- Я всегда оставляю черновики. Они все у меня в сохранности.
Комната была такая тесная и маленькая, что между кроватью и шкафом оставалось место только для письменного стола, на котором стояла пишущая машинка.
"На ней он, вероятно, и напечатал "Жертву"", - подумал Морис и отодвинул стул, чтобы протиснуться между кроватью и столом.
Состояние, в котором находился шрифт, подтвердило его предположения. Кулонж балансировал на табурете, роясь в коробке, стоявшей на шкафу. Не поворачиваясь, он протянул Морису клеенчатую тетрадь.
- Пожалуйста.
Это была толстая ученическая тетрадь, страницы которой были исписаны четким почерком. Поправки и замечания на полях, равно как и вставки на вклеенных листах, убедили Мориса, что это настоящий черновик.
- А здесь - другие, - сообщил Кулонж и положил на стол пять пыльных тетрадей.
Морис полистал их. Это действительно были черновики пяти романов, шедших под именем Морэ. Романы эти, благодаря своей оригинальности, повсеместно пользовались успехом.
Даниэль ограничился тем, что просто перепечатывал на электрической пишущей машинке те рукописи, которые давал ему фактический автор, работающий на него. При этом он только заменял слова или фразы.
- Каким образом возникло ваше соавторство? - спросил Морис.
- Морэ был клиентом в банке, где я работал. Когда был написан мой первый детективный роман, я, естественно, не знал, годится ли он. Как-то я собрал все свое мужество и поговорил с Морэ. Я тогда уже читал его.
Морис и Кулонж сидели рядом на кровати. В комнате было довольно холодно.
- Когда дней через восемь я увидел Морэ, он сказал, что мой роман хорош, но все же имеет много погрешностей, устранить которые может только специалист. Он объяснил мне, что нет смысла посылать его в издательство, а затем предложил продать роман ему. Я, конечно, был счастлив.
Морис вытряхнул из пачки сигарету. Он внимательно слушал. Кулонж закурил новую сигарету.
- И потом я все время работал на него.
- Сколько же он вам платил?
- Тысячу франков за книгу, если содержание составляло триста страниц. А за те, которые были экранизированы, - гордо добавил Кулонж, - он добавлял мне по тысяче!
Морис был удивлен, что молодой человек не имел понятия о том, как гнусно он был использован. Что такое тысяча или две тысячи франков, если Даниэль получал за экранизацию много сотен тысяч франков!
- Вы не пробовали освободиться от него? - спросил Морис. - Или хотя бы раз опубликовать под своим именем что-либо?
- Пробовал два года назад. Чтобы не быть некорректным, я предупредил его об этом.
"Чтобы не быть некорректным! Слышать теперь такое выражение в связи с Даниэлем было, по меньшей мере, странно", - подумал Морис.
- И он вас, конечно, обескуражил?
- Да, но по ряду различных причин. Он сказал, что неизвестному автору очень трудно найти издателя. Кроме того, я узнал, что Фонтевро вообще не имело дела с незнакомыми авторами. А если мою рукопись не примут, то он, естественно, не сможет ее купить. Если я захочу слишком много, то я могу потерять все. Но за исключением этого, - Кулонж сделал покорный жест, - за исключением этого все было хорошо.
- И никто из ваших друзей не говорил вам, что стоит попытаться собственными силами?
- Кроме моей тети никто не мог мне посоветовать. Морэ предупредил, что я никому не должен об этом говорить. А моей тете все равно, как я пишу, она в любом случае будет считать меня гением. Вы же убедились, что она все сделала тайком от меня?
- Не упрекайте ее. Ее надо благодарить за то, что, по край ней мере, одна ваша книга выйдет под вашим именем.
- Под моим именем? Наряду с вашими книгами?
Пьер Кулонж не мог поверить своему счастью.
- Значит, не все пропало?
- Да.
Но, говоря это, Морис думал совсем о другом. Несколько лет назад он познакомился с человеком, которого ценил за его честность, откровенность и душевные качества. Морис был связан с ним искренней дружбой. А смерть уничтожила не только его самого, но и все фальшивые представления, какие Морис о нем составил.
- Почему его убили?
Вопрос Кулонжа заставил Мориса вздрогнуть.
- Кто тот парень, который изображен в газетах? - продолжал спрашивать Кулонж.
Морис не имел намерения довериться Кулонжу и уклончиво дал понять о своем неведении. Он не хотел больше говорить ни о Даниэле, ни о его смерти, ни о его жизни.
Внезапно он почувствовал себя очень плохо.
Они молча спустились по лестнице, и когда вошли в комнату консьержки, Морис заметил, что мадам Брионне беседует с какой-то квартиранткой. Обе женщины стояли к нему спиной.
Потом женщина, беседовавшая с мадам Брионне, повернулась, и Морис увидел ее профиль.
Оставив изумленного Кулонжа, Морис бросился в комнату.
ГЛАВА 11
- Что вы здесь делаете, Валери?
Та удивленно посмотрела на него. Казалось, что его вопрос удивил ее больше, чем его присутствие в этом доме.
- Это вас нужно спросить, - ответила она, бросив любопытный взгляд на Кулонжа, который не спеша вошел в комнату вслед за Морисом. - Вы же звонили мне.
- Что?
- Вы же позвонили мне и сказали, что я должна приехать сюда.
- Ничего подобного.
По знаку своего племянника мадам Брионне тихонько вышла. Кулонж последовал за ней и закрыл дверь.
- Между прочим, вы знаете мой голос, - сказал Морис.
- Но не по телефону. К тому же, вы говорили очень тихо, а мне мешал шум в кафе.
- В кафе? Значит, вы еще раз выходили из дома?
- Нет, не выходила. Это вы звонили мне из кафе.
Можно действительно выйти из себя. Морис попытался взять себя в руки.
- Итак, лучше все по порядку. Когда был звонок?
- Примерно через полчаса после вашего ухода. Вы сказали, дословно: "Пожалуйста, приезжайте скорее к Пьеру Кулонжу, в предместье Сен-Мартин. Дом номер девяносто три. Я буду вас там ждать".
- Вам знакома эта фамилия?
- Нет.
- И, несмотря на это, вы приехали?
- Вам, видимо, было нужно срочно.
- Это очень легкомысленно с вашей стороны.
- Я все же доверяю вам.
- Но ведь я не звонил! - воскликнул Морис. - С вами разговаривал кто-то другой.
"Да, это мог быть только Дюпон, - подумал он. - Но зачем, зачем он послал сюда Валери?"
На этот вопрос он не мог ответить. Он попытался проанализировать события. Дюпон проследил за ним до предместья Сен-Мартин, потом увидел, что он вошел в дом номер девяносто три, и понял, что Морис пошел к Пьеру Кулонжу. Значит, Дюпону было известно о связи между Морэ и Кулонжем. Он был о нем так же хорошо информирован, как и о Валери, и как, вероятно, о своей будущей "Жертве".
Валери, сама того не ведая, привела сейчас важные доказательства. Возможно, то же самое относится и к Кулонжу?
Молодой человек курил и ходил перед домом. Морис жестом попросил его вернуться. В комнате консьержки он познакомил Пьера с Валери.
- Наша общая с Морэ знакомая, - не совсем правдиво объяснил Морис. - Соавтор Даниэля. Он живет со своей тетей.
- Она пошла к соседке, - сказал молодой человек, немного смущенный присутствием Валери.
Морис, как мог, объяснил ему, о чем шла речь.
- Если я этого парня уже видел, - сказал Кулонж, выслушав Мориса, - то я, конечно, узнаю его по портрету в газете.
- Возможно, он знает о вас со слов вашей тети. Она уже читала вечерний выпуск?
- Обычно она покупает только утренние газеты.
В вестибюле снова послышался стук женских каблуков. С растрепанными волосами и полными страха глазами в комнату консьержки ворвалась Изабель. Она бросилась в объятия к отцу.
- Папа! Ты не болен?
С врачебной сумкой в руках и с серьезным видом за ней следовал Жан-Люк.
- Не надо волноваться, - сказал он.
Но вокруг себя он видел не взволнованные, а совершенно озадаченные лица.
- Все в порядке, все в порядке, - успокаивал Морис дочь, прижимая ее к себе.
- Я так боялась за тебя, - слабым голосом проговорила Изабель. Она вся дрожала.
- Но со мной ничего не случилось.
- Я осмотрю вас, - сказал Жан-Люк, не желавший отказаться от своей миссии спасителя человечества. - Последствия несчастного случая обычно обнаруживаются спустя время.
- Последствия несчастного случая? - повторил Морис. - Вам сказали, что со мной произошел несчастный случай?
- Да, нам позвонили.
Итак, трагикомедия продолжалась: Изабель с Жан-Люком на Улице Кошуа репетировали сцену на балконе, когда зазвонил телефон. Мужской голос, большего Изабель не могла сказать, сообщил ей, что с ее отцом произошел несчастный случай в предместье Сен-Мартин. Ее вызвали, а его внесли в комнату консьержки.
- Затем трубку положили. А я чуть не упала в обморок. Слава богу со мной был Жан-Люк.
- По счастью, со мной была машина. Благодаря этому мы смогли быстро приехать.
Жан-Люк недоверчиво посмотрел сначала на Валери, потом - на Кулонжа.
- Если это какая-нибудь шутка, то я должен считать ее пошлой.
- С мадемуазель Жубелин поступили точно так же, - сказал Морис. - Она тоже только что приехала.
Какую цель преследовал убийца таким, казалось бы, бессмысленным образом действий? Хотел ли он просто позабавиться? Или же хотел доказать, что он вовсе не обречен на пассивность? А может быть, его поступок был каким-то эффектным шахматным ходом, мотивы которого еще не ясны?
Тема разговора истощилась. Каждый чувствовал себя не в своей тарелке.
- Нам все же не следует пасовать перед этим парнем, - энергично заявил Жан-Люк.
Пьер Кулонж поддержал его:
- Этого он, вероятно, и стремится добиться.
Но это тоже не было логическим объяснением. Чтобы рассеять тревогу безмолвно стоявших женщин, Морис сказал:
- Надо сейчас же поставить в известность Фушероля.
Валери с сомнением посмотрела на него и показала на часы, стоящие на буфете. Было 21 час 22 минуты.
- Криминальный комиссар все двадцать четыре часа находится на посту, - ответил Морис. - У меня есть номер его домашнего телефона. Откуда здесь можно позвонить?
- Напротив есть пивная, - ответил Кулонж.
- Побудьте здесь, я скоро вернусь, - сказал Морис.
В высоком сводчатом вестибюле эхо повторило его шаги. Выйдя на улицу, он глубоко вздохнул, наслаждаясь свежим воздухом. Уличное движение затихло, многие учреждения были уже закрыты. На другой стороне, перед ярко освещенными окнами бистро стояла машина Жан-Люка, словно выпрыгнувшая из юмористической книжки. Морис пересек улицу. Он уже хотел открыть дверь бистро, как вдруг заметил черный "Пежо", проехавший мимо него. У машины был номер 9082-У-75. Морис замер, ожидая, что в следующий момент что-то произойдет. "Пежо" замедлил ход и остановился возле дома номер девяносто три. Задняя правая дверка открылась, и из нес вылезла массивная фигура комиссара Фушероля. Он поспешил к воротам дома и быстро скрылся в темноте. Машина поехала дальше. Торопливыми шагами Морис вернулся в дом. Он догнал комиссара, когда тот входил в дверь консьержки.
- Ну, что здесь случилось? - проворчал он и повернулся к Морису, добавляя: - Разве дело настолько важное, что нужно было вызывать меня?
- Я могу только сказать, что не вызывал вас, - ответил Морис.
Комиссар удивленно посмотрел на него, потом принял надменный вид.
- Отвечайте, мсье Латель, - приказал он. - Вы позвонили мне и попросили как можно скорее приехать, да или нет?
Валери со вздохом опустилась на стул. Изабель нервно улыбнулась. Комиссар насупился, и лицо его покраснело.
- Я попросил бы не смеяться надо мной, - резко сказал он.
- Прикажите это лучше Дюпону, - сказал Морис.
В этот момент появилась мадам Брионне. Она вошла так же тихо, как и выходила. Своими зоркими глазами она тотчас же заметила в почтовом ящике конверт.
- Недавно этого еще не было, - заметила она.
На конверте не было ни адреса, ни фамилии, и он не был заклеен. Это была страница из "Криминалистики", на которой помещалось интервью с Даниэлем Морэ. Бросалась в глаза набранная жирным шрифтом фраза:
"УБИЙЦА НЕИНТЕЛЛИГЕНТЕН".
Слово "убийца" было подчеркнуто, а сверху крупными буквами было написано "полицейский".
ГЛАВА 12
Тусклый сумеречный свет наполнял комнату. Изабель с Жан-Люком уже в десятый раз слушали магнитофонную запись с "Сирано". Вторая половина дня проходила уныло. Милорд вылизывал свои нежные лапки розовым языком. Нельзя было сказать, что серьезный голос Жан-Люка, доносившийся из динамика, был неприятным, но все же он совсем не подходил к образу Сирано, равно, как и Пердикана. Морис закрыл дверь своего кабинета.
За прошедшие три дня Дюпон никак не проявил себя. Вероятно, тому причиной было распространение его портретов во Франции и в пограничных с ней странах. Таково, по крайней мере, было мнение Фушероля. Его отдел был буквально затоплен присланными сообщениями, и все его сотрудники занимались их проверкой.
- Послушайте, - сказал комиссар Морису, когда тот сетовал на медленное выяснение дела, - здесь все происходит не так, как в ваших детективных романах. Для нашей профессии прежде всего нужно терпение.
Недавняя удивительная история не обескуражила его.
- Идиотская выдумка безумного, который играл с огнем, - сказал он.
Морис не мог полностью разделить его мнение. Конечно, Дюпон - сумасшедший, но разве, несмотря на это, не проявлял он все время удивительную осмотрительность и логику?
"Дюпон был из тех безумцев, которые на первый взгляд кажутся нормальными", - писал Даниэль.
"Окровавленный безумец", - называли газеты Дюпона. Они до сих пор на первой странице помещали статьи о случившемся с Морэ.
Фушероль теперь не считал нужным держать в тайне ранее замалчивающиеся обстоятельства дела. Теперь общественность была информирована обо всем. Рукопись Даниэля появилась в печати. Один психиатр поставил диагноз и объявил убийцу шизофреником, а еженедельники перепечатывали интервью из "Криминалистики". Морис Латель, "критик и выдающийся автор детективных романов", тоже не был забыт. В архивах были найдены старые фото, на которых он вместе с Даниэлем присутствовал на приемах и коктейлях. Благодаря этому Морис попал в центр внимания общественности. Фонтевро торопило его: просили поскорее закончить находящийся в работе роман, чтобы заработать на бесплатной рекламе. Со всех сторон к нему сыпались заказы на статьи, но он не очень интересовался этой работой. Когда он писал, его мысли постоянно отвлекались. Он начинал думать о Даниэле, Кулонже, Дюпоне, Фушероле и чаще всего - о Валери. Теперь они виделись каждый день. Под предлогом защиты Валери он встречал ее после работы в шесть часов и шел с ней ужинать. Казалось, что ресторан он выбирал случайно, но на самом деле он тщательно обдумывал выбор. Затем он ехал с Валери домой и некоторое время проводил в ее обществе. Его визиты изо дня в день становились более продолжительными. Накануне он часами молча наблюдал, как она рисовала. Они все больше сближались друг с другом. Морис был счастлив, что Валери, по ее словам, не любила Даниэля.
- Да, мой друг, - сказал он Милорду, - таковы наши дела.
Кот прыгнул на свое любимое кресло и, обосновавшись там, внимательно прислушивался к словам хозяина. Зазвонил телефон.
- Хелло, Латель?
- Да.
- Это Фушероль. Вы мне нужны. У вас есть сейчас время?
- Да.
- Не могли бы вы сейчас подъехать к полицейскому участку во Вьевр?
- Охотно приеду. Вы уже там?
- Нет. Но сейчас выезжаю туда.
- Есть что-нибудь новое?
- Я все расскажу вам на месте.
Комиссар положил трубку. Морис был в страшном возбуждении. Очевидно, опять что-то произошло. До шести часов оставалось уже не так много времени, и на свидание с Валери он сегодня не успеет. Морис позвонил ей на работу и сообщил об этом. Через несколько минут он уже ехал в машине. Из-за облачного неба сумерки, казалось, наступили раньше.
Круглая лампа матового стекла, похожая на белую конфетку, приклеенную к потолку, освещала мрачную комнату участка. Трехцветный плакат на стене призывал молодежь идти на службу в полицию. Лейтенант полиции предложил своим посетителям два удобных стула, а сам, со знанием своей значимости, сел за письменный стол.
- Здесь у меня результаты нашего расследования, - сказал он, хлопнув по папке. - Они в вашем распоряжении.
Фушероль прибыл сюда незадолго до Мориса и еще не успел ознакомиться с документами. С недовольным видом он сказал офицеру:
- Сначала сделайте краткий обзор.
- Расследование производилось до июня прошлого года. Точнее, до двенадцатого июня.
Точность, казалось, была неотъемлемой частью и свойством этого полицейского, который перед разговором, вероятно, внимательно просмотрел эти документы.
Пятнадцать месяцев назад, в воскресенье, после обеда во Вьевре случилось происшествие, взволновавшее весь округ. Некий Давид Шнеберг был убит на своей вилле около реки. Шестидесятилетний старик был владельцем кожевенного дела на площади Оперы в Париже. Со времени смерти жены он жил в одиночестве. Девушка-прислуга нашла его труп в понедельник утром.
- Девушка не жила в его доме?
- Жила. Но по воскресеньям она всегда уезжала к своим родственникам в Сен-Уан. Алиби было в порядке.
- Время преступления?
- По мнению судебного врача, в воскресенье между четырнадцатью и восемнадцатью часами.
- Орудие убийства?
- Тупой предмет, которым пробит череп.
- Что за предмет?
- Он не найден.
- Мотив?
- Неизвестен.
Вопросы Фушероля были краткими и немногочисленными. Они касались только существа дела. Комиссар предстал перед Морисом совершенно в ином свете.
"Почему, собственно говоря, он просил меня приехать?" - подумал Морис. Оба случая, казалось, не имели ничего общего. Он не нашел ответа на этот вопрос и был вынужден ограничиться ролью слушателя.
- Что-нибудь было украдено? - спросил Фушероль.
- Это не было установлено. Давид Шнеберг сам вел свои дела. Каждое утро он уезжал в Париж, а вечером возвращался во Вьевр. Возможно, он хранил у себя ценные вещи и крупные суммы денег, но этого никто не знал.
- Его знакомые?
- Он жил замкнуто и не имел друзей.
- Любовницы?
- Не было. После смерти жены он больше предпочитал выпивку.
- Подозреваемые?
- Свидетель видел поблизости неизвестного за рулем "Ягуара". Опознать его не удалось.
Разведя руками, полицейский выразил свое сожаление:
- Убийство все еще не раскрыто.
Фушероль иронически посмотрел на Мориса.
- Совершенно идеальное убийство или случайное стечение обстоятельств, благоприятных для преступника? Либо речь идет об особо интеллигентном убийце, либо ему просто повезло? В связи с этим случаем можно возобновить спор между убийцей и Морэ.
Морис промолчал. Лейтенант вежливо улыбнулся.
- Хорошо, - пробурчал Фушероль. - Ну, перейдем к свидетелю.
- Маноло Саншец, тридцати семи лет, испанский подданный, по профессии каменщик, проживает во Вьевре, - читал протокол лейтенант. - Женат, четверо детей, репутация хорошая. Здесь его показания, которые он дал в день обнаружения преступления.