точно так же думало подавляющее большинство. Телефонные переговоры в Дипинге легкомысленно продолжались по не стесненной излишними условностями линии, а Мэгги Белл по-прежнему получала от этого массу удовольствия.
Мэгги не пропустила ни одного звонка. Не меньше трех раз звонили из Филд-Энда лондонскому нотариусу и дважды, судя по имени, в Скотленд-Ярд. Мэгги казалось, что полиция очень торопилась выяснить все подробности относительно завещания бедного мистера Филда. Именно этой теме были посвящены все звонки. Она слышала, как мистер Фрэнк говорил с леди в лондонской конторе.
Позднее она услышала, как мисс Сисили звонила в Филд-Энд. Мисс Сисили хотела поговорить с мисс Джорджиной Грей, но сначала ей пришлось объясняться с полицейским офицером. Только после переговоров с ним мисс Джорджине разрешили подойти к телефону. Объяснение с полицейским офицером Мэгги не заинтересовало, а когда трубку взяла мисс Джорджина Грей, из нее лишнего слова не удалось вытянуть, только "да" или "нет". Мисс Сисили, как всегда, разговаривала с ней нежно и ласково. Может, мисс Сисили и не такая уж красотка, но сердце у нее золотое.
- Джорджина, милая... я тебе так сочувствую!
- Да.
- Дорогая, с тобой все в порядке?
- Да.
- Я хочу спросить, не могу ли я чем-то помочь? Ты знаешь, тебе достаточно только сказать мне. Может, ты хочешь, чтобы я приехала?
- Нет. - После этого слова возникла пауза, и потом как бы вдогонку: - Ты очень добра. Твой кузен здесь. Он считает... - Голос ее окреп, и Джорджина продолжала уже на иностранном языке.
Мэгги почувствовала себя оскорбленной, но на другом конце линии мисс Сисили пришла в ужас, потому что Джорджина сказала ей по-немецки: "Он думает, что это сделала я". Сисили ответила на том же языке:
- Не может быть!
- Может.
- Он не имеет права! Что бы ты ни говорила, я приеду повидаться с тобой!
Джорджина разговаривала по отводной трубке из своей гостиной. Ей не хотелось видеть никого, даже Сисили. Она хотела только одного: чтобы ее оставили в покое, ей необходимо напрячь все силы и держать под строгим контролем свои мысли, волю и действия. Она произнесла в ответ лишь одно слово:
- Нет.
И услышала, как Сисили сказала:
- Дорогая, ты не права... я приеду!
На этих словах связь прервалась, и Джорджина осталась сидеть у телефона, сжав в руке молчавшую трубку. Затаившая дыхание Мэгги поняла только последнюю фразу. Желая быть правильно понятой, Сисили Хатавей выразила свое решение совершенно недвусмысленно, по-английски. Мэгги была целиком и полностью согласна со старшим инспектором Лэмбом, который также не одобрял перехода на иностранные языки. То, что нельзя сказать на своем родном языке, или не стоило говорить совсем, или, скорее всего, это было нечто такое, чего вы стыдились и не хотели, чтобы вас поняли другие. Старший инспектор не был знаком с Мэгги Белл, у них был разный круг общения, но, по крайней мере в этом отношении, они испытывали одни и те же чувства.
Мэгги положила трубку и погрузилась в размышления, что же за секретный обмен информацией произошел между мисс Сисили и мисс Джорджиной. Они всегда были близкими подругами, хотя между ними и была разница в возрасте года четыре или пять и трудно было представить двух менее похожих женщин. Не так давно мисс Джорджина приносила кое-какие платья, чтобы переделать их для своей кузины. Мэгги восхищалась ею. У Джорджины была великолепная фигура, светлые золотистые волосы и такие изумительные глаза. Мисс Сисили рядом с ней не смотрелась, зато ее кузина, Мирри Филд, была просто очаровательна. С ней тоже было приятно. Она так мило благодарила мамочку: "О, миссис Белл, как красиво вы все сделали! Никто и не подумает, что все это переделали для меня, правда?" Мисс Джорджина приносила такие прекрасные вещи, но у нее всегда были красивые платья, и ничего удивительного, что мисс Мирри они так понравились. То, в котором она пришла к ним, совершенно не годилось для обитателей Филд-Энда. Мэгги назвала его про себя дешевым и уродливым, мамочка запрещала ей говорить вслух такие вещи. Если хоть чуточку разбираешься в портняжном мастерстве, сразу заметишь разницу между дорогими и дешевыми платьями. Из дешевой материи ничего путного не выйдет, она все равно будет выглядеть плохо, ничего с этим не поделаешь, но дорогая вещь всегда выглядит прекрасно, сколько бы ты ее ни носил.
Глава 17
Фрэнк Эббот уехал из Филд-Энда вместе с сержантом Хаббардом и повез его на ленч в "Рэм". Им гостеприимно предложили перекусить в Филд-Энде и получили в ответ вежливый, но решительный отказ. В "Рэме" готовили простую, добротную пищу. Когда они перекусили, Фрэнк оставил Хаббарда добираться автобусом до Лентона, а сам отправился в Эбботсли повидаться с родственниками. Было небесполезно переброситься парой слов с Моникой.
Рут, горничная Моники, открыв дверь, одарила его лучезарной улыбкой. Они уже закончили ленч, сообщила она, и все находятся в маленькой столовой рядом с кухней. Рут побежала вперед, чтобы обрадовать хозяев известием о прибытии "мистера Фрэнка". Он вошел в уютную небольшую комнату, которую все предпочитали просторной чопорной гостиной, обставленной в соответствии со вкусами покойной леди Эвелин Эббот, где над всем господствовал ее портрет. Маленькая столовая, более удобная по размерам, была меблирована Моникой, и, к счастью, в ней отсутствовали парча и позолота. Стены украшал только один небольшой портрет: очаровательный акварельный набросок Сисили в детском возрасте. Фрэнк всегда входил в эту комнату с ощущением, что он вернулся домой. С таким чувством он вошел и сейчас.
Но едва он переступил порог, как застыл на месте, увидев мисс Мод Силвер, которая уютно устроилась в низком кресле, возможно привезенном из ее городской квартиры. Превратившись в немое изваяние, Фрэнк услышал смех Моники, которая подошла к нему пожать руку и, встав на цыпочки, поцеловала его в щеку.
- Что с тобой, Фрэнк, - сказала она, - надеюсь, у тебя хватит времени войти в комнату. Посмотри, кто к нам приехал!
- Я смотрю! - ответил он. - И боюсь, что это видение исчезнет, растворившись в воздухе! Так какими судьбами...
Мисс Силвер улыбнулась, ее расшитый цветочным узором мешочек для вязанья лежал на полу рядом с ней. Она была одета в темно-зеленое кашемировое платье того фасона, который Фрэнк привык видеть на ней: простое, строгое платье, юбка длиннее, чем того требовала мода, гладкий лиф, воротник поддерживали пластинки из китового уса, чтобы прикрыть остроугольный вырез на шее. Поскольку она прибыла с официальным визитом, на ней была старомодная золотая цепочка и ее любимая брошь - розочка, вырезанная из мореного дуба с ирландской жемчужиной посередине. В левой руке она держала кофейную чашку и, не вставая с кресла, протянула ему другую руку.
- Фрэнк, дорогой... как приятно.
Он сел. Рут принесла для него чашку. Ему налили кофе. Как выяснилось, полковник Эббот уехал по делам, повидаться с викарием, чтобы обсудить с ним церковные чета.
- Я ненадолго, - сказал Фрэнк.
Как всегда, он смотрел на Монику с любовью и удовольствием. Сисили унаследовала от матери темные волосы и глаза-вишни, но та не сумела передать ей свое обаяние, приветливость, приятные черты лица и, конечно, свою непринужденность. Фрэнк как-то сказал ей, что ему не приходилось встречать более спокойной женщины. В ответ Моника засмеялась и заметила, что он ошибается: она просто ленива. Она налила ему вторую чашку кофе, заметив, что ему следовало приехать к ним на ленч, раз он прибыл сюда в связи с трагедией в Филд-Энде.
- Молочник рассказал служанкам. Трудно поверить в случившееся, настолько все это ужасно. И всего две недели назад мы там танцевали! Ты еще ничего не выяснил? Это ограбление? Стоукс говорит, что стеклянная дверь на террасу была открыта и что бедняжка Джорджина услышала, как она хлопает, спустилась вниз и нашла его. Она была так к нему привязана. Для нее это, должно быть, ужасный удар.
- Мне кажется, - сказал Фрэнк уклончиво, - там жила еще одна особа, к которой мистер Филд был сильно привязан.
Моника опустила на поднос свою чашку:
- Что ж, она очаровательная малышка. Знаешь, когда я смотрю на нее, мне кажется, что я слышу журчание ручейка.
- Как выразительно сказано, - улыбнулась мисс Сил-вер. - Твои слова напомнили мне очаровательное стихотворение лорда Теннисона о ручейке:
Журчу по камешкам бездумно,
Звеня на все лады,
Волнуюсь у запруды шумно
И радуюсь игре волны.
Фрэнк рассмеялся:
- Она именно такая! Абсолютно точный портрет. Продолжайте - это ведь не конец стихотворения?
Мисс Силвер пришлось прочитать еще одно четверостишие:
- Движенье, блеск и танец пенный - В них и проходит жизнь моя; На мелководье неизменно Маню к своим забавам я.
Фрэнк выхватил одно слово и повторил его:
- Мелководье... ведь рябь как раз и возникает на мелководье, правда?
Миссис Эббот расстроилась:
- Все это нехорошо. Я не имела в виду ничего подобного, и ты это знаешь. И мисс Силвер всего лишь процитировала стихотворение, которое лорд Теннисон написал о ручейке. Мирри очень милая, хорошенькая малышка, и она тоже очень любила своего дядю. Не думаю, что жизнь баловала ее до того, как она попала в Филд-Энд, и, казалось, она не знает, как выразить благодарность за такой подарок судьбы.
Фрэнк послал ей воздушный поцелуй.
- Успокойся, дорогая. Я согласен с каждым твоим словом. Мне просто интересно, насколько глубоки ее чувства. Альфред ошибся, вставив в стихотворение слово "мелководье"! А теперь расскажи мне, как она ладила с Джорджиной?
Моника с чувством ответила:
- Я не встречала девушки добрее Джорджины.
В эту минуту в коридоре раздались шаги, и в комнату влетела Сисили Хатавей.
- Мамочка! - воскликнула она с ребяческим возмущением, но потом увидела Фрэнка и обратилась к нему:
- Так ты здесь? Что ж, я рада... - Но гнев помешал ей закончить фразу.
- Сисили, дорогая, ты не заметила мисс Силвер.
Румянец вспыхнул на смуглых щеках Сисили, глаза-вишни засверкали. Она обернулась к ней, протянув обе руки:
- И правда не заметила, как же так? Я ужасно грубо веду себя, но я в такой ярости, что на вежливость не осталось сил. Вы простите меня, правда? - Она наклонилась, торопливо поцеловала мисс Силвер в щеку и, выпрямившись, с новой силой набросилась на Фрэнка:
- Не понимаю, как у тебя хватает совести стоять здесь и смотреть мне в глаза? В самом деле, не понимаю.
- В данный момент ты действительно очень привлекательна. Гнев тебе к лицу, но, возможно, ты чересчур энергична после ленча. И вообще, в чем дело?
- А ты не понял?
- Сисили! - с ударением произнесла Моника.
Сисили топнула ножкой:
- Если бы все это касалось кого-то другого! Но Джорджина! Это чистой воды глупость, невежество, слепой идиотизм!
Светлые холодные глаза Фрэнка гневно сверкнули от изумления, но заговорил он лениво и неторопливо:
- Твоего словарного запаса хватит ненадолго, если ты будешь тратить его так безрассудно.
- Что ж, сегодня он у меня не истощится!
- Это, дорогая, яснее ясного.
- Не смей называть меня дорогой!
- Сисили... - снова повторила Моника.
Она уже много лет не видела, чтобы Сисили так безрассудно вела себя, и, несмотря на холодную сдержанность Фрэнка, чувствовалось, что он тоже разозлен. Моника безнадежно махнула рукой и отошла к камину, где встала, отвернувшись от них. С акварельного рисунка, висевшего на стене, на нее смотрела пятилетняя Сисили. Моника думала о том, что люди, не научившиеся держать себя в руках, немногим отличаются от пятилетнего ребенка. На портрете Сис была изображена в белом платьице, но с непреклонным выражением лица. Даже тогда нелегко было ладить с ней. Моника услышала, как Фрэнк говорит за ее спиной:
- Может быть, ты все же объяснишь мне, что я сделал или что намеревался сделать с Джорджиной.
В ответ Сисили бросила на него негодующий взгляд:
- Ты считаешь, что она застрелила своего дядю!
- Кто так говорит?
- Она!
- Детка, едва ли можно возлагать на меня ответственность за ее слова.
- Она бы так не говорила, если бы этого не было на самом деле!
- Ты хочешь сказать, что она, подобно Джорджу Вашингтону, никогда не лжет. Позволь напомнить тебе, что история, о которой сейчас идет речь, весьма недостоверна.
Сисили воскликнула в ответ: "О!" - и затем внезапно смягчилась:
- Фрэнк, ты же не думаешь так всерьез... это не Джорджина! Хотя ты и видел ее всего один раз, ты не можешь так думать о ней! Правда, не можешь! В ней просто нет этого... ничего такого!