Засим воцарилась поистине гробовая тишина. Муха и та сдалась, лежала кверху лапками на дне стакана. Рука премьера, безостановочно теребившая стопку бумаг, мгновенно замерла. Министр внутренних дел, выпрямившись, застыла в кресле. Министр иностранных дел, за все время совещания не проронивший почти ни слова, оцепенел, прищурив глаза и открыв рот.
- Нет, - наконец проговорил Петер Салхус, так тихо, что премьер-министр на другом конце огромного стола вряд ли его услышал. - Нет, не то же. Отнюдь не то же… Полагаю, совещание окончено.
Он устало, медленно встал и, не взглянув на главу правительства, направился к двери. С бумагами в руке, не глядя ни на кого из присутствующих, во все глаза смотревших на него. Когда он поравнялся с премьером, который сидел ближе всех к двери, тот примирительно тронул его за локоть:
- Спасибо.
Салхус не ответил.
Премьер по-прежнему держал его за локоть.
- Слушай… ты что, вправду восхищаешься агентами ФБР?
Петер Салхус не мог взять в толк, куда он клонит, и потому молчал.
- И агентами Secret Service тоже, да?
- Восхищаюсь… - медленно повторил Петер Салхус, словно не вполне понимая смысл этого слова. Он высвободил локоть, посмотрел премьеру прямо в глаза, кивнул: - Пожалуй. Но в первую очередь… я их боюсь. И вам бы не мешало.
С этими словами он покинул экстренное совещание, чуя неотвязный запах сырости.
8
Парень на автозаправке был очень не в духе. Второй год кряду ему выпало работать 17 Мая. Конечно, в свои девятнадцать лет он младший из сотрудников, но все равно несправедливо, что приходится торчать на работе в такой день, когда бензин почти никому не требуется. Заправка расположена слишком далеко от центра, так что и на продаже сосисок толком ничего не выручишь. Лавочку вполне можно бы прикрыть. А если кому до зарезу понадобится бензин, тут есть автоматы, сунул карту - и порядок.
"На вахте останется младший", - буркнул шеф, когда несколько недель назад все спорили насчет дежурств.
Младший! Ишь отец родной выискался!
В магазинчик вбежали двое мальчишек лет десяти. В темно-красных костюмчиках, черных фуражечках и белых лакированных портупеях. Барабаны они оставили где-то в другом месте, но изо всех сил размахивали палочками.
- En garde! - крикнул один из них и ловко ткнул второго, поменьше.
- Ой! Черт, больно же! - взвыл тот, бросил палочки и схватился за плечо.
- А ну тихо! - прицыкнул продавец. - Будете брать что-нибудь? Или как?
Не отвечая, мальчишки метнулись к холодильнику с мороженым, несколько для них высоковатому, и один тотчас взгромоздился на полку с шоколадом.
- Апельсиновое! - крикнул второй.
- А ну кыш! - Продавец хлопнул ладонью по прилавку.
Маленький нахал, влезший ногами на полку, был смуглый, черноволосый.
Сколько бы они ни рядились в мундиры пожарных и национальные норвежские костюмы, все равно - черномазый он и есть черномазый. И очень даже глупо, когда они пытаются изображать из себя норвежцев. Вот час-другой назад сюда завалилась целая орда негритят. Шум, галдеж - все вокруг заполонили, будто у себя дома в Тамилланде, в Африке или откуда они понаехали. В общем-то ничего особенного не купили. Но банты! Большущие, красно-бело-синие, на лацканах курток и пальтишек. Лыбились, хохотали, весь праздник ему испортили.
- Эй, ты! - Продавец вышел из-за прилавка, шагнул к мальчишкам, сгреб пакистанца за воротник. - Положь мороженое.
- Я заплачу! Заплачу же!
- Положь, я сказал!
- Ой, больно! - тоненько заверещал мальчишка.
Продавец мог бы поклясться, что он сейчас разревется, и разжал пальцы.
- Привет!
В магазинчик вошел мужчина. На миг приостановился, вопросительно глянул на мальчишек. Продавец тоже буркнул "привет".
- Извини, я припарковал машину прямо под окнами. - Посетитель кивнул на синий "форд" за стеклом. - Объявление заметил, когда уже вылез из-за руля. Да я быстро, мне всего-навсего нужна минералка.
Продавец кивнул на холодильник и вернулся за прилавок. Младший мальчик, курчавый блондин, выложил перед ним пятьдесят крон.
- Два мороженых, - процедил он сквозь зубы. - Два апельсиновых, слышь ты, недоумок!
Водитель "форда" вырос у него за спиной. Мальчуган молча забрал сдачу, отвернулся и пошел к выходу, протягивая одну порцию товарищу, ретировавшемуся к дверям.
- Дурак! - хором крикнули оба, и дверь захлопнулась.
- Три бутылки фарриса, - сказал водитель.
- Платить будете карточкой? - уныло спросил продавец.
- Нет, наличными. - Получив сдачу с сотни, он небрежно пихнул деньги в карман.
Из-за прилавка парень бросил взгляд на машину, припаркованную водительской стороной к окну меньше чем в метре. На пассажирском месте кто-то есть: видно бедро и руку, которая за чем-то тянется. На заднем сиденье - спящая женщина. Голова запрокинута, висок прислонен к окну. Наброшенный на плечи жакет неловко подпирает шею, почти такую же красную, как и сам жакет.
- Ладно, будь здоров! - сказал водитель, надвинул на лоб бейсболку и вышел вон.
Провались оно пропадом, это 17 Мая! Уже почти четыре. По крайней мере, скоро придет сменщик. Если сам шеф не припрется. С ним никогда не угадаешь. Н-да, хреновый денек.
Он не спеша сунул в булочку копченую венскую сосиску, добавил салата с креветками, приправы, щедро полил горчицей и съел.
С утра это была уже девятая, и съел он ее без всякого аппетита.
9
- Королевский дворец вон там, выше, - сказал посол Джордж А. Уэллс, кивнув на парк по ту сторону Драмменсвейен. - И служит не только для красоты. Они там живут. Королевская чета. Прекрасные люди. Вправду прекрасные.
Собеседники были похожи друг на друга. Стоя вот так, спиной к комнате, лицом к городу, который раскинулся за оградой, окружавшей треугольное здание, они выглядели прямо как родные братья. Правда, послу приходилось ежедневно терпеть нотации жены насчет того, что ему необходимо ликвидировать несколько фунтов на животе, однако эти двое, стоявшие у окна американского посольства в Осло и смотревшие на веселых, нарядных людей, которые шли мимо неприступной решетчатой ограды, - эти двое очень и очень серьезно относились к своему режиму питания и к игре в гольф. Выглядели оба хорошо. Джорджу Уэллсу уже под семьдесят, но его голову до сих пор украшала густая серебряная грива. Гость был помоложе и опять-таки при густой шевелюре, хоть и чуть менее ухоженной. Оба стояли руки в карманы. Пиджаки они сняли давным-давно.
- Королевскую семью, как мне сдается, охраняют хуже, чем нас, - сказал гость, кивнув на Дворцовый парк. - Неужели кто угодно вправду может подойти к самому дворцу?
- Не только может, но действительно подходит. Это занудное шествие, которое они устраивают Семнадцатого мая, марширует прямо под балконом, где стоит королевская семья и машет участникам. И всегда все было хорошо. Вдобавок они… - посол устало улыбнулся, провел пальцами по волосам, - несколько популярнее нас.
Оба помолчали, глядя вниз, на улицу, - не поймешь, подходят люди или уходят. Внезапно они разом заметили мальчугана с американским флажком, маленького, лет пяти-шести, в темно-синих брючках, ярко-красном джемпере с треугольным вырезом и белой рубашечке. Он остановился, поднял голову, посмотрел на посольство. Видеть их он никак не мог - слишком далеко, да и поляризованные стекла, черные снаружи, не позволяли заглянуть внутрь. Тем не менее мальчуган нерешительно улыбнулся и замахал флажком. Мать раздосадованно обернулась, схватила его за плечо. Продолжая махать флажком, он исчез из виду.
- Ему это сходит с рук, потому что он маленький, - сказал посол. - Маленький милый афроамериканец, потому-то ему дозволено Семнадцатого мая махать звездно-полосатым флажком. Через два-три года будет хуже.
Снова тишина. Гость, словно бы зачарованный уличной суетой, неподвижно замер у окна. Посол тоже не делал поползновений сесть. Со стороны Нобелевского института приближалась многочисленная компания подвыпивших юнцов. Они горланили песню, так громко и так безбожно фальшиво, что их было слышно даже сквозь бронированное стекло. Девчонку лет восемнадцати, вдрызг пьяную, поддерживали двое приятелей. Один левой рукой облапил ее грудь, но ей это, видимо, ничуть не мешало. Навстречу им шагал целый класс младших школьников, чин чином, парами, за ручку. Передняя пара - девчушки со светлыми косичками - расплакалась, когда один из юнцов что-то гаркнул им прямо в лицо. Спешно подбежали разъяренные родители. Сопляк в синем комбинезоне окатил самого злющего папашу пивом.
Полицейский автомобиль пытался проехать сквозь толпу. Но на полдороге застрял и остановился. Двое юнцов немедля уселись на капот. Какой-то девчонке позарез приспичило расцеловать полицейского, который вылез из машины, чтобы навести порядок. К ней присоединились еще несколько, и в итоге парня в униформе облепила целая стайка девчонок в красном.
- Что же это такое? - пробормотал гость. - Что за страна?
- Строго говоря, тебе бы следовало это выяснить, - сказал посол. - Прежде чем отправлять сюда госпожу президента. Да еще в такой день.
Гость шумно, почти демонстративно вздохнул. Отошел к столу, где на серебряном подносе выстроились стаканы и бутылки с минеральной водой. Взял бутылку, вопросительно взглянул на посла:
- Угощайся. Прошу.
Посол тоже как будто бы вдоволь насмотрелся на жизнь норвежского народа - нажал на кнопку дистанционного пульта и задвинул легкие гардины.
- Извини за этот комментарий, Уоррен.
Уэллс сел в кресло. В его движениях сквозила медлительность, будто день слишком затянулся и годы давали себя знать.
- Все в порядке, - отозвался Уоррен Сиффорд. - К тому же ты прав. Мне бы следовало выяснить. И я выяснил. Узнал все, что можно прочитать и услышать. Тебе известны стандартные процедуры, Джордж. Известно, как мы работаем.
Держа на вытянутой руке бутылку фарриса, он скептически рассматривал этикетку. Потом, пожав плечами, наполнил стакан и продолжил:
- Мы работали с этим несколько месяцев. И сказать по правде, когда госпожа президент предложила Норвегию как цель своего первого зарубежного визита, отнеслись к этой идее с полным одобрением. - Сиффорд приподнял стакан. - Более того, сочли ее блестящей! И ты, конечно, знаешь почему.
Посол промолчал.
- Существует определенная классификация. Неофициальная, разумеется, но вполне серьезная. И если отвлечься от считаных тихоокеанских государств с их несколькими тысячами дружественных обитателей, где единственной угрозой для президента будет разве что неожиданное цунами… - Сиффорд отпил глоток воды, рукавом утер рот, - то Норвегия самая безопасная страна для визита. - Он легонько покачал головой. - Президент Клинтон, когда был здесь, вел себя как мальчишка на экскурсии в Литл-Роке. Это было еще до тебя и до… - Внезапно он схватился за висок.
- Все в порядке? - спросил посол.
Уоррен Сиффорд поморщился, тронул рукой затылок, пробормотал:
- Утомительный перелет. Я фактически сутки не спал. Все это, что называется, как снег на голову свалилось. Когда придет этот тип? И когда я смогу…
На массивном столе зазвонил телефон.
- Да? - Посол держал трубку в нескольких сантиметрах от уха. Еще раз повторил "да" и положил трубку на рычаг.
Уоррен Сиффорд поставил стакан на серебряный поднос.
- Он не придет, - сказал посол, вставая.
- То есть как?
- Мы сами поедем к ним. - Он надел пиджак.
- Но ведь у нас договоренность…
- Строго говоря, это было скорее распоряжение, - перебил посол, указывая на сиффордовский пиджак. - Наш им приказ. Одевайся. Они его не приняли. Хотят, чтобы мы приехали туда.
До новых возражений дело не дошло, посол отечески взял Уоррена Сиффорда за локоть.
- Ты поступил бы точно так же, Уоррен. Мы гости в этой стране. Они хотят играть на своем поле. II даже если их немного, будь готов к тому, чтобы… - Уэллс не договорил и рассмеялся, отрывисто и на удивление звонко. Потом шагнул к двери и добавил, закрывая дискуссию: - Население в этой стране немногочисленное, но люди сплошь чертовски упрямые. Все до одного. You might as well get used to it, son. Get used to it!
10
- Мама! Это правда! Спроси у Каролины!
Девушка безнадежно наклонилась и хлопнула рукой по столу. Глаза у нее были красные, тушь серыми потеками расползлась по щекам. Волосы, вчера вечером подколотые вверх и в память о восьмидесятых годах украшенные цветными ленточками и шнурочками, уныло падали на спину, тусклые после чересчур веселой гулянки. Она сбросила с плеч верх комбинезона, болтавшийся теперь вокруг талии, а за пояс сунула пол-литровую бутылку колы.
- Почему ты мне не веришь, а? Никогда не веришь ни единому моему слову!
- Ну почему, верю, - спокойно отозвалась мать, задвигая в духовку противень.
- Нет! По-твоему, я пьянствую и шля…
- Придержи язык! - Голос матери зазвенел металлом, она с грохотом захлопнула духовку. - К осени ты съедешь от нас, дорогуша, будешь жить отдельно. Вот тогда можешь делать что хочешь. Но до тех пор…
Она повернулась к дочери, подбоченилась, хотела сказать что-то еще, однако закрыла рот и безнадежно провела рукой по волосам.
- Да ты спроси у Каролины, - жалобно пробормотала дочь и схватила стакан с молоком. - Мы обе там были. Не знаю, откуда они явились, но сели в машину. В синюю. Правда-правда. Я не вру, мама!
- Я ничуть не сомневаюсь, что ты говоришь правду, - сказала мать с напряжением в голосе. - Просто пытаюсь объяснить тебе, что видели вы отнюдь не американского президента. Это наверняка была какая-то другая женщина. Неужели непонятно? Ну сама посуди, - она со вздохом села у стола, попыталась взять дочь за руку, - если кто-то похищает американского президента, он не пойдет с ней, как ни в чем не бывало, через парковку у Центрального вокзала на рассвете Семнадцатого мая, у всех на глазах. Так что кончай…
Дочь вырвала руку.
- У всех на глазах? У всех на глазах? Да, кроме нас, там, черт побери, ни души не было! Только мы с Каролиной и…
- Ну что ты кипятишься-то в самом деле! Пойми наконец…
- Нет, как хочешь, а я позвоню бобикам. На дамочке были аккурат такие шмотки, как по телику показывали. Один к одному. Клянусь! Я позвоню, мама.
- Пожалуйста. Звони. Если хочешь выставить себя полной дурой. Кстати, они называют себя полицейскими, а не бобиками. Звони!
Мать встала. Духовка нещадно чадила, и она приоткрыла окно.
- Кто, блин, Семнадцатого мая приглашает гостей на ужин, - буркнула дочь, допивая молоко.
- Придержи язык! Нечего тут почем зря выражаться!
- Семнадцатого мая люди устраивают завтраки. Завтраки или, на худой конец, праздничные обеды. Никогда не слыхала, чтоб кто-нибудь закатывал дурацкий…
Кастрюля грохнула по кухонному столу. Мать сдернула с себя фартук, быстро шагнула к дочери. Хлопнула ладонями по столу.
- Мы устраиваем Семнадцатого мая ужин, Пернилла. Мы, семья Скоу. Так происходит из поколения в поколение, и ты… - Она подняла вверх дрожащий палец. - Ты обязана ровно в шесть быть в столовой, причем, разумеется, не в таком плачевном виде. Ясно?
Ворчание дочери она истолковала как знак согласия.
- Но я же видела президента, - едва слышно повторила девушка. - И для похищенной вид у нее был, черт побери, не особо напуганный.
11
Макет отеля "Опера" был выполнен в масштабе один к пятидесяти. Смонтированный на специальной подставке с ножками, он напоминал этакую миниатюрную свайную постройку. Детали поражали тонкостью работы. Крошечные входные двери двигались как настоящие. В окна вставлены тонкие стеклышки, даже на шторах тот самый узор. Когда Уоррен Сиффорд, присев на корточки, заглянул в вестибюль, он увидел желтые диваны с крохотными столиками между ними. Горели желтые лампочки, ярко-синие кресла так и соблазняли посидеть.
- Да, в одночасье такой макет не построишь, - пробормотал он, почесав подбородок.
- Разумеется, - кивнул начальник полиции Терье Бастесен. - Его изготовили в связи с реконструкцией. Руководство отеля, безусловно, проявило особую… - он помедлил, подыскивая английское слово, - особую любезность. Крышу можно снять.
Руки у него были неуклюжие, вдобавок тряслись, потому что он нервничал. Пальцы попытались осторожно взяться за крышу, но только сдвинули ее набок. Послышался резкий шорох, и молодой полицейский, стоявший в углу кабинета, устремился на помощь и бережно снял крышу, открыв десятый этаж отеля.
- Так-так, - сказал Уоррен Сиффорд. - Стало быть, здесь она жила.
Президентские апартаменты выходили на юг и располагались в западном крыле. Даже после того, как с макета сняли крышу, окна, смотревшие на фьорд, остались на месте. Раздвижные двери вели на балкон, окаймленный крохотными комнатными растениями. Интерьер, воспроизведенный вплоть до мельчайших деталей, очень красивый - точь-в-точь кукольный дом избалованной дочки богача.
- Итак, вход вот здесь, - лазерной указкой показал Бастесен; красная точка дрожала и приплясывала. - Ведет прямо в гостиную. Затем можно пройти… - точка переместилась, - в кабинет. Тут что-то наподобие кабинета, поскольку можно видеть… - он близоруко склонился к макету, - компьютер и крошечный принтер. А в гостиной находится и кровать. Предположительно прези… госпожа президент спала, когда явились похитители.
- Похитители, - повторил Уоррен Сиффорд, осторожно тронув пальцем постель. - Как я понял, сколько их было - неизвестно.
Начальник полиции кивнул и спрятал указку в нагрудный карман.
- Верно, однако я основываюсь на оставленной записке: "Мы с вами свяжемся". "Мы". А не "я". We've got her. We'll be in touch.
Уоррен Сиффорд выпрямился, взял в руки ламинированный листок.
- Полагаю, это копия?
- Конечно. Оригинал отправлен на экспертизу. Его обнаружили ваши люди, и они… у них хватило ума не трогать записку до приезда криминалистов.
- Times New Roman, - быстро сказал Сиффорд. - Самый заурядный шрифт. Думаю, отпечатки пальцев не обнаружены. Бумага тоже обыкновенная, какую можно найти в любой конторе и в любом частном доме. Верно?
Он даже не потрудился поднять взгляд, чтобы увидеть утвердительный кивок Бастесена. Вернул листок и снова сосредоточился на макете.
- Кстати, это не мои люди, - заметил он и не спеша сделал несколько шагов влево, чтобы взглянуть на дверь президентских апартаментов под другим углом.
- Простите?
- Вы сказали, записку обнаружили "мои люди".
- Да…
- Так они не мои. Они из Secret Service. Я же, как вам, наверное, известно… - когда Сиффорд наклонился, волосы упали на глаза. Прищурясь, он смерил взглядом коридор перед президентскими апартаментами, - из ФБР. Разные ведомства.
Голос звучал холодно. Сиффорд по-прежнему не смотрел на начальника полиции. Только тронул его плечо тыльной стороной руки, словно отодвигая строптивого мальчишку.
- Позвольте-ка, - буркнул он, снова углубившись в изучение макета. - Эта штука действительно полностью соответствует оригиналу?