- Ну-ну, - покровительственным тоном перебил Хейстингс, окидывая присутствующих дружелюбным, но несколько затуманенным взглядом. Ссадины на его лице были смазаны йодом, а затылок покрыт несколькими слоями бинта. Чувствовалось, что он гордится собственной глупостью, отказавшись повиноваться указаниям доктора. Его подвели к креслу, в которое он опустился со вздохом облегчения. На его сероватом лице появился легкий румянец.
- Послушайте, - серьезно начал Хейстингс. - Что сделано, то сделано. Боюсь, я все окончательно запутал, упав и чуть не сломав себе шею, но я хочу, чтобы вы поняли одну вещь. Верите вы или нет, но я не падал с дерева от страха или чего-то в этом роде! Я мог бы подняться и спуститься с завязанными глазами и одной привязанной рукой. Не знаю, как это случилось. Я спешил слезть и добраться до парадной двери, как вдруг - бах!
Хэдли повернулся на стуле, глядя на вновь пришедшего.
- Если вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы прийти сюда, - сказал он, - то, вероятно, в состоянии говорить. Я старший инспектор Хэдли и веду здесь расследование. Вы тот самый молодой человек, который видел, как готовится убийство, и хранил молчание?
- В данном случае да, - спокойно ответил Хейстингс.
Однако его самоуверенность едва не вызвала рецидив кровотечения. Молодой человек достал платок и прижал его к лицу, запрокинув голову.
- На сей раз обошлось, - заговорил он дрожащим голосом. - Тетушке Милли это бы не понравилось. Я готов к разговору, сэр, но хочу, чтобы Элинор и Лючия вышли. Мистеру Боскому лучше остаться.
- Я не желаю уходить! - вскрикнула Элинор и вскочила со стула. Ее светло-голубые глаза наполнились слезами, а хорошенькое личико стало жестким. - Ты д-дурак! - добавила она, переведя взгляд с Лючии на Хейстингса. - Мог бы прийти ко мне, а не к ней, и все мне рассказать!
- Прекрати! - резко сказала Лючия. - Выйди и не превращай дело об убийстве в семейную ссору.
- Я выйду, а ты останешься? - с усмешкой осведомилась Элинор.
- Я, если кто забыл, его адвокат… - Лючия умолкла, покраснев, когда Элинор усмехнулась снова. В такое-время, подумал Мелсон, эти слова звучат нелепо, какими бы правильными они ни были. Он вновь убедился, что женщины-адвокаты выглядят впечатляюще только до окончания юридического колледжа. Возможно, Лючия Хэндрет обладала блестящими способностями, но сейчас она казалась только привлекательной брюнеткой, уязвленной до глубины души насмешкой другой женщины. Хэдли быстро взял на себя инициативу.
- Я не собираюсь превращать это место в детскую или игровую площадку, - заявил он. - Пожалуйста, выйдите, мисс Карвер. Если мисс Хэндрет настаивает на своих адвокатских правах, полагаю, она должна остаться. - Его голос стал резким, когда Боском подошел к Элинор и взял ее за руку. - Неужели вы уходите? Вас это совсем не интересует?
- Нет, - холодно ответил Боском. - Я забочусь о правах мисс Карвер. Я провожу ее, как проводил бы любого, находящегося в детской, и скоро вернусь. Хотя меня мало интересуют показания полицейского осведомителя, подслушивающего через окно в потолке. Пошли, Элинор. Разве ты меня не узнаешь?..
Когда они удалились, сопровождаемые усмешками доктора Фелла, Хейстингс откинулся на спинку кресла.
- Мне часто хотелось, - с тоской произнес он, - двинуть в челюсть этому типу, но это бы слишком походило на избиение младенцев. Так он называет меня стукачом, а? - осведомился Хейстингс, вновь вспыхнув. - Я не питал к нему особой враждебности и собирался отнестись к нему помягче, но если этот маленький ядовитый…
- Что мне нравится в приютившем нас доме, - заметил доктор Фелл, - так это дух любви, доверия и веселья, который оживляет всех. Ох уж эти скромные радости английской семейной жизни! Продолжайте ваш рассказ, мой мальчик.
- …И мне кажется, он стремится наложить лапу на Элинор… - Сделав паузу, Хейстингс усмехнулся, глядя на доктора Фелла, как поступало большинство людей в его утешительном присутствии. - Вы правы, сэр… Труднее всего объяснить начало. Понимаете, я изучаю право в адвокатской конторе старого Фаззи Паркера здесь, в Линкольнс-Инн. Считают, что у меня неплохо подвешен язык и что я стану хорошим барристером, но это не так просто. Приходится изучать кучу, дребедени. Начинаю думать, что мне было бы лучше стать священником. Как бы то ни было, я, похоже, не добился особых успехов, а после уплаты за обучение и сверх того сотни гиней Фаззи остается немного. Я рассказываю вам все это потому, что, когда познакомился с Элинор… ну… - его шея дернулась, - нам приходится встречаться на крыше! Конечно, никто об этом не знает…
- Чепуха, - прервала его Лючия с прямотой юриста. - Об этом наверняка знают почти все в доме, кроме, может быть, бабули Стеффинс. Во всяком случае, Крис Полл и я знали, что вы читаете там стихи…
Измазанное йодом лицо Хейстингса побагровело.
- Я не читал стихи! Не лги, маленькая чертовка! Господи, лучше бы я никогда…
- Я всего лишь пыталась быть милосердной, старина, - фыркнула Лючия. - Ладно, не читали стихи, а делали то, что делали, хотя, на мой взгляд, место было не слишком удобным. - Она скрестила руки на груди. На ее полных губах мелькнула улыбка. - И тебе незачем трепыхаться. Крис Полл хотел подняться, просунуть голову в люк, простонать пару раз и сказать: "Это ваша совесть! Неужели вам не стыдно?" Но я ему не позволила.
Как ни странно, это не рассердило Хейстингса. Он уставился на нее.
- Ты имеешь в виду, что на крыше был Полл?
Терпеливо ожидавший Хэдли склонился вперед. В голосе Хейстингса слышались нотки ужаса. Это совсем не походило на эхо шутки, а вызывало видение темных труб над городом и чего-то движущегося между ними с неясной, но угрожающей целью.
- Довольно! - Голос Хэдли резко прозвучал в белой комнате. - Объясните, что вы имеете в виду.
- Несколько раз мне казалось, будто я слышу, как нечто ходит, - продолжал Хейстингс, - или вижу, как оно ускользает за угол трубы. Я думал, что кто-то шпионит за нами, но ничего не происходило, поэтому я, естественно, решил, что ошибся. Элинор я об этом не упоминал - не хотел ее тревожить. Понимаете, мы условились, что я буду приносить на крышу мои книги, а Элинор поможет мне в занятиях. Незачем улыбаться! - Он сердито посмотрел на присутствующих. - Это правда. На крыше есть плоский участок, окруженный трубами. Элинор приносила подушки и фонарь, которые хранила в сундуке на маленьком чердаке как раз по дороге на крышу. Трубы не позволяли заметить свет снаружи. Иногда, когда фонарь горел, мне казалось, что я слышу шорохи и царапанье, а один раз то, что я принимал за колпак трубы, внезапно сдвинулось в сторону, и я смог разглядеть в промежутке между домами звезды. Ночами, в полной тишине, чувствуешь себя как бы отгороженным от реальности - воображение разыгрывается, и кажется, будто за тобой наблюдают. До этой ночи я толком ничего не видел…
Хейстингс сделал паузу. Красивое лицо, перепачканное йодом, словно ради какого-то дикого маскарада, выглядело слабым и нерешительным. Бросив взгляд через плечо, он поднял перевязанную руку, чтобы поправить галстук, хотя его костюм был в плачевном виде, и снова опустил ее.
- Теперь про окно в потолке. Я заметил его и решил с ним подурачиться только потому, что у меня оставалось время до четверти первого, когда обычно приходила Элинор. Дом запирали в половине двенадцатого, и это давало всем время отойти ко сну. Но я всегда приходил на полчаса раньше. Поэтому я бродил по крыше, ступая неслышно, так как надевал теннисные туфли, и однажды увидел это окно…
- Одну минуту. Когда это было? - прервал Хэдли, быстро делая пометки в блокноте.
- Не менее полутора месяцев назад. Было еще тепло, рама оставалась приподнятой. Сверху мало что слышно, если не приложить ухо к окну. А когда Боском задергивал занавес, и вовсе ничего нельзя было разобрать. Но той ночью я обошел вокруг трубы и подкрался к самому окну, поэтому мог кое-что слышать. Я был уверен, что они не знают о моих визитах на крышу. А когда я услышал первые слова… - Он судорожно глотнул. - Боском сказал - я никогда этого не забуду: "Вопрос только в том, хватит ли вам духу наблюдать за убийством, Стэнли. Остальное просто. Убийство завораживает и начинает нравиться. - Потом он засмеялся: - Вот почему вы убили беднягу банкира - вы полагали, что это сойдет вам с рук".
Наступила очередная пауза. Хейстингс полез здоровой рукой в карман и достал портсигар, словно стараясь сохранить самообладание.
- Это были первые слова, которые я услышал, - тихо, но быстро продолжал он. - Я вытянулся и заглянул вниз сквозь ту часть окна, которая оставалась неприкрытой. Я увидел спинку большого голубого кресла, повернутого лицом к двери, и чью-то голову над ней. Боском ходил взад-вперед перед креслом, куря сигару, с открытой книгой в руках. Абажур лампы был наклонен, и я мог четко разглядеть его лицо. Он продолжал бродить туда-сюда, ухмыляясь и не сводя глаз с мужчины в кресле.
Странная вещь! - неожиданно воскликнул Хейстингс. - На нем были такие маленькие очочки, и свет отражался в них, не давая видеть глаза… В детстве у меня была тетя, которая состояла в обществе противников вивисекции и наклеивала где угодно агитационные плакаты. На одном из них был изображен врач, и выражение лица Боскома напомнило мне его лицо.
Я слушал ядовитые речи, которые слетали у него с языка. Боском собирался кого-то убить не по какой-нибудь веской причине, не ради денег или из ненависти, а только чтобы "понаблюдать за реакциями" жертвы, которую он загонит в угол, веля приготовиться к смерти. Он хотел, чтобы Стэнли присоединился к нему. Неужели Стэнли не нравится эта идея? Конечно, нравится. Разве Стэнли не хочет напакостить полиции за то, что его оттуда вышвырнули, совершив идеальное убийство или помогая его совершить? Боском сказал, что сам спланирует все детали, - его интересуют лишь реакции Стэнли, когда он вновь столкнется с пугалом, погубившим его карьеру.
Я мог видеть только одну сторону кресла и часть лица сидевшего в нем, но мне была хорошо видна его рука на подлокотнике. Когда Боском заговорил о том, чтобы напакостить полиции, рука начала сжиматься и разжиматься, приобретая странный голубоватый цвет. А Боском продолжал ходить взад-вперед в своем длинном халате мимо причудливой черно-желтой ширмы с нарисованными на ней крестами и вспышками пламени.
Мелсон снова ощутил неприятный озноб при воспоминании о ширме с рисунком санбенито - балахона, который носили жертвы аутодафе, направляясь к месту сожжения. Изображения оживали в белой комнате, никто не шевелился, а Лючия Хэндрет негромко заметила:
- По-моему, хобби мистера Боскома - испанская инквизиция.
- Да, - отозвался доктор Фелл, - но меня это не удивляет. Если вы, ребята, все еще придерживаетесь популярного мнения, что испанская инквизиция была всего лишь образцом бессмысленной жестокости, то вы знаете о ней так же мало, как Боском. Но сейчас это не важно. Продолжайте, молодой человек.
Хейстингс дрожащей рукой вставил в рот сигарету, а Лючия зажгла для него спичку.
- Ну, я пополз назад. Признаюсь, я нервничал. Эта история вызвала у меня страх перед крышей и тем, что могло по ней ходить. Конечно, я не думал, что их намерения серьезны.
Когда Элинор поднялась на крышу, я ничего ей не сказал, но она заметила, что мне не по себе, тем более что я спросил ее, кто такой Стэнли… Я запомнил слова Боскома: "Это должно произойти в четверг вечером". Слова застряли у меня в голове - я постоянно думал о них и, должен признаться, в какой-то мере надеялся…
- Надеялись? - перебил доктор Фелл.
- Погодите, сэр, - резко сказал Хейстингс. - Моя работа отправилась к дьяволу - все следующие вечера я подползал к окну, но об убийстве больше не говорили ни слова, даже в те два вечера, когда там был Стэнли. Не скажу, что я забыл об услышанном, но фраза "Это должно произойти в четверг" перестала звенеть у меня в голове, по крайней мере до сегодняшнего… вернее, уже вчерашнего вечера. Даже преследовавшая меня мысль о том, каким образом они собираются совершить идеальное убийство и избежать виселицы, стала не такой мучительной.
Этим вечером я полез на клен ровно без четверти двенадцать. Я запомнил время, так как часы на башне пробили четверть часа. Книг при мне не было - только газета в кармане, что, как вы потом увидите, было достаточно странно. Вероятно, вы обратили внимание, что дерево тянется вверх мимо одного из окон Боскома. Это никогда не создавало для меня затруднений, так как окна всегда были закрыты, а черные портьеры задернуты. Но в этот раз я заметил странную вещь. Луна освещала окна, и я увидел, что стекло в одной из створок разбито, а сама створка приоткрыта.
Забавно, как работает ум. В тот момент я всего лишь подумал, что нужно быть осторожнее, иначе Боском услышит звуки. Но когда я перебирался через водосточный желоб крыши, мне пришло в голову заглянуть в окно в потолке. Отдышавшись, я пополз к нему. Я старался избегать открытых участков, не желая, чтобы при луне меня увидели из соседнего дома. Потом из комнаты донесся тихий шепот, и я похолодел от ужаса, а руки у меня так задрожали, что я едва не перевалился за острый край рамы люка. "Мы все сделаем через пятнадцать минут или вообще никогда, - сказал Боском. - Отступать слишком поздно".
Я так затрясся, что был вынужден растянуться на скате крыши во весь рост. Мое пальто так скрутилось, что газета вылезла из кармана. Обернувшись, я увидел при свете луны дату выпуска так же четко, как вижу вас: "Четверг, 4 сентября"…
Хейстингс глубоко вздохнул. Огонек выжигал затейливую дорожку на боку его сигареты. В полной тишине он добавил:
- Потом Боском заговорил снова, и я узнал, как он собирается это сделать…
Глава 9
НЕИДЕАЛЬНОЕ УБИЙСТВО
Возможно, подумал Мелсон, Хейстингс никогда не станет выдающимся адвокатом. Но как рассказчик он обладал неоспоримыми достоинствами. Молодой человек явно сознавал, что завладел вниманием публики, поскольку ни один стул не скрипел и даже карандаш Хэдли перестал двигаться. На лице Хейстингса появилась кривая улыбка, делающая его старше своих лет. В наступившем молчании было слышно, как он дышит с легким присвистом.
- Когда я снова посмотрел вниз, - продолжал Хейстингс, - то не ощущал ни времени, ни места - ничего, кроме прямоугольника света, не скрытого занавесом. Как и прежде, я мог видеть правую сторону кресла, стоящего лицом к двери, саму двойную дверь и часть ширмы справа от нее.
Стэнли стоял положив руку на ширму - его лицо было зеленоватым, и он дрожал не меньше, чем я. Боском стоял возле лампы, вставляя пули в обойму пистолета. Судя по лицу, его подташнивало, но он улыбался, а его рука казалась абсолютно твердой. Подняв со стола пистолет - у него было довольно длинный ствол, - Боском со щелчком вставил обойму. "Господи! - заговорил Стэнли. - Я не могу смотреть на это! Мне это будет сниться всю жизнь!" А Боском терпеливо повторил весь план, убеждаясь, что все готово. Тогда мне все стало понятно.
Он придерживался принципов, которые изложил месяц назад. Во-первых, для "эксперимента" не должен быть избран тот, чья гибель явилась бы "потерей для просвещения человеческой расы". Это было в высшей степени достойно с его стороны, - усмехнулся Хейстингс, бросив сигарету в камин. - Во-вторых, жертвой должен стать опустившийся субъект, хорошо известный в этом районе, которого сочли бы вполне способным на ограбление. Потому он и выбрал попрошайку из ближайшего паба, к которому присматривался неделю, специально попросив хозяина вышвырнуть его из частного бара, дабы у этого тина имелись причины затаить на него злобу.
Кто-то издал приглушенный возглас, но Хейстингс не обратил внимания.
- По словам Боскома, он специально делал в баре намеки относительно количества денег и ценностей, которые валяются у него в комнатах без всякого присмотра… Судя кто тому, что мне рассказывала Элинор, Боском купил у старика ценные часы и хранил их в медной шкатулке, нигде не устанавливая сигнализацию, в отличие от старика. Элинор говорила, что эти часы нравились ей больше всех других в домашней коллекции.
Этим вечером Боском разыскал бродягу, позаботившись, чтобы их никто не видел, притворился расчувствовавшимся и предложил ему старый костюм, если тот ночью придет за ним в дом. После этого он приготовил все для инсценировки ограбления, так как…
Доктор Фелл открыл глаза.
- Минутку, сынок, - резко прервал он. - Неужели этот изобретательный джентльмен не опасался, что бродяга (полагая, что он тот, кем кажется) расскажет кому-нибудь о приглашении в дом за костюмом?
Лючия Хэндрет уставилась на Хейстингса.
- Разве ты не знаешь, Дон? - воскликнула она. - Или ты был слишком оглушен, чтобы услышать то, что я говорила тебе в другой комнате? Этот бродяга был…
- Повторяю вопрос, - перебил ее доктор Фелл. - Не мешайте, мисс Хэндрет. Я не стараюсь что-либо скрыть - просто нам незачем отвлекаться.
Хейстингс задумался.
- Боском предусмотрел и это. Он сказал, что не возражает, если бродяга проболтается, и даже надеется на это. Когда все будет кончено, это воспримут как его очередную ложь с целью объяснить свое присутствие, если его увидят околачивающимся возле дома, тем более что Боском его терпеть не мог.
Хотя был один странный момент. Помню, как Боском сказал Стэнли: "Не могу этого понять, но предоставляю вам об этом беспокоиться. Когда я изобретал предлог, чтобы пригласить его за костюмом поздно ночью, он сам это предложил". Боском добавил, что бродяга, очевидно, в самом деле рассчитывает что-нибудь украсть, если сможет найти легкую добычу. Он велел ему прийти ровно в полночь - не раньше и не позже - и позвонить в его комнаты. В доме будет темно, но это не важно. Если Боском не спустится, значит, он занят какой-то работой наверху и оставил дверь незапертой. Поэтому, если на звонок не ответят, бродяга должен потихоньку войти, стараясь никого не будить, чиркая спичками или ища выключатель, и пройти прямо к лестнице сзади и подняться наверх…
Естественно, Боском не собирался рисковать, выходя из комнаты, чтобы встретить бродягу. Его целью было убедить всех в доме, будто он лег спать в половине одиннадцатого.
- А теперь, - продолжал Хейстингс, постукивая ладонью по столу, - мы подходим к самому изобретательному трюку!
Ранее, около половины одиннадцатого, Боском проскользнул в темноте вниз, чтобы отпереть входную дверь и снять с нее цепочку. Разумеется, он попросил бродягу позвонить в полночь в дверь, чтобы знать заранее, что тот поднимается наверх… Прошу прощения?
Услышав возглас Хэдли, молодой человек рассеянно обернулся. Хэдли перевернул страницу записной книжки и посмотрел на доктора Фелла.
- Вот что слышал Карвер в половине двенадцатого, - сказал он. - Обратите внимание, что он слышал не голоса или шаги, как бывает, если кого-то впускают в дом, а только звяканье цепочки. Но важно не это, а другое. Понимаете, что?