3
- Не сказать чтобы это открытие позволило нам вырваться далеко вперед, - с сомнением в голосе произнес Аллейн. - Пара лишних шагов к цели - не более того.
- И все-таки, в чем-то оно нам помогло? - поделился своим размышлением вслух Фокс.
- Теперь мы знаем, что было у Эрни на уме перед представлением. Он сам рассказал нам, как радостно он побежал к фургону, одетый в костюм Лицедея. Сбылась его давняя мечта! Он будет исполнять главную роль! Нервы его были предельно возбуждены. Ведь на самом деле Эрни - никакой не деревенский дурачок. Он просто эпилептик - со всеми вытекающими отсюда последствиями.
- Вроде навязчивых состояний?
- Вот именно. Приезжает он в замок и отдает братьям записку. Дублер одевается в костюм Эрни, записку относят доктору Оттерли. Пока для Эрни все складывается как нельзя лучше. Он прямо из кожи вон готов вылезти, чтобы станцевать все как следует. Не исключено, что в этот момент он вспомнил о жертве, съеденной нами вчера за обедом, и решил, что это Мардианский камень в благодарность принес ему удачу. Или что-нибудь в этом роде… - Аллейн замолчал, потом заговорил совсем другим тоном: - Как говорят, кровь всегда требует другой крови. Могу поспорить, что Эрни - ярый приверженец этой грязной теории.
- Пытаетесь притянуть его за уши, мистер Аллейн?
- Да его и притягивать не надо, Братец Лис. Он же готовенький, этот Эрни. Взгляните на него. Вот он стоит, в костюме Шута, все готово. Пылают факелы. Играет скрипка. Прямо тебе Королевский шекспировский театр на Эйвоне. Или театр пантомимы в Паддлтоне. Еще секунда - поползет занавес и появятся актеры в котурнах… Но что это? Актеры - то бишь Андерсены - не слушают музыки и чем-то сильно взволнованы. Надо же, и это в самый ответственный момент, когда зрители уже истомились от нетерпения… Кто же им помешал?
- Лицедей.
- Ага, Лицедей. Ни дать ни взять - бог отмщения. Миссис Бюнц его подвезла. И старичок, по словам его же сыновей, прямо рвал и метал. Вылез из авто - даже спасительницу не поблагодарил - и принялся за дело. Слов даром не говорил. Даже если он и упоминал об этих проделках с запиской, то для нас это уже не важно. Итак, он в буквальном смысле слова набросился на Эрни, сорвал с него одежду, заставил поменяться костюмом с дублером и быстро вытащил всех на сцену. Допустим. И что же при этом чувствовал Эрни? Тот самый Эрни, чью любимую собаку старик порешил, тот самый Эрни, который хитростью добился главной роли в этом доисторическом балагане и потом так бесславно ее потерял? Что мог он чувствовать?
- Думаю, у него руки чесались, - сказал Томпсон.
- И мне так кажется.
- Да уж, - сказали Фокс, Бэйли и Томпсон в один голос. - Ну. Допустим. И что?
- Начинается представление, Эрни размахивает мечом, который сам перед этим наточил до остроты бритвы. Этим мечом он поранил старику руку во время последней репетиции, и это, кстати, была для него самая первая кровь. Теперь он вымещает злобу на чертополохе. Как истинный Разгонщик, он расчищает площадку от чертополоха хорошо наточенным мечом. Надо же - прямо речевое упражнение для Камиллы Кэмпион: "Раз-гонш-щик расчищ-щал площ-щадку от ч-чертопо-лоха хорош-шо наточ-ченным меч-чом…" При этом он прыгает, кривляется и всячески изображает из себя дикаря. А действие танца еще больше распаляет и воодушевляет его - особенно сцена, когда Шуту отрубают голову. Не забывайте, что все это время он так и пышет злобой на Шута. Что же с ним происходит дальше? А ровным счетом ничего такого, что могло бы хоть как-то успокоить его или поднять ему настроение. Напротив, в самый кульминационный момент, когда Эрни увлечен действием и держит свой меч за красную тесемку, сзади к нему подкрадывается Ральф Стейне и вырывает у него из рук меч. Это вызывает у Эрни бурю негодования, и он бросается за обидчиком в погоню. Стейне прячется таким образом, что зрители его видят, а Эрни не замечает и пробегает мимо него в арку, думая, что тот покинул двор. От гнева его уже просто трясет. Саймон Бегг говорит, что он был почти невменяем. Стейне, решив, что уже достаточно пошутил, тоже выбегает через арку и возвращает Эрни меч. То есть если рассмотреть поведение Эрни под таким ракурсом, то получится картина непрерывно возрастающего гнева, не так ли? Сначала собака, потом пораненная рука, потом гусь, крушение надежд, нападки Лицедея, украденный меч. По нарастающей.
- И что же в завершение? - задумчиво проговорил Фокс.
- А в завершение он сделал из пьесы реальность. Точнее, из ее кульминации.
- Ого-го! - воскликнул Бэйли.
- То есть отрубил голову своему отцу.
- Эрни?
- Эрни.
- Господи Иисусе, так, значит, это все-таки Эрни?
- Нет.
- Но послушайте, мистер Аллейн…
- Нет, это не он, потому что когда он отрубил старику голову, тот был уже мертв.
4
Фокс по своей привычке удовлетворенно взглянул на подчиненных. Он словно хотел обратить их внимание на непревзойденное мастерство старшего инспектора.
- Слишком мало крови, - пояснил он. - На их одежде.
- А если это было сделано с какого-то расстояния? - предположил Бэйли.
- Маловероятно.
- А еще какие причины, сэр? Кроме того, что никто не был забрызган кровью? - спросил Томпсон.
- Если бы это случилось в том месте, где его нашли, то на земле было бы гораздо больше крови.
Бэйли вдруг воскликнул:
- Ага!
Фокс посмотрел на него исподлобья.
- Что такое, Бэйли? - удивился Аллейн.
- Послушайте, сэр, вы хотите сказать, что убийства не было вообще? Что старик умер сам от сердечного приступа или от чего-нибудь еще, а Эрни только собирался его убить? Уже после? Или что?
- Это первое, что приходит в голову. И эта версия с успехом может служить прикрытием для истинного положения вещей.
- Думаете все-таки, его убили?
- Да.
- Прошу прощения, - вежливо вмешался Томпсон, - но можете ли вы сказать, каким образом?
- У меня есть одна идея, но это пока только догадка. Вскрытие должно подтвердить.
- То есть его убили, он успел застыть, и только после этого ему отрубили голову, - сказал Бэйли и добавил совсем для него не характерное: - Подумать только…
- Вряд ли он пал от меча Разгоншика, - вздохнул Томпсон. - Здесь кроется что-то другое.
- Меч Разгонщика здесь ни при чем, - подтвердил Аллейн. - Это была коса.
- О боже! И он был уже мертв?
- Мертв.
- Боже…
Глава 11
Вопрос темперамента
1
Камилла сидела у окна. Во двор гостиницы зашел Ральф и, задрав голову, встал под ее окном. Руки он держал в карманах, хотя на улице вовсю светило солнце. Кажется, Камилла читала.
Ральф слепил снежок и запустил им в окно. На стекле получилась разлапистая белая клякса. Взглянув вниз, девушка распахнула окно.
- Ромео, мой Ромео, - произнесла она. - Ну как ты мог, Ромео?..
- Не помню, что там полагается отвечать… - отозвался Ральф. - Лучше спускайся ко мне, Камилла. Нам надо поговорить.
- Хорошо. Подожди меня.
Он принялся терпеливо ждать. Из боковой двери гостиницы вышли Бэйли и Томпсон, поздоровались с ним и по кирпичной дорожке удалились в сторону конюшни. Затем выглянула Трикси и стала вытряхивать тряпку. Заметив Ральфа, она улыбнулась, и на щеках ее появились ямочки. В ответ он церемонно приложил руку к козырьку. Она кивнула.
- Подрулите-ка сюда, мистер Ральф, - велела она.
Он нехотя прошел через двор.
- Да будет вам дуться, - сказала Трикси. - Ну что вы так смотрите - не бойтесь, авось не укушу. И вообще, не берите вы в голову. Ничего я ей не сказала и говорить не собираюсь. Только мой вам совет, мистер Ральф: скажите девчонке сами, и тогда промеж вами не будет секретов.
- Ей же всего восемнадцать, - пробормотал Ральф.
- Но это же не значит, что она совсем дура. А стараниями Эрни и его папаши в деревне теперь про нас каждая собака знает. Меня вон даже сышик допрашивал, а что я ему скажу - нет?
- О господи, Трикси!
- Лучше уж узнать правду от меня, чем потом выслушивать от других всякие небылицы. И Камилле лучше узнать все прямиком от вас. Она уже идет.
Трикси напоследок погромче встряхнула своей тряпкой и вернулась в дом. Ральф слышал, как она поздоровалась с Камиллой, которая тут же вышла на свет - свежая, румяная и в красной шапке.
Аллейн появился следом и увидел, как парочка удаляется вниз по дороге. Он как раз собрался сходить за машиной. "Похоже, парень решил покаяться в своих прошлых грехах", - подумал Аллейн.
- Камилла, - начал между тем Ральф, - мне нужно кое-что тебе сказать. Я еще раньше собирался, но потом… Ну, в общем… я струсил. Не знаю, как ты к этому отнесешься… в общем, я… я…
- Надеюсь, ты не собираешься сказать, что все это была ошибка и ты больше меня не любишь?
- Конечно нет, Камилла. Как тебе только такое пришло в голову! Наоборот: с каждой минутой я люблю тебя все больше и больше! Я просто обожаю тебя!
- Счастлива это слышать, милый. Ну-ну, продолжай.
- Боюсь, я тебя немного расстрою.
- Вряд ли тебе удастся меня расстроить - если ты, конечно, не содержишь тайной жены! - выпалила вдруг Камилла.
- Разумеется, нет. Как ты могла такое подумать!
- И разумеется, если - прости, что напоминаю тебе об этом, - если это не ты убил моего деда.
- Камилла!!!
- Ну ладно, знаю, что не убивал.
- Но ты же не даешь мне…
- Ральф, дорогой, ты же видишь - я сдалась и больше не требую, чтобы мы с тобой не встречались. Я готова с тобой согласиться - это действительно было чересчур…
- И слава богу. Но, милая…
- И все-таки, Ральф, дорогой Ральф, ты должен понять, что, хотя я засыпаю с мыслями о тебе и по утрам таю от счастья тоже из-за тебя, я должна себя приструнить. Люди могут говорить все что угодно, - продолжала она, подкрепляя свою речь взмахами руки в вязаной варежке, - что классовое различие - это vieux jeu, но ведь они-то не были в Южном Мардиане. Поэтому вот какое у меня предложение…
- Любимая, это я должен делать тебе предложение. И я его делаю. Ты согласна выйти за меня замуж?
- Да, разумеется, спасибо. При условии безоговорочного согласия со стороны твоего отца и твоей прабабушки. И конечно же, моего отца, который, как мне кажется, предпочел бы, чтобы ты учился в Королевском колледже, хотя сама я там не учусь. Во всем остальном его восторги на твой счет обеспечены: больше всего он боится, что я увлекусь каким-нибудь студентом театрального института, - пояснила Камилла, повернувшись к нему с выражением умиления от своей собственной взбалмошности. Она пребывала в той стадии влюбленности, когда женщина так остро ощущает себя любимой, что ей хочется все время разыгрывать роль и срывать невидимые аплодисменты перед аудиторией, состоящей всего из одного - но зато какого благодарного! - зрителя.
- Обожаю тебя, - повторил Ральф, на этот раз уже скороговоркой. - Но послушай, милая, любимая моя, я ведь хотел кое-что тебе сказать.
- Ну да, конечно. Начал, так говори. Может быть, ты хочешь сказать, - осмелилась предположить Камилла, - что у тебя до меня была какая-то интрижка?
- Ну, в общем… в каком-то смысле, да… только…
Камилла тут же перебила его с видом ученой совы:
- И что же в этом удивительного? В конце концов, тебе уже тридцать, а мне всего восемнадцать. Даже в моем кругу многие увлекаются интрижками, хотя лично со мной не случалось ничего подобного. Разумеется, я понимаю - у мужчин все это по-другому…
- Камилла, послушай меня.
Камилла взглянула на него, и желание выступать перед ним пропало у нее само собой.
- Извини, - сказала она. - Говори дальше.
Он продолжил. Они шли по йоуфордской дороге, и с каждым его новым словом сверкающее зимнее утро теряло для Камиллы свою прелесть. Когда он закончил, она поняла, что ей нечего сказать ему в ответ.
- Видишь, - выдавил наконец Ральф, - для тебя это совсем другое дело.
- Да нет, что ты, - вежливо отозвалась Камилла. - То есть я хочу сказать… Ну что здесь такого? Конечно, немного странно и непривычно - наверное, потому что это кто-то, кого знаешь…
- Прости меня, - повторил Ральф.
- Но ведь мы с Трикси вроде как подружки… Просто невероятно. И как она могла? Бедняжка…
- Да нет же. Она не бедняжка. Я не пытаюсь искать себе оправдания, но у этих деревенских совсем другие нравы. Они совершенно по-другому смотрят на эти вещи.
- Кто это - они? И по сравнению с кем - другие?
- Ну как - по сравнению с нами, - бросил Ральф и тут же осознал свою ошибку. - Все это так сложно для понимания… - со вздохом пробормотал он.
- Да уж как-нибудь постараюсь понять… Все-таки я только наполовину из "этих".
- Камилла, любимая…
- Похоже, у тебя прямо пристрастие к "этим", а? Сначала Трикси. Потом я.
- Ты причинила мне боль, - сказал Ральф, выдержав паузу.
- Извини, я не хотела быть такой жестокой!
- У нас и не было ничего серьезного, просто… просто все случилось как-то само собой. Трикси сама уступила. Но для нас обоих это ничего не значило.
Они все шли и шли, рассеянно оглядывая придорожные деревья, усыпанные сверкающими бусинками капели.
- Надо же, - фыркнула Камилла, - как ловко ты перебросил меня в лагерь к "этим"… к Трикси… чтобы уж до кучи.
- Господи… Опять ты разжигаешь классовую вражду?
- Но ты сам начал. Разве не ты сказал, что у "этих" свои представления?
Он беспомощно развел руками.
- И что - теперь все знают?
- Боюсь, что да. Сплетни… Ты же знаешь, какие эти… - Он осекся.
- Эти деревенские?
Ральф крепко выругался. Камилла разрыдалась.
- Ну прости… прости меня… - исступленно повторял он. - Ради бога прости…
- Ну ладно, - всхлипывая, сказала Камилла. - Это совсем уже никуда не годится… наверное… наверное, я вела себя глупо.
- Должна же ты это пережить? - в отчаянии воскликнул он.
- Постараюсь.
- Смотри старайся как следует. - Ральф принялся платком вытирать ее щеки.
- Это все потому, что я росла одним ребенком в семье. Мой папа ужасно старомоден.
- Он что - такой же извращенный сноб, как ты?
- Конечно нет.
- Ага, вон едет наш герой Симми-Дик. Дорогая, если можешь, перестань плакать.
- Я сделаю вид, что это от ветра, - сказала она и взяла у него носовой платок.
Саймон ехал на какой-то невообразимой спортивной машине красного цвета. Заметив их, он резко затормозил.
- Привет от старых штиблет! - крикнул он. - Вот они, оба тут как тут! И как мы поживаем?
Он уставился на них взглядом этакого тертого калача, в доску своего парня, но при этом в нем было столько унизительной фамильярности, что Камилла невольно покраснела.
- А я и не знал, что вы были знакомы раньше, - продолжал Саймон. - Полагаю, не стоит предлагать вас подвезти. Хотя если вы немного потеснитесь…
- Да нет, спасибо, у нас тут что-то вроде прогулки под луной… - пояснил Ральф.
- Понимаю. Понимаю, - сказал Саймон, интимно улыбаясь. - Ну что, как настроение на сегодняшний показ в замке? Вы же идете?
- Насколько я представляю, это нужно для восстановления событий?
- То есть от нас потребуют делать то же самое, что мы делали в настоящую среду Скрещенных Мечей?
- Ну, наверное - как же иначе?
- И зрителей тоже позовут?
- Думаю, да. Некоторых.
- Прямо все-все в точности? - Саймон выразительно посмотрел на Камиллу и ухмыльнулся: - И даже импровизации?
Камилла сделала вид, что не поняла его.
- Пожалуй, на этот раз я надену тапочки для бега, - сказал он.
- Не думаю, что нам придется там развлекаться, - сухо заметил Ральф, и Саймон радостно с ним согласился.
- Конечно, чертовски жаль беднягу Лицедея. Вот только не понимаю, зачем им все это нужно? Как вы думаете?
Ральф холодно ответил, что, как он полагает, они надеются выяснить таким образом правду. Саймон с неуга сающим воодушевлением смотрел на Камиллу. "Еще немного, - подумала она, - и он начнет накручивать на палец свои гадкие усы".
- А-а, все это их фараоновские штучки! - подытожил Саймон. - Можно подумать, кто-то станет для них что-то делать, даже если и делал. Просто кое-кто хочет выслужиться перед своими - вот и устраивает показуху… Черт бы их всех побрал!
- Нам пора идти, Камилла, если мы хотим успеть к ленчу.
- Да-да, - отозвалась девушка. - Пойдем.
Саймон преисполнился почтением:
- О, простите… Я все время забываю о ваших отношениях. Трудно обо всем помнить, правда? Правда, Мила? Тьфу ты, еще раз простите…
Камилла, которую до этого никто не называл Милой, обескураженно уставилась на Саймона. У него было румяное лицо, нагловатые синие глаза и пышные усы. На губах играла ироническая улыбка.
- Господи, какой же я болван! - посетовал Саймон. - Это что-то…
Камилла, к ее собственному удивлению, обнаружила, что совсем на него не сердится.
- Ничего страшного, - сказала она. - Не берите в голову.
- Правда? Вы настоящий друг. Ну ладно, пока, детки-конфетки. - Саймон завел мотор. Помахав рукой, лихач в мгновение ока скрылся из виду.
- Да-а… - Ральф задумчиво глядел ему вслед. - Абсолютный и законченный подонок.
- Наверное. Но мне он показался милым, - сказала Камилла.