- Часть инвестирует, остальное откладывает. Если бы не тетушка Фанни, Сэмюэлу Ширу уже давно пришлось бы подыскивать другую церковь. Его единственный доход - пожертвования тетушки Фанни и заработок Элизабет, его жены, в нашей школе, где та преподает. Она также покрывает наш деревенский дефицит. Раньше это было моей обязанностью, - со вздохом добавил судья, - но теперь мои доходы уже не те, что прежде… И все это за счет ее возни с кистями. - Он покачал головой. - Не понимаю. Большинство ее картин кажется мне детской мазней.
- Художественные критики вам бы возразили. - Джонни не сводил глаз с дома Фанни Эдамс. - Мне кажется, Шинн-Корнерс должна ею гордиться.
- Еще бы! Только эта старуха мешает нашему самоуважению рассыпаться в пух и прах.
Судья поднялся с качалки, смахнул пыль с серого костюма из гладкой блестящей ткани и поправил панаму. Он с усмешкой объяснил, что нарядился по случаю Дня независимости, чего от него ждут. Но Джонни понимал, что старик радуется возможности 4 июля произнести речь, что он делал ежегодно последние тридцать лет.
- Времени еще много, - сказал судья, вытащив большие золотые часы из черного шелкового кармашка. - Праздник начинается в полдень, после доения… Вижу, Питер Берри открывает лавку. После вчерашней рыбы, Джонни, тебя так разморило, что ты даже не имел шанса рассмотреть как следует Шинн-Корнерс. Давай-ка растрясем немного завтрак Милли.
* * *
Отрезок тридцатипятимильной шоссейной дороги из Кадбери в Комфорт, проходящий через Шинн-Корнерс, именовался Шинн-роуд. В центре деревни его пересекала Фор-Корнерс-роуд. Вокруг этого перекрестка все, что осталось от Шинн-Корнерс, было втиснуто в четыре сегмента, наподобие четвертей пирога.
На каждом из четырех углов перекрестка стоял врытый в землю гранитный указатель. Край четверти пирога, где размещался дом судьи, занятый деревенской лужайкой, был отмечен указателем с высеченной на нем надписью "ЗАПАДНЫЙ УГОЛ", буквы которой стерлись почти полностью.
За исключением лужайки, являющейся общественной собственностью, вся западная четверть принадлежала судье. На ней стоял его особняк, построенный в 1761 году, - крыльцо с увитыми плющом колоннами, как судья сказал Джонни, было добавлено после Войны за независимость, когда колонны вошли в моду, - а позади дома находилось еще более древнее сооружение, ныне служившее гаражом. Раньше в нем был каретный сарай, а совсем давно, по словам судьи, жилище для рабов, чьим хозяевам принадлежал дом в колониальном стиле, на месте которого воздвигли теперешний особняк.
- Рабство не прижилось в Новой Англии не столько по моральным, сколько по климатическим причинам, - объяснил судья. - Наши зимы убивали слишком много дорогостоящих негров. А индейское рабство никогда не имело успеха.
Семьсот акров земельного участка судьи не возделывались при жизни двух поколений. Деревья теснились в нескольких ярдах от гаража, а сад вокруг дома представлял собой джунгли в миниатюре. Стены особняка посерели и казались покрытыми чешуей, как и у большинства деревенских зданий.
- Где дом моего деда? - осведомился Джонни, когда они шли по дуге потрескавшегося асфальта перед участком судьи. - Не спрашивайте меня почему, но я бы хотел взглянуть на него.
- Его разрушили, еще когда я был молод, - ответил судья. - Он находился на Фор-Корнерс-роуд рядом с фермой Избела.
Они шагнули на деревенскую лужайку. Здесь трава была зеленой, флагшток покрыт свежей краской, развевающийся на нем флаг казался новым, а пушка и монумент Эйсахела Шинна на трехступенчатом гранитном пьедестале были чисто вымыты и увешаны флажками.
- Здесь я произношу мои проповеди, - сказал судья, поставив ногу на вторую ступеньку пьедестала. - Старый Эйсахел Шинн возглавил экспедицию на север в 1654 году, убил четыре сотни индейцев и на этом месте прочитал молитву за их бессмертные души… Доброе утро, Кэлвин.
Человек, с которым поздоровался судья, волочил через перекресток ржавую газонокосилку. При виде его Джонни вспомнил о трупе, о который однажды едва не споткнулся на рисовом поле Северной Кореи. Высокий и тощий мужчина был одет во все коричневое, а поля его коричневой шляпы уныло опускались на такого же цвета уши. Даже длинные зубы были коричневатыми.
Подойдя к ним, мужчина притронулся к полям шляпы, перебросил газонокосилку через указатель в западном углу и начал щелкать ею по траве лужайки.
Судья направился к нему. Джонни потащился следом.
- Кэлвин, я хочу познакомить тебя с моим дальним родственником. Джонни Шинн - Кэлвин Уотерс.
Остановив косилку, Кэлвин Уотерс повернулся и впервые посмотрел на Джонни.
- Привет, - буркнул он, и косилка защелкала снова.
- Брр! - содрогнулся Джонни.
- Так у нас принято. - Судья взял Джонни за руку и увел его на дорогу. - Кэлвин - хранитель деревенского имущества, уборщик школы, ратуши и церкви, а также официальный могильщик. Он живет на полпути вверх на холм, за домом тетушки Фанни. Дом Уотерса - один из старейших в округе - построен в 1721 году. А уборная во дворе - настоящая музейная редкость.
- Как и сам Кэлвин, - промолвил Джонни.
- Он совсем одинок, а кроме старого дома и одежды, которая сейчас на нем, у него ничего нет - ни машины, ни даже телеги. Можно сказать, настоящий бедняк.
- А он когда-нибудь улыбается? - спросил Джонни. - Вряд ли я видел лица со столь явным отсутствием выражения за пределами военных кладбищ.
- Очевидно, Кэлвин не находит поводов для улыбок, - сказал судья. - Здешняя ребятня прозвала его Весельчак Уотерс. В детстве он упал с фермерского фургона и с тех пор так и не пришел в норму.
Они пересекли Шинн-роуд к южному углу. Судья объяснил, что Берни Хэкетт, которому принадлежал угловой дом, был не только местным констеблем, но и брандмейстером, секретарем деревенской корпорации, сборщиком налогов, членом школьного совета, страховым агентом и еще бог знает кем.
- Берни приходится вертеться, - продолжал судья. - Его жена Элла умерла, рожая их младшего ребенка. Мать Берни, Селина Хэкетт, ведет хозяйство, но она уже старая и глухая, поэтому трое детей растут сами по себе… Привет, Джоэл!
Крепкий мальчуган в джинсах, идущий вразвалку по Шинн-роуд к дому Хэкеттов, обернулся и с любопытством посмотрел на Джонни.
- Здравствуйте, судья.
- Это старший сын Берни Хэкетта, Джонни, - младший в комфортской средней школе. Джоэл, это майор Шинн.
- Майор? - Мальчик от неожиданности отпустил руку Джонни. - Настоящий майор?
- Настоящий бывший майор, - улыбнулся Джонни.
- А-а. - Мальчуган отвернулся.
- Не рано ли ты поднялся для летнего утра, Джоэл? - добродушно осведомился судья. - Или тебя возбуждает праздник?
- Чепуха. - Джоэл Хэкетт пнул ногой покосившуюся калитку. - Я бы лучше взял ружье и отправился на охоту с Эдди Пэнгменом. Но папа велел мне попросить у Орвилла работу. Завтра начинаю доить его чертовых коров.
Он вошел в дом и захлопнул дверь.
- Вам придется произнести зажигательную речь, чтобы впечатлить этого паренька, - заметил Джонни. - Что это за вывеска?
Рядом с жилищем Берни Хэкетта чопорно грелся на солнце красный деревянный дом с закрытыми белыми ставнями. Вывеска во дворе на стальной подставке гласила: "Пру Пламмер. Антиквариат и старые пуговицы". Все нуждалось в свежей краске.
- Смелое предприятие, - заметил Джонни.
- Пру преуспевает. Иногда продает кое-что летом, когда между Кадбери и Комфортом движение оживляется, но в основном принимает заказы по почте. Пру - наша интеллектуалка, у нее есть приятели на Кейп-Код. Она пыталась заинтересовать ими Фанни Эдамс, но тщетно. Тетушка Фанни заявила, что не знает, о чем с ними говорить, так как ничего не смыслит в искусстве. Это чуть не убило Пру, - усмехнулся судья. - Жить по соседству с национальной художественной знаменитостью и не иметь возможности извлечь из этого прибыль! А вот и Орвилл Пэнгмен.
- Только не представляйте меня как майора Шинна.
- Ладно, Джонни, - кивнул судья.
Они обогнули каменную ограду, отделяющую участок Пру Пламмер от фермы Пэнгмена, и направились мимо маленького фермерского дома к большим красным амбарам. В дверях одного из них стоял крупный мужчина в комбинезоне, вытирая потное лицо.
- Простите, что не подаю руку, - сказал он, когда судья представил Джонни. - Чистил желобы для навоза. Милли хорошо вас кормит, судья?
- Превосходно, Орвилл. Что слышно от Мерритта?
- Кажется, во флоте ему нравится куда больше, чем на ферме, - ответил Орвилл Пэнгмен. - Растишь двух сыновей, так один из них завербовывается во флот, а другому лень даже почесаться. Поди сюда, Эдди! - крикнул он.
Из амбара вышел высокий тощий парень лет семнадцати, с большими красными руками.
- Эдди, это мистер Шинн - родственник судьи из Нью-Йорка.
- Привет, - буркнул Эдди Пэнгмен и мрачно уставился на землю.
- Чем собираешься заниматься, когда окончишь школу в будущем году, Эдди? - спросил судья Шинн.
- Ничем, - отозвался Эдди, не поднимая взгляда.
- Разговорчивый парень, верно? - усмехнулся его отец. - Все, что он знает, - это какой он несчастный. Заканчивай чистить доилки, Эдди. Я сейчас приду.
- Я слышал, завтра будет дождь, Орвилл, - сказал судья, когда Эдди Пэнгмен молча скрылся в амбаре.
- Да. Но лето обещают засушливое. - Фермер нахмурился, глядя на безоблачное небо. - Еще одно сухое лето нас прикончит. В прошлом сентябре мы потеряли почти весь урожай кормовой кукурузы - дожди начались слишком поздно. Нам едва хватило запасов, чтобы дотянуть до Рождества. Если такое случится снова…
- Никогда не становись фермером, Джонни, - сказал судья, когда они шли назад по Шинн-роуд. - У Орвилла лучшая ферма в округе, если, конечно, ты способен различать степени бедности, у него отличное стадо бурых швейцарских, гернсейских и голштинских коров, дающее почти десять бидонов молока, а он не знает, сможет ли протянуть еще год. У Хьюба Хемаса, Мерта Избела и Скоттов дела еще хуже. Мы засыхаем на корню, Джонни.
- Вы разочаровываете меня, судья, - пожаловался Джонни. - Сначала я думал, что у вас есть планы на мой счет.
- Планы? - переспросил судья.
- Ну, затащить меня сюда, чтобы поговорить со мной, как дядюшка-янки, и вкачать немного свежей крови мне в жилы. Но вы оказались еще хуже меня.
- Неужели?
- Вы почти пробудили во мне древний шовинизм. Я испытываю желание вывернуть вам руку и заставить посмотреть на флаг, который развевается над лужайкой. Он никогда не засохнет, что бы ни случилось с вами и со мной. Засуха - явление временное…
- Но старость и злоба постоянны, - отозвался судья Шинн.
Милли Пэнгмен переходила Шинн-роуд. Она была почти такой же крупной, как ее муж. Ее очки в золотой оправе блеснули на солнце, когда она помахала им рукой.
- Приготовила вам овсянку, судья. Вернусь к ужину… Дебби! Куда ты подевалась?
Судья дружелюбно помахал ей в ответ, но мрачно повторил:
- Постоянны.
- Обманщик, - засмеялся Джонни.
- Нет, я говорю правду. Конечно, я часто подшучиваю, но только потому, что любой янки скорее станет голосовать за демократов, чем публично демонстрировать свои чувства. Факт в том, Джонни, что ты бредешь по главной улице безнадежного предприятия.
- А я тем временем пребываю в заблуждении, считая вас джентльменом величайшей силы духа, - усмехнулся Джонни.
- У меня есть вера, - сказал судья Шинн. - Куда больше веры, чем когда-либо было у тебя, Джонни. Например, я верю в Бога, в конституцию Соединенных Штатов, в статуты моего суверенного штата и в будущее нашей страны - несмотря на коммунизм, водородные бомбы, нервно-паралитический газ, маккартизм и бывших майоров военной разведки. Но я хорошо знаю Шинн-Корнерс, Джонни. Становясь беднее, мы делаемся пугливыми и, следовательно, более ограниченными, озлобленными и опасными… Прекрасная подготовка к речи по поводу 4 июля, нечего сказать! Давай заглянем к Питеру Берри - самому веселому человеку в Шинн-Корнерс.
Единственная деревенская лавка располагалась на восточном углу перекрестка. Ветхое строение грязно-коричневого цвета, очевидно, являлось реликтом XIX века. Вход занимал весь угол. Пирамида скрипучих деревянных ступенек вела к крыльцу, захламленному садовыми инструментами, корзинами, ведрами, швабрами, горшками с геранью и сотней других предметов. Над крыльцом тянулась выцветшая красная вывеска: "Универсальный магазин Берри".
Едва Джонни открыл дверь, пропуская вперед судью, его ноздри защекотали запахи уксуса, резины, кофе, керосина и сыра под аккомпанемент звяканья старомодного колокольчика.
- Мне бы пригодились такие запахи на проклятых зловонных рисовых полях, - заметил Джонни.
- Жаль, что Питер этого не знал, - откликнулся судья. - Он бы запечатывал их в бутылки и продавал оптом и в розницу.
В воздухе было почти столько же товаров, сколько на полу и на полках. Джонни и судья с трудом пробирались сквозь целый лес подвешенных к потолку предметов, мимо бочонков с гвоздями, мешков с картошкой, мукой, луком, газовых плит, деталей тракторов, прилавков с хозяйственными товарами, галантереей, дешевой обувью, опутанной проводами кабинки с табличкой "Почтовая подстанция США", даже полки с книгами в бумажных обложках и комиксами. Вывески рекламировали уголь и лед, проявление и печатание фотографий, прачечную и химчистку - казалось, не существует услуг, которые Питер Берри не был готов оказать.
- Автомастерская Берри рядом с магазином тоже принадлежит ему? - спросил Джонни, впечатленный увиденным.
- Да, - ответил судья.
- Как же он успевает со всем этим справляться?
- Ну, Питер обычно возится с автомобилями по вечерам, когда закрывает магазин. Эм помогает ему, чем может; Дики - ему десять - достаточно взрослый, чтобы управлять бензоколонкой и бегать с поручениями, а Кэлвин Уотерс доставляет товары в грузовике Питера.
Они пробрались по узкому проходу к главному прилавку бакалейного отдела, где стоял кассовый аппарат. Крупный толстый мужчина с головой как у Уильяма Дженнингса Брайана выкладывал на прилавок буханки хлеба, разговаривая с долговязым подростком в джинсах. Паренек казался напряженным, и судья Шинн остановил Джонни:
- Давай подождем.
Наконец подросток у прилавка что-то тихо произнес. Питер Берри улыбнулся и покачал головой. Ему было лет сорок пять; его мясистое лицо постоянно менялось. Казалось, такое лицо должно быть розовым, но вместо этого оно было удручающе серым, а голубые глаза, несмотря на улыбку, оставались неподвижными и холодными.
- Кто этот мальчик? - шепотом спросил Джонни.
- Дрейкли Скотт - старший сын Эрла и Матильды. Ему семнадцать.
- Он кажется чем-то расстроенным.
- Дрейку приходится нелегко. Так как Эрл и Сет беспомощны, он должен заботиться о ферме. Это мешает его учебе. - Судья пожал плечами. - Он отстал на целый год и вряд ли закончит школу… Доброе утро, Дрейк.
Дрейкли Скотт проходил мимо, опустив глаза, под которыми темнели мешки. Его худое прыщавое лицо выглядело сердитым.
- Доброе утро, судья.
- Хочу познакомить тебя с моим родственником.
Мальчик поднял невидящий взгляд.
- Здравствуйте, - буркнул он. - Судья, мне надо возвращаться на ферму.
- Тебе кто-нибудь помогает в эти дни, Дрейкли? - спросил судья.
- Да. Старик Леммон. Джо Уиллетт из Комфорта обещал скосить южный участок и помочь мне складывать сено, но он сможет приехать только на будущей неделе.
- Увидимся на празднике?
- Нет, судья. Мама будет там с Джуди. - Дрейкли Скотт прошмыгнул мимо, втянув узкие плечи, словно опасался удара сзади.
- Доброе утро! - Питер Берри расплылся в улыбке. - Прекрасный день, судья! Не терпится услышать вашу сегодняшнюю речь… - Он переводил взгляд с судьи Шинна на Джонни; его серое лицо постоянно двигалось, как морская вода.
- Спасибо, Питер. - Судья представил Джонни.
- Рад познакомиться, мистер Шинн! Родственник судьи, а? Бывали у нас раньше?
- Нет.
- Жаль. Как вам наша деревушка?
- Приятное местечко, - тактично ответил Джонни. - Спокойное и мирное. - Ему хотелось, чтобы лицо Берри застыло хоть на миг.
- Что верно, то верно. Вы здесь надолго?
- На неделю, мистер Берри.
- Отлично. Да, судья, вчера Милли Пэнгмен записала кое-какие продукты на ваш счет. С этим все в порядке?
- Конечно, Питер, - довольно резко отозвался судья.
- Милли - чудесная женщина. Делает честь Шинн-Корнерс…
- Мы не хотим тебя задерживать, - сказал судья. - Я знаю, что ты сегодня открыл лавку только на несколько часов…
- Судья…
- Да?
Питер Берри доверительно склонился над прилавком.
- Я уже некоторое время хотел с вами поговорить…
Джонни деликатно отошел к книжной полке, но Берри, казалось, забыл о нем, продолжая говорить гулким басом.
- Это насчет Скоттов…
- Вот как?
- Ну, вы ведь знаете, что они все время у меня что-то покупают…
- Они задолжали тебе солидную сумму, Питер?
- В общем, да. Я хотел спросить, что можно с этим сделать. Вы ведь юрист…
Голос судьи Шинна стал пронзительным:
- Ты имеешь в виду, что хочешь подать на Скоттов в суд?
- Не могу же я вечно не брать с них денег. Мне нравится помогать соседям, но…
- Разве они тебе ничего не платят?
- Платят время от времени. Но долг только растет.
- Вы говорили с Эрлом, Питер?
- С Эрлом разговаривать бесполезно.
- Очевидно, - согласился судья. - Ведь Эрл прикован к инвалидному креслу.
- Я говорил с Дрейкли, но ведь он еще даже наполовину не мужчина. Позволить мальчишке управлять фермой! Мне кажется, Эрл должен был продать ее…
- И что же тебе сказал Дрейкли?
- Что заплатит при первой возможности. Я не хочу быть суровым по отношению к ним, судья, но…