Я узнал из газет, что в полицию явился некий Джекоб Гаррис и выдал себя за убийцу еврейки Сары Саломон. Человек этот лжет. Он либо с ума сошел, либо просто ищет смерти. Он убийства не совершал. Освободите его, он к этому делу совершенно непричастен. По почерку настоящего письма Вы увидите, что я уже раз писал Вам; тогда уже я сообщил Вам, что в убийстве виновен я и что Вы никогда меня не поймаете. Теперь повторяю то же самое. Джекоба Гарриса посадите в сумасшедший дом, ибо он, очевидно, помешан.
С почтением N. N.".
– Что вы на это скажете? – спросил судья Бут.
– Так и вышло, как я ожидал, – ответил Пинкертон. – Я знал, что преступник не пожелает допустить казни второго невинного. Но из этого письма нельзя извлечь никаких данных, поэтому придется дожидаться дня суда, а там видно будет дальше.
– Что же делать? – спросил Бут. – Как мне поступить с этим письмом? Не могу же я совершенно оставить его без внимания.
– И не нужно. Дайте его отпечатать в газеты, а репортерам скажите, что вы считаете автора письма идиотом, который хочет ввести суд в заблуждение; Джекоб Гаррис дал вам будто бы столь неоспоримые доказательства своей вины, что в последней совершенно не приходится сомневаться.
Судья Бут обещал, что поступит согласно этому совету. Затем он позвонил и арестанта опять увели.
В вечерних газетах появилась копия этого письма вместе с пояснением самого судьи.
Известие это вызвало самые разноречивые толки. Многие допускали возможность, что судьи могут в данном случае снова впасть в заблуждение.
Никто не подозревал, что все эти известия явились плодом тонко задуманного плана знаменитого сыщика Ната Пинкертона.
Глава V Суд
Зал суда был переполнен. Многим пришлось уйти ни с чем, так как еще задолго до начала заседания все места в зале были заняты.
Наконец члены суда и присяжные заняли свои места.
Привели обвиняемого, который спокойно сел на свое место и стал разглядывать публику.
Нат Пинкертон был убежден, что увидит в публике того, кого он подозревал в совершении убийства. Но как он ни вглядывался в публику, он не видел того, кого ожидал увидеть.
В конце концов он обратил свое внимание на одного из сидевших в первом ряду. Человек этот был одет довольно хорошо, на нем был светлый клетчатый костюм; он носил длинную черную бороду.
Пинкертон как-то сразу умел отличать фальшивые бороды от настоящих и вскоре убедился, что замеченный им человек носил именно фальшивую бороду. А теперь он заметил также, что глаза у того человека были впалые, а скулы выдавались.
На суде председательствовал Бут.
Он обратился к подсудимому с вопросом:
– Ваше звание, имя и фамилия?
– Зовут меня Вильям Джекоб Гаррис, – ответил сыщик.
– Где вы родились?
– В Канзасе.
– Сколько вам лет?
– Сорок пять.
– Вы явились в полицию и сами себя обвинили в том, что убили еврейку Сару Саломон. Действительно ли вы совершили это преступление?
– Да, я указал сам на себя.
– Зачем вы это сделали? Мучились ли вы угрызениями совести?
– Нет. Я был только движим желанием предать в руки правосудия истинного убийцу.
– А известно ли вам, что вы этим самым произнесли над собою смертный приговор? Если вы полагаете, что вам удастся избежать электрического стула, то очень ошибаетесь.
– И все-таки я не буду казнен, – возразил подсудимый.
В публике поднялся глухой говор. Судьи и присяжные переглянулись.
– Нет, вы не уйдете от казни, – снова заговорил судья, – не забывайте, что из-за вас был казнен невинный.
– Не из-за меня, – спокойно ответил мнимый убийца.
– Что это значит? – раздалось в ответ.
– Не из-за меня была совершена эта казнь, – повторил сыщик, – а из-за того, который на самом деле совершил убийство Сары Саломон.
– Стало быть, вы теперь заявляете, что Сару Саломон убили не вы?
– Нет, не я убил ее.
В зале поднялось волнение. Председательствующий вынужден был призвать публику к порядку.
Человек с черной бородой, сидевший на первой скамейке, видимо, начал сильно беспокоиться. Он ерзал на своем месте и оглядывался назад, как бы ища прохода, чтобы бежать.
– Но если вы не виновны, – снова заговорил судья, – то почему же вы сами взвалили вину на себя?
– Я уже говорил, что сделал это для того, чтобы уличить истинного преступника.
– Это непонятно. Говорите яснее, Джекоб Гаррис.
Тут подсудимый взглянул на человека с темной бородой в первом ряду публики и громким голосом проговорил:
– Не называйте меня Джекобом Гаррисом.
– Почему?
– Потому что меня зовут не так.
– А как вас зовут?
– Я - Нат Пинкертон.
Судьи, присяжные и публика пришли в неописуемое волнение. Подсудимый спокойно продолжал:
– Вероятно, господам членам суда известно, что я сыщик. Я действовал по зрело обдуманному плану, принимая на себя вину в убийстве.
– И что же, ваш план удался, мистер Пинкертон? – спросил председательствующий самым любезным тоном. – Можете ли вы указать на истинного убийцу?
– Могу. Он находится здесь, в зале, среди публики.
При этом он указал на чернобородого человека в первом ряду.
Вдруг произошло нечто совершенно неожиданное.
Нат Пинкертон вскочил со скамьи подсудимых и кинулся на человека в клетчатом костюме.
Моментально он сорвал с него фальшивую бороду и схватил его за шиворот.
В зале поднялась страшная суматоха.
Пинкертон схватил совершенно растерявшегося преступника и потащил его на середину зала.
По знаку судьи Бута явилось несколько полисменов, которые связали преступника, очень мало, впрочем, сопротивлявшегося.
Он еле стоял на ногах и тяжело опустился на стул.
Когда тишина была восстановлена, судья Бут обратился к незнакомцу с вопросом:
– Признаете ли вы себя виновным?
В ответ раздался слабый стон, но вдруг преступник громко крикнул:
– Да, я виновен! Сару Саломон убил я. Я виновен в том, что Давид Саломон казнен невинно.
Вдруг он как-то ожил, выпрямился и вскочил. Обращаясь больше к публике, чем к судьям, он громко произнес:
– Не судите меня слишком строго. Я несчастный человек, которого разорил Давид Саломон и старуха Сара Саломон. У меня прежде было хорошо идущее дело, я был женат и был счастлив. Мы работали без отдыха, мы хотели составить себе обеспеченное положение. Но вдруг настали тяжелые времена. Я тяжко заболел, дела пошли на убыль, и мы очутились в нужде. Я обратился к Саре Саломон и занял у нее некоторую сумму денег под заклад моего дела. Дальше – хуже. В конце концов она мне пригрозила, что выбросит меня на улицу, если я не уплачу своего долга. Я побежал к ее сыну Давиду, который сейчас же дал мне денег на уплату долга Саре, его матери. Но оказалось, что я попал в еще более цепкие лапы. Давид Саломон считал еще более высокие проценты, и в конце концов я потерял все свое состояние. Моя жена умерла. Давид Саломон высмеял меня, когда я явился к нему с жалобами. Тут я решил отомстить им и привел свое решение в исполнение. Я убил Сару Саломон, а сына ее подвел под суд. Я уже объяснил в своем первом письме на имя судьи Бута, каким образом я это сделал. Но теперь скажу, что я на электрический стул все-таки не попаду.
При этих словах незнакомец выхватил револьвер и, прежде чем кто-либо успел помешать ему, пустил себе пулю в лоб.
Так завершилась трагедия, конец которой был так же ужасен, как и начало.
Когда Нат Пинкертон вспоминал об этом деле, в душу его закрадывалась какая-то скорбь, и он избегал говорить о достигнутом успехе.
Разбойники на озере Эри
Глава I В пивной Тома Рэли
Была холодная, темная сентябрьская ночь. Дул суровый северный ветер, и по небу, одна за другой, тянулись темные тучи, грозившие каждую минуту разразиться ливнем.
На улицах маленького города Порт-Рована, лежащего около южной границы штата Онтарио, на самом берегу озера Эри, не видно было ни души. Только немногочисленные трактиры на пристани, посещаемые большей частью матросами да рыбаками, оставались еще освещенными, и из них доносились по временам шум и брань.
В воде отражались огни стоящих на якоре судов, а вдали мелькал свет фонаря одной из полицейских лодок, за последние недели постоянно сновавших по всему Эри, поверхность которого равна приблизительно 24 500 квадратным километрам.
Волнующаяся зыбь переливалась дрожащими тенями, и только очень опытный, острый глаз мог бы заметить, что к берегу приближается маленькая лодка, единственный пассажир которой старался грести как можно осторожнее, без всякого звука. Он направился к самому концу набережной, туда, где всего темнее и, не доезжая до каменных ступенек, спускающихся в воду, причалил к совершенно неосвещенной железной лестнице, вделанной в каменную обшивку берега. Быстро привязав лодку, он стал подниматься, но сперва осторожно высунул голову и, лишь убедившись, что поблизости нет никого, ступил наконец на землю, а потом сейчас же направился к одному из освещенных трактиров, над дверью которого виднелась старая побуревшая вывеска с надписью "Пивная Тома Рэли". Тут он опять остановился на минуту, оглядываясь во все стороны, и затем поспешно открыв стеклянную дверь, вошел в трактир.
Однако с набережной, с того самого места, где он только что стоял, за ним все-таки успели уследить. Когда он удалился по направлению к пивной, из-за железной сваи большого подъемного крана вынырнула какая-то темная фигура.
В тот момент, как неизвестный исчез в дверях заведения Тома Рэли, в ночной тишине вдруг раздался слабый свист; невдалеке кто-то ответил на него, а вслед за тем, из-за низких лодочных сараев, появился человек, который подошел к первому.
Пошептавшись, они оба направились прямо к тому же Тому Рэли. Это были два рыбака в запачканном дегтем платье, высоких сапогах и широких шляпах. Пройдя через низкую, наполненную табачным дымом комнату, они сели за свободный столик в углу.
Старший из них – загорелый, с взъерошенными темными бакенбардами, – все время что-то говорил своему товарищу. Последний – с таким же загорелым, но интеллигентным и лукавым лицом – только поддакивал ему.
Никто из пивших тут и курящих не обратил на них никакого внимания; они ничем не выделялись среди здешней публики и их можно бы было принять за настоящих завсегдатаев, хотя до сих пор этих людей в зале Тома Рэли ни разу не видели.
Никто и не заметил, что новые посетители, зорко оглядываясь, с особенным вниманием следили за только что вошедшим перед ними человеком, который сидел теперь у отдельного столика, около прилавка. Хозяин – полный, коренастый, с широким, некрасивым лицом – подошел к этому молодцу, одетому по-матросски и, незаметно подмигнув, кивнул ему головой. На грубом лице матроса промелькнула улыбка, говорившая о каком-то тайном соглашении между ними.
Хозяин подал ему рюмку водки и при этом получил от него запечатанное письмо, которое поспешно спрятал в карман. Что-то шепнув матросу на ухо, он обратился затем к двум рыбакам, сидевшим в углу:
– Добрый вечер, джентльмены. Рад видеть вас у себя!
– Мы придем и еще не раз, если у тебя найдется приличное питье.
– Ну, за этим дело не станет, и, значит, вы будете моими ежедневными гостями. Чего же вам принести?
– Конечно, виски со льдом.
Том Рэли, кивнув головой, направился за прилавок. Проходя мимо матроса, он сказал ему:
– Подожди немного, Джек. Я сейчас напишу ответ, и ты захватишь его с собою.
Матрос, пробормотав что-то непонятное, осушил залпом рюмку и протянул ее хозяину, чтобы тот наполнил снова. Том Рэли подал ему и обоим незнакомым рыбакам, потом обошел все помещение, чтобы убедиться, у всех ли гостей полны стаканы.
Удовлетворив кое-где требования, он вышел из комнаты, и его место за буфетом заняла толстая, неопрятная женщина.
Около одного стола сидели несколько дюжих матросов. Один из них, читавший газету, вдруг ударил кулаком по столу.
– Черт возьми! – воскликнул он. – Проклятые разбойники на озере, кажется, опять произвели нападение. Слушайте последние известия из Пенсильвании.
Он поднялся, чтобы было слышнее, и стал громко читать:
– "Эри, двенадцатое сентября. Сегодня в двенадцать часов пополудни прибыл сюда небольшой торговый пароход "Свалло" Била Ридера, живущего в Буффало; капитан сообщает, что ночью он слышал глухой пушечный грохот. По его словам, выстрелов было всего пять или шесть. Очевидно, разбойники озера Эри опять совершили одно из своих обычных преступлений, и какое-нибудь торговое судно сделалось их жертвой. Две полицейские лодки из Аштабула, штат Огайо, отправившиеся два дня тому назад на розыски, до сих пор не вернулись; весьма возможно, что они исчезли так же бесследно, как и предыдущие. Неужели не удастся, наконец, покончить с разбойниками озера Эри?"
Когда матрос кончил, по комнате пронесся глухой ропот. Присутствующие моряки были сильно возбуждены, и их озлобление против преступников, препятствовавших безопасному сообщению на озере Эри и подрывавших торговое плавание, вылилось в грубой ругани и проклятиях.
– Ведь исчезло уже четыре торговых судна, – проворчал один старый моряк. – Очевидно, у разбойников хорошие пушки. Разумеется, наши власти со своими маленькими полицейскими лодками ничего не могут против них сделать. По-моему, сюда следует прислать хорошего сыщика, который прежде всего разузнал бы, по крайней мере, под какой именно личиной работают негодяи.
Несколько человек соглашались с ним. Другие только посмеивались, выражая более или менее основательное сомнение.
– Это глупости, – ворчали некоторые. – По воде пешком не пойдешь, и сыщик точно так же должен был бы ехать на полицейской лодке, то есть рассчитывать на то, что, быть может, уже не вернется из своей поездки.
– Настоящий сыщик на все способен. Например, известный Нат Пинкертон из Нью-Йорка, наверное, положил бы конец этим разбоям.
Двое рыбаков внимательно прислушивались к этому разговору, которым, впрочем, заинтересовались все присутствующие, сами они, однако, не вмешивались в него, а только наблюдали за каждым говорящим. Их взгляды особенно привлекал молодой матрос, сидевший у прилавка.
Том Рэли между тем вернулся в залу и опять, проходя мимо матроса, сделал ему какой-то таинственный знак. Затем он снова на некоторое время занялся гостями; приняв участие в толках о преступниках, Рэли громко выражал свое негодование по поводу дерзости наглой шайки.
Джек, молодой матрос, все время смотрел на хозяина, и по лицу его, казалось, пробегала легкая, довольная и вместе с тем торжествующая улыбка.
Том, взяв у него стакан, подошел к прилавку и снова налил. Вместе с наполненным стаканом трактирщик передал ему письмо. Джек поспешно сунул его в боковой карман. Все это произошло так быстро и незаметно, что, кроме двух рыбаков, сидевших в углу, никто этого не видел.
Но вдруг на них самих устремилось общее внимание: между ними завязалась ссора, грозившая перейти в отчаянную драку.
Тот, который был постарше, казалось, разгневался не на шутку: он стучал обоими кулаками по столу, крича:
– Черт возьми! Дэнни, говорю тебе в последний раз: не позволю я глумиться над собою! Ведь видел же ты, как я проучил негодяя Робберса за то, что он хотел мне навязать эти россказни, не такой дурак, чтобы поверить, и скажи ты это еще раз, так получишь такую затрещину, что в два месяца ее не забудешь. – При этом он поднял свои грязные кулаки. Но его противник, очевидно, тоже не струсил: вскочив со своего места, он грозно уставился на него и закричал:
– Конечно! Ты всегда так поступаешь: чуть что не понравится – сейчас давай драться! Ну а со мной этого не будет, я не допущу колотить себя, как бедный Роббере. А то, что я тебе сказал, – так это правда.
– Ну погоди! Я тебе сейчас покажу, что это за правда! – При этих словах он стал засучивать рукава.
– Постойте, джентльмены. Драться можете на дворе, – сказал, подойдя к ним, хозяин.
– Оставь их, Том! – кричали гости, радуясь возможности посмотреть на кулачный бой. – Расступитесь. Начинайте.
– Я ставлю пять долларов за высокого!
– Я - десять за маленького!
– Три за высокого!
Кругом завязались пари; ближайшие столы были отодвинуты, и борцам очистилось приличное для поединка место. Хозяин, перестав вмешиваться, ушел опять за свой прилавок.
Младший из рыбаков тоже засучил рукава, и оба, недавно еще сидевшие, мирно беседуя, за одним столом, стали друг против друга в позе борцов.
– Ну, начинайте. Чего вы ждете? – послышалось из кружка зрителей.
Те схватились – удары так и посыпались. Кулаки их работали как молоты. Сначала молодому удалось нанести такой удар в подбородок, что противник пошатнулся. Тотчас же раздались громкие аплодисменты и одобрительные крики державших пари за его победу; а с другой стороны свистели и ругались.
Однако и второй собрался с силами. Раз, два, три – ударил он кулаком по лицу Дэнни. Тот пришел в ярость.
– Собака! – заскрежетал он зубами и, бросившись вперед, схватил противника за горло, как будто желая его задушить.
Дикие проклятия, угрозы и протесты послышались в среде зрителей: все возмутились, что мальчишка совершенно уклоняется от основных правил бокса.
Но высокий рыбак одним сильным движением стряхнул с себя противника и, обеими руками вцепившись в его грудь, с такой силой оттолкнул, что тот, полетев, как мячик, прямо на молодого матроса Джека, вместе с ним упал на землю.
Джек, сердито выругавшись, набросился на рыбака, медленно поднимавшегося с пола.
– Каналья! – прошипел он – Сначала отступаешь от правил, а потом еще валишься на людей.
Тут началась уже новая драка – между матросом и Дэнни. Старший рыбак в качестве победителя стоял теперь в стороне и, скрестив руки, с улыбкой следил за ходом борьбы. Молодой рыбак оказался сильнее матроса. Джеку страшно доставалось; катаясь по полу, он со злости кусался и царапался, но ничего ему не помогало. Кулаки Дэнни наносили ему удар за ударом, так что скоро все лицо Джека распухло и посинело.
Противник его несколько раз вызывал всеобщее одобрение своей замечательной ловкостью.
Хозяин наконец подошел к дерущимся.
– Ну, кончайте. Неужели с тебя все еще мало, Джек? – грубо сказал он. – Хочешь здесь остаться лежать, что ли?
Высокий рыбак тоже подошел, схватил своего товарища за шиворот и оттащил в сторону.
– Теперь довольно! – воскликнул он. – Убирайся отсюда. – Тот хотел было возобновить драку, но он насильно вытолкал его за дверь.
– Там, на ночном холоде, протрезвишься, – сказал он ему вслед и вернулся в залу, где был встречен одобрительными возгласами. Джек, жалкий, избитый, сидел за прилавком и освежал свое опухшее лицо холодной водой.
Рыбак, допив стакан, заплатил за себя и за товарища.
– Вы откуда? – спросил Том, принимая от него деньги.
– А тебе что за дело? – угрюмо проворчал гость. – Спокойной ночи. Завтра опять приду. Мне здесь понравилось.
С этими словами он удалился.
После его ухода присутствующие еще несколько времени говорили о нем и о его товарище: они оба своей силой и ловкостью произвели некоторое впечатление.