Манеры, которые ден Релган припас для "Жокей- клуба", разлетелись в пух и прах, и он показал свое истинное лицо. Драчун, подумал я. Опасный противник, даже если он и прав.
Ланса Киншипа это, казалось, ничуть не смутило. "Маленькие девочки не всегда ходят со своими папочками", - съязвил он, и тогда ден Релган ударил его - резко, сильно, умело, так, что хрустнул нос. Кровь просто хлынула потоком. Ланс Киншип попытался утереть ее руками, но только размазал по лицу. Кровь текла по губам, подбородку и большими каплями падала на замшевый пиджак оливкового цвета.
Лорд Уайт, которому вся эта сцена внушала отвращение, брезгливо, двумя пальцами, протянул Киншипу огромный белый платок. Не поблагодарив, Киншип схватил платок и попытался остановить кровь. В считанные секунды платок из белого превратился в алый.
- Вам необходимо в медпункт, - сказал лорд Уайт, оглядываясь по сторонам. - Э-э… Нор, - обрадовался он, увидев меня. - Вы знаете, где медпункт? Будьте добры, отведите этого джентльмена. Очень мило с вашей стороны. - Он сделал жест в сторону пострадавшего, но едва я дотронулся до оливкового замшевого рукава, чтобы отвести Киншипа туда, где ему наложат холодный компресс и окажут первую помощь, как он резко отшатнулся.
- Не хотите - как хотите, - пожал я плечами и добавил: - Кровью истечете.
Киншип бросил на меня недружелюбный взгляд, но промолчал: его больше волновал разбитый нос.
- Пойдемте, я вам покажу, где медпункт, - предложил я.
Через площадку для выводки я прошел к домику, выкрашенному зеленой краской, где пострадавшие попадали в ласковые руки по-матерински заботливых дам. Сзади шел Киншип. Однако мы были не одни: от нас ни на шаг не отставал ден Релган. Из-за спины вдруг отчетливо раздался его голос. Тон сказанного не оставлял никаких сомнений.
- Еще раз подойдешь к Дане - шею сверну.
Киншип вновь промолчал.
- Слышишь ты, альфонс паршивый? - злобно повторил Релган.
Мы ушли уже далеко от весовой, и от призового столика нас отделяло много народа. Внезапно я услышал за спиной какой-то шорох и, обернувшись, увидел, что Киншип занес ногу и с силой, приемом каратэ ударил ден Релгана в пах. Удар попал в цель. Потом Киншип повернулся ко мне и вновь бросил на меня недружелюбный взгляд поверх окровавленного платка, который он прижимал к носу.
Ден Релган, обняв себя руками, хватал ртом воздух. Вряд ли кто-нибудь ожидал, что пышная церемония награждения выльется в такой скандал.
- Сюда, - сказал я Киншипу, кивком указывая на дверь медпункта. Открыв ее, он напоследок снова наградил меня злобным взглядом.
Схватившись за живот и согнувшись пополам, ден Релган принялся описывать круги и время от времени постанывал.
Жаль, что Джордж Миллейс отправился к праотцам, подумал я. Он, единственный из присутствующих, получил бы наслаждение от этой сцены. Он бы не упустил случая. Ден Релган должен благодарить бога за те пару стаканчиков виски и злосчастное дерево, что угробили Джорджа, иначе красочное изображение его ссоры с Киншипом появилось бы в ежедневных газетах вкупе с поучительными новостями о его возвышении в "Жокей-клубе".
Гарольд и Виктор Бриггс стояли там, где я их оставил, но лорд Уайт и Дана ушли.
Его светлость увел ее, чтобы нервы успокоить, - сухо прокомментировал Гарольд. - Скачет вокруг нее козлом, старый болван!
- А она хорошенькая, - сказал я.
- Порой из-за хорошеньких женщин вспыхивают войны, - резюмировал Виктор Бриггс.
Я вновь изумленно уставился на него, но его лицо приняло обычное непроницаемое выражение. Наверное, у Виктора было что-то за душой, но это проявлялось так редко, что так всегда и оставалось за душой.
Когда я вскоре вышел из весовой, собираясь ехать домой, дорогу мне застенчиво преградила высокая, нескладная фигура Джереми Фоука.
- Глазам не верю, - сказал я. - Я ведь… э-э… вас предупреждал. Чего вы хотите? Э-э, да… ну… Исключено, - отрезал я.
- Но вы же не знаете, о чем я хочу попросить.
- Догадываюсь, и делать этого не хочу.
- Гм, - сказал он. - Вас просит приехать ваша бабушка.
- Абсолютно исключено, - повторил я.
Наступила пауза. Люди вокруг нас желали друг другу спокойной ночи и шли домой. Было четыре часа дня. Конники ложатся спать рано.
- Я был у нее, - объяснил Джереми. - И сказал ей, что за деньги вы свою сестру искать не будете. Я ей посоветовал предложить вам что-нибудь другое.
- Что же именно? - удивился я.
С высоты своего роста Джереми рассеянно огляделся вокруг и сказал:
- Вы ведь могли бы найти сестру, если бы постарались, верно?
- Не думаю.
- А я думаю - могли бы.
Я не ответил, и он внимательно посмотрел на меня.
- Ваша бабушка подтвердила, - снова начал он, что у нее вышла ужасная ссора с Кэролайн… вашей матерью… и что она выгнала ее из дома, когда та была беременна.
- Моей матери, - медленно сказал я, - было всего семнадцать…
- М-м. Совершенно верно. - Он улыбнулся. - Странная мысль, правда: ваша мать - и такая молодая бедная, беззащитная, хрупкая бабочка…
Да, - сказал я.
- Ваша бабушка говорит… она согласна… если вы будете искать Аманду, она вам скажет, почему выгнала Кэролайн. И еще скажет, кто ваш отец.
- Господи!
Я сделал два шага на ватных ногах, остановился, потом повернулся и уставился на него.
- Вы что же - так ей и сказали? - требовательно спросил я. - Скажите ему, кто его отец, и он сделает все, что хотите?
- Вы ведь не знаете, кто ваш отец, - сказал он рассудительно. - Но хотите узнать, так?
- Нет, не хочу, - решительно ответил я.
- Я вам не верю.
Мы свирепо сверлили друг друга взглядами.
- Любой человек хочет знать, кто его родители, - сказал он. - Это естественно.
Я сглотнул подступившую слюну.
- Она вам сказала, кто он?
Он покачал головой.
- Нет. Не сказала. Думаю, она вообще никогда никому этого не говорила. Ни единому человеку. Если вы не будете искать сестру, то никогда этого не узнаете.
- Ну и гад же ты, Джереми, - сказал я беззлобно.
Он смущенно поежился, но это было напускное. В его глазах вспыхнули огоньки, словно у шахматиста, поставившего мат противнику.
- А я-то думал, - с горечью сказал я, - что адвокаты восседают за столами, а не носятся сломя голову, чтобы повлиять на старую леди.
- Эта старая леди - мой Рубикон…
Мне показалось, что он собирался закончить предложение по-другому, но в последний момент передумал.
- А почему она не оставит деньги своему сыну? - спросил я.
- Не знаю. Она вообще ничего не объяснила только сказала моему дедушке, что хочет отменить прежнее завещание, по которому все отходило ее сыну, и оставить новое в пользу Аманды. Конечно, ее сын будет оспаривать это решение. Мы ей об этом сказали, но все без толку. Она… э-э… упряма.
- Ты встречался с ее сыном?
- Нет, - ответил он. - А ты?
Я покачал головой. Джереми снова обвел рассеянным взглядом ипподром и сказал:
- Давай попробуем искать Аманду вместе. Мы бы мигом ее нашли, уверен. А потом, если хочешь, забирайся снова в свою берлогу и обо всем забудь.
- Нельзя забыть о том, кто твой отец.
Он метнул на меня острый взгляд.
- Значит, согласен?
Буду я ему помогать или нет, но он от своего не отступится, подумал я. Он опять будет донимать меня; читать программу скачек в газетах и вылавливать меня на ипподроме, и стоять над душой. Ведь он хочет доказать дедушке и дяде, что доведет дело до конца и сдержит слово.
Что до меня… я почти согласился на его предложение. Причиной тому была тайна, окутавшая мое рождение. По крайней мере, теперь у меня появилась возможность узнать, что послужило причиной трагедии моего детства, отголоски которой слышались теперь, точно эхо ушедшей за горизонт бури, выяснить, из-за чего разразился скандал в тот день, когда я в новом костюме сидел в холле за белой дверью.
В итоге я мог бы возненавидеть человека, давшего мне жизнь. Мог ужаснуться. Мог пожалеть, что вообще что-то узнал о нем. Но Джереми был прав. Раз представляется такая возможность… отказываться нельзя.
Ну? - спросил он.
- Ладно.
- Вместе будем ее искать?
- Да.
- Вот и отлично! - просиял он.
Я был другого мнения, но - уговор дороже денег.
- Сможешь съездить к ней сегодня вечером? - спросил он. - Я ей позвоню, скажу, что ты приедешь.
Он неуклюже нырнул в телефонную будку и в течение всего разговора не сводил с меня тревожного взгляда - боялся, что я передумаю и смоюсь.
Однако вышел он расстроенный.
- Черт, - сказал он, подойдя ко мне. - Я говорил с сиделкой. Миссис Нор было плохо, и ей сделали укол. Она спит. Сегодня посетителей не принимают. Надо звонить завтра.
У меня на лице было написано чувство облегчения, и он это заметил.
- Все это, конечно, хорошо, - сказал я. - А что бы ты сделал, если бы вдруг выяснилось, что своему существованию ты обязан любовным утехам девицы в кустах с молочником?
- Ты так думаешь?
- Примерно так. Всяко бывает, верно?
- Все равно… - нерешительно сказал он.
- Все равно, - покорно согласился я, - знать надо.
Решив, что миссия Джереми завершена, я направился к автостоянке. Но я ошибся - он шел за мной в кильватере, правда, так медленно, что я оглянулся и подождал его.
- Я еще хотел сказать о сыне миссис Нор, - сказал он. - Джеймсе.
- Что же?
- Я подумал, может, съездишь к нему? Узнаешь, почему его лишили наследства.
- Вот как?..
- Но мы же теперь вместе работаем, - поспешно добавил он.
- Вот ты и поезжай, - предложил я.
- Э-э… нет, - замялся он. - Как адвокату миссис Нор мне придется задавать вопросы, которые я задавать не должен.
- А на мои вопросы этот самый Джеймс, стало быть, ответит.
Из кармана черного пиджака он вытащил карточку.
- Вот его адрес, - сказал он, протягивая ее мне. - А ты обещал помощь.
- Уговор есть уговор, - согласился я и взял карточку. - Но ты все равно гад.
Глава 8
От ипподрома до Лондона, где жил Джеймс Нор, расстояние вдвое меньше, чем от моего дома, поэтому со скачек я прямиком поехал к нему на Камден-Хилл. Всю дорогу я надеялся, что не застану его, но когда я нашел улицу и дом и нажал на кнопку звонка, дверь открыл человек лет сорока, который подтвердил, что он и есть Джеймс Нор.
Естественно, он был немало изумлен, увидев перед собой неизвестного племянника, свалившегося как снег на его голову, однако, после недолгого колебания, все же пригласил меня в дом. Мы прошли в гостиную. Она вся была уставлена викторианскими безделушками, а от яркого цвета стен у меня зарябило в глазах.
- А я-то думал, Кэролайн сделала аборт, - грубо сказал он. - Мать говорила, что избавилась от ребенка.
Пухлый, с дряблым телом, маленьким ртом и каким-то скорбным выражением в глазах, он ничуть не походил на свою сестру. У него не было ни ее насмешливой легкости, ни грациозности, ни горячечной суетливости, и я сразу же ощутил возникшую между нами неловкость, с каждой минутой все больше и больше ненавидя поручение Джереми.
Я объяснил ему, что разыскиваю Аманду. Поджав губки, он слушал меня с нарастающим беспокойством.
- Старая грымза уже несколько месяцев твердит, что лишит меня наследства, - яростно сказал он. - С тех пор, как здесь побывала. - Он скользнул взглядом по комнате, в которой ничто не напоминало о моей матери. - Пока я бывал у нее в Нортэмптоншире, все было хорошо. А потом она вдруг заявилась сюда без приглашения. Старая грымза!
- Она больна, - сказал я.
- Ну конечно. - Он резко взмахнул руками. - Я предложил ее навестить. Нет, говорит. Видеть меня не хочет. Старая дура!
Раздался нежный звон - медные часы на каминной полке пробили полчаса. Здесь все было высшего качества и начищено до блеска. И старинные безделушки Джеймса Нора оказались не подделкой, а настоящим антиквариатом.
Что я, дурак, помогать тебе искать эту девчонку! - заявил он. - Да если ее никто не найдет, рано или поздно вся недвижимость достанется мне, есть завещание или нет. Но ждать мне придется долго. Много лет. И все из-за ее дури! Почему? - спокойно спросил я. Ноэля Кауарда' же она любила! - обиженно ответил он, всем тоном подчеркивая, что если уж она любила Ноэля Кауарда, то должна была любить и его. Это еще ни о чем не говорит, - сказал я, поняв наконец, в чем дело. Я не хотел, чтобы она ко мне приезжала. Не явись она сюда, не было бы никакого шума. - Он пожал плечами. - Ну что, уходишь? Больше тебе здесь делать нечего.
Он направился к двери, но тут она открылась, и в комнату вошел мужчина в клеенчатом фартуке с деревянной ложкой в руке. Он был гораздо моложе Джеймса и тоже явно гомосек.
Здравствуй, радость моя! - воскликнул он, увидев меня. - На ужин останешься? Он уходит, - оборвал его Джеймс.
Они посторонились, уступая мне дорогу. Выйдя в холл, я спросил человека в фартуке:
Вы видели миссис Нор, когда она приезжала сюда? Ну конечно, радость моя, - горестно начал он, но потом увидел, что Джеймс делает отчаянные знаки и замолчал. Я смущенно улыбнулся, глядя поверх их голов, и пошел к двери. Удачи я тебе не желаю, - напутствовал меня Джеймс. - Эта девка Кэролайн плодила детей, как кроликов. Я никогда не любил ее.
*Куард Ноэль Пирс (1899–1973) - актер и драматург, гомосексуалист
Вы ее помните? Она вечно надо мной смеялась и выставляла
дураком. Я был рад, когда она уехала.
Я кивнул и открыл дверь.
Погоди, - вдруг сказал он и подошел ко мне.
Я понял, что у него созрела какая-то идея.
Мать, конечно, тебе ничего не оставит, - начал
он.
Почему же? - спросил я.
Он нахмурился.
Ужас, что было, когда Кэролайн забеременела. Кошмар один. А крику-то… Я помню это… хоть и не знаю, в чем там дело было - мне не объясняли. Я только знаю одно: все изменилось из-за тебя. Кэролайн ушла, а мать превратилась в мерзкую старую грымзу. Что мне только довелось пережить, пока я жил с ней! Она ненавидела тебя… Ей даже мысль о тебе внушала отвращение. Знаешь, как она тебя называла? "Омерзительный зародыш Кэролайн", вот как! Омерзительный зародыш Кэролайн.
Он выжидательно уставился на меня, но, по правде сказать, я ничего не испытал. Ненависть старухи была мне безразлична.
Я поделюсь с тобой, - сказал он, - если ты сможешь доказать, что Аманда умерла.
В субботу утром мне позвонил Джереми Фоук.
Будешь завтра дома? - спросил он. Да, но… Хорошо. Я к тебе заскочу. - Прежде чем я успел возразить, он повесил трубку. Что ж, хорошо, что теперь он хоть предупреждает меня о своем визите: все-таки достижение.
В субботу на почте я столкнулся с Бартом Андерфилдом. Я решил обойтись без обычного вялого приветствия и сразу взял быка за рога.
А где сейчас Элджин Яксли, Барт? В Гонконге, - ответил он. - А что? В отпуске? - продолжал я. Да нет, конечно. Он там живет. А сейчас он приехал, да? Нет, не приехал. Он бы мне сообщил. Но он ведь должен быть здесь, - настаивал я.
Почему это должен? - раздраженно сказал Барт. Нет его. Он на конном заводе работает - там особо не разъездишься. Время прижимает. А тебе-то что до этого? Мне просто показалось… что я его видел. Когда? Быть не может. М-м… на прошлой неделе. Точнее, восемь дней назад. Ошибочка вышла, - торжествующе сказал Барт. В тот день Джорджа Миллейса хоронили, и Элджин мне телеграмму прислал… - Он вдруг осекся, глаза забегали, но он продолжал… - из Гонконга прислал. Выражал соболезнования? Джордж Миллейс, - ядовито сказал Барт, - был дерьмом. А ты что же, сам, значит, на похороны не пошел? Сдурел, что ли! Да я бы плюнул на гроб. Поймал он тебя в объектив, а, Барт? Андерфилд сузил глаза и не ответил. Ну ладно, - сказал я, пожав плечами, - наверно, теперь, когда Джордж умер, многим полегчало. Да уж свечки ставят во славу господа, будь уверен. Кстати, ты ничего не слышал о том парне, который пристрелил лошадей Элджина? Как там его имя… Теренс О'Три? В тюрьме сидит, - сказал Барт. Как в тюрьме? - удивился я и стал загибать пальцы. Март, апрель, май… он уже должен был выйти. Ему срок накинули, - сообщил Барт. - Надзирателю по роже дал. Откуда ты знаешь? - с любопытством спросил я. Я… ээ… да говорят. - Он вдруг повернулся, видимо, решил, что разговор зашел слишком далеко, и пошел прочь. Ну ты, конечно, слышал, что дом Джорджа Миллейса сгорел? - крикнул я вдогонку.
Он остановился и кивнул.
Ясно. На скачках говорили. А ты знаешь, что это был поджог?
Он застыл как вкопанный.
Поджог? - изумленно переспросил он. - А зачем?.. О! - Тут он понял зачем, а я подумал, что нарочно такое изумление на лице не изобразишь.
Он ничего не знал.
Эл джин Яксли был в Гонконге, а Теренс О'Три - в тюрьме. Ни они, ни Барт Андерфилд не грабили, не избивали и не поджигали.
Все оказалось куда сложнее, чем я предполагал.
С выводами я поспешил.
Я недолюбливал Джорджа Миллейса и поэтому без труда уверовал в его непорядочность. Уличающая фотография действительно была сделана им, но доказательств, что Джордж использовал ее, у меня не было. Мне было известно одно: Элджин Яксли поступил на службу в Гонконге, вместо того, чтобы вложить полученные по страховке деньги в скаковых лошадей. Это право любого человека. Здесь нет ничего противозаконного.
Но закон он, тем не менее, нарушил. Он обманул суд, присягнув, что никогда не встречался с Теренсом О'Три. Когда же. они встречались? В феврале уже состоялся суд, и О'Три был заключен в тюрьму. Перед судом, зимой? Отпадает - тогда стояла хорошая погода и еще… - В моем мозгу вдруг четко всплыло то, что я еще тогда бессознательно отметил. - Газета! На столе перед французом лежала газета, на которой можно было рассмотреть число.
Погруженный в мысли, я не спеша пришел домой, задумчиво прошел в комнату и, вставив в эпидиаскоп сделанный мной большой негатив, включил его. На столе гостиной вспыхнуло во много раз увеличенное изображение.
Газета француза лежала на столе под таким углом, что ни числа, ни заголовка мне разобрать не удалось.
Я был разочарован, но, тем не менее, продолжал внимательно изучать фотографию: а вдруг да повезет. И действительно, в самой глубине кафе, возле кассы, висел настенный календарь. Цифры и буквы на нем были нечеткие, но в целом прочитать их было можно. Апрель прошлого года.
В конце апреля прошлого года лошадей Элджина Яксли отправили попастись на травке, а четвертого мая их застрелили.
Я выключил проекционный аппарат и поехал на Виндзорские скачки. Концы с концами не сходились. Я ощущал себя человеком, который долго блуждал
по лабиринту и, казалось, вот-вот должен оказаться у выхода, но, завернув за угол, обнаруживает, что попал в тупик, окруженный огромным частоколом.