Естественно, каждый приезжий мог с полным правом спросить: откуда же инспектор берет время для своих исследований и занятий спортом? Но местные жители над этим вопросом голову не ломали. Они знали, что в их родном городке преступления совершаться не могут. Помнили, конечно, о краже велосипеда в прошлом году и о разбитом стекле в церкви. Но это в счет не шло. Велосипед украл какой-то бродяга, а стекло разбил подвыпивший кузнец - этим актом он пытался отомстить сварливой, как Ксантиппа, жене, но с пьяных глаз перепутал церковь со своим домом. На следующее утро он сам явился в полицейский участок и чистосердечно покаялся в содеянном.
Поэтому неудивительно, что Чэд, переступив порог служебного помещения, не нашел там ни одной живой души. Зато он заметил на полу большой лист бумаги, на котором было написано: "Я - на реке".
Выйдя через заднюю дверь, Чэд прошел по саду к реке. Полицейский инспектор сидел на берегу на раскладном стульчике с удочкой в руке и с философским спокойствием следил за поплавком. Чэд тихо подкрался и с такой силой ударил инспектора по плечу, что тот едва не свалился в воду.
С Джорджем Абернати Чэд был знаком с самого начала войны. Они вместе служили в одном подразделении и были хорошими друзьями. По совету Джорджа Чэд и арендовал Касл-Хоум.
Инспектор был толстощекий, упитанный и добродушный человек лет сорока Расстегнутый воротничок форменной рубашки позволял предположить, что, несмотря на свою профессию, Джордж был совершенно лишен воинствующей жилки, и это предположение было верным в любом отношении.
Свою карьеру Джордж Абернати начал чиновником уголовной полиции в Глазго, и из него, возможно, получился бы со временем знаменитый сыщик, если бы не пуля гангстера, которая чуть было не отправила его к праотцам. После этого случая Джордж попросил своего дядюшку, начальника полиции в Глазго, о переводе в более спокойное место, где нет никаких гангстеров. Дядюшка, не лишенный юмора человек, запросил в архиве данные о количестве преступлений в различных уголках Шотландии и к своему собственному удивлению констатировал, что Крайстчерч остался в стороне от всех пороков, присущих двадцатому столетию.
Вот какими судьбами Джордж Абернати очутился в Крайстчерче; глубокий покой и гармония, царившие в местечке, были именно тем, чего он так страстно желал.
А теперь вот перед ним очутился Чэд и, держа в руке серебряный молочник, говорил с удивительным спокойствием:
- В эти сливки насыпан яд, дружище, кто-то хотел спровадить меня на тот свет.
- В Крайстчерче такого не бывает, - равнодушно ответил Джордж Абернати.
- Сегодня, среди ночи, когда я спал, - Чэд вынул из портфеля фарфоровую фигурку с красной шеей, - кто-то проскользнул в мою комнату и поснимал головы со всех таких фигурок.
Джордж ненадолго задумался, а потом снова отрицательно помотал головой:
- Ты заблуждаешься, Чэд. Клиники для душевнобольных нет ни в Крайстчерче, ни в его окрестностях, поэтому в твою спальню забраться никто не мог, - ловким движением, позволявшим судить о его богатой практике, он подсек рыбу и самодовольно заметил: - Ерш! Думаю, граммов на двести.
У Чэда наконец лопнуло терпение, и он рассказал своему другу все, что приключилось с ним в Касл-Хоуме.
Джордж Абернати словно застыл на своем стульчике, потом протяжно и смиренно вздохнул, застегнул воротник форменной рубашки и поднялся с таким огорченным видом, какой может быть только у человека, чувствующего, что скоро в корне изменится весь размеренный уклад его жизни.
- Рано или поздно это должно было случиться, - заметил он. - Злое предчувствие уже давно нашептывает мне об этом.
- Что за злое предчувствие?
- Пойдем выпьем по стаканчику портера, а потом я тебе расскажу, почему я больше не доверяю спокойствию, царящему в нашем мирном и добром Крайстчерче. Это спокойствие просто противоестественно. Так же противоестественно, как если бы красноперка, выпущенная в пруд со щуками, подохла лет через десять естественной смертью. Подобных казусов не бывает.
За стаканчиком инспектор рассказал, почему его грызет злое предчувствие.
- Представь себе, когда два года назад меня перевели в Крайстчерч, я был счастлив до невозможности. Был рад, что удалось улизнуть из Глазго. Я не мог забыть, как один из гангстеров продырявил меня насквозь. Вот сюда пуля вошла, - он показал на грудь, - а отсюда вышла, - он показал на спину. - В Крайстчерче таких вещей не случалось. В худшем случае какой-нибудь турист попадет в автомобильную аварию или произойдет безобидная потасовка. На этом все и оканчивалось. И тогда я сказал себе: "Это место словно создано для тебя, Джордж; охранять закон в таком городке - сплошное удовольствие". Собственно говоря, мне и жалование-то получать было не за что. Но потом мне стало страшно.
- Почему?
- Представь себе, - все более распалялся Джордж, - что в то время, когда мы играем атомными бомбами, словно пасхальными яичками, а подлые грабители чистят банки и водят за нос весь Скотланд-Ярд, в то время, когда у наших квалифицированных стражей закона дел не меньше, чем у их заокеанских коллег, в Крайстчерче царит такой мир и покой, словно здесь целый год рождественские праздники. Наш городской комитет представлен шестью зажиточными гражданами, и, естественно, можно было бы предположить, что в первую очередь они позаботятся о себе и о своих ближних. Так нет, ничего подобного! Они с таким завидным бескорыстием пекутся о благе всей общины, словно это их личное дело! У нас имеются ясли, дом для престарелых, школа, спортивный зал, бассейн, стадион, музыкальная школа, и все это в таком отменном состоянии, что не веришь глазам своим. У Бредбери, владельца универсального магазина, люди могут брать товары в кредит, даже если они в состоянии расплатиться лишь через несколько месяцев. Стерджен, наш пастор, играет в футбол и руководит джаз-оркестром. Фенвик, крупнейший строительный подрядчик в городе, - сама благотворительность. Подобных примеров бесконечно много, и я спрашиваю тебя: разве это нормально?
- Конечно, нет, - лаконично ответил Чэд.
- Я рад, что ты такого же мнения. Это не нормально, не может быть нормальным. За всем этим кроется какая-то тайна, такая же страшная, как темная камера для пыток, могу тебя заверить в этом хоть сейчас, - он глубокомысленно помолчал, а потом добавил без видимой связи: - Таковы уж традиции в Крайстчерче. Вспомни хотя бы о двухстах двадцати семи сожженных ведьмах.
Чэд поднял глаза.
- Не думаю, чтоб яд в сливках и вот эти фигурки, - он поставил фарфорового ангелочка на стол и приставил к нему головку, - имеют что-либо общее с нечистой силой.
- Я тоже не думаю, - согласился Джордж. - Человек не зол по природе, злым его делает общество, в котором он живет. Это старая истина. К этому еще можно добавить, что человек от природы и не добр. Здесь тоже решающую роль играет общество. И если ты видишь, что в условиях, которые никак нельзя назвать подходящими, в людях вдруг вспыхивает необъяснимая любовь к ближнему, значит, нужно быть начеку. Первое подозрение возникло во мне сразу после смерти миссис Шекли. Ты, наверное, уже слышал, что она была необычной личностью. Одни считали ее злобной, другие - капризной, но добросердечной женщиной. Тем не менее все, и в особенности самые уважаемые граждане Крайстчерча, были по отношению к ней так предупредительны, словно она - супруга архиепископа Кентерберийского. И вот однажды ее нашли в постели с посиневшим лицом. Всякие ходили слухи, но потом ее все-таки похоронили. И что ты думаешь? Положение в Крайстчерче нормализовалось за одну ночь. Бредбери перестал отпускать товары в кредит, на подрядчика Фенвика посыпались жалобы - он стал вдруг затягивать ремонт квартир, люди стали обвинять друг друга в злонамеренной клевете, - короче говоря, этой проклятой райской гармонии в Крайстчерче неожиданно пришел конец. Словно тяжкий груз свалился с моих плеч, я понял, что заживу теперь нормальной жизнью. Так продолжалось около трех недель.
- Около трех недель? А потом?
Лицо Джорджа помрачнело. Горькие морщины появились на его лбу.
- Потом? Потом все опять пошло по-старому. Фенвик снова перестал быть бессовестным дельцом, пастор Стерджен - ограниченной самодовольной обезьяной, а Бредбери - торговцем, который в первую очередь печется о собственной выгоде. Все они снова превратились в благодушных людей, всегда готовых прийти на помощь, а мне снова стало нечего делать. На Крайстчерч вновь легла печать неестественной добродетели.
- Отдай это сегодня же на исследование, - постучал Чэд пальцем по молочнику с отравленными сливками, - я думаю, что кошмарная для тебя гармония во второй раз переживает свой кризис, и на этот раз мы с тобой уже позаботимся, чтобы она убралась ко всем чертям.
Джордж понюхал сливки.
- Меня больше беспокоят обезглавленные ангелочки.
- Не понимаю, - Чэд выпрямился на стуле. - Их головки снова можно поставить на место, а вот если бы я сделал несколько глотков этого чаю, то отправился бы к праотцам.
- Послушай, а ты не мог бы мне помочь? - в голове Джорджа родилась идея. - Свяжись с адвокатом Хаббардом, он управляющий Касл-Хоума и душеприказчик покойной миссис Шекли. Посети его под каким-нибудь предлогом и посмотри, что он из себя представляет. Может, он познакомит тебя с кое-какими фактами, касающимися миссис Шекли.
- Вообще, адвокаты не любят распространяться насчет своих клиентов, - с сомнением заметил Чэд. - Из них каждое слово нужно вытягивать. Или Хаббард исключение?
- У него есть слабость - красивые женщины. Значит, кое-что человеческое и ему не чуждо. Попытку, во всяком случае, сделать не мешает.
- Я не совсем еще разобрался во всем этом, - Чэд находился в нерешительности. - Из твоих слов явствует, что в Крайстчерче под маской благочестивой любви к ближнему происходят такие вещи, в которых наверняка замешана преисподняя. Ну, а так как преисподняя без чертей не бывает, нам остается узнать, кто этот черт. Может быть, сам Хаббард? А может, миссис Порджес?
- Если в этом замешана миссис Порджес, то лучшего наблюдательного пункта, чем у тебя, и желать не надо. Ведь она наверняка сделает еще попытку спровадить тебя на тот свет…
- Благодарю покорно, - ядовито ответил Чэд. - Мне всего тридцать семь, я хочу еще пожить и вовсе не собираюсь потакать желаниям этой дамы. - Он поднялся, собираясь идти, но у двери обернулся. - Помнишь артиллерийский обстрел в Тобруке?
- Еще бы! Конечно, помню!
- Так вот! Я вспоминаю ту воронку, в которой мы сидели, согнувшись в три погибели, и она по сравнению с Касл-Хоумом кажется мне довольно надежным местечком. Там я хоть знал, с какой стороны мне грозит опасность и когда она приблизительно кончится, а здесь… - Он посмотрел в окно на тихий, освещенный лучами солнца, сад. - Здесь мной владеет такое чувство, будто я должен опасаться каждой пчелы, которая с жужжанием пролетает мимо.
4
Чэд не спешил возвращаться в Касл-Хоум. Он медленно прошел по узким переулкам, по неровной, с выбоинами улице, тянувшейся вдоль Оук-ривер, вышел на шоссе, вдоль которого стояли одиночные виллы, и лишь затем повернул к дому. Совершенно неожиданно перед ним выросла каменная стена, он поднял глаза и в нескольких десятках метров от себя увидел часовню. Он вышел к крайстчерчскому кладбищу.
Скорее машинально, чем с какой-то определенной целью, Чэд открыл калитку. Неподалеку от часовни стояли пятеро мужчин. Одетые в черные костюмы, они со скучающим видом смотрели куда-то перед собой. Чэд обратился к одному из них с вопросом, не знает ли он, где похоронена миссис Шекли. Мужчина объяснил, и Чэд, пройдя меж рядами могил, вскоре очутился в южной части кладбища.
Семейный склеп Шекли - дешевая миниатюрная копия греческого храма с двумя колоннами - был построен лишь в 1940 году и находился в той части кладбища, где не было больше никаких могил и которая скорее напоминала парк. Не далее чем в ста метрах виднелась черепичная крыша Касл-Хоума.
Вход в склеп закрывала ржавая решетчатая дверь. Чэд уже собрался было повернуться и уйти, но толкнул дверь, не ожидая, что она отворится. Однако дверь отворилась. Бросая взгляд на замок и петли двери, Чэд увидел, что их недавно смазывали. Полный любопытства, он спустился вниз. Маленькая сводчатая дверь в глубине склепа была заперта. Чэд предположил, что эта дверь ведет в другое помещение, вероятно, находящееся под склепом. Он в задумчивости отправился обратно, к выходу с кладбища.
Пятеро одетых в черное мужчин, стоявших ранее неподалеку от часовни, уже исчезли. Из отдаленного конца кладбища доносились звуки церковных песнопений. Потом в конце аллеи появились люди, одетые в траур. Они спешили покинуть кладбище по возможности быстрее, так как все небо заволокли дождевые тучи и было видно, что с минуты на минуту хлынет проливной дождь. Плотной толпой они шли к выходу, где их ждали несколько экипажей и три автомашины.
Пастор Стерджен, естественно, должен был показать, что он считает непристойной ту поспешность, с которой прихожане покидали кладбище, и шествовал последним. Когда он проходил мимо Чэда, тот заговорил с ним. Обратив на пастора простодушный взор, он сказал ему, что имеет намерение поселиться в Крайстчерче, но так как он человек верующий, то не хотел бы жить без благословения церкви. Он хочет принимать деятельное участие в жизни общины и постоянно встречаться с людьми, которые не могут жить без веры в эти грешные времена.
У пастора Стерджена было узкое лицо. Седые жидкие волосы свисали почти до воротничка. В общем Стерджен производил впечатление добропорядочного человека.
Пастор Стерджен захотел подробно ознакомиться с жизнью и общественным положением своего нового опекаемого, и Чэд рассказал ему о Касл-Хоуме, о миссис Порджес и о покойной Шекли, которую он в мгновение ока превратил в свою дальнюю родственницу. Тут же, не сходя с места, он познакомил пастора с целым рядом несуществующих братьев и сестер, дядюшек и тетушек и наворотил еще целый ворох небылиц относительно своих благочестивых деяний, которые он якобы совершил во славу святой церкви. Большую службу сослужил ему в этом репортаж о фарисействе в англиканской церкви, написанный им два года назад и позволивший ему познакомиться и с самой церковью, и с ее организацией.
Но на Стерджена самое большое впечатление произвели слова Чэда о том, что миссис Шекли приходится ему якобы двоюродной тетушкой и что он в будущем намерен окончательно обосноваться в Касл-Хоуме. Его невеста, дочь состоятельного купца, торгующего импортным табаком и кофе, спит и видит, чтобы жить на лоне шотландской природы. Она, так же как и он, Чэд, твердо убеждена, что старые добрые британские обычаи можно теперь найти только в таких местечках, как Крайстчерч. Поэтому в ближайшие дни он намерен нанести визит и адвокату Хаббарду, чтобы договориться с ним о покупке дома.
Потом, словно невзначай, Чэд перевел разговор на завещание умершей. Он лично сомневается в том, что таковое существует, так как в последние годы старая дама стала очень забывчивой. Разумеется, он не питает никаких надежд получить что-либо в наследство - ни в коем случае! - но ведь у старой миссис Шекли были и другие более близкие родственники, а они-то не так легко смирятся с отсутствием завещания.
- Вы говорите - стала забывчивой? - глаза Стерджена с нависшими над ними густыми бровями сверкнули. - Если у кого в возрасте семидесяти лет и была безупречная память, так это у вашей тетушки, можете мне поверить.
- Лично я не могу сказать ничего определенного по этому поводу, - заметил Чэд. - Но мой дядюшка Ричард, навестивший ее последний раз четыре года назад, нашел ее несколько рассеянной. Семьдесят лет - это в конце концов возраст!
- Возможно, по какой-нибудь причине она специально хотела вызвать в вашем дядюшке такое чувство, - нетерпеливо возразил Стерджен. - А я могу лишь повторить: в памяти вашей покойной тетушки все запечатлевалось не хуже, чем на кинопленке.
Стерджен собрался было идти, но потом вспомнил:
- Вы, кажется, говорили, что собираетесь купить и привести в порядок Касл-Хоум?
- Да, да, - подтвердил Чэд. - Моя невеста хочет обзавестись кучей ребятишек, а Касл-Хоум в теперешнем состоянии не сможет вместить большую семью. Знаете, я - человек, который все делает фундаментально. И уж если я поселюсь в Касл-Хоуме, то хотел бы иметь покой, а не наблюдать, как по моему дому постоянно разгуливают мастеровые.
- Я полностью с вами согласен, - заверил Стерджен. - К тому же и мастеровые сегодня - проблема. Я знаю лишь одно исключение - наш строительный подрядчик Фенвик. Он начал с самых низов, работал сперва простым каменщиком. И уж если он берет заказ, то выполняет его так добротно, что никто не имеет к нему никаких претензий. Не так давно он ремонтировал находящийся под опекой церкви дом для престарелых, и я остался очень доволен.
- У вас в Крайстчерче есть дом для престарелых?
- Когда вы узнаете, что наша община вообще делает для людей, чтобы спасти их души от разложения, вы еще не так удивитесь, мистер Оливье. Мы содержим не только дом для престарелых - у нас есть и молодежный клуб, и собственная библиотека. Кто хочет завоевать души человеческие, тот должен идти в ногу со временем. Мы не можем позволить, чтоб нас опутали всякими пережитками и предрассудками.
"Если б твоя воля, ты пообрывал бы у школьников все уши и бил бы их по пальцам линейкой", - подумал Чэд, но вслух произнес:
- Я навещу вас в самом скором времени, ваше преподобие. Меня чрезвычайно радует, что я буду иметь возможность принимать деятельное участие в такой образцовой общине.