- Послушайте, я никак не уразумею, что вы говорите. - Она не спеша протерла очки. - Зачем мне таскать с собой револьвер, если я не умею им пользоваться. Чепуха какая-то…
- Грм… ваша тетя и ее секретарь были убиты этим оружием.
- Не сомневаюсь. Но ведь не я же их убила! У меня вообще никакого оружия никогда не было и нет, если, конечно, не считать ножниц для маникюра.
- Ну, хорошо, поставим вопрос иначе. Почему вы явились в контору вашей тети, а не к ней домой, если вы хотели ее просто повидать, как утверждаете?
- Все дело в том, что с вокзала я именно и направилась к ней домой. Экономка мне сказала, что тети нет, и объяснила, как найти контору. Это же за углом, буквально в том же доме. Ну, я и пошла в контору.
- Та-ак. Не слишком ли много хлопот, расходов на поездку и… торопливости, чтобы только "повидать" тетю?
- О, хлопоты меня не смущают. Я легка на подъем, подвижна и терпеть не могу застоя. И, наконец, надо же было когда-то навестить тетю Маргариту. Вот и все.
Баллер не верил ни единому ее слову. Доброе, испытанное чутье подсказывало ему, что Афродита что-то скрывает. И это что-то было так важно, что ради него она мается вот уже который час на допросе.
- Ну так вот, - откинулся он на спинку стула, - рассказывайте кому-нибудь ваши истории, а мне совершенно ясно, что вы должны были иметь очень вескую причину, чтобы вдруг бросить все и сломя голову примчаться в Кельн на часок-другой, а затем умчаться в свой Париж. Есть лишь одно вразумительное объяснение вашему поведению: вы знали, что едете в Кельн, чтобы ликвидировать тетю Маргариту.
- А секретарь? - спросила безучастно Афродита.
- Его вы устранили как нежелательного свидетеля.
- Вы действительно идиот, герр обер, - покачала головой Афродита и даже сочувственно вздохнула.
Гельмут Баллер взлетел со стула:
- Я категорически запрещаю вам!..
- Да ладно, не сердитесь, герр обер. Но ваша логика… она излишне железная.
- Ах, вот как! - Баллер снова уселся. - Что ж, "коллега", соорудите-ка свою собственную версию. Интересно узнать, на что вы способны. - И он всем своим видом выразил язвительное внимание.
- Бог мой, нет у меня никакой версии, - пожала плечами Афродита. - Я хотела повидать свою тетю, и это все. Не могла же я знать, что ее убьют перед моим приходом. Ну, а мне-то зачем было ее убивать? Она ведь ничего дурного мне не сделала. Мы едва были знакомы. Я о ней много слышала, это верно. Ну, что она довольно эксцентричная старушка, что у нее как будто не все дома. Но почему, бога ради, я должна за это ее убивать? Где же тут смысл?!
- В том-то все и дело. Возможно, лично вы против нее ничего не имели. Ну, а как, скажем, насчет политики?
- Вы меня забавляете, инспектор! Право, и чем дальше, тем успешнее. Представьте себе, я политикой не занимаюсь. У меня для нее нет времени, да я и не смыслю в ней ничего.
- Непременно представлю себе, - с готовностью откликнулся Баллер. - Как-нибудь на досуге. Представьте себе, Шмидхен, - повернулся он к спящему с открытыми глазами обермейстеру, который мгновенно очнулся, - перед нами уникум: студентка, не занимающаяся политикой. Сенсация, да и только!
Шмидхен коротко проржал в ответ.
- Пусть будет так, - отвечала Афродита. - Но я больше смыслю в размножении скарабеев, чем во взаимоотношениях членов НАТО.
- Отлично. Поехали дальше. Какую газету вы читаете? Делаете ли выписки из газет и журналов? И какого характера?
- Придется вас опять разочаровать. Я выписываю только журнал по энтомологии.
- Как, вы не читаете газет?
- Крайне редко. Мне, действительно, не хватает времени.
- Состоите в какой-нибудь партии?
- Нет.
- Какой сочувствуете?
- Над этим пока не задумывалась.
- Принимали участие в майских демонстрациях 1968 года?
- Конечно.
- Ага. Но вы только что утверждали, что политикой не занимаетесь и не интересуетесь. А на демонстрации ходите! Где же тут логика?
- Логика проста: нельзя заниматься посторонним, когда дело касается твоих товарищей, а значит и тебя. Видите ли…
- Достаточно, - удовлетворенно перебил ее инспектор, - объяснения приберегите для себя.
- Но…
- Никаких но. Из сказанного вами абсолютно железно, повторяю - железно, следует, что ваше неучастие в политике весьма и весьма сомнительно.
- Вы, конечно, можете думать, что хотите, инспектор, - дружелюбно заметила Афродита, - и делать любые выводы, даже если они неверны. Но будь они даже верны, не вижу связи с убийством на улице Штерненгассе.
- Ну что же, недурно для начинающего детектива, согласен. Однако это вам мало поможет. Положение ваше слишком безнадежно. - Баллер с некоторым сочувствием наблюдал за процедурой протирания очков. - Надеюсь, вы в курсе, чем занималась ваша старушка-тетя?
- Приблизительно. Она была президентом то ли клуба, то ли союза. Если не ошибаюсь, что-то курьезное.
- Баронесса фон унд цу Гуммерланг унд Беллерзин возглавляла Европейское движение за монархию, сокращенно ЕДМ. Это вам о чем-нибудь говорит?
- Каждый имеет какое-нибудь хобби.
- Это не ответ. Что вы знаете о целях ЕДМ?
- Ничего.
- Не увиливайте. Вы отрицаете цели этого движения?
- Насколько я знаю, времена монархий канули в Лету.
- К вашему сведению, баронесса была противоположного мнения. В качестве президента ЕДМ она весьма энергично и плодотворно содействовала развитию монархической мысли. Движение пользовалось большой симпатией почти всех европейских княжеских домов. Это подтверждают многочисленные письма наследных отпрысков Бурбонов, Габсбургов, Гогенцоллернов и Романовых. Мы обнаружили эти послания в секретере вашей тетушки. Что вы скажете по этому поводу?
Афродита пожала плечами. Она хорошо уловила странную вибрацию в голосе инспектора, когда он перечислял династии.
- Мне безразлично, - кротко ответила она. - Я знаю этих древних особ только по картинкам в иллюстрированных журналах. В высшей степени пресно и скучно. Предпочитаю кустарниковых муравьев. С ними интереснее…
- Я ожидал подобного ответа, - удрученно покачал головой Баллер. - Значит, вы признаете, что отнюдь не сочувствовали целям и стремлениям движения, которым руководила ваша высокочтимая тетя! Ну вот и видны как на ладони мотивы вашего преступления.
- В вас погибает сказочник, герр обер.
Но с Гельмутом Баллером что-то сотворилось.
- Да-а, - мягчел он на глазах, - усилия баронессы были весьма успешны. Как разъяснил мне один - не буду называть - представитель ЕДМ, оно приобретает все больше сторонников, особенно во Франции. И, не без оснований, полагают, что в недалеком будущем французский народ призовет Бурбонов. Но не только во Франции, а и в других солидных странах мнение склоняется в пользу монархии…
Оберинспектор внезапно замолчал, - эта несчастная, кажется, хихикает.
- Что вас развеселило?
- Бог мой, инспектор, за последнее время я не слышала лучшего анекдота: "Народ призовет Бурбонов". - И девица снова залилась.
Инспектору пришлось выждать, пока она успокоится. Он застегнул воротник рубашки, который расстегнул на девятом часу допроса. Слегка развернув плечи и приподняв подбородок, устремил свой взор куда-то в стену; приняв таким образом сидячее положение смирно, он сказал со скорбной торжественностью:
- Вам бы следовало ах с каким уважением относиться к благородному делу усопшей баронессы. К женщине, перед которой я склоняю голову, хотя и не разделяю до конца ее взглядов. Она посвятила свою жизнь благородной идее! А вы отняли эту жизнь. Вы в слепой фанатичной злобе убили!.. Но этого вам мало. Вы глумитесь над телами своих благородных жертв! - Гельмут Баллер даже привстал, как бы приподнятый собственным пафосом. И оживившийся вдруг обермейстер Шмидхен вскочил со стула в углу, тоже будто вознесенный то ли благородными целями баронессы фон унд цу Гуммерланг унд Беллерзин, то ли прозорливым подобострастием низшего чина, неустанно и мощно надеющегося на свое лучшее полицейское будущее.
На Афродиту, однако, столь редкостная сцена не произвела должного впечатления.
- Приземляйтесь, герр обер. В сидячем положении у вас лучше получается.
Баллер тяжело опустился на стул. Обермейстер последовал его примеру.
- Ну и женщина, - произнес инспектор. - Рядом с вами профессиональный убийца покажется слюнтяем. Или в вас вовсе не осталось ничего человеческого, или… не знаю что.
- Что вы, помилуйте, кое-что осталось. И я очень сочувствую тете, хотя ей это не поможет. Так вот, по-моему, она была слегка тронутой. Бурбоны! Гогенцоллерны! Что за ерунда! Папá говорил, что она еще в юности заболела "аристократизмом". Вы, наверное, знаете, она когда-то играла в театре мелкие роли, и к тому же, бог свидетель, была не слишком строгих правил. Но спала только с представителями "голубой крови". В чем единственно была последовательна и непреклонна. А когда некий голубой до кретинизма барон вздумал на ней жениться, она обеими руками вцепилась в него… И маленькая провинциалка достигла своей заветной цели, стала баронессой.
- Она покинула Францию вместе с бароном? - Баллер медленно расстегнул верхнюю пуговку рубашки.
- Да, вскоре после свадьбы. Разумеется, сцену тоже.
- Но вы с ней хотя бы переписывались?
- Очень редко. Ей, конечно, было не слишком приятно вспоминать о своем простецком происхождении.
- Понимаю, но тогда ради чего вы решили ее навестить? При всем том, что вы сейчас изложили, баронесса едва ли…
- Не знаю, она была мертва, когда я появилась в конторе. Почему я решила ее навестить? Просто из любопытства, инспектор.
- Значит, вас обуяло вдруг любопытство?
- Почему вдруг? Тетушка заинтересовала меня уже давно, но все не удавалось поближе с ней познакомиться. Пока на прошлой неделе я не выиграла на скачках небольшую сумму…
- Ах вот что, счастливый случай! - Баллер застегнул верхнюю пуговку.
- Вовсе нет. Я пошла туда специально, чтобы выиграть. И выиграла. У меня там знакомый жокей, которому я как-то оказала небольшую услугу, и он мне сообщил, на кого лучше ставить. На эти деньги я и отправилась в Кельн.
- И этой басне я должен верить? - спросил железный Баллер.
- Можете не верить, - ответила Афродита, сняла очки и полезла в карман за платком. - Я вижу, мне не удастся вас разубедить. Очень жаль.
- А теперь ответьте вот на какой вопрос: почему вы не удрали сразу после совершения преступления?
- Потому что я его не совершала.
- Потому, скажу я вам, что вы не знали: полиция уже предупреждена. Вы были спокойны и позволили себе небольшую передышку. Станете и это отрицать?
- Бог мой, да я бы сразу убежала, чуть завидела трупы. Но я не могла…
- Что? То есть вам помешали?
- Да, Август.
- Кто это? Ну, конечно, сообщник. И как я сразу не подумал! - Гельмут Баллер шлепнул себя ладонью по лбу. - Выкладывайте немедленно, кто этот сообщник. Фамилия. Адрес. Ну!..
- Август не человек, это всего-навсего скорпион.
- Что за дьявольщина! Какой скорпион?
- Видите ли, Август всегда со мной, в маленькой коробочке. Я его вырастила, он очень привык ко мне. Когда я вошла в контору и увидела убитых, я испугалась и выронила коробочку. Август, конечно, удрал.
- И вы… вы сидели и ждали его, а?
- А что оставалось? Это не первый раз. Он и раньше удирал, но долго оставаться в одиночестве не может, он очень привязан ко мне.
- Но это же опасно! Ведь скорпионы ядовиты, как будто, а?
- Конечно, но мой Август умница. Если его не дразнить…
- Мне бы ваши нервы, - простонал Гельмут Баллер. - Где же теперь эта пакость?
- Скорее всего там, в конторе. Бедняга, наверное, ужасно нервничает и готов кусаться…
Бедняга оберинспектор подскочил как ужаленный.
- Идите к чертям! - завопил он. - Вместе со своим Августом. Увести, Шмидхен… уберите эту особу с моих глаз…
- Бог мой, - заметила Афродита, провожаемая обермейстером к двери, - не понимаю, как можно так распускаться.
2
Едва войдя в камеру, Афродита кинулась к своим сигаретам и с огромным наслаждением закурила. Какое счастье, что у нее забыли их отобрать, и газовую зажигалку к тому же. Выкурив стоя несколько сигарет, она немного взбодрилась, села на жесткую железную койку и попыталась собраться с мыслями. А мысли эти сильно удивили бы инспектора. Впрочем, может, и не сильно, ведь недаром чутье что-то ему подсказывало.
Итак, вот как все это началось. Афродита приехала отдохнуть домой, в Сенз, что в Шампани. Так бывало и прежде, когда ей слишком надоедал Париж. Отцу принадлежал небольшой домик на краю городка. Здесь он жил и преподавал в местном лицее многие годы.
Едва отец и дочь оказались вместе, как между ними вновь возникла маленькая семейная война. Она вела начало с той поры, как Афродита осознала дурацкое несоответствие между своей внешностью и именем, которым ее наградил папá. При всем том отец и дочь вполне ладили друг с другом.
Стычки обычно возникали по какому-нибудь пустяковому поводу. На сей раз повод был необычный.
- Э, нет, дорогой мой, ради этой каракатицы я и пальцем не шевельну.
- Но, Афродита, твоя тетя Маргарет все-таки моя родная сестра и таким образом…
- …достойна всяческого уважения. Бог мой, я это миллион раз слышала.
- Но это святая истина! - воскликнул месье Багарре как можно более убедительно. - Ни в какие рамки пристойности… - И старый лицейский учитель разразился трескучей тирадой о старой как мир морали, украшая свою ветхую риторику надежной бронзой античных афоризмов.
Афродита еле сдерживала смех. В руках она держала шланг, из которого поливала цветы на клумбе перед домом.
- Изволь хотя бы обернуться, когда с тобой говорит отец!
Дочь продолжала поливать, никак не реагируя.
- Ты что, не слышишь, что я говорю! - возмутился месье Багарре.
- Но, папá, ты не в своем любимом лицее, - сказала Афродита и направила шланг на грядку с капустой, рядом с клумбой. Месье Багарре смутился, ощутив, как всегда, интеллектуальное превосходство дочери. Когда жена была жива, он пытался еще как-то утвердить свое влияние на дочь, но, увы, все его попытки не принесли успеха. В конце концов получилось наоборот. Афродита каждый раз обнаруживала больше здравого смысла, чем он.
- Давай спокойно и разумно поговорим обо всем, - обернулась, наконец, Афродита.
- Но именно этого я и добиваюсь! - всплеснул руками ее папá.
- Более чем странно добиваешься. Едва я появляюсь здесь, как ты налетаешь на меня и категорически требуешь, чтобы я немедленно ехала в Кельн. Их сиятельство, видите ли, за мной послали. Ты, верно, думал, что от столь великой чести я пущусь в пляс?.. С тех пор как я себя помню, эта так называемая аристократка нас и знать не хотела. Потому, оказывается, что мы для нее недостаточно утончены. Бога ради! Тогда пусть она оставит нас в покое, не правда ли. Но нет, ей приходит в голову, что мы все же как будто существуем на свете. И когда я протестую против ее "немедленного" требования, ты становишься в позу и поучаешь меня. Это ты считаешь разумным?..
- Но, дитя мое, умоляю… дело мне кажется очень серьезным. Этот человек, я имею в виду господина Хафермана, он же не придумал все это. Маргарет в опасности!.. Я ни секунды не сомневаюсь.
- Может быть, - спокойно отвечала Афродита, - но какое это имеет отношение к нам?
- Но она же все-таки моя сестра, - тихо сказал отец.
Дочь пытливо посмотрела на него. Видно, подействовало сильнее, чем она предполагала.
- Да, конечно, оба вы единоутробные чада фабриканта бульонов и мелкого торговца Пьера Багарре. На этом все и кончается. Больше ничего общего не вижу.
- Ты права, мы с Маргарет никогда друг друга не понимали, мы очень разные с нею… И тем не менее… - он замолчал, устало и беспомощно разведя руками.
В такие моменты ей всегда становилось жалко отца, и она сдалась.
- Ну, я все же могу поглядеть на этого господина Хафермана. Это не повредит. Но ничего не обещаю. Не могу и не хочу обещать. Так кто же этот господин и где ты должен с ним встретиться?