- Что произошло? - спросила она со смущенным смехом.
Бент поднес к ее губам стакан с коньяком и, заботливо поддерживая ее затылок, ответил:
- У тебя, очевидно, был нервный припадок. Это не удивительно, когда живешь так уединенно. У тебя был такой вид, будто ты подумала, что я собираюсь тебя убить; я подошел к двери черного хода, но, прежде, чем успел сказать хоть слово, ты тихо повалилась. Разумеется, меня было трудно узнать, но при виде меня потерять сознание - это уже слишком. Но я тебя понимаю. Ты чем-то травмирована и теперь тебе нужно отдохнуть. Мы здесь позаботимся о тебе. Очень удачно, что Петер подошел в тот момент, когда я поднял тебя на руки, и мы вместе внесли тебя в дом.
Он сделал небольшую паузу.
- Мне кажется, что нам обоим пришла в голову мысль сделать тебе сюрприз, но приходится сознаться, что сюрприз получился неудачным, если мы напугали тебя до потери сознания.
Лотта переводила взгляд с одного на другого. Петер и Бент всегда были хорошими друзьями, но теперь они будто подстерегали друг друга. Они разговаривали преувеличенно вежливо, но в их голосах слышалась враждебность. Несомненно, они мешали друг другу, и она видела, что Петер открыл было рот, чтобы сказать резкость, но в этот момент яростно позвонили в дверь.
Петер и Бент вопросительно переглянулись, и пока Лотта не спустила ноги на пол, чтобы пойти открыть, никто из них не двинулся с места. Поскольку Петер находился ближе к двери, открывать пришлось ему, но, судя по тому, как он посмотрел на Бента, он сделал это без всякого желания.
- Лотта, скажи мне… - Бент одним прыжком очутился рядом с ней, но в этот момент сзади раздался приглушенный смешок.
- Что должна сказать тебе Лотта и почему ты не спрашивал ее, когда Петер был в комнате?
Фрэнсис проскользнула в комнату из двери кабинета. Она была одета в лучший халат Лотты, длинные волосы падали ей на плечи.
- Что должна сказать тебе Лотта? - повторила она. - Если, это государственная тайна, я охотно уйду. Если же Лотта должна поведать тебе интимные секреты, связанные с убийством, я останусь. Ты ведь знаешь, что я люблю секреты, дорогой Бент.
- О, дьявол! - прорычал Бент и залпом выпил свой стакан. - Если ты тоже здесь, то…
В этот момент дверь распахнулась.
Ютта, Енс и Георг ввалились в комнату, в один голос спрашивая, не больна ли она. Лотта, которая только полчаса тому назад желала быть окруженной людьми, вдруг почувствовала, что нежные друзья готовы задушить ее своими заботами.
Она встала с достоинством, плохо гармонировавшим с ее растерзанным видом.
- Могу я узнать, зачем вы все сюда приехали?
Последовало долгое молчание, наконец заговорил Георг:
- Сказать по правде, Лотта, мы приехали, чтобы узнать, была ли ты в Розенбринке в ночь убийства и не видела ли чего-нибудь, что помогло бы раскрыть преступление. Мы все попали в щекотливое положение, и если ты, к примеру, видела постороннего около усадьбы, для всех нас это было бы большим облегчением, потому что ты сняла бы с нас подозрение одним махом.
Лотта переводила взгляд с одного на другого. Ее друзья пришли к ней за помощью. Как же она могла хоть на секунду вообразить, что один из них убийца! Они были так озабочены своими собственными бедами и все же беспокоились и тревожились и о ней! Если бы она могла им помочь!
- Я не видела ничего, - вздохнула она. - Я совершенно ничего не видела, потому что свет был погашен, когда я дошла до середины лестницы. Я почти дошла до площадки, когда сильный толчок свалил меня вниз. Нет, я не споткнулась! - воскликнула она, заметив их изумленные лица. - Меня кто-то сильно толкнул, и поэтому я сбежала в панике, как только пришла в себя. Зато я знаю, что как раз перед толчком меня что-то удивило. Это было что-то такое странно неопределенное, что мне следовало бы помнить. Это было что-то напомнившее мне об осени, но не спрашивайте меня, что это было и какое отношение имеет к делу. Я думала, как одержимая, целый вечер, потому что у меня есть смутное ощущение, что это очень важно понять. Но, право же, я ничего не могу вспомнить.
Ютта пришла к ней на помощь.
- Бог мой! Дадим Лотте немного опомниться от нашего вторжения. Предлагаю обсудить это дело за ужином, а потом разойдемся по нашим комнатам. Если Лотта боится спать одна, я охотно останусь с ней, если нет - займем наши обычные комнаты.
- Это становится интересным, - растягивая слова, произнесла Фрэнсис и, обхватив руками колено, уселась на край кресла.
- Что становится интересным? - резко спросил Георг.
- Прежде всего признание Лотты, что она была в Розенбринке. Мне-то она не сказала этого, и еще интересно послушать, как ее браслет попал в спальню Петерсена.
- Значит, полиция показывала нам твой браслет? - воскликнула Ютта, со страхом уставившись на Лотту.
- Да, это мой браслет, - нервно сказала Лотта. - Мне его недавно подарил Георг, но я ума не приложу, как он очутился в комнате у Петерсена.
Ожидая поддержки, она посмотрела на Георга, но он в этот момент, казалось, был поглощен своим коньяком.
После паузы, показавшейся бесконечной, он поднял голову и посмотрел на нее странно холодным и отчужденным взглядом.
- Если ты уверяешь, что это тот браслет, который я подарил тебе, видимо, так оно и есть, но я бы затруднился сразу определить, мой это браслет или чужой. По-моему, все браслеты выглядят совершенно одинаково, и должен сказать, что, когда полиция показала мне браслет, я его решительно не узнал.
- Но, Георг, ты же сам говорил, что этот браслет исключителен по своему рисунку. Помнишь, ты еще сказал, что купил его, когда в последний раз был в Швеции. И просто не мог его не купить, потому что каждое звено было выполнено, как настоящий дубовый лист.
- Я ничего этого не помню, - Георг сделал глоток и откинулся на спинку стула.
- Будущий адвокат суда первой инстанции дает ложные показания полиции, спасая свою возлюбленную. Забавно, но ужасно неоригинально, - пробормотала Фрэнсис.
- Ради бога, давайте поедим и пойдем спать, - сказала Ютта и отправилась на кухню.
Стол был накрыт в несколько минут, и за ужином они рассказали Лотте, как прошел злосчастный вечер в Розенбринке.
- Ты понимаешь, его легко могли убить, когда мы еще были там, - начал Петер, - и именно это и делает ситуацию такой невыносимой. Если мы не найдем убийцу немедленно, мы сами быстро превратимся в обвиняемых. И действительно, заподозрить нас легко. Насколько я понял со слов полиции, со всех слуг снимается подозрение, потому что они всей компанией поехали на ночной праздник в трактир.
Праздник начался в 10.30, и они отправились туда все вместе, как только подали нам вино. Посетители трактира могли дать им алиби почти до 4 часов утра, когда вся компания направилась домой.
- Когда утром нагрянула полиция, мне позвонил дворецкий и рассказал обо всем. И я позвонил вам, чтобы мы придерживались одной и той же версии: Петерсен был жив, когда мы уезжали из Розенбринка. Разумеется, его убил посторонний человек, проникший в дом. У Петерсена было много врагов, и наша задача выяснить, кто в тот вечер был в поместье кроме нас.
Резко выпрямившись, Фрэнсис пристально посмотрела на Петера.
- Ты сам не веришь истории, которую сочинил, - воскликнула она. - Я хотела подразнить Лотту, но шутка зашла слишком далеко. Я уже говорила Лотте, что закон есть закон. Тогда я смеялась, но сейчас не шучу. Я считаю, что версия, за которую вы уцепились - незнакомец, проникший в дом, - абсолютно несостоятельна. Я сама выдрессировала этих трех зверей - овчарок Петерсена, и знаю: ни один посторонний не смог бы пройти мимо них после наступления темноты. Лотта единственная могла бы миновать их, потому что помогала мне в дрессировке, и, конечно, еще я сама. Но я-то не убивала Петерсена.
8
Остаток утра прошел в обычной домашней суете. Ютта сменила лыжный костюм на черные бархатные брюки и черный полувер с высоким воротом, ловко завладела единственным нарядным передником Лотты и расхаживала по дому, как домовитая хозяйка в голливудских фильмах. Фрэнсис надела яркую рубашку, остальные облачились в более практичные серые халаты.
Стремясь уйти от своих мыслей, они единодушно решили, что каждый хорошенько уберет свою собственную комнату и по одной из комнат первого этажа. Лотта сказала, что в своей мастерской уберет сама, а на долю Георга досталась большая кухня.
Время шло. По всему дому разносилось веселое пение и свист. Никто из семи не был особенно привычен к домашней работе, однако они взялись за нее с усердием и энергией, будто речь шла о Нобелевской премии, и Лотта быстро поняла, что она сможет обойтись без генеральной уборки.
Лотта заглянула на второй этаж. Стулья стояли на столах. Ковры были скатаны в рулоны, а склонившаяся фигура в брюках свидетельствовала, что уборку производил старательный мужчина. На лестнице слышались веселые возгласы:
- Дай мне метлу.
- Кто взял мой совок?
- Нет, теперь моя очередь мыть пол.
Дело было в надежных руках, и Лотта отправилась наводить порядок в своей мастерской. Она уберет свою спальню и ванную, когда другие кончат хозяйничать наверху.
В мастерскую, свое святилище, Лотта не пускала никого. Она терпеть не могла, когда кто-нибудь рылся в ее работах или клянчил забракованные рисунки.
Лотта гордо оглядела светлое помещение. Пришлось провести титаническую работу, чтобы мастерская приняла теперешний вид. Только когда она сломала потолок верхнего этажа, помещение начало принимать нынешние очертания. Разумеется, требовалось много дров, чтобы обогреть комнату с таким высоким потолком, но зато освещение было прекрасным.
Лотта закрыла дверь на ключ. Она наслаждалась одиночеством и безопасностью, которую чувствовала здесь. В мастерской она даже не ощущала присутствия других, она была сама собой, одна со своими мыслями, со своими мечтами… и вновь вернувшимся к ней страхом.
Страх подкрался к ней именно здесь, где ей лучше всего. Она не могла отделаться от своих мыслей и не смела разобраться в них.
Что поняла Фрэнсис, внезапно покинув их за завтраком? Почему она побледнела, когда увидела перевернутое изображение в чайнике? Видимо, Фрэнсис каким-то образом о чем-то догадалась, но о чем?
Лотта вздохнула. Как все запутывается, когда изо всех сил пытаешься уйти от правды! Фрэнсис не относилась к тем, кто закрывает глаза на неприятную правду. Она беспощадно смотрела ей в лицо и поэтому приходила к ясному выводу быстрее других.
Не было никакого сомнения, что Фрэнсис считала, что убийца один из них, но не было сомнения и в том, что даже Фрэнсис потрясло это открытие.
Лотта присела на кончик стула, задумчиво покусывая ноготь.
Кто из них мог так сильно ненавидеть ее, что желал обвинить ее в убийстве? На этот вопрос не было ответа, но именно это они обсуждали, когда Фрэнсис увидела в медном чайнике перевернутое изображение и ее поразило неожиданное открытие.
Ненависти противоположна любовь. Но тут какая-то чепуха. Кто из-за любви будет обвинять другого в убийстве?
Нет, бесполезно пытаться понять, что подумала Фрэнсис. Лучше спросить ее с глазу на глаз.
Лотта лихорадочно принялась за уборку. Она не выбрасывала мусор из корзины для бумаг, торопясь выполнить заказ. Она закончила рисунки к сроку и отправила их еще до бурана. Теперь ей было немного стыдно за ужасный беспорядок в мастерской.
Содержимое корзины давно вышло из берегов, а паркетный пол усеивали забракованные наброски.
Лотта решительно затопила камин и сожгла содержимое корзины листок за листком. Туда же отправились валявшиеся на полу рисунки. Теперь оставалось натереть пол электрическим полотером.
В дверь постучали, и кто-то взялся за ручку.
- Кто там?
- Я принес тебе горячего кофе, - прошептал голос за дверью, и в комнату с победным видом вошел взъерошенный и перепачканный Георг.
Внезапно Лотта почувствовала, что никогда еще не любила его так сильно. Сейчас он не был похож на снисходительного выхоленного адвоката. Ее всегда бессознательно раздражало, что Георг был таким образцовым. Он великолепно выглядел, был прирожденным спортсменом и душой любого общества.
Конечно, и сейчас он был хорош, но в другом духе. Он казался далеко не таким самоуверенным и гораздо менее снисходительным. Он так трогательно гордился своей помощью! Глядя на его славное лицо с пятном на щеке, Лотта поняла, что сейчас не могла бы сказать ему "нет".
Георг осторожно поставил поднос на ее захламленный рабочий стол, наклонился и легко поцеловал ее в лоб, затем уселся в единственное удобное кресло.
- Я уже давно покончил и со своей комнатой и с кухней и хочу помочь тебе, - заявил он, - но, говоря честно, если ты заставишь меня работать вместо того, чтобы предложить чашку кофе в этом прибежище мира и покоя, я буду разочарован.
Он вытащил вторую кофейную чашку из кармана пиджака и искоса взглянул на Лотту. Она бросила уборку и уселась на высокий чертежный табурет с чашкой на коленях, чувствуя, что с Георгом она может быть в полной безопасности.
- Здесь ты не можешь мне помочь, пей уж свой кофе, и я тоже немного отдохну.
Георг подошел к двери и повернул ключ в замке. Он присел на край стола и нерешительно взглянул на Лотту. Она заметила, что он нервничает.
- Лотта, можешь сердиться и буйствовать, можешь бить меня ногами, вышвырнуть отсюда, но только обещай ответить мне честно. Мне важнее всего, чтобы ты сказала правду, и что бы ты ни сказала, я буду поддерживать и защищать тебя и поставлю на карту все, чтобы спасти тебя.
- И ты, Брут, - вздохнула Лотта. - Не стоит прибегать к таким обходным маневрам. Ты ведь хочешь спросить меня, не я ли застрелила Петерсена. И я поистине не знаю, что тебе ответить, так как, что бы я ни сказала, у тебя останется искра сомнения, пока настоящий убийца не будет найден.
- Нет, я больше не сомневаюсь, Лотта, пойми же меня. Я тебя люблю и верю тебе больше, чем себе самому. Я в ужасе от того, что, стараясь выпутаться, сделал все, чтобы отвести подозрения от нас пятерых - гостей Петерсена в тот вечер. Я - наследник Петерсена, и одна мысль, что я попаду на первые страницы газет как подозреваемый убийца, приводила меня в отчаяние: я боялся потерять последнюю надежду на тебя.
Ах, Лотта, я вел себя как колоссальный дурак. Я думал, что все просто, а теперь все настолько запуталось, что до правды добраться почти невозможно. Я рассчитывал, что преступник рано или поздно выдаст себя, и я, как великий криминалист, смогу сказать: "Стоп, мой друг, это ты убийца". Но убийца, очевидно, гораздо хитрее, чем можно было предполагать. Он поставил на тебя все свои козыри, и я не представляю себе суда, который мог бы тебя оправдать, если станет известно, что ты прячешь у себя орудие убийства. Поэтому я умоляю тебя, не говори полиции ни слова о револьвере. Расскажи им все, что помнишь до того, как тебя столкнули с лестницы, потому что можно считать доказанным: столкнул убийца. Но забудь о том, что ты нашла револьвер. Я заставлю и других молчать об этом. Если уговоры не помогут, я применю угрозы, а револьвер устраню тем или иным способом.
Георг вытер капли пота со лба.
- И еще я уверен, что мысль: "А может быть, Георг сам убийца", рано или поздно, засядет у тебя в голове, но ты должна гнать от себя эту мысль. Поверь мне, Лотта, я единственный, на кого ты можешь положиться в этой ситуации. Теперь ясно, что каждый из наших добрых друзей может оказаться убийцей; обещай не доверяться никому из них. Если что-нибудь покажется тебе подозрительным, подожди и расскажи об этом полиции, если боишься довериться мне. Но держи свои подозрения при себе до тех пор, пока не свяжешься с официальными властями. Видимо, мы имеем дело с очень хитрым преступником, и тебе угрожает опасность, пока мы его не найдем и не обезвредим.
Минуту Лотта сидела молча. Как хорошо, что у нее есть Георг! Он совершенно прав, она должна быть осторожной с другими и целиком положиться на него.
Она уже хотела сказать, что во всём ему доверяет, но вдруг вспомнила осколок стакана с приставшим к нему порошком.
Георг разбил стакан с невыпитым молоком. Разумеется, это могло быть случайностью, но могла ли она знать точно? Глаза Лотты потемнели от страха. Она посмотрела на Георга, и он показался ей совершенно чужим человеком.
- Мне безразлично, что подумает полиция, - медленно произнесла Лотта, - конечно, я не в восторге от перспективы быть обвиненной в убийстве, но намереваюсь передать револьвер первому появившемуся полицейскому и объяснить, как попал ко мне этот револьвер. А теперь уходи, пожалуйста. Я хочу закончить уборку и немного побыть одной, - ее голос дрогнул. - Извини меня, Георг. Я знаю, что ты один из моих лучших друзей и хочешь помочь мне, но, судя по всему, убийца тоже мой лучший друг, знающий мои привычки и мысли, так откуда мне знать, на кого я могу положиться!
Она подошла к двери и отперла ее. Георг взглянул на нее и понял: любые слова сейчас бесполезны. Он молча вышел, и Лотта повторила про себя:
- Откуда мне знать, на кого я могу положиться!
На ее глазах выступили слезы, и самоуверенная Лотта, никогда не позволявшая себе поддаваться чувствам, опустилась на стул и заплакала. Она положила голову на чертежную доску, стиснула руки и плакала безнадежными слезами, не приносящими облегчения.
Она успокоилась только тогда, когда пробили стенные часы. Из-за метели нельзя убежать от друзей из дому, но она все равно покажет, что не боится их. Спокойно и методично она начала убирать на чертежном и письменном столах. Неожиданно она с досадой обнаружила, что кто-то принес сюда пишущую машинку. Лотта рассердилась: никто не имел права входить в ее мастерскую, а если понадобилась машинка, можно печатать на письменном столе в библиотеке, где она стояла всегда.
Если бы Лотта знала, что на этой машинке было напечатано ее собственное признание в убийстве Петерсена и предсмертная записка, она едва ли так спокойно отнеслась бы к этому открытию. Теперь же она только заперла пишущую машинку, поправила свои бумаги и вышла из мастерской, тщательно заперев за собой дверь.
Оставалось привести в порядок собственную спальню и ванную, после этого она готова встретить кого угодно.