- Разумеется. Как я сказал, случаются ловкие убийства. Однако гораздо проще выдать убитого за другого, чем совершить убийство. Как вы себе представляете само совершение убийства? Кто-то вошел и врезал ему, когда поезд отъехал от Юстона, а потом разложил все так, чтобы это выглядело как падение?
- Да.
- Но никто не заходил к "Би-семь" после отъезда поезда из Юстона. Пассажирка из "Би-восемь" слышала, как он вернулся вскоре после того, как ушел проводник, и позже закрыл дверь. Потом не было никаких разговоров.
- Для того чтобы треснуть кого-то по затылку, разговора не требуется.
- Да, но требуется возможность. Шанс на то, чтобы открыть дверь и застать пассажира, стоящего в подходящем для удара положении, ничтожен. Спальное купе - это не очень подходящее место для совершения убийства, даже если выбран подходящий момент. Кто-то, у кого было бы намерение убить, должен бы был сначала войти в купе, потому что он ведь не мог совершить убийство из коридора. Он также не мог этого сделать, когда жертва была в постели, или же тогда, когда она стояла лицо в лицо с убийцей. В свою очередь, жертва не поворачивалась бы спиной, если бы сознавала, что в купе кто-то есть. Поэтому ясно, что это можно было совершить только после вступительной беседы. В то же время "Би-восемь" говорит, что в "Би-семь" никто не разговаривал и что никто туда не входил. "Би-восемь" принадлежит к тому типу женщин, которые "не могут спать в поезде". Ей мешает каждый, даже слабый, отзвук, скрежет или стук. Около половины третьего она обычно спит как сурок и храпит. Но Билл Кенрик был уже мертв задолго до этого.
- Она слышала, как он упал?
- Она слышала "грохот" и подумала, что он стаскивает вниз чемодан. Разумеется, у него не было никакого чемодана, ничего такого, что могло бы вызвать грохот. Кстати, говорил ли Билл по-французски?
- Настолько, чтобы можно объясниться.
- Avec moi.
- Да, что-то в этом роде. А почему вы спрашиваете?
- Просто мне стало интересно. Такое впечатление, что он хотел где-нибудь провести ночь.
- Вы думаете, что в Шотландии?
- Да. "Новый Завет" и французский роман. А ведь он не знал французского.
- Должно быть, его знакомые шотландцы тоже его не знали.
- Резонно. Шотландцы обычно не знают французского. Но если он хотел провести где-нибудь ночь, то он не смог бы в тот день встретиться с вами в Париже.
- А, Билла не смутил бы один день опоздания. Он мог мне послать телеграмму 4 марта.
- Ну, да… Мне бы хотелось открыть причину, по которой он так основательно замаскировался.
- Замаскировался?
- Разумеется, так старательно подбирая подробности. Почему он решил выдавать себя за француза?
- Мне не приходит в голову, зачем кому-то могло захотеться выдавать себя за француза, - сказал Каллен. - Какие у вас подозрения насчет этого Ллойда?
- Я подозреваю, что это Ллойд провожал его до Юстона. Они разговаривали о Руб аль-Хали, прошу вас об этом помнить. В ушах старика Джогурта это прозвучало, как "рубай Кале".
- Этот Ллойд живет в Лондоне?
- Да, в Челси.
- Надеюсь, что он дома.
- Я тоже надеюсь. Теперь я хотел бы провести последний час с рекой Турли, а потом, если у вас хватит терпения немного здесь посидеть и подумать о нашем деле, то мы могли бы пойти на ужин в Клюн. Вы познакомились бы с семьей Рэнкинов.
- Замечательно, - сказал Тэд. - Я еще не попрощался с графиней. Что касается графинь, то вы меня переубедили. Господин Грант, по вашему мнению, графиня это типичная представительница вашей аристократии?
- Она типична в том смысле, что обладает всеми достоинствами этого сорта людей, - сказал Грант, направляясь с берега в сторону воды.
Он рыбачил, пока косые лучи солнца не известили его, что уже вечер. Однако он ничего не поймал. Такой результат не удивил его и не разочаровал. В мыслях он был далеко отсюда. Он уже не видел мертвого лица Билла Кенрика в беспокойной воде. Теперь тем, что владело его мыслями, была личность Билла Кенрика.
Он последний раз свернул удочку и вздохнул, но не по причине расставания с Турли, а потому, что он по-прежнему не знал, почему Билл Кенрик так замаскировался.
- Я рад, что у меня был случай увидеть этот остров, - сказал Тэд, когда они шли в Клюн. - Он совершенно другой, чем я его себе представлял.
По выражению его голоса Грант сделал вывод, что Каллен представлял его себе чем-то вроде Вабара: населенный обезьянами и духами.
- Я бы предпочел, чтобы вы его посетили при других, счастливых обстоятельствах, - сказал он. - Вы должны когда-нибудь приехать сюда специально на рыбалку.
Тэд смущенно улыбнулся и провел рукой по растрепанным волосам.
- Я, наверное, всегда буду предпочитать Париж или Венецию. Когда проводишь жизнь в маленьких медвежьих углах, то с тоской высматриваешь большие огни.
- В Лондоне тоже много огней.
- Ну, да. Быть может, в следующий раз я приеду в Лондон. Если речь идет о Лондоне, то я ничего не имею против него.
Они пришли в Клюн и наткнулись прямо на Лору; она стояла в дверях.
- Алан, что это значит… - начала она. И внезапно заметила его товарища. - Ах, вы, разумеется, Тэд Каллен. Пат говорит, что вы не верите, что в Турли водится рыба. Приветствую вас. Я так рада, что вы зашли. Прошу вас войти. Пат вам покажет, где можно умыться, а потом прошу вас прийти к нам и чего-нибудь выпить перед ужином.
Она позвала Пата, который где-то шатался, и отдала гостя под его опеку, одновременно надежно преградив дорогу своему кузену. Когда она избавилась от присутствия Каллена, то опять повернулась к Гранту.
- Алан, ты завтра возвращаешься домой?
- Я уже выздоровел, Куколка, - сказал он, думая. что именно это ее обеспокоило.
- Ну и что из того? У тебя все еще есть больше недели отпуска, и Турли кишит рыбой. Ты не можешь от этого отказаться только ради того, чтобы вытащить какого-то молодого человека из ямы, в которую он сам попал.
- Тэд Каллен не попадал ни в какую яму. И я не впадаю в донкихотство, если ты это имеешь в виду. Я еду завтра, потому что хочу этим заняться.
Он хотел добавить: "И просто-таки не могу дождаться минуты отъезда", но эти слова могли быть неправильно поняты даже таким близким человеком, как Лора.
- Очень жаль. Мы все так счастливы и все так… - внезапно она замолчала, - Ой, ладно, что бы я ни сказала, это не изменит твоего решения. Мне пора бы это знать. Еще ничто никогда не заставляло тебя хотя бы на волосок отойти от той линии, которую ты для себя начертил. Ты всегда был ужасным Джуггернаутом.
- Ужасно мудреная метафора, - ответил он. - Ты не могла бы придумать или сделать для меня что-нибудь такое же точное, но менее деструктивное?
Она дружески взяла его под руку.
- Но ведь ты сам деструктивен, мой дорогой, - а когда он начал протестовать, довершила: - И это в тебе ужасно симпатично и вместе с тем убийственно. Иди что-нибудь выпей. Ты выглядишь так, будто тебе этого хочется.
Глава XI
Даже у безупречного Гранта были свои минуты колебания.
- Ты дурак! - заговорил внутренний голос, когда в Скооне Грант входил в самолет до Лондона. - Где это видано, чтобы кто-нибудь тратил хоть один день драгоценного отпуска на погоню за каким-то призраком?
- Я не гонюсь ни за каким призраком. Я только хочу знать, что случилось с Биллом Кенриком.
- Кто для тебя Билл Кенрик, что ты тратишь на него хотя бы час драгоценного времени?
- Он мне интересен. Если ты хочешь знать, то он мне нравится.
- Ты ничего не знаешь о нем. Ты сотворил себе из него кумира, по своему подобию, и теперь тебе приходится на него молиться.
- Я знаю о нем достаточно много. Каллен мне о нем рассказал.
- Пристрастный свидетель.
- Симпатичный парень, а это самое важное. У Каллена был большой выбор друзей в таком учреждении, как ОКЭЛ, а он выбрал Билла Кенрика.
- Многие симпатичные парни выбирают себе в друзей преступников.
- Если уж речь зашла об этом, то я знавал и пару симпатичных преступников.
- Ах так? Сколько? И сколько минут своего отпуска ты бы пожертвовал ради преступника?
- Не пожертвовал бы даже и тридцати секунд. Но Кенрик не преступник.
- Чужие документы, найденные в его кармане, не свидетельствуют в его пользу.
- Скоро я узнаю что-нибудь побольше. А пока заткнись и оставь меня в покое.
- Ага! Ты не знаешь, что сказать, правда?
- Уматывай.
- В твоем возрасте рисковать шкурой ради незнакомого парня!
- Это кто рискует шкурой?
- Тебе было вовсе не обязательно совершать это путешествие на самолете. Ты мог бы вернуться на поезде или на машине. Но нет, ты так устроил, что тебя запрут в гроб. В гроб без открывающихся окон и дверей. В гроб, из которого ты не сможешь убежать. В тесный, глухой, запертый, непроницаемый…
- Заткнись!
- Ага! У тебя уже перехватило дыхание. Через какие-то десять минут это наверняка возьмет тебя за горло. Алан Грант, ты обязательно должен был пройти обследование.
- В моем черепе есть такое приспособление, которое все еще функционирует замечательно.
- Что именно?
- Мои зубы.
- Ты собираешься что-то жевать?
- Нет, Я собираюсь ими скрежетать.
То ли оттого, что он показал сатане нос, то ли оттого, что Билл Кенрик всю дорогу стоял у него перед глазами, Грант перенес это путешествие спокойно. Тэд Каллен сел в кресло перед ним и тотчас заснул. Грант закрыл глаза и позволил своему сознанию свободно создавать картины, которые после расплывались, бледнели и опять возникали заново.
Почему Билл Кенрик так основательно замаскировался?
Кого он пытался провести?
Почему ему надо было кого-то провести?
Когда они заходили на посадку, Тэд проснулся и, не глянув в окно, принялся поправлять галстук и приглаживать волосы. Несомненно, в мозгу летчика есть какое-то дополнительное чувство, которое ведет запись скорости, расстояния и положения, даже если человек не бодрствует.
- Ну, - сказал Тэд. - Опять огни Лондона и старый добрый отель "Вестморленд".
- Вам незачем возвращаться в свой отель, - сказал Грант. - Вы можете спать у меня.
- Это очень мило с вашей стороны, господин Грант. Я вам весьма благодарен, но я не хотел бы доставлять вашей жене… или кому там…
- Моей хозяйке…
- Я не хотел бы доставлять хлопот вашей хозяйке. - Он похлопал себя по карману. - Я набит деньгами.
- Даже после… двух недель в Париже? Я вас поздравляю.
- Чего там. Я считаю, что Париж это уже не то, что было раньше. А может быть, я просто скучал без Билла. Во всяком случае, мне незачем кого-то обременять приготовлением для меня постели. Тем не менее я очень вам благодарен. Кроме того, вы будете заняты, и, должно быть, будет лучше, если я не буду вертеться под ногами. Но вы ведь не отстраните меня от этого дела, ведь так? Я хотел бы это все усекать, как говорит Билл. То есть говорил.
- Разумеется, не отстраню, Тэд. В отеле в Обане я наживил мушку на удочку и выловил вас из всего населения земного шара. Я, разумеется, не намерен бросать вас обратно в воду.
Тэд улыбнулся.
- Я, наверное, понимаю, что вы имеете в виду. Когда вы пойдете к этому Ллойду?
- Сегодня вечером, если он будет дома. С исследователями никогда ничего не известно. Если они не ведут исследований, то читают лекции. Так что, он может быть где-нибудь между Китаем и Перу. Чего вы испугались?
- Откуда вы знаете, что я испугался?
- Дорогой мой, ваше живое и открытое лицо не создано ни для покера, ни для дипломатии.
- Это потому, что вы выбрали те два места, которые всегда выбирал Билл. Он часто так говорил: от Китая до Перу.
- Правда? Похоже на то, что он знал Джонсона.
- Джонсона?
- Да. Самюэля Джонсона. Это цитата.
- Ах, да. Понимаю. - Тэд был в легком замешательстве,
- Если у вас все еще есть сомнения, господин Каллен, то лучше ступайте со мной на Эмбэнкмент и разрешите моим коллегам за меня поручиться.
Светлое лицо Каллена сделалось темно-красным.
- Извините. Я только на мгновенье… Это прозвучало так, будто вы были знакомы с Биллом. Простите мне мою подозрительность, господин Грант. Знаете, я - как потерпевший кораблекрушение в море. Я не знаю в этой стране ни единой живой души. Мне приходится просто принимать людей такими, какими я их вижу. Оценивать их по выражению лица. Разумеется, насчет вас у меня нет сомнений. Я вам слишком благодарен, чтобы выразить это словами. Вы должны мне поверить.
- Разумеется, я вам верю. Я только подшутил над вами, не имея на это права. Это было бы опрометчиво с вашей стороны - не быть подозрительным. Вот мой адрес и телефон. Я позвоню вам, как только увижусь с Ллойдом.
- Вы не считаете, что я тоже должен туда пойти?
- Нет. Я думаю, что делегации из двух человек было бы слишком много для такого незначительного дела. Во сколько вы будете сегодня вечером в "Вестморленде", чтобы вам позвонить?
- Господин Грант, я буду сидеть у телефона, пока вы не позвоните.
- Лучше перекусите в это время. Я позвоню вам в половине девятого.
- О'кей, в половине девятого.
Лондон был тускло-серым с красноватыми оттенками, и Грант смотрел на него с любовью. В мундирах военных санитарок тоже было это сочетание. Соединение изящества и силы, достоинства и доброты, скрытых под внешним равнодушием. Он посмотрел на красные автобусы, делающие серый день прекрасным, и благословил их. Как они замечательны. В Шотландии автобусы были выкрашены в самый жалкий из всех цветов: голубой. Цвет настолько унылый, что почти что является синонимом депрессии. Однако англичане, храни их Господь, были горазды на более веселые выдумки.
Он застал госпожу Тинкер за генеральной уборкой гостиной. Правда, для этого не было ни малейшего повода, но госпожа Тинкер, видимо, находила столько же удовольствия в приведении всего в порядок, сколько другие находят в сложной симфонии, в победе на турнире по игре в гольф или в заплыве через Ла-Манш. Она принадлежала к тому типу женщин, о которых Лора говорила, что они "моют порог перед дверью каждый день, а собственную голову - раз в шесть недель".
Услышав звук открывающейся двери, она встала на пороге гостиной и сказала:
- Ничего себе! А в доме ни крошки. Почему вы не известили меня, что возвращаетесь из-за границы прежде времени?
- Ничего, Тинк. Я не буду ничего есть. Я зашел только, чтобы оставить багаж. Купи что-нибудь и оставь в кухне, чтобы у меня было что поесть сегодня вечером.
Госпожа Тинкер каждый вечер шла домой, отчасти потому, что должна была поужинать кое с кем, кого она называла "Тинкер", и отчасти потому, что Грант по вечерам любил иметь квартиру в полном своем распоряжении. Грант никогда не видел Тинкера и не очень понимал, что с ним связывало госпожу Тинкер. Ее настоящая жизнь и интересы были сосредоточены на Тенби Корт, С. В. 1.
- Кто-нибудь звонил? - спросил Грант, листая записную книжку с телефонами.
- Госпожа Хэллард звонила, чтобы сказать вам, чтобы вы ей позвонили и договорились пообедать вместе, как только вернетесь.
- Ага. Новая пьеса имела успех? Какие были рецензии?
- Паршивые.
- Все?
- Ну, все, которые я видела.
В те времена, когда она была свободна, еще до Тинкера, госпожа Тинкер была гардеробщицей в театре. По правде говоря, если бы не этот ритуал вечернего принятия пищи, то она скорее всего и сейчас бы каждый вечер кого-нибудь одевала в В. 1 или в В. К. 2, вместо того чтобы проводить генеральную уборку гостиных в С. В. 1. Однако ее увлечение театром было столь же живым, как у новичка.
- Ты видела эту пьесу?
- Я нет. Это, знаете ли, одна из тех пьес, которые означают что-то другое. Она держит фарфоровую собачку на камине, но это вовсе не фарфоровая собачка, это ее бывший муж, он разбивает эту собачку, то есть, это делает ее новый друг, и она делается безумной. Ну, знаете, не сходит с ума, а только делается безумной. Но я думаю, что если ты хочешь быть дамой, то надо играть в интеллектуальных пьесах. Что вы решили получить на ужин?
- Ничего не решил.
- Я могла бы оставить на пару порядочный кусок вареной рыбы.
- Только не рыбы, если ты меня любишь. Я съел столько рыбы в этот месяц, что мне хватит на всю жизнь.
- Гм, сейчас слишком поздно, чтобы купить почки у госпожи Бриджес, но я посмотрю, что можно сделать. У вас был хороший отпуск?
- Чудесный, чудесный отпуск.
- Это хорошо. Приятно увидеть, что вы немного прибавили в весе. И незачем с сомнением хлопать себя по животу. Небольшая полнота еще никому не повредила. Вам незачем быть тонким, как железнодорожный рельс. У вас теперь есть резервы.
Пока Грант переодевался в свой лучший городской костюм, она крутилась по дому и рассказывала сплетни и истории, которые приходили ей в голову. Наконец он уговорил ее заняться ее любимым делом - уборкой, а сам принялся за мелкие дела, скопившиеся за время его отсутствия. Потом он вышел в тишину раннего апрельского вечера. Зашел в гараж, ответил на пару вопросов насчет его отпуска, выслушал три рыбацкие истории, которые уже слышал месяц назад, до отъезда в Шотландию, и в конце концов отыскал свою маленькую двухместную машину, которой пользовался для личных нужд.
Номер 5 на Бритт Лейн не пришлось долго искать. Он был одним из группы старых домов, которые все время подвергались каким-то переделкам и перестройкам. Конюшни превращались в домики, кухонные пристройки - в виллы, а чердаки - в квартиры. Казалось, что номер 5 на Бритт Лейн - всего лишь цифра на калитке. Калитка была в кирпичной стене, и ее обитое железом дубовое дерево показалось Гранту несколько претенциозным в столь заурядной оправе, как лондонский кирпич. Однако калитка была прочной и легко открывалась нажатием руки. Через нее можно было попасть в то место, что было когда-то кухонным двориком, когда номер 5 был всего лишь флигелем дома, стоящего на следующей улице. Теперь дворик был небольшой, выложенной каменными плитами площадью с фонтаном посредине, а бывший флигель - маленьким, трехэтажным домом с плоской крышей, украшенным лепниной и покрашенным в кремовый цвет.
Проходя через двор, Грант заметил, что некоторые из каменных плит - старинные и очень красивы. Он мысленно поприветствовал то, что Хирон Ллойд не заменил обычный лондонский электрический звонок каким-нибудь более мудреным устройством. Это указывало на хороший вкус, единственным отклонением от которого была эта претенциозная дубовая калитка.