- По-моему, объявляют о твоих беговых долгах в Сэндаупс и трубят во все фанфары, чтобы только привлечь к тебе всеобщее внимание. Или это только с масонами так делают? Ладно, не будем на этом останавливаться, потому что это единственное, что нам не грозит.
- Шарло, но вы же и не такие барьеры брали.
- Ничего подобного пока не было. Это не барьер - это гора.
- Как все это получилось?
- Лапочка, ну как люди погрязают в долгах? Это просто получается, одно к одному. И ведь знаешь, Робин, я так старалась! Мы жили как отшельники, отказывались буквально от всего. Дети были при этом совершенными ангелами. Близнецы и Генри обращались по всевозможным объявлениям и не оставили мысль найти работу. И они так великодушно отказывались от всяких удовольствий! Радовались любым дешевым развлечениям: объехали Англию, останавливаясь во второразрядных гостиницах, потом поехали в Остенде играть в карты и рулетку на сущие гроши, вместо того чтобы отправиться на Ривьеру, где отдыхают все их друзья. А Фрида с таким пониманием отнеслась к своему выходу в свет… Никакого бала, только обед и коктейль, которые мы устраивали буквально на жалкие пенсы. А теперь она посещает эту театральную школу и работает как вол, притом с совершенно ужасными людьми. Конечно, все это получилось из-за Чарли и этой истории с драгоценностями. Не проси, я тебе даже не стану рассказывать все целиком, потому что история эта слишком мрачная и запутанная, словами ее не передашь. Суть в том, что бедному Чарли нужно было иметь контору в Сити с покупателями на Востоке и в таких местах, как "Галле Фейс отель" в Коломбо. Он занялся этим делом на паях с сэром Дэвидом Стейном, который казался самым заурядным, но очень симпатичным человеком. Так вот, как оказалось, они устроили настоящую оргию подписывания всяческих бумаг, и не успело все закончиться, как сэр Дэвид вышиб себе мозги из пистолета.
- Почему он так поступил?
- Похоже, он делал большие дела и большие долги, и одна из его самых крупных сделок сорвалась совершенно неожиданно. И оказалось, что Чарли придется оплачивать кучу его счетов, потому что он - партнер сэра Дэвида. И счетов было столько, что у него не осталось денег, чтобы оплатить наши собственные счета, которые потихоньку накопились за полгода. Вот такие дела. Ну что ж, остается только не вешать носа и найти правильный подход к Габриэлю. Чарли послал ему совершенно очаровательную телеграмму, составленную ну просто совершенно как надо, понимаешь? Мы так над ней корпели… Габриэль живет в "Медвежьем углу" и ненавидит ездить в Лондон, поэтому мы надеялись, он просто сообразит, что нельзя позволить Чарли разориться, и пришлет ему чек. А он возьми и пришли в ответ телеграмму: "Прибуду пятницу, шесть часов. Вутервуд", так что мы все в лихорадке.
- Вы думаете, все может уладиться? - спросила Роберта.
- Ну, видишь ли, это настолько важно, что мы вообще не можем ничего думать. Не стоит говорить "гоп", пока не перепрыгнешь. Но мне страшно хочется найти к Габриэлю правильный подход. Как жаль, что Чарли его ненавидит до мозга костей.
- Мне кажется, он не может никого ненавидеть.
- Ну, он ненавидит Габриэля, насколько может. Габриэль всегда относился к нему довольно по-свински, он считает, что Чарли - мот. Сам-то Габриэль скряга.
- О господи!
- Вот-вот. Но он все-таки сноб, и мне как-то не верится, что он позволит собственному брату разориться. У него мурашки бегут по коже при одной мысли о скандальной славе. Нам остается только решить, какой подход найти к Габриэлю, когда он окажется здесь. По-моему, первым делом надо будет устроить его поудобнее. Он любит совершенно особенное шерри, которое практически нельзя достать, как я понимаю, но Баскетт собирается поискать. И еще ему нравится ранний китайский фарфор. И по счастливому стечению обстоятельств так получилось, что Чарли для будущего дела купил маленькую голубую вазочку, страшно дорогую, и в припадке безумия заплатил за нее наличными. И мне пришла в голову просто блистательная идея: пусть Майк вручит ее Габриэлю. Майк, если захочет, умеет быть таким очаровательным.
- Но, Шарло, если вазочка такая ценная, почему бы вам самим ее не продать?
- Может быть, и можно ее продать, но как? Во всяком случае, моя интуиция мне подсказывает, что лучше приручить этой вазочкой Габриэля. Нам надо поступать дипломатично. Ну, допустим, вазочка стоит сто фунтов. А нам нужны две тысячи. Почему бы не использовать плотвичку как приманку, чтобы поймать кита?
- Ну да, - с сомнением сказала Роберта, - только вот не покажется ли ему расточительством раздаривать такие дорогие вазочки?
- Да нет, - возразила леди Чарльз, махнув рукой. - Он будет в восторге. И во всяком случае, если он швырнет вазочку Майку в лицо, она же все равно останется у нас.
- Это верно, - согласилась Роберта, смутно чувствуя какой-то пробел в логике леди Чарльз.
- Мы все соберемся в гостиной, когда он придет, - продолжала леди Чарльз, - и мне кажется, что стоит представить какие-нибудь шарады.
- Что?! Шарады - ему?!
- Я знаю, Робин, затея с сумасшедшинкой, но, видишь ли, он и так знает, что мы немного не в себе, поэтому нет смысла притворяться, что мы не такие. А мы очень хорошо представляем шарады, ты ведь не станешь этого отрицать.
Роберта моментально вспомнила шарады Миногов в Новой Зеландии, особенно ту, которая представляла "райский сад". Лорд Чарльз, с моноклем в глазу и зонтиком над головой - чтобы намекнуть на зной - изображал Адама. Генри был змеем-искусителем, а близнецы изображали ангелов. Фрида, проникнувшись идеей, включилась в представление в роли Евы, нарядившись в почти Евин наряд: фиговый листок из оберточной бумаги и лифчик. Леди Чарльз выкопала где-то фальшивую бороду - в этом вопросе на Миногов можно положиться - и представила страшно раздражительного и сварливого Создателя. Плюшка была древом познания.
- А ему вообще нравятся шарады? - спросила Роберта.
- По-моему, он с ними никогда не сталкивается, и это очень нам на руку. Мы его развеселим. В этом-то и горе бедняги Габриэля. Он никогда по-настоящему не веселился.
В дверь постучали, и Генри просунул голову в комнату.
- Мне подумалось, вам захочется как следует посмеяться, - сказал он, - так вот: бэйлиф пробрался по черной лестнице и поймал бедного старину папочку. Бэйлиф сидит в кухне с Баскеттом и горничными.
- О боже мой! Только не это! - воскликнула его мать.
- А зовут его мистер Ворчалл, - хмыкнул Генри.
3
За ленчем леди Чарльз развивала свою теорию о том, как следует принять лорда Вутервулского (и Рунского). Семья, за исключением Генри, приняла самое что ни на есть горячее участие в обсуждении этого вопроса. Генри казался еще рассеяннее, чем обычно, и не в настроении. Роберта, к своему смущению, часто ловила его взгляд на себе. Генри смотрел на нее с необъяснимым выражением лица, которое беспокоило ее, пока она не сообразила, что он смотрит и не видит ее. Роберта перестала смущаться и стала внимательно слушать, что говорят остальные члены семьи. С каждым новым витком этой невозможно нелепой беседы таяли в дымке четыре года разлуки, и Роберта почувствовала, что снова начинает наполовину принимать безумную логику их рассуждений. Они страстно и горячо обсуждали, какие шарады подходят к такому случаю: леди Чарльз и ее дети - с горячим энтузиазмом, лорд Чарльз - беспристрастно и критически. Роберта все пыталась представить себе, что чувствует лорд Чарльз на самом деле перед лицом кризиса, и ей казалось, что вид у него слегка встревоженный. Но его бледное овальное лицо никогда нельзя было назвать выразительным. Близорукие глаза глядели дружелюбно и приветливо. Светлые усы и странно юный рот не придавали ему значительности, но все-таки он выглядел представительным, хотя и мягким человеком. У лорда Чарльза была странная привычка понижать к концу фразы свой несколько высоковатый голос, при этом широко раскрывая глаза и поглаживая себя по макушке. Роберта вдруг поняла, что не имеет ни малейшего представления, о чем он думает, хотя она очень его любит. Лорд Чарльз все-таки исключительно замкнутый человек.
- Ну, как бы там ни было, - говорила Фрида, - мы можем попытаться. Зальем в него шерри по самое горлышко и представим шараду. Как насчет леди Годивы? Генри будет скакуном, папуля - кошмарным супругом, один из близнецов изобразит Любопытного Тома, а остальные - сочувствующее население.
- Если ты думаешь, что я собираюсь гарцевать по гостиной, таская тебя в чем мать родила на своем горбу… - начал Генри.
- У тебя, Фрид, волосы недостаточно длинные, - заметила Плюшка.
- Я же не говорила, что это я буду леди Годива.
- Ну, вряд ли ты собираешься предложить маме раздеться догола, - сказал Колин. - К тому же ты точно имела в виду себя.
- Не будь дурочкой, солнышко, - произнесла леди Чарльз, - разумеется, мы не можем представлять леди Годиву. Дядя Г. придет в ужас.
- Он перепутает ее с шабашем ведьм, - заявил Генри, - и решит, что мы издеваемся над тетей В.
- Если Фрида собирается ехать на тебе верхом, то он обязательно перепутает, - предрекла Плюшка.
- Почему? - спросил Майк. - Пап, а на чем ездят верхом ведьмы?
Лорд Чарльз издал свой высокий короткий смешок. Генри задумчиво уставился на Плюшку.
- Если бы это не было так вульгарно, то было бы смешно, - изрек он.
- Ну хорошо, а почему бы не представить шабаш ведьм? - спросил Стивен. - Дядя Г. ненавидит тетю В. за то, что она к-колдует. Мне кажется, нас ждет большой успех. Он поймет, что мы на его стороне. Понимаете, можно сделать все тактично, не слишком явно. Можно составить шараду с п-подходящим словом, например, "кол-дунь-я".
- А как, интересно, ты покажешь "я"? - усомнился Колин.
- А Плюшка может выйти и показать на себя - ее так много… - сказал Генри.
- Скотина ты, Генри, - взорвалась Плюшка. - С твоей стороны свинство говорить, что я толстая. Ма-а-ма!
- Не обращай внимания, деточка, это же просто подростковая полнота. Мне кажется, что ты в самый раз, совсем не толстая.
- А можно представить "я" как уик-энд в "Медвежьем углу". Все зевают со скуки: я-а-а-а…
- Вот это будет уже по-настоящему грубо, - серьезно ответила ему мать.
- Но зато недалеко от истины, - сказал лорд Чарльз.
- Я знаю, Чарли, но все же так не годится. Давайте не сочинять на этот счет никаких глупостей. Давайте здраво поразмыслим над какой-нибудь забавной и милой шарадой. Не слишком вульгарной и не оскорбительной.
Последовало долгое молчание, которое нарушила Фрида.
- Я придумала! - воскликнула она. - Мы можем изобразить самих себя с Бэйлифами в доме. Можно представить завтрак, Баскетт входит и говорит: "К вам какой-то человек, милорд". Ведь вы не возражаете, Баскетт?
С улыбкой, которой требует беспредельная вежливость вышколенного слуги, Баскетт предложил Фриде сыру. Роберта вдруг подумала, что интересно было бы знать, находит ли Баскетт Миногов такими же забавными, как и она. Фрида спешно развивала свою идею.
- Мамочка, это же мысль! Ты только представь себе: Баскетт вводит Бэйлифа, а мы все его умоляем, и папочка сможет сказать все, что хочет сказать дяде Габриэлю. А Робин может изобразить Бэйлифа, она будет просто божественно выглядеть в шарфе и котелке. Будет и весело и храбро с нашей стороны.
- А какое слово выберем? - спросила Плюшка.
- Бэйлиф. Бей-лиф?
- И как же ты мыслишь показать второй слог? - возразил Колин.
- Может, уполномоченный? Как Майк распевал? Упал-намоченный.
- Это, моя дорогая, неприлично до невозможности.
- Ну хорошо, давайте тогда "отобрать имущество". Второй слог может быть про родственников. Можно изобразить даже самого дядю Г.! Робин вполне может представить дядю Г. Его пальто и зонтик где-то там в прихожей под рукой. А мы все встанем вокруг нее и будем умолять и говорить: "Твой собственный брат, Габриэль, послушай, ведь это родной твой брат".
- Ну да, все это очень хорошо, - заявил Стивен, - но ты з-забыла про мягкий знак в слове "отобрать"!
- Так ведь можно показать рукой на мягкое место…
- Достаточно, Фрид! - поморщился лорд Чарльз.
Глава 4
Дядя Г.
1
Наутро после приезда Роберта проснулась и увидела, как в оконное стекло косо светит лучик бледного лондонского солнца. Горничная в легком платьице раздвинула шторы и поставила поднос с чаем на прикроватный столик. В мыслях Роберты еще смешивались сон и явь. Окончательно проснувшись, она стала перебирать в памяти замечательные события предыдущей ночи. За час до рассвета ее провезли по улицам Лондона. Она видела, как струи из шлангов веером окатывают пустынные улицы, слышала дребезжание тележек с молоком, смотрела на причудливые силуэты крыш и дымовых труб на фоне светлеющего неба. Она слышала, как Биг-Бен возвестил четыре часа весеннего утра, а куранты Челси ему ответили. А еще раньше она танцевала в зале, полном теней, ослепительных огней, неумолчной музыки и людей. Она танцевала с Колином и Стивеном, с Генри. Колин валял дурака, притворялся русским и говорил на ломаном английском. Стивен, заикаясь, непрерывно болтал и шептал Роберте комплименты насчет того, как она танцует. Чаще всего она танцевала с Генри, который был молчаливее близнецов. Он так мало говорил, что Роберта, поддавшись внезапной панике, решила было, что он танцует с ней только из любезности и очень сожалеет об отсутствии особы по имени Мэри. В этом странном окружении Генри стал чужим, изысканным денди в белом жилете и с гарденией в петлице. И все же, танцуя с ним, Роберта чувствовала глубокое удовлетворение. Сейчас, все еще в постели, она перебирала в памяти минувшую ночь, и картины были столь ярки, что она не видела яркого солнца, бившего ей прямо в глаза, а представляла себе только, как она танцует с Генри. Вот они смешиваются с толпой других танцоров. Он не стал дожидаться, пока ее пригласят Стивен или Колин, а сам быстро пригласил ее и танцевал с ней еще долго после того, как все остальные вернулись обратно за столик. Он вел себя так решительно и при этом очень заботливо… Это и нравилось Роберте, и смущало ее. Однако, быть может, он просто беспокоился из-за этого их финансового кризиса. "Ей-ей, - подумала Роберта, - такой проблемы вполне достаточно, чтобы довести любого человека, кроме Миногов, до сотни инфарктов". Она поняла, что мысль об этом финансовом кризисе отдается противным привкусом в восхитительном ощущении ее собственной радости. О нем не говорили на протяжении всего этого ослепительного вечера, пока не приехали домой. Пробравшись домой в полумраке, они обнаружили, что Нянюшка оставила им термос овальтина, и выпили его, рассевшись возле электрообогревателя в комнате Роберты. Генри неожиданно рассмеялся:
- Что ж, ребята, может быть, нам недолго осталось тут быть.
Фрида, очень элегантная и бледная, приняла трагическую позу:
- Последняя ночь в милом родовом гнезде. Пауза. Слышны рыдания.
Наступило молчание, которое нарушил Стивен:
- Дядя Габриэль п-просто об-бязан протянуть нам руку.
- А если он откажется? - спросил Колин.
- Мы подкупим тетю В., чтобы она его заколдовала, - сказала Фрида. Она надвинула на глаза капюшон плаща, сгорбилась, растопырила согнутые крючком пальцы и проскрипела:
Пусть замкнет волшебный круг
Трижды каждая из нас:
Трижды по три - девять раз.
Стой - заклятье свершено!
Близнецы немедленно изобразили ведьм и стали кружить вокруг обогревателя вместе с Фридой.
Пламя, прядай, клокочи!
Зелье, прей! Котел, урчи!
- Заткнись-ка, Фрид, - буркнул Генри. - Мне казалось, что ты сама говорила, будто "Макбета" цитировать не к добру - вроде примета такая есть.
- Эх, дать бы тете В. все, что надо для колдовского зелья, - размечтался Колин. - Наверное, она будет просто счастлива извести дядю Габриэля.
- Хорошее зелье тяп-ляп, впопыхах не сделаешь, - заявила Фрида.
- Интересно, к-как все это д-делают приятели тети В., - сказал Стивен. - Наверное, скучно быть ведьмой, если нельзя наводить порчу на скотину или на своего благоверного - бородавки.
- Как бы мне хотелось, - вскричала Роберта, - чтобы вы рассказали мне про эту вашу тетю В. все как есть, а не мололи бы чушь насчет того, что она ведьма.
- Бедная Робин, - сказал Генри. - В самом деле ужасно глупо звучит, но, если тетиной горничной можно верить, тетя В. на самом деле взялась за изучение какой-то черной магии. Наверное, все сводится к чтению рассказов о колдовстве и столоверчению. На мой взгляд, тетя В. просто с приветом.
- Ладно, - Фрида зевнула. - Как бы там ни было, пора в постельку. - Она чмокнула воздух возле Робертиной щеки и порхнула к двери. - Близняшки, за мной, - скомандовала она.
Близнецы поцеловали Роберту и поплелись за Фридой.
Генри задержался в дверях.
- Выспись как следует, - посоветовал он.
- Спасибо, Генри, - ответила Роберта. - Какая прекрасная была вечеринка.
- В первый раз в жизни, - сказал Генри, - я подумал то же самое. Спокойной ночи, Робин.
Глядя на солнечные лучи, падавшие ей на одеяло, Роберта несколько раз пережила в мыслях эту сцену и почувствовала себя ужасно счастливой…