- Еще услышите, - заверил ее Картрайт. - Гагерн - восходящая звезда. Он был режиссером на студии "УФА" до того, как нацисты вышвырнули его из Германии. Насколько мне известно, он чистокровный ариец, происходит из старинного рода - из тех, перед чьими фамилиями стоит "фон". Однако что-то у него там не заладилось. У нас он трудится вторым режиссером, вместе с Говардом Фиском ставит "Шпионы на море". Каким-то образом ему удалось загипнотизировать чинов из Военно-морского министерства, и ему разрешили провести натурные съемки в таких местах, куда простых смертных не допускают, - в Портсмуте и даже в Скапа-Флоу.
Моника не обратила внимания на странные интонации Картрайта. Во-первых, она была раздосадована тем, что актриса, ее кумир, вышла замуж без ее ведома. Во-вторых, к этому моменту они повернули за угол и оказались перед фасадом главного корпуса.
Внутри, где царила прохлада, она нашла ту атмосферу, какую и ожидала: все куда-то бежали, зачем-то спешили, хлопали дверями. Главный корпус представлял собой настоящий муравейник, полный длинных коридоров. Маленькие кабинеты лепились один к другому, как каюты на корабле; ей показалось, что все обитатели в основном заняты тем, что открывают и закрывают двери. Работники студии гордо вышагивали во всех направлениях; стучали пишущие машинки. Пахло свежей краской. Из буфета вышел мальчик-посыльный; он жевал шоколадный батончик. Картрайт новел Монику по длинной застекленной галерее, похожей на мост Вздохов; из окон открывался вид на освещенный солнцем парк. Галерея соединяла главный корпус со студийными павильонами.
Огромный гулкий бетонный коридор съемочного павильона напомнил Монике аэропорт. Звуконепроницаемые двери вели в студии. Над дверью под номером три горела красная лампочка; она означала, что сейчас идет съемка и входить туда нельзя. Картрайт жестом показал Монике, что надо подождать, а сам, злорадно ухмыляясь, стал слушать разговор двоих мужчин, стоявших посреди коридора.
Один был низенький толстяк с сигарой, второй - высокий молодой человек в очках, с подчеркнуто аристократическим выговором.
- Слушайте, - говорил толстяк. - Тот эпизод на балу.
- Да, мистер Ааронсон?
- Там скандал, - продолжал толстяк, - который закатила герцогиня Ричмондская перед сражением при Ватерлоо.
- Да, мистер Ааронсон, и что?
- Я только что отсмотрел первые кадры. Никуда не годится! Перцу не хватает.
- Но, мистер Ааронсон…
- Слушайте, - перебил его толстяк. - Я знаю, чего там не хватает! Песни для Эрики Муди. Люк Фитцдейл только что написал классную штучку, в самый раз для нее. Значит, вот как все будет. Герцог Веллингтон говорит: "Дамы и господа, у меня для вас большой сюрприз", понимаете? И тут герцогиня Ричмондская садится к пианино и начинает петь.
- Но, мистер Ааронсон, не думаю, чтобы она была способна на такое!
- Вы так не думаете?
- Нет, мистер Ааронсон.
- Ну и ладно. В нашем фильме она споет. Да, кстати! Там есть еще одно место, куда песенка так и просится. Пусть споет перед битвой, чтобы подбодрить войска. Я все продумал. Герцогиня Ричмондская…
Красная лампочка над дверью погасла.
- Пошли, - сказал Картрайт. Он выбил свою изогнутую трубку о стену и, посторонившись, пропустил Монику в темноту.
2
Изнутри студия была похожа на ангар или на хлев - гигантский хлев площадью две тысячи квадратных метров. Как в ангаре или в хлеву, здесь было полутемно и царила полная неразбериха. Потолок был высокий - метров тридцать. Здесь было очень шумно, и все шумы эхом отражались от стен и потолка: шарканье шагов, шорох от перетаскиваемых металлических кабелей, скрежет пилы, приглушенные голоса. Хотя в павильоне было вроде бы много людей, они казались тенями. Призрачный свет из-под крыши, очень отдаленный и какой-то рассеянный, придавал всему какой-то мертвенно-голубоватый оттенок.
Все двигались, что-то делали, говорили. В павильоне находились декорации: типовой дом, типовой сад… После съемок декорации ломали.
Картрайт поддерживал Монику под локоть; она, спотыкаясь, вошла в придуманное художниками царство кино. К одной стене были прислонены задники декораций, изображающих тюрьму; выкрашенные в черное деревянные решетки выглядели совсем неубедительно. Затем они прошли мимо кухни отеля и части Вестминстерского моста. Пересекли загородную улочку, на которой стоял дом врача-убийцы из детективного фильма по роману Уильяма Картрайта. Дом был настоящим во всех своих деталях - от выкрашенных в серое кирпичей снаружи до мебели внутри. В голубоватых сумерках улочка смотрелась мрачно и зловеще. Монике показалось, что они бредут уже много миль, когда впереди послышались голоса и они увидели сноп яркого света.
- Тишина в студии! - закричал кто-то. - Внимание!
- Вон она, - сказал Картрайт.
Они стояли в углу и смотрели на ярко освещенную съемочную площадку, словно из-под темного капюшона. Декорация изображала спальню роскошных апартаментов на океанском лайнере. В центре каюты застыла Фрэнсис Флер в золотом вечернем платье с низким вырезом, который выгодно подчеркивал ее полные плечи.
В ослепительно-ярком свете прожекторов все цвета и предметы казались живее, чем в жизни. Бело-розовая обшивка стен, белая обивка мебели, иллюминаторы, выложенные красным деревом, - все блестело и сверкало. Казалось, даже дамские аксессуары на туалетном столике золотые. От белизны двери резало глаза; даже лампа и графин с водой на прикроватном столике сверкали и переливались. Грим Фрэнсис Флер, теплый золотистый оттенок кожи ее контрастировал с миндалевидными глазами и густыми черными волосами. На довольно широком лице с высокими скулами застыло равнодушно-безмятежное выражение; брови, казалось, были нарисованы масляными красками тонкой кисточкой.
- Осторожно, кабель! - прошептал Картрайт, подхватывая споткнувшуюся Монику. От самого порога она шла по студии на цыпочках. - Встаньте сюда. Ш-ш-ш!
- Тишина в студии!
Шум моментально утих. Сбоку от софитов виднелись черные силуэты людей, призрачные лица и какие-то марсианские приспособления.
- Мотор!
Дважды негромко ударил колокол. К камере вышел молодой человек в свитере с квадратной деревянной дощечкой.
- "Шпионы на море". Эпизод тридцать шесть. Дубль второй.
Нижний край дощечки на пружине громко хлопнул. Молодой человек отступил в сторону. И тут Фрэнсис Флер ожила.
Видимо, полная красивая брюнетка пребывала в нерешительности, о чем свидетельствовало выражение ее лица. Она повела гладкими красивыми плечами. Бросила взгляд на дверь. Потом нажала кнопку звонка. С быстротой молнии - явление, не виданное на океанских лайнерах со времен Ноева ковчега, - на зов явилась стюардесса.
Сразу становилось ясно: от стюардессы, женщины средних лет, с грубым и злобным лицом, ничего хорошего ждать не приходится. Любому разведчику достаточно было бросить один взгляд на ее физиономию, чтобы тут же спрятать подальше секретные документы и охранять их с оружием в руках.
- Звонили, миледи?
- Да. Вы передали мою записку мистеру Де Лейси?
- Да, миледи. Мистер Де Лейси сейчас придет.
- Стоп! - послышался новый голос.
Все остановились.
Вначале Монике показалось: что-то не так. Но ни Фрэнсис Флер, ни зловещая стюардесса и ни кто другой не нашли в происходящем ничего необычного. Они просто стали ждать. Правда, оказалось, что злодейка-стюардесса очень взволнована - на грани слез. Кроме нее, все остальные двигались, словно в замедленной съемке.
Прошло немало времени; очевидно, во мраке происходило какое-то совещание. На площадку вышел высокий седовласый лысеющий мужчина. Вид у него был очень задумчивый. На нем был скромный твидовый костюм, неброский пуловер и грубые туристские ботинки. В свете софитов сверкнули стекла очков без оправы и высокий куполообразный лоб. Так как Моника видела его фотографию, она сразу узнала режиссера Говарда Фиска.
Неизвестно, что мистер Фиск сказал двум актрисам. Знаменитый режиссер страдал одним недостатком: он говорил почти совершенно неслышно. На расстоянии более двух метров даже человек с самым острым слухом не разобрал бы ни слова. Моника ожидала, что мистер Фиск начнет громко кричать в мегафон; поведение режиссера повергло ее в шок.
Говард Фиск энергично жестикулировал, а после этого надолго замолкал. Он похлопал злобную стюардессу по спине; казалось, он добродушно уговаривает ее. Он о чем-то доверительно и дружелюбно переговорил с Фрэнсис Флер, при этом нежно поглаживая ее по руке, разговор прерывался долгими паузами, во время которых режиссер задумчиво оглядывал декорации и словно бы что-то решал. Наконец, он кивнул, улыбнулся актрисам, махнул рукой и ушел со съемочной площадки.
Моника облегченно вздохнула.
- "Шпионы на море". Эпизод тридцать шестой. Дубль третий.
Зловещая стюардесса снова вошла в каюту.
- Звонили, миледи?
- Да. Вы передали мою записку мистеру Де Лейси?
- Да, миледи. Мистер Де Лейси сейчас придет.
- Стоп!
Мистер Фиск вышел на площадку и на сей раз оставался там гораздо дольше.
- "Шпионы на море". Эпизод тридцать шестой. Дубль четвертый.
Зловещая стюардесса снова вошла в каюту.
- Звонили, миледи?
Моника не выдержала.
- Но почему они никак не снимут? - прошептала она. - Почему снова и снова повторяют один и тот же крошечный кусочек?
- Ш-ш! - прошипел Картрайт.
- Сколько же раз они повторяют одно и то же?
На ее вопрос ответила сама злобная стюардесса. Она волновалась все сильнее. Когда ее в шестой раз спросили, передала ли она записку мистеру Де Лейси, она, потеряв самообладание, заявила: "Нет!" - и залилась слезами.
Мистер Фиск довольно громко объявил перерыв.
3
- Ну как? - осведомился Картрайт. - Нравится?
- Потрясающе!
- Вот как? Вы не заметили здесь ничего неправильного?
- Неправильного?
Моника удивленно посмотрела на своего собеседника. Толпа вокруг съемочной площадки начала рассеиваться. С грохотом отъехала тележка с микрофоном, отчего софиты задрожали, а некоторые выключились. Уильям Картрайт обводил площадку нерешительным взглядом, словно принюхиваясь к запаху пудры, которым был пропитан воздух. Пустая изогнутая трубка как будто прилипла к его нижней губе. Вид у него был довольно серьезный.
- Да, неправильного, - подтвердил он. Трубка закачалась. - Во-первых, мне и раньше неоднократно приходилось наблюдать истерики, но я и не предполагал, что старушка Макферсон на такое способна. - Кивком он указал на злобную стюардессу, которая по-прежнему оставалась на площадке. Ее утешал Говард Фиск. - Что-то носится в воздухе. У половины присутствующих нервная дрожь; хотелось бы мне знать почему.
- А вы не преувеличиваете?
Мисс Фрэнсис Флер величественно сошла с площадки. Теперь она сидела на складном стуле недалеко от них, прямо за линией софитов. Она была одна, если не считать горничной (не киношной, а ее собственной, настоящей) в кружевной наколке и переднике, которая поправляла ей грим. Фрэнсис Флер трудно было даже заподозрить в нервозности. Ее безмятежность казалась нерушимой. В продолжение долгих монологов Говарда Фиска она просто кивала, улыбалась и повторяла все снова и снова. Складывалось такое впечатление, будто она вообще ни о чем не думает.
- Во-вторых, - продолжал Картрайт, - все как-то неестественно. Здесь слишком мало народу.
- По-вашему, такая толпа - "слишком мало"?
- Да. Если не считать статистов, где же обычные орды гостей, друзей, помощников и прихлебателей? Смотрите! В павильоне практически пусто. Кроме вас, Ф.Ф., Макферсон и служанки Ф.Ф., здесь нет женщин. Я даже не вижу ассистентку режиссера, что просто немыслимо. Что-то не так!
- Но…
- Возможно, на самом деле ничего страшного не происходит. Просто мне все не дает покоя Том Хаккетт. Однако вот ваша Ф.Ф. во плоти. Хотите познакомиться с ней?
- С удовольствием. Я как раз размышляла, удобно ли будет подойти к ней.
- Почему бы и нет?
Моника ударилась в откровения:
- Знаете, я боялась, что в жизни она окажется ужасной занудой. Но она не похожа на зануду.
- Она и не зануда… Фрэнсис!
Крупная брюнетка, которая смотрела в пространство, повернулась к ним и улыбнулась. Она как будто ожила - как только что оживала перед камерой.
- Фрэнсис, позволь представить тебе твою большую поклонницу. Мисс Стэнтон - мисс Флер.
- Здравствуйте, - улыбнулась мисс Флер. Лицо ее, оживленное улыбкой, словно потеплело; сверкнули белые зубы. Однако актриса, если можно так выразиться, включилась не на полную мощность. Процесс преображения был не механическим. Ее обаяние было неподдельным; ей нравилось нравиться. Ей льстило, когда окружающие выражали свое восхищение, поклонники чувствовали исходящие от нее ответные токи.
- Мисс Стэнтон будет работать на Тома Хаккетта, - объяснил Картрайт. - Кстати, она - та самая молодая леди, которая написала "Желание".
Фрэнсис Флер оторвалась от созерцания алых ногтей и подняла голову. До сих пор ее дружелюбие выглядело поверхностным. Теперь все немного изменилось. Она посмотрела на Монику несколько более внимательно.
- Неужели?..
- Да, - уверенно кивнул Картрайт.
- Правда? Как приятно с вами познакомиться! Знаете, моя следующая роль будет в фильме по вашей книге!
Моника не отрывала взгляда от своего кумира.
- Я буду играть Еву, - продолжала мисс Флер. - Не Еву в райском саду, а Еву из вашей книги. Пожалуйста, садитесь рядом. Мне необходимо поговорить с вами. Элинор, стул для мисс Стэнтон!
Элинор выполнила приказ. Монику усадили так, чтобы мисс Флер видела ее при хорошем освещении. Дело в том, что мисс Флер испытывала неподдельное любопытство. Сама она не раскрывала "Желание", но муж, по ее просьбе, зачитывал ей вслух самые лучшие места. Книга ее заинтересовала и заинтриговала. Актриса смерила Монику оценивающим взглядом. Однако по лицу мисс Флер невозможно было догадаться, о чем она думает.
- Вы первый раз на киностудии? - спросила она. - Надеюсь, вам нравится. Я просто в восторге от вашей книги! - Тут она наградила Монику еще более пристальным взглядом.
- Спасибо, как мило с вашей стороны!
- Что вы, - улыбнулась актриса. - Моему мужу, барону фон Гагерну, тоже очень понравилось. Он выбирает для меня все роли. Вы должны с ним познакомиться. Курт! Курт! - Она огляделась. - Да где же Курт? Не похоже на него так исчезать. Вы его видели?
- Нет, - ответил Картрайт. - И Тома Хаккетта тоже не видел, хотя он должен быть где-то здесь.
Они переглянулись. Глаза у Фрэнсис Флер были очень выразительные.
- В таком случае, - заявила она, словно избегая обсуждать неприятную для себя тему, - надо познакомить ее с Говардом! Непременно! Говард! Подойди к нам, пожалуйста.
Режиссер в последний раз мельком оглянулся через плечо на злобную стюардессу; та вытирала глаза. Видимо, ему удалось подбодрить "старушку Макферсон". Он неуклюжей походкой направился к ним. Вблизи Говард Фиск оказался похож на известного врача или ученого. Он потирал руки, довольно улыбаясь.
- Мы делаем успехи, - объявил Говард Фиск. Вблизи его голос сделался слышимым. - Да, мы определенно делаем успехи. - Он помолчал. - Один из дублей, безусловно, пойдет. И Энни Макферсон уже лучше.
- Говард, позволь познакомить тебя с новой сценаристкой.
Мистер Фиск очнулся от раздумий.
- Ах да. Специалист из Голливуда. Хаккетт говорил мне. Здравствуйте! - Он схватил руку Моники своей огромной лапищей и лучезарно улыбнулся ей. - Надеюсь, мы, англичане, не покажемся вам слишком медлительными.
- Нет, - медленно и отчетливо возразил Картрайт. - Она не из Голливуда. Мисс Стэнтон написала "Желание". Она еще никогда не работала в кино.
Мистер Фиск похлопал ее по руке.
- Вот как? Тогда - добро пожаловать в наши ряды! Видели съемку? Что скажете?
- Ей показалось, что вы слишком долго возитесь, - намеренно грубо ответил Картрайт.
Какая бестактность! Монике стало жарко; язык прилип к небу. Ей захотелось изо всех сил дернуть его за бороду. Смущение ее было тем сильнее оттого, что и Фрэнсис Флер, и Говард Фиск улыбались ей. Ее охватило чувство величайшей несправедливости. Она вдруг поняла, что за стеклами очков мистера Фиска сверкают очень проницательные глаза.
- Не стоит смешивать терпение и некомпетентность, - заметил мистер Фиск. - К сожалению, самое главное во время съемок - терпение. Во-первых, во-вторых и в-третьих. - Помолчав, режиссер добавил: - И потом, на репетиции произошла маленькая неприятность.
- Вот как? - вмешался Картрайт. - В чем дело? Том Хаккетт говорил, произошла путаница, и в результате кого-то едва не убили…
Мистер Фиск хмыкнул. Оттого что он не переставал похлопывать Монику по руке, ей стало немного не по себе.
- Что вы, что вы! Ничего подобного! Всего лишь чья-то дурацкая халатность. Придется крепко поговорить с реквизиторами.
- Но что же случилось?
На лице режиссера мелькнула тень неудовольствия. По-прежнему не выпуская руки Моники, он повернулся и кивком указал на съемочную площадку.
- Видите графин с водой на прикроватном столике - вон там, у двери?
- Да.
Хотя половина осветительных приборов была выключена, яркая обстановка каюты по-прежнему напоминала цветную открытку. Все внимательно оглядели стеклянный графин - безупречно чистый и сверкающий.
- Рад сообщить, что никто не пострадал. Хотя Энни Макферсон испытала потрясение, так как стояла ближе всех. Мы все репетировали на площадке, я объяснял сцену Фрэнсис и Энни. Не представляю, как такое могло случиться!
- Что именно?
- Мы беседовали с Гагерном. Я расхаживал туда-сюда и жестикулировал. Когда я развернулся, он крикнул: "Осторожнее!" Я задел прикроватный столик, и он перевернулся. Что-то зашипело - очень неприятный звук. Графин, к сожалению, упал на кровать. Все покрывало, простыни и даже матрас съежились, вздулись и почернели, как изъеденное гнилью яблоко. Оказалось, что в графине не вода. Он был до краев полон серной кислотой.
Глава 4
ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ ВАЖНОСТЬ ПЕРЕГОВОРНОЙ ТРУБЫ
1
- Серной кислотой?! - вскричал Картрайт, вынимая изо рта пустую трубку. На лице его застыло странное выражение. - Я правильно тебя понял? По-твоему, бутафоры просто что-то перепутали?
- Разумеется!
- Как ты себе это представляешь? Один бутафор говорит другому: "Слушай, Берт, вот графин. Поскольку крана поблизости нет, налей-ка туда серной кислоты; цвет тот же самый". Боже правый!
- Ты ведь не знаешь подробностей!
- Так просвети нас!
- Ш-ш-ш! - предостерегающе прошептал режиссер, пытаясь повысить голос. Выпустив, наконец, руку Моники, он доверительно обратился к ней: - Вот в чем проблема с писателями, мисс Стэнтон! Особенно с Картрайтом. Извлекает сюжеты прямо из воздуха! - Он покрутил кистью руки. - Картрайт способен углядеть заговор отравителей, если у кого-то колики после незрелых яблок. Но мы должны быть милосердными к нему. В конце концов, фантазии - его профессия. - Он смерил нарушителя спокойствия снисходительным взглядом. - Что ты такое вообразил, мальчик мой? Что все было подстроено?
- А ты как думаешь?
Глаза Фиска загадочно сверкнули.