- Послушай, старик…
Гай видел, что Боб не знает, обратить ли все в шутку или держаться серьезно.
- Погоди, - сказал Тричер, - я сейчас раздобуду другую.
Не успел Боб подойти к двери, как та открылась и в ризницу проскользнула худая фигура - Питер Риггс. Гай их познакомил. Питер прибыл на свадьбу аж из самого Нового Орлеана. На бракосочетание с Мириам он бы не прилетел, подумал Гай. Питер терпеть не мог Мириам. На висках у Питера уже появилась седина, хотя на худом лице играла все та же ухмылка шестнадцатилетнего мальчишки. Гай коротко обнял его в ответ, почувствовав, что действует словно заведенный, машинально, как в ту пятницу вечером.
- Пора, Гай, - сказал Боб, открывая дверь.
Гай пошел с ним рядом. К алтарю вели двенадцать ступенек. На лицах написано обвинение, подумал он. Ужас сковал язык, как в тот раз у Фолкнеров на заднем сиденье автомобиля. Когда же они вмешаются и положат всему конец? Сколько еще намерены тянуть?
- Гай! - услышал он чей–то шепот.
Шесть, считал Гай, семь.
- Гай! - тихо, но целенаправленно, из–за каких–то лиц, и Гай посмотрел налево, проследил за взглядами двух обернувшихся женщин и увидел Бруно. Его - и никого другого.
Он снова уставился прямо перед собой. На самом деле Бруно или ему примерещилось? На лице напряженная улыбка, серые глаза острые, как буравчики. Десять, одиннадцать, считал он. Двенадцать ступенек, пропустить седьмую… Это легко запомнить, тут перебой ритма. Его мороз по коже продрал. Разве это не доказательство, что Бруно ему только привиделся? Господи, молился он про себя, не дай упасть в обморок. Лучше бы грохнулся в обморок, чем женился, прокричал в ответ внутренний голос.
Он стоял рядом с Анной, и Бруно был тут же с ними обоими; не событие, не промельк во времени, но состояние, то, что всегда было и пребудет вовеки. Бруно, он, Анна. И движение по предопределенной колее. Целая жизнь, пока смерть нас не разлучит, ибо таково наказание. Так какого еще наказания он взыскует?
Кругом выныривали улыбающиеся лица, Гай поймал себя на том, что по–обезьяньи скалится в ответ, как последний кретин. Клуб назывался "Парус и ракетка". Была сервирована холодная закуска, все выпили по бокалу шампанского, он тоже выпил. Бруно там не было. Там, можно сказать, вообще никого не было, за исключением морщинистых и надушенных безвредных старушек в шляпках. Потом миссис Фолкнер обняла его правой рукой за шею и поцеловала в щеку, и он увидел из–за ее плеча, как в дверь протискивается Бруно все с той же улыбкой и теми же глазками–буравчиками, которые нашли его в церкви. Бруно направился прямо к нему и остановился, покачиваясь.
- Желаю тебе… желаю всего самого лучшего, Гай. Ты ведь не против, что я заглянул? Такое радостное событие!
- Убирайся. Убирайся немедленно.
Улыбка нерешительно сбежала с лица Бруно. На нем был новый темно–синий габардиновый костюм с широкими, как у смокинга, лацканами.
- Я только что с Капри, - сказал он своим хриплым голосом. - Как поживаешь, Гай?
Тетушка Анны прощебетала поздравления на ухо Гаю, он что–то пробормотал в ответ, повернулся и пошел было прочь.
- Я только хотел пожелать тебе всяческих благ, - заявил Бруно. - Вот–те на.
- Убирайся, - повторил Гай. - Дверь прямо сзади.
Больше ни слова, подумал он, а то сорвусь.
- Объяви перемирие, Гай. Мне хочется познакомиться с молодой.
Гай позволил двум дамам средних лет увести себя, подхватив под руки. Он не мог видеть Бруно, но знал, что тот с обиженной нетерпеливой ухмылкой отступил к столу с закусками.
- Держитесь на плаву, Гай? - сказал мистер Фолкнер, забирая у него полупустой бокал. - Давай–ка разживемся у стойки кое–чем получше.
Гаю налили полстакана шотландского. Он болтал, не соображая, что говорит. Он был уверен, что сказал: кончайте со всем этим, пусть все уходят. Однако такого не было, а то бы мистер Фолкнер не заходился от хохота. Или наоборот?
Гай заметил, что Бруно с другого конца стола следит, как разрезают торт, в основном не сводя глаз с Анны. Губы Бруно растягивала тонкая и прямая безумная ухмылка, глаза сияли, как бриллиантовая булавка в его темно–синем галстуке, и на лице его Гай прочитал ту же смесь тоски, ужаса, целеустремленности и капризности, как и при первой их встрече.
Бруно подошел к Анне:
- Мы, кажется, где–то встречались. Вы не в родстве с Тедди Фолкнером?
Гай увидел, как они пожали друг другу руки.
- Он мой двоюродный брат, - ответила Анна с непринужденной улыбкой, которой только что улыбалась кому–то еще.
Бруно кивнул.
- Я пару раз играл с ним в гольф.
Гай почувствовал на плече чью–то руку. Питер Риггс.
- Гай, у тебя найдется минутка? Я бы…
- Нет, не найдется.
Гай двинулся следом за Бруно с Анной и взял ее за левую руку. Бруно плелся с другой стороны - очень прямой, крайне раскованный, в руках - тарелка с непочатым куском свадебного торта.
- Мы с Гаем старые приятели. Давно знакомы, - и он подмигнул Гаю через голову Анны.
- Вот как? Где же вы познакомились?
- В школе. Мы приятели еще со школьной скамьи, - ухмыльнулся Бруно. - Представьте себе, миссис Хайнс, я давно уже не видел такой красивой невесты. Очень, очень счастлив, что познакомился с вами, - произнес он, но не так, как обычно прощаясь, а с подчеркнутой убежденностью, заставившей Анну снова ему улыбнуться.
- А я рада была познакомиться с вами, - сказала она в ответ.
- Надеюсь, у меня будет случай повидаться с вами обоими. Где вы намерены обосноваться?
- В Коннектикуте, - ответила Анна.
- Хороший штат Коннектикут, - заметил Бруно, еще раз подмигнув Гаю, и отошел с изящным поклоном.
- Он приятель Тедди? - спросил Гай у Анны. - Это Тедди его пригласил?
- Не принимай такой озабоченный вид, милый! - рассмеялась Анна. - Мы скоро уезжаем.
- Где Тедди? - поинтересовался он, в то же время спрашивая самого себя, что пользы, если Тедди разыщется, что за смысл превращать это в проблему?
- Две минуты назад он был во главе стола, - сообщила Анна. - Вон Крис. Я должна с ним поздороваться.
Гай обернулся, поискал Бруно глазами и увидел, что тот, уплетая яйца–пашотт, рассказывает что–то забавное двум молодым людям, а те улыбаются ему, словно зачарованные дьяволом.
Вся ирония, подумал Гай с горечью через несколько минут, уже в машине, вся ирония заключается в том, что у Анны не было времени его, Гая, узнать. Когда они познакомились, у него был период хандры. Сейчас его попытки, потому что он так редко что–то пытался, стали похожи на настоящую жизнь. А самим собой он был разве что те несколько дней в Мехико.
- Этот парень в синем костюме учился у Димса? - спросила Анна.
Они ехали к Монток–Пойнт. Какая–то родственница Анны предоставила им свой коттедж на трехдневный медовый месяц. Медовый месяц состоял всего из трех дней, потому что Гай обещал приступить к работе в "Хортон, Хортон и Киз, архитекторы" меньше чем через месяц и ему предстояло потрудиться с двойной нагрузкой, чтобы успеть до этого запустить в дело подробные чертежи больничного здания.
- Нет, в институте. Недолго.
Но зачем он покрывает ложь Бруно?
- Любопытное у него лицо, - заметила Анна, расправляя платье на лодыжках, прежде чем положить ноги на откидное сиденье.
- Любопытное? - переспросил Гай.
- Не в смысле привлекательное. Просто сильное.
Гай скрипнул зубами. Сильное? Она что, не видела, что он ненормальный? Патологически ненормальный? Почему этого никто не видит?
31
Секретарша у "Хортон, Хортон и Киз, архитекторы" вручила ему записку; звонил Чарлз Бруно и оставил свой телефон. Судя по номеру, в Грейт–Неке.
- Спасибо, - сказал Гай и пересек вестибюль.
Что, если в фирме регистрируются все звонки? Этого нет, но все же? А если в один прекрасный день Бруно заявится сюда самолично? Впрочем, "Хортон, Хортон и Киз" сами такие мошенники, что на их фоне Бруно будет не очень уж выделяться. Не поэтому ли он здесь и оказался, погряз во всей этой мерзости, внушив себе, будто отвращение станет его искуплением и здесь ему полегчает?
Гай направился в комнату отдыха - огромную, со стеклянной крышей и обитой кожей мебелью - и закурил сигарету. Мэйнуоринг и Уильям, двое из ведущих архитекторов фирмы, сидели в массивных креслах, изучая отчеты компании. Гай глядел в окно, чувствуя на себе их взгляды. Они всегда за ним наблюдали - ведь он особая статья, гений, как уверял всех и каждого Хортон–младший, так что он здесь делает? Возможно, у него меньше денег, чем всем кажется, и, понятно, он только что женился, но, даже не считая всего этого и больницы в Бронксе, он явно нервничает и потерял самообладание. Бывает, и самые лучшие утрачивают контроль над собой, говорят они про себя, так с чего бы и лучшим воротить нос от необременительной работы? Гай глядел вниз на грязную мешанину крыш и улиц Манхэттена, которые напоминали напольный макет, иллюстрирующий, как следует планировать город. Когда они обернулись, Мэйнуоринг опустил взгляд, как мальчишка.
Утром он спустя рукава работал над заказом, которым занимался вот уже несколько дней. Не спешите, сказали ему. От него требуется одно - выдать заказчику то, что тот хочет, и расписаться под этим. Речь шла о здании универсального магазина в одном из богатых городков Уэстчестера; заказчик просил что–нибудь типа старого особняка, который бы вписывался в городской ансамбль, но только, конечно, и современное тоже, верно? И он специально просил, чтобы заказ попал к Гаю Дэниелу Хайнсу. Спустив свое воображение до уровня заказа, Гай мог бы быстренько расчертить картон, но то, что речь в самом деле шла о здании универсального магазина, предъявляло определенные функциональные требования. Он все утро стирал нарисованное и вострил карандаши: по его расчетам, самый грубый эскиз, который можно будет показать клиенту, займет у него еще четыре–пять дней - конец этой недели и половину следующей.
- Чарли Бруно тоже придет, - сообщила вечером Анна, возясь на кухне.
- Что? - сказал Гай, выйдя из–за перегородки.
- Разве его не так зовут? Молодого человека, который был на свадьбе? - спросила Анна; она резала лук на деревянной доске.
- Ты его пригласила?
- Он, вероятно, прослышал, позвонил и вроде как сам напросился, - ответила Анна настолько небрежно, что его мороз по спине пробрал от подозрения, уж не испытывает ли она его. - Хейзел, нет, голубушка, не молоко, в холодильнике полно сливок.
Гай смотрел, как Хейзел поставила пакетик со сливками рядом с миской натертого овечьего сыра.
- Тебе неприятно, что он придет, Гай?
- Нет, но, как ты знаешь, никакой он мне не приятель.
Он неловко подошел к шкафу и вытащил ящик с гуталином и щетками. Как остановить Бруно? Какой–то ведь способ наверняка существует, но, ломая над ним голову, он уже понимал, что никогда не додумается.
- Тебе действительно неприятно, - улыбалась Анна.
- Просто я считаю, что он дурно воспитан.
- Ты разве не знаешь, что не пригласить желающего на новоселье - дурная примета?
Бруно явился уже на взводе. Все гости говорили каждый свое о новом доме, но Бруно вошел в гостиную, выдержанную в кирпично–красных и густо–зеленых тонах, с таким видом, словно бывал здесь уже сотню раз. Или, подумал Гай, знакомя Бруно с другими гостями, словно он здесь живет. Все свое возбужденное внимание и улыбки Бруно сосредоточил на Гае с Анной, приветствия остальных едва ли до него доходили, хотя два–три человека, решил Гай, судя по всему, с ним знакомы. Исключением оказалась некая миссис Честер Болтайноф из Манси–Парка на Лонг–Айленде; Бруно тряс ее руку обеими своими так, будто обрел в ней союзницу. Гай с ужасом увидел, что миссис Болтайноф улыбнулась Бруно широкой дружеской улыбкой.
- Как живем–можем? - спросил Бруно у Гая после, налив себе виски.
- Прекрасно. Великолепно, - ответил Гай, решивший хранить спокойствие, даже если для этого потребуется себя оглушить. Он уже успел раза три глотнуть неразбавленного виски на кухне. Сейчас он поймал себя на том, что отходит, отступает к винтовой лестнице в углу гостиной. Только на минутку, твердил он себе, только сообразить что к чему. Он взбежал на второй этаж, вошел в спальню, холодной рукой тронул лоб и медленно провел по лицу.
- Простите, я все еще хожу по вашему дому, - донесся голос с другого конца комнаты. - Гай, дом потрясающий, я словно попала в девятнадцатый век.
У комода стояла Хелен Хейберн, подруга Анны еще по бермудской школе. А в комоде - маленький револьвер, подумал Гай.
- Будьте как дома. Я поднялся за носовым платком. Как чувствует себя ваша выпивка? - спросил Гай, выдвигая левый верхний ящик, где лежали нежеланный револьвер и ненужные носовые платки.
- Как сказать - лучше, чем я.
Гай решил, что у Хелен один из ее "малохольных" периодов.
Она была художницей по рекламе, и хорошей художницей, по мнению Анны, но бралась за работу лишь тогда, когда садилась на мель, истратив трехмесячное содержание. Он чувствовал, что она невзлюбила его с того раза, как он не пошел с Анной к ней на вечеринку. Чем она занимается в их спальне, делая вид, что выпила больше, чем на самом деле?
- Гай, вы всегда такой серьезный? Знаете, что я сказала Анне, когда она сообщила, что выходит за вас?
- Что она с ума сошла.
- Я сказала: "Но он такой серьезный. Очень красивый и, может быть, гениальный, он такой серьезный, как ты можешь его выносить?" - Она потянулась к нему своим широковатым хорошеньким бледным личиком. - Вы даже и не оправдываетесь. Спорю, вы такой серьезный, что даже меня не поцелуете.
Он заставил себя подойти и поцеловать ее.
- Тоже мне поцелуй.
- Но я нарочно забыл о серьезности.
Он вышел. Она расскажет Анне, решил он, скажет, что в десять часов застала его в спальне со страданием на лице. А то еще и в комод полезет, и револьвер найдет. Впрочем, он и сам в это не верил. Хелен глупенькая, он не мог взять в толк, что в ней нравится Анне, но не вредная и, как Анна, не любит лезть в чужие дела. Господи, разве со дня их переезда револьвер не лежит себе спокойно на своем месте, хотя в соседнем ящике Анна держит свои вещи? Он не боялся, что Анна полезет досматривать его половину комода, как не боялся, что она будет вскрывать его письма.
Когда он спустился, Бруно и Анна сидели у камина на прямоугольном диване. Стакан, которым Бруно небрежно балансировал на спинке дивана, оставил на обивке темно–зеленые пятна.
- Гай, он мне рассказывает все–все о новом Капри, - сообщила Анна, глядя на него снизу вверх. - Мне так хочется побывать там с тобой.
- Главное - снять весь дом целиком, - продолжал Бруно, не обращая внимания на Гая, - например, замок, и чем больше - тем лучше. Мы с мамой жили в таком огромном замке, что ни разу не доходили до другого крыла, пока как–то вечером я не перепутал двери. Так на том конце террасы собралось за столом целое итальянское семейство. В тот же вечер они все пришли к нам, их было около дюжины, и предложили даром прислуживать, только чтоб мы их не прогоняли. Мы их конечно, оставили.
- Вы не изучали итальянского?
- Нужды не было! - ответил Бруно, пожав плечами, голос у него снова был хриплый, какой постоянно звучал в воображении Гая.
Гай занялся сигаретой, всей спиной ощущая жадный, робко–игривый взгляд, каким Бруно смотрел на Анну. Этот взгляд проникал под кожу глубже, чем цепенящие уколы алкоголя. Конечно же Бруно успел расхвалить ее платье, любимое платье Гая из серой тафты с крохотным синим рисунком, напоминающим павлиний глаз. Бруно всегда обращал внимание на то, как одеваются женщины.
- Мы с Гаем, - отчетливо произнес голос Бруно у него за спиной, словно он уже к ним повернулся, - мы с Гаем однажды говорили о путешествиях.
Гай раздавил сигарету в пепельнице, загасил каждую искорку и подошел к дивану.
- Ты не хочешь сходить наверх поглядеть нашу комнату для игр? - спросил он Бруно.
- Конечно, - ответил тот, вставая. - В какие же игры вы играете?
Гай втолкнул его в маленькую комнату, обитую красным, и закрыл за собой дверь.
- Ты когда–нибудь остановишься?
- Гай! Ты пьян!
- Чего ты добиваешься, рассказывая всем и каждому, что мы старые приятели?
- Не всем. Одной Анне.
- Неважно, ей или кому другому. Чего ты этим добиваешься? Чего добиваешься, явившись сюда?
- Тише, Гай! Ш–ш–ш–ш!
Бруно небрежно повел рукой со стаканом.
- Полиция до сих пор держит твоих знакомых под наблюдением, верно?
- Меня это не беспокоит.
- Убирайся. Немедленно убирайся, - Гай пытался сдержать себя, голос у него прерывался от напряжения. А почему, собственно, он обязан сдерживаться? За револьвером с последней пулей ходить недалеко - спальня напротив.
Бруно устало на него посмотрел и вздохнул. Он дышал под нос, и присвист его дыхания был точь–в–точь, как тот звук, что Гай слышал ночами у себя в комнате.
Гай слегка покачнулся, и это привело его в ярость.
- По–моему, Анна очень красива, - любезно заметил Бруно.
- Еще раз застану тебя за разговором с ней - убью.
Улыбка увяла на губах Бруно, но тут же расцвела еще шире:
- Это что, Гай, угроза?
- Нет, обещание.
Через полчаса Бруно отключился позади дивана, на котором раньше сидел рядом с Анной. Лежащий на полу, он казался очень высоким, а его голова - маленькой на большой каминной плите. Трое мужчин его подняли и остановились, не зная, что делать дальше.
- Отнесите его… в комнату для гостей, куда же еще, - распорядилась Анна.
- Это к добру, Анна, - рассмеялась Хелен. - На новоселье кто–нибудь обязательно должен остаться в доме на ночь. Первый гость?
К Гаю подошел Кристофер Нельсон.
- Где вы его раскопали? В нашем клубе в Грейт–Неке он вырубался так часто, что его перестали пускать.
После свадьбы Гай поговорил с Тедди. Тот не приглашал Бруно и ничего про него не знал, кроме того, что его недолюбливает.
Гай поднялся в студию и закрыл дверь. На рабочем столе лежал незавершенный эскиз дурацкого универмага, который больная совесть заставила его взять домой, чтобы закончить за субботу и воскресенье. От вида знакомых линий, которые расплывались в его одурманенном взоре, ему сделалось тошно. Он взял чистый лист ватмана и принялся рисовать здание, какое им нужно. Он в точности представлял себе, что требуется, и только надеялся, что успеет закончить до того, как ему станет плохо, а потом пусть будет плохо, как последнему псу. Однако, когда он дорисовал, плохо ему не стало. Он всего лишь праздно посидел в кресле, а потом пошел и открыл окно.
32