- Это нечто, чего я не в состоянии описать. Я могу стимулировать актерское мастерство Барри, а он - мой поэтический дар. Когда-нибудь Барри станет великим актером. Он смеется, когда я это говорю, но это правда, и я могу ему помочь. К сожалению, это не решает мою проблему. Я буквально схожу с ума! Мне нужен ваш совет, хотя я заранее знаю, каков он будет. Но больше всего я нуждаюсь в том, что поможет мне крепко поспать хотя бы одну ночь. Пожалуйста, дайте мне какое-нибудь средство!
Через пятнадцать минут Рита ушла. Я смотрел ей вслед, когда она шагала по боковой дорожке между живыми изгородями из лавра. Подходя к воротам, Рита заглянула в сумочку, словно убеждаясь, что в ней что-то находится. Рассказывая свою историю, она была на грани истерики. Но сейчас истерии как не бывало. В том, как Рита пригладила волосы и расправила плечи, ощущались мечтательность и вызов. Она спешила в "Мон Репо" и к Барри Салливану.
Глава 2
Вечером в субботу 30 июня я отправился в дом Уэйнрайтов играть в карты.
Погода была предгрозовой, и события во многих отношениях приближались к кульминации. Франция капитулировала, фюрер был в Париже, дезорганизованная, безоружная и истощенная британская армия отступала зализывать раны на побережье, где ей вскоре, вероятно, придется сражаться. Но мы все еще сохраняли бодрость - и я в том числе. "Нам надо держаться вместе, - говорили мы. - Так будет лучше". Один Бог знает почему.
Даже в маленьком мирке Линкома нависающая трагедия ощущалась так же четко, как стук в дверь. Я узнал больше об отношениях Уэйнрайтов и Салливана, когда на следующий день после визита Риты поговорил с Томом.
- Может вызвать скандал? - эхом отозвался Том, застегивая саквояж перед утренним обходом. - Да скандал уже полыхает вовсю!
- Ты имеешь в виду, что об этом говорят в деревне?
- Во всем Северном Девоне. Если бы не война, ты бы ни о чем другом не услышал.
- Тогда почему мне об этом не рассказали?
- Мой дорогой панаша, - отозвался Том со своей раздражающей добродушной ухмылкой, - ты не в состоянии разглядеть то, что творится у тебя под носом. И никто не передаст тебе сплетни, так как они тебя не интересуют. Дайка я усажу тебя в кресло.
- Черт возьми, я еще не старая развалина!
- Нет, но тебе надо быть осторожнее с сердцем, - возразил мой серьезный сын. - Меня удивляет, - продолжал он, щелкнув замком саквояжа, - как люди могут так себя вести и думать, что их не замечают. Эта женщина совсем потеряла голову.
- Ну и что о них говорят?
- Что миссис Уэйнрайт - дурная женщина, соблазнившая невинного молодого человека. - Том покачал головой и выпрямился, готовясь к лекции. - С точки зрения медицины и биологии это абсолютно неубедительно. Понимаешь…
- Я достаточно знаком с медицинскими и биологическими фактами, о чем свидетельствует твое присутствие в этом мире. Значит, все сочувствуют Салливану?
- Да, если это можно назвать сочувствием.
- Ты хоть знаешь, что собой представляет этот Барри Салливан?
- Я его не встречал, но говорят, он достойный парень. Типичный янки, швыряет деньги направо и налево и так далее. Тем не менее меня бы не удивило, если бы он и миссис Уэйнрайт сговорились и прикончили старика.
Том произнес это зловещее предсказание с глубокомысленным и напыщенным видом. Он сам этому не верил, но его слова настолько соответствовали моим неприятным мыслям, что я прореагировал так, как реагируют все отцы.
- Чепуха!
- Ты так думаешь? - отозвался Том. - Вспомни Томпсон и Байуотерса. Вспомни Рэттенбери и Стоунера. Вспомни… ну, их наверняка более чем достаточно. Замужняя женщина средних лет влюбляется в молодого парня.
- Кто ты такой, чтобы рассуждать о молодых парнях? Тебе всего тридцать пять.
- И что они делают? - продолжал Том. - Стараются добиться развода? Как бы не так! Они теряют голову и убивают мужа. Так происходит в девяти случаях из десяти, но не спрашивай меня почему.
"Поговори с одним из них, мой мальчик, - подумал я, - и ты увидишь, как у него напряжены нервы, путаются мысли и теряется самоконтроль. Тогда ты, возможно, поймешь".
- Но я больше не могу стоять здесь и болтать, - заявил Том, подбирая саквояж. Он был высоким, широкоплечим и рыжеватым, как я в его возрасте. - У меня интересный случай неподалеку от Эксмура.
- Должно быть, нечто особенное, если ты называешь это интересным.
Том усмехнулся:
- Я говорю не о болезни, а о человеке - старике по имени сэр Генри Мерривейл. Он остановился у Пола Феррарса в Ридд-Фарм.
- Ну и что с ним стряслось?
- Сломал большой палец ноги. Стоит поехать туда, чтобы услышать его лексикон. Я собираюсь продержать старика в инвалидной коляске шесть недель. Но если тебя интересуют последние эскапады миссис Уэйнрайт…
- Интересуют.
- Ладно, попробую осторожно расспросить Пола Феррарса. Он должен хорошо ее знать, так как писал около года тому назад ее портрет.
Но я счел это неэтичным и прочитал Тому лекцию на соответствующую тему. В результате мне пришлось ждать больше месяца, в течение которого люди были не в состоянии разговаривать почти ни о чем, кроме Адольфа Гитлера. Я узнал, что Барри Салливан вернулся в Лондон. Однажды я поехал на автомобиле повидать Риту и Алека, но мне сказали, что они в Майнхеде. И наконец пасмурным субботним утром я встретил Алека.
Каждый был бы потрясен при виде происшедшей с ним перемены. Я столкнулся с ним на дороге среди скал между Линкомом и "Мон Репо". Он брел медленно и без всякой цели, заложив руки за спину и покачивая из стороны в сторону головой. Шляпы на нем не было - ветер ерошил его редкие седеющие волосы и развевал полы пальто из шерсти альпаки.
Несмотря на низкий рост, Алек Уэйнрайт был широкоплечим. Теперь же он словно съежился. Его квадратное и грубоватое, но добродушное лицо и серые глаза под густыми бровями казались утратившими всякое выражение, а веки слегка подергивались.
Алек был пьян и шагал как во сне. Мне пришлось окликнуть его.
- Доктор Кроксли! - отозвался он, прочистив горло. Его взгляд слегка прояснился. Для Алека я не был ни доктором Люком, ни, тем более, просто Люком - он предпочитал формальное обращение. - Рад вас видеть. Я собирался навестить вас, но…
Алек сделал неопределенный жест, как будто не мог вспомнить причину.
- Подойдите сюда. Сядьте на эту скамейку.
Дул сильный ветер, и я посоветовал Алеку прикрыть голову. Достав из кармана старую суконную шапку, он нахлобучил ее и сел рядом со мной, удрученно покачивая головой.
- Они не понимают, - бормотал Алек. - Они не понимают!
Я оглядывался по сторонам, пока не понял, что он имеет в виду.
- Гитлер приближается. Он будет здесь со дня на день. У него войска, у него самолеты, у него все. Но когда я говорю это в пабе, мне отвечают: "Ради бога, заткнитесь! Неужели нам и без вас недостаточно бед?"
Алек откинулся назад, сложив на животе короткие руки.
- Знаете, в каком-то смысле они правы. Но они не понимают. Смотрите! - На сей раз он вынул из кармана мятую газету. - Видели эту статью?
- Какую статью?
- Не важно. Лайнер "Вашингтон" направляется в Голуэй забрать американцев, которые хотят вернуться в Штаты. Американское посольство предупреждает, что это их последний шанс. Что это означает, если не вторжение? Неужели им это не ясно?
Алек умолк, но мне почудилась в его словах внезапная надежда.
- Кстати, об американцах… - начал я.
- Да, я вспомнил, что хотел вам рассказать. - Алек потер лоб. - Это о молодом Барри Салливане. Симпатичный парень. Не знаю, встречали ли вы его.
- Он тоже возвращается на "Вашингтоне"?
Алек быстро заморгал, суетливо жестикулируя:
- Нет-нет! Я этого не говорил. Барри не возвращается в Америку. Напротив, он снова гостит у нас - приехал вчера вечером.
Думаю, в этот момент я ощутил уверенность, что мы приближаемся к катастрофе.
- Я хотел спросить, - продолжал Алек, тщетно пытаясь изобразить радушие. - Как насчет того, чтобы прийти к нам вечером сыграть в картишки? Как в старые дни, а?
- С величайшим удовольствием. Но…
- Я собирался пригласить Молли Грейндж - знаете, дочку адвоката. Молодому Барри она, кажется, приглянулась, и я несколько раз звал ее, когда он гостил у нас. - Алек неуверенно улыбнулся. - Я даже подумывал пригласить Пола Феррарса, художника из Ридд-Фарм, и его гостя, а может быть, Агнес Дойл. Тогда нас бы набралось на два стола.
- Как хотите.
- Но Молли вроде бы на этот уик-энд не приедет домой из Барнстейпла. К тому же Рита считает, что вчетвером нам будет уютнее. У горничной свободный вечер, и с толпой гостей было бы нелегко управиться.
- Конечно.
Алек посмотрел на море, слегка сдвинув брови. Его настойчивое стремление всех удовлетворить, несмотря на собственные тревоги, выглядело довольно жалким.
- Мы должны чаще устраивать приемы. Надо приглашать молодежь. Я понимаю, что Рите скучно. И она говорит, что я опускаюсь…
- Это верно. Если вы не перестанете пить…
- Дорогой мой! - воскликнул Алек обиженным и удивленным тоном. - Вы хотите сказать, что я пьян?
- Нет. Не сейчас. Но вы выпиваете пинту виски каждый вечер перед сном, и если не прекратите это делать…
Алек снова уставился на море и откашлялся. Его голос будто бы изменился - теперь он произносил слова более отчетливо.
- Это было нелегко.
- Что именно?
- Все.
Казалось, он борется с собой.
- В том числе финансы. У меня было много французских ценных бумаг. Ладно, не имеет значения. Мы не можем перевести стрелки часов назад… - Внезапно он выпрямился. - Совсем забыл. Я оставил мои часы дома. Вы, случайно, не знаете, сколько сейчас времени?
- Должно быть, немного позже двенадцати.
- Двенадцати! Господи, я должен возвращаться! В час дня новости, и я не могу их пропустить.
Его беспокойство было настолько заразительным, что мои пальцы дрожали, когда я вынимал часы из кармана.
- Но сейчас только пять минут первого! У вас полно времени!
Алек покачал головой.
- Я не могу пропустить новости, - повторил он. - У меня с собой машина - я оставил ее на дороге и пошел прогуляться. Но у меня болят суставы, и мне придется идти к автомобилю черепашьим шагом. Не забудьте насчет вечера, хорошо? - Поднявшись со скамейки, Алек стиснул мою руку и посмотрел на меня некогда острыми серыми глазами. - Боюсь, я не слишком занимательный компаньон, но приложу все усилия. Может быть, поиграем в головоломки - Рита и Барри их обожают. В восемь вечера - не забудьте.
Я попытался задержать его:
- Одну минуту! Рита знает о ваших финансовых неприятностях?
- Нет-нет! - Алек был шокирован. - Я бы не стал беспокоить женщину подобными вещами. Не упоминайте при ней об этом. Я не говорил никому, кроме вас. Фактически, доктор Кроксли, вы мой единственный друг. - И он медленно заковылял прочь.
Я зашагал назад к деревне, физически ощущая на своих плечах бремя тревог. Мне хотелось, чтобы, разрядив атмосферу, наконец пошел дождь. Небо было свинцовым, море - темно-синим, а скалы с зелеными пятнами травы напоминали соединенные вместе куски пластилина.
На Хай-стрит я заметил Молли Грейндж. Алек сказал, что девушка в этот уик-энд не должна вернуться из Барнстейпла - там у нее было машинописное бюро, которым она управляла, - но, вероятно, профессор ошибся. Молли улыбнулась мне, сворачивая в ворота отцовского дома.
День был не из приятных. Том забежал домой выпить чаю в начале седьмого. Он произвел для полиции вскрытие жертвы самоубийства в Линтоне и описывал мне подробности, поглощая хлеб с маслом и вареньем и едва слыша, что я ему говорю. Было уже начало девятого, и небо совсем потемнело, когда я отправился в четырехмильную поездку автомобилем до "Мон Репо".
Затемнение не устраивали до девяти, однако в доме не было света, что само по себе вызывало беспокойство.
Ранее "Мон Репо" был большим красивым бунгало с наклонной черепичной крышей и освинцованными окнами в красных кирпичных стенах. Большинство деревьев плохо росло в морском воздухе, да и трава на лужайках была скудной. Дом от дороги отделяла высокая тисовая ограда. Две песчаные аллеи вели к парадной двери и к гаражу слева. Рядом с гаражом находился теннисный корт. На лужайке справа стояла увитая плющом беседка.
Однако теперь место приходило в упадок. Живая изгородь нуждалась в стрижке. Кто-то оставил под дождем ярко окрашенные пляжные кресла. Один из ставней висел на единственной петле - работник (если он тут имелся) не удосужился починить вторую.
С наступлением темноты изоляция дома ощущалась особенно. Казалось, здесь может произойти все, что угодно, и никто этого не заметит.
Свет совсем померк, и мне пришлось включить фары. Шины захрустели по песку. Нигде не ощущалось никаких признаков жизни. Даже бриз с моря едва проникал сюда. Позади бунгало, за полосой сырой красноватой почвы, можно было разглядеть ряд утесов, круто обрывавшихся к морю.
Фары осветили раскрытые двери гаража впереди. Гараж был двойным - внутри стоял "ягуар" Риты. Когда я замедлил скорость, из-за дома появилась фигура и направилась ко мне.
- Это вы, доктор? - окликнул Алек.
- Да. Я поставлю машину в гараж на случай, если пойдет дождь. Присоединюсь к вам через полминуты.
Но Алек не стал ждать. Он шагнул в лучи фар, и мне пришлось остановиться. Положив руку на дверцу машины, он уставился на аллею:
- Кто-то перерезал телефонные провода!
Глава 3
Мотор автомобиля заглох, и я завел его снова. Алек казался не столько сердитым, сколько озадаченным и встревоженным. Хотя от него пахло виски, он был вполне трезв.
- Перерезал телефонные провода?
- Наверняка чертов Джонсон, - без особой враждебности заявил Алек. - Это наш садовник. Он не выполнял свои обязанности - по крайней мере, так говорила Рита, - поэтому мне пришлось его уволить. Вернее, это сделала Рита - я ненавижу конфликты.
- Но…
- Джонсон сделал это, чтобы досадить мне. Он знает, что я каждый вечер звоню Эндерсону в редакцию "Газетт" узнать, есть ли у них какие-нибудь новости, которые еще не сообщала Би-би-си. Телефон не работал, а когда я приподнял аппарат выше, провода вылетели из коробки. Их перерезали и засунули туда.
Мгновение я думал, что Алек вот-вот заплачет.
- Грязная и чертовски неспортивная выходка, - добавил он. - Почему меня не могут оставить в покое?
- А где Рита и мистер Салливан?
Алек быстро заморгал.
- Понятия не имею. Должно быть, где-то поблизости. - Он вытянул шею и огляделся. - В доме их нет. По крайней мере, так мне кажется.
- Может быть, мне поискать их, если мы собираемся играть в карты?
- Да, пожалуйста. А я приготовлю нам что-нибудь выпить. Но, если не возражаете, мы пока не будем играть в карты. В половине девятого по радио интересная передача.
- Какая?
- Точно не помню. Кажется, "Ромео и Джульетта". Рита очень хочет послушать. Прошу прощения.
Сумерки сгущались на глазах. Алек двинулся по лужайке и тут же обо что-то споткнулся. Очевидно, сразу осознав, что я могу приписать это нетрезвому состоянию, он обернулся, пытаясь выглядеть достойно, и зашагал дальше.
Я отвел машину в гараж. Когда вышел оттуда, ноги будто сами понесли меня вперед. Я хотел не столько отыскать Риту и молодого Салливана, сколько получить шанс подумать.
Сначала я направился к задней стороне дома. Здесь ветер дул сильнее, пригибая пожухлую траву к краю утеса; полоса сырой красной почвы казалась пустынной. Толком ничего не видя, поглощенный мыслями о перерезанных телефонных проводах, я обогнул бунгало и проследовал к беседке.
Должно быть, они услышали меня. Из беседки донесся приглушенный возглас. Я быстро подошел и заглянул внутрь.
Рита Уэйнрайт полусидела-полулежала на циновке, покрывающей грубый деревянный пол. Ее голова была откинута назад, а руки обнимали плечи Салливана, прежде чем он отскочил. Оба повернулись ко мне. Уже отходя, я успел увидеть открытые рты, виноватые взгляды, спазматическую реакцию, вызванную внезапным испугом.
Возможно, вы думаете, что старого дурня вроде меня смутить нельзя. Тем не менее я был смущен, вероятно еще сильнее, чем эти двое. Причем меня смутил не столько сам факт - в конце концов, я видел только то, как целовали хорошенькую женщину, - сколько обстановка: грязный пол беседки, ощущение сил, вышедших из-под контроля.
"Внимание! Опасность!" - твердил мне внутренний голос.
- Доктор Люк! - окликнула меня Рита.
Если бы не это, я бы не остановился, притворившись, что не заметил их. Они могли мне подыграть, но им не позволила совесть.
Я повернулся. У меня кружилась голова, а голос звучал хрипло от потрясения и пережитого гнева.
- Кто-нибудь есть в беседке? - отозвался я с таким лицемерным удивлением, что был готов пнуть себя ногой.
Рита вышла наружу. Теперешний цвет ее смуглой кожи, особенно под глазами, демонстрировал скорость, с которой колотилось ее сердце. Она тяжело дышала, потихоньку отряхивая юбку. Ее светлый твидовый костюм и белая блузка были измяты. Позади в дверном проеме маячил Салливан.
- Мы… мы были в беседке, - сказала Рита.
- Разговаривали, - уточнил ее компаньон.
- Мы уже собирались вернуться…
- Но нам нужно было поговорить. Знаете, как это бывает…
Барри Салливан закашлялся. Сейчас он выглядел неоперившимся юнцом. Конечно, Салливан был красивым парнем, несмотря на безвольный подбородок. Но вся его самоуверенность, которую я видел год назад, испарилась - он был испуган не меньше Риты и готов ко всему.
Ветер шевелил плющ на стенах беседки. Эмоциональная температура между Ритой и Салливаном подскочила до такой степени, что страсть обволакивала их, как туман, от которого они не могли избавиться. С неба упала капля дождя, за ней еще одна.
- Не помню, знакомы ли вы с Барри, - продолжала Рита дрожащим голосом. - Хотя вы, кажется, присутствовали при нашей первой встрече? Барри, это доктор Люк Кроксли.
- Здравствуйте, сэр, - пробормотал Салливан, переминаясь с ноги на ногу.
- Я хорошо помню мистера Салливана. - Мне не удалось удержаться от язвительных ноток. - Кажется, он один из наших самых многообещающих актеров Вест-Энда?
Красивый лоб Салливана наморщился.
- Я? - воскликнул он, хлопнув себя по груди.
- Конечно! - отозвалась Рита. - Или скоро будешь им.
Парень смутился еще сильнее.
- Я не хочу плавать под чужим флагом, сэр, - сказал он.
- Не сомневаюсь, мистер Салливан.
- Он имеет в виду… - начала Рита.
- Что, дорогая моя?