У Гая пересохло горло, он направился к питьевому фонтанчику в углу студии. Сразу за фонтанчиком солнце четко по диагонали ложилось на большую фотографию - вид на четыре почти завершенных здания "Пальмиры" с высоты птичьего полета. Гай повернулся к снимку спиной. Его пригласили выступить в институте, где он учился, в Чикаго, не преминула бы напомнить Анна. Ведущий архитектурный журнал заказал ему статью. Но если говорить о новых заказах, так впору было решить, будто клуб "Пальмира" стал призывом к его общественному бойкоту. А почему бы и нет? Разве он не обязан "Пальмирой" Бруно? Во всяком случае, убийце?
Снежным вечером через несколько дней они с Анной спускались по облицованным песчаником ступенькам дома по Западной пятьдесят третьей улице, где он снимал квартиру. Гай увидел на тротуаре высокого человека с непокрытой головой - тот стоял и глядел в их сторону. Его пробрала тревога, и пальцы, сами собой сжались на локте Анны.
- Привет, - произнес Бруно с тихой тоской в голосе. В сумерках его было едва видна.
- Привет, - бросил Гай на ходу, словно они не были знакомы.
- Гай!
Гай и Анна обернулись одновременно. Бруно подошел, держа руки в карманах пальто.
- В чем дело? - спросил Гай.
- Просто хотел поздороваться, спросить, как дела.
Бруно разглядывал Анну с какой–то обиженно–потерянной улыбкой.
- Прекрасно, - спокойно ответил Гай и повернулся, увлекая за собой Анну.
- Кто это? - шепнула Анна.
Гая так и подмывало обернуться. Он знал, что Бруно будет стоять на том же месте, знал, что он будет глядеть им вслед, может быть, даже сквозь слезы.
- Да так, один парень, приходил на прошлой неделе искать работу.
- Ты ему ничем не можешь помочь?
- Нет. Он пьет.
Гай нарочно завел разговор об их доме, ибо понимал - сейчас это единственная тема, на которую он может говорить и выглядеть при этом естественно. Землю он уже купил и теперь занимался фундаментом. После Нового года он собирался на несколько дней съездить в Олтон. Сидя в кинотеатре, он обдумывал, как бы отделаться от Бруно, так его напугав, чтобы тот побоялся водить с ним знакомство.
Зачем он нужен Бруно? Все кино Гай просидел сжав кулаки. В следующий раз он пообещает Бруно напустить на него полицию. И сдержит обещание. Намекнуть, чтобы Бруно поинтересовались, - в этом ведь нет большого вреда?
Но зачем он нужен Бруно?
19
Бруно не хотелось отправляться на Гаити, но это был хоть какой–то выход. Жить в Нью–Йорке, на Флориде или где угодно на американской земле было пыткой постольку, поскольку Гай тоже жил здесь, но не желал его видеть. Чтобы заглушить боль и тоску, он много пил, сидя дома в Грейт–Неке, а чтобы чем–то себя занять, измерил шагами весь дом и участок, вымерил спальню отца портновским сантиметром, мерил и перемеривал, упорно, переходя с места на место, наклоняясь, как не знающий усталости автомат, и только время от времени слегка сбиваясь с курса, что свидетельствовало об опьянении, а не о расстройствах. Таким–то образом он прожил десять дней после разговора с Гаем, дожидаясь, когда мама и ее подруга Эдис Леффингуэлл наконец соберутся отбыть на Гаити.
Бывали минуты, когда все его существо, как ему казалось, претерпевало некое до поры до времени непонятное превращение. Было совершенное им деяние, и, сидя в одиночестве у себя в комнате, он ощущал, что оно покоится на его челе как царский венец, который виден лишь одному ему. Любой пустяк мог заставить его расплакаться. Как–то раз ему захотелось бутерброд с икрой, потому что он заслуживал самой лучшей, крупнозернистой черной икры, а в доме была только красная, и он послал Герберта купить черную. Он съел четверть бутерброда на поджаристом хлебце, запивая разведенным виски, и едва не заснул, уставившись на треугольный хлебец, который в конце концов начал загибаться с угла. Он не сводил с него глаз, и вот уже бутерброд перестал быть бутербродом, стакан с выпивкой - стаканом, и только золотистый напиток в стакане был частью его самого, и он все выпил до дна. Пустой стакан и загнувшийся хлебец зажили своей жизнью, они издевались над ним, отказывая в праве распоряжаться собой. В эту минуту внизу отъехал и укатил по дорожке фургон мясника. Бруно сердито проводил его взглядом, потому что все на свете вдруг обрело самостоятельное существование и так и норовило сбежать от него - фургон, бутерброд, стакан и деревья, которые хоть и стояли на месте, все равно третировали его, как и этот дом, где он чувствовал себя заключенным. Он стукнул по стене сразу обоими кулаками, схватил бутерброд, искрошил его наглую треугольную ухмылку и сжег по кусочкам в пустом камине, и икринки лопались как маленький народец, гибли в огне, и каждая уносила с собой одну жизнь.
Элис Леффингуэлл, он с мамой и экипаж из четырех человек, включая двух пуэрториканцев, отплыли на Гаити в середине января на паровой яхте "Сказочный Принц", которую Элис всю осень и зиму выцарапывала у бывшего мужа. Этим плаванием она отпраздновала свой третий развод; Бруно с матерью были приглашены заблаговременно за несколько месяцев. Удовольствие, что Бруно получал от плавания, вдохновило его первые дни напустить на себя равнодушную и скучающую мину. Никто не обратил на это внимания. Элис и Элси все дни и вечера болтали в каюте, а по утрам отсыпались. Чтобы оправдаться в собственных глазах за радость, какую он испытывал вопреки унылой перспективе - проторчать целый месяц на яхте в обществе старой кошелки Элис, - Бруно внушил себе, будто здорово перенервничал, опасаясь, как бы полиция не напала на его след, и теперь ему требуется обмозговать на досуге, как лучше избавиться от отца. Он также прикинул, что чем больше времени пройдет, тем больше вероятности, что Гай переменит к нему отношение.
На борту он разработал несколько ключевых планов убийства отца, с точки зрения которых все остальные планы, уточненные на месте, будут всего лишь вариациями. Бруно очень гордился этими планами. Один предусматривал убийство из револьвера в отцовской спальне, другой - нож и два пути бегства, а еще один - револьвер, нож и удавку на выбор, в гараже, куда отец ежедневно в половине седьмого ставит машину. У последнего плана был свой минус - в гараже недостаточно темно, зато он был сравнительно прост. В его воображении все планы срабатывали как по мановению волшебной палочки. Однако стоило ему предать бумаге очередную тщательную разработку, как бумагу приходилось тут же и рвать по соображениям безопасности. Он чертил и рвал планы до бесконечности. Когда "Сказочный Принц", обогнув мыс Майзи, взял курс на Порт–о–Пренс, весь океан от Бар–Харбора до самых южных из виргинских островов был засеян расчлененными семенами его идей.
- Царская гавань для моего "Принца"! - воскликнула Элис и расслабилась, погружаясь в усыпляющую болтовню с мамой.
Бруно - он сидел в тени за углом кабины - смял листок, на котором чертил, и поднял голову. Слева на горизонте неясной серой кромкой обозначился берег. Гаити. Увиденный берег казался еще более далеким и чужеземным, чем когда его не было видно. Гай отступал все дальше и дальше. Бруно выбрался из шезлонга и подошел к поручню по левому борту. Они проведут на Гаити не один день, а потом поплывут еще дальше на юг. Бруно застыл, как изваяние, чувствуя, что горечь жжет его изнутри, как снаружи тропическое солнце жгло его голые бледные икры. Он решительно порвал план в клочья и, разжав над водой пальцы, пустил обрывки на волю. Ветер подхватил их и капризно погнал вперед.
Не менее важно, чем спланировать, было, конечно, найти исполнителя. Он сделал бы это своими руками, подумал Бруно, да вот беда - Джерард частный детектив при отце, выведет его на чистую воду, как ни осторожничай. Кроме того, ему хотелось еще раз проверить свою теорию убийства без мотивов. Мэтт Левин или Карлос - но они его знакомые. А пытаться договориться с человеком, не зная, согласится ли он, - дело опасное. С Мэттом Бруно встречался несколько раз, но так и не смог поговорить на эту тему.
В Порт–о–Пренсе с Бруно произошел незабываемый случай - на второй день стоянки он свалился с трапа, возвращаясь на яхту.
От влажного зноя он вконец обалдел, а ром еще усугубил положение, поддав жару. Он отправился на яхту из гостиницы "La Citadelle" за мамиными вечерними туфлями, но по дороге заглянул в какой–то прибрежный бар пропустить стаканчик виски со льдом. В баре оказался один из их команды, тот самый пуэрториканец, которого Бруно невзлюбил с первого взгляда, причем вдрызг пьяный; он орал и задирался, словно ему принадлежали и "Сказочный Принц", и этот город да и вся Латинская Америка. Он обозвал Бруно "белой жопой" и разными другими словами, которых Бруно не понял, но все остальные поняли и захохотали. Бруно с достоинством удалился из бара, слишком усталый и взбешенный, чтобы вступить в драку, но с холодной решимостью обо всем доложить Элис и добиться, чтобы пуэрториканца погнали с яхты и внесли в черный список. За квартал до пирса пуэрториканец нагнал его, по–прежнему продолжая болтать. А потом, уже на трапе, Бруно швырнуло на веревочные перила и он свалился в грязную воду. Он не мог сказать, что его столкнул пуэрториканец, потому что тот его не толкал. Пуэрториканец и другой матрос со смехом выудили его, сволокли в каюту и уложили на койку. Бруно сполз с койки, добрался до припасенной бутылки рома и хватил прямо из горлышка, после чего рухнул на постель и заснул в мокром исподнем.
Много позже мать и Элис, вернувшись, его растолкали.
- Что случилось? - повторяли они как заведенные, давясь от смеха. - Что случилось, Чарли?
Их силуэты расплывались, но голоса звучали резко. Он отстранился от пальцев Элис, тронувшей его за плечо. Говорить он не мог, но знал, что хочет сказать. Что они делают в его комнате, если не пришли с известием от Гая?
- С чем? От какого Гая? - переспросила мать.
- П–шла! - заорал он обеим женщинам.
- Ой, да он, бедненький, отключился, - сказала Элис скорбным голосом, словно он был больным на пороге смерти. - Бедный мальчик. Бедный, бедненький мальчик.
Бруно дергал головой в разные стороны, пытаясь увернуться от прохладной салфетки. Он ненавидел их, ненавидел Гая! Ради него он убил, ради него увильнул от полиции, ради него затаился, когда тот попросил, ради него свалился в мерзкую воду, а Гай отказывается его даже видеть! Гай проводит время с женщиной! И никакой Гай не несчастный и не напуганный, просто у него нет на Бруно времени. Он три раза видел ее неподалеку от дома Гая в Нью–Йорке! Будь она сейчас здесь, он бы убил ее точно так же, как Мириам!
- Тише, Чарли, тише!
Гай снова женится и напрочь про него забудет. Много ли он сейчас видит сочувствия, когда эта баба провела его как сопливого мальчишку? Это к ней Гай летал в Мексику, а не просто к знакомым. Понятно, что ему хотелось избавиться от Мириам! А в поезде он ни разу не упомянул про Анну Фолкнер! Гай им воспользовался. Так что Гаю, возможно, придется прикончить Начальника, нравится это ему или нет. Убить способен любой, Гай не мог в это поверить, вспомнил Бруно.
20
- Пойдем выпьем, - предложил Бруно. Он соткался из воздуха посреди тротуара.
- Я не расположен с вами встречаться. Я ни о чем не спрашиваю.
- Спрашивайте, пожалуйста, я не против, - произнес Бруно со слабой улыбкой. Взгляд у него был настороженный. - Перейдем через улицу. Всего на десять минут.
Гай огляделся и подумал: вот же он. Зови полицию. Хватай его, вали на тротуар. Но Гай мог только стоять словно каменный. Он заметил, что Бруно засунул руки глубоко в карманы, словно нащупывает там револьвер.
- Десять минут, - повторил Бруно, пытаясь смягчить его улыбкой.
Уже много недель Бруно не давал о себе знать. Гай попытался оживить злость, которую испытал в тот снежный вечер, свою решимость сдать Бруно полиции. Это была решающая минута. Гай пошел с Бруно. Они вошли в бар на Шестой авеню и заняли кабинку в глубине.
Бруно улыбнулся пошире.
- Чего вы боитесь, Гай?
- Решительно ничего.
- Вы счастливы?
Гай сидел на краешке стула, словно аршин проглотил. Напротив, подумал он, сидит убийца. Эти руки сжимали горло Мириам.
- Послушайте, Гай, почему вы не рассказали мне про Анну?
- Что вам за дело до Анны?
- Мне бы хотелось просто знать про нее, вот и все. Я имею в виду тогда, в поезде.
- Бруно, это наша последняя встреча.
- Почему? Я хочу, Гай, чтобы мы были друзьями.
- Я намерен сдать вас полиции.
- Почему не сделали этого еще в Меткафе? - спросил Бруно, и в глазах его появился слабый розовый блеск; он спросил так, как мог спросить только он, - голосом беспристрастным, грустным и в то же время торжествующим. Как ни странно, внутренний голос Гая задавал ему тот же вопрос и с той же самой интонацией.
- Потому что у меня не было полной уверенности.
- Что мне нужно сделать, представить письменное заявление?
- Я все равно хочу потребовать, чтобы вас проверили.
- Нет, не можете. У них будет больше улик против вас, чем против меня, - возразил Бруно, пожимая плечами.
- О чем вы говорите?
- В чем, по–вашему, они смогут меня обвинить? Ни в чем.
- Я могу им все рассказать! - на Гая внезапно накатило бешенство.
- Если я решу заявить, что вы мне за это заплатили, - заявил Бруно, самодовольно сдвигая брови, - все частности станут на место.
- Плевал я на частности.
- Вы–то можете, а вот закон едва ли.
- И что это за частности?
- Письмо, что вы написали Мириам, - не спеша перечислил Бруно, - прикрытие в виде отказа от заказа. Весьма удобное путешествие в Мексику.
- Вы рехнулись!
- Посмотрите фактам в лицо, Гай! Вы говорите бессмыслицу! - истерический голос Бруно перекрыл даже музыкальный автомат, взревевший в двух шагах. Он провел ладонью по столу в сторону Гая, затем сжал руку в кулак. - Гай, вы мне нравитесь, честное слово. Мы должны разговаривать друг с другом по–другому!
Гай не шевельнулся. Перекладина стула врезалась ему в икры.
- Я не желаю вам нравиться.
- Гай, если вы настучите в полицию, мы оба попадем за решетку, только и всего. Разве это неясно?
Гай уже думал об этом, и думал раньше. Если Бруно станет держаться своих лживых показаний, процесс может стать бесконечным, а решение по нему так и не будет принято, разве что Бруно сломается, но Бруно никогда не сломается. Гай понял это по той миниакальной сосредоточенности, с какой Бруно сейчас в него вперился. Да наплюй на него, сказал себе Гай. Держись от него подальше. Пусть полиция сама его ловит. Такой псих и убить способен, если не так пальцем двинешь.
- Вы не сдали меня в Меткафе, Гай, потому что я вам нравлюсь. По–своему.
- Вы мне совсем не нравитесь.
- Но вы не собираетесь меня закладывать?
- Нет, - процедил Гай сквозь зубы. Его поражала невозмутимость Бруно. Бруно совсем его не боялся. - Не заказывайте мне по второй, я ухожу.
- Еще минутку.
Бруно извлек из бумажника деньги и расплатился с официантом. Гай продолжал сидеть, скованный ощущением незавершенности.
- Красивый костюм, - улыбнулся Бруно, кивком указав на пиджак Гая. На его новый костюм из серой фланели в белую полоску. Куплен на гонорар за "Пальмиру", подумал Бруно, и новые туфли, и новый портфель крокодиловой кожи, стоящий на соседнем стуле. - Куда вам сейчас нужно?
- В деловой центр, - ответил Гай. На семь часов он договорился о встрече с представителем вероятного заказчика в гостинице на Пятой авеню. Гай посмотрел в жесткие тоскливые глаза Бруно и решил, что тот наверняка считает, будто он торопится к Анне. - Чего вы добиваетесь, Бруно?
- Вы знаете, - тихо ответил Бруно. - Того, о чем мы говорили в вагоне. Обмена жертвами. Вы убьете моего отца.
Гай презрительно фыркнул. Он знал ответ еще до того, как Бруно открыл рот, подозревал еще со смерти Мириам. Он уставился в застывшие, все еще тоскливые глаза Бруно, завороженный их холодным безумием. Однажды в детстве, припомнилось ему, он вот так же смотрел на идиотика–олигофрена - с бесстыдным любопытством, которое ничто не могло подавить. Да, с любопытством и страхом.
- Я же говорил, что позабочусь о каждой мелочи, - сказал Бруно, вздернув уголок губ в смешной виноватой ухмылке. - Будет очень просто.
Он меня ненавидит, вдруг пришло Гаю в голову. Он бы и меня с удовольствием прикончил.
- И вы знаете, что я предприму, если вы не согласитесь, - и Бруно изобразил, как щелкает пальцами, но его рука так и осталась беспомощно и лениво лежать на столешнице. - Я наведу на вас полицию.
Наплюй на него, внушал себе Гай, наплюй!
- Это меня ни в малейшей степени не пугает. Доказать, что вы сумасшедший, - что может быть проще!
- Я не больше сумасшедший, чем вы!
Их разговор закончил сам через минуту Бруно, заявив, что в семь встречается с мамой.
Следующую встречу, которая была много короче, Гай, по его мнению, тоже проиграл, хотя в то время ему показалось, что выиграл. Как–то вечером в пятницу, когда Гай спустился из студии, чтобы поехать к Анне на Лонг–Айленд, Бруно попытался его перехватить. Гай просто–напросто отодвинул его плечом и сел в такси. Однако ощущение, что он в прямом смысле сбежал, породило в нем чувство стыда и начало исподволь подтачивать чувство собственного достоинства, которое до сих пор он хранил в неприкосновенности. Жаль, что он ничего не сказал Бруно. Жаль, что на миг не встретил его лицом к лицу.
21
После этого случая несколько дней Бруно чуть ли не каждый вечер маячил на противоположном тротуаре перед входом в его студию. А если не там, то напротив его дома, словно заранее знал, в какие из вечеров Гай вернется со студии прямо к себе. Теперь они не обменивались ни словом, ни знаком, только возникала высокая фигура Бруно, прячущего руки в карманах длинного, военного покроя пальто, сидевшего на нем как влитое. Только взгляд ему вслед. Гай его чувствовал, хотя и не оглядывался, пока фигура не исчезла из виду. Так длилось две недели. Потом пришло первое письмо.
Оно было на двух страницах. Первая с планом дома Бруно, участка и близлежащих дорог и с маршрутом для Гая, аккуратно выписанным чернилами - пунктиром и прямыми линиями, проведенными по линейке. Вторая содержала текст, отпечатанный на машинке через один интервал - изложенный с предельной ясностью план убийства отца Бруно. Гай все порвал, но сразу же пожалел об этом; письмо следовало сохранить как улику против Бруно. Он сохранил клочки.