- Ну, - сказал Глеб, - по-моему, психоделия - это про наркотики что-то.
- Нахуй, - сказал Бен, - наркотики - не круто. Я их не юзаю, потому что виртуалка круче наркотиков. И креативней.
- А помнишь, Веня, - сказала Катя, не переставая что-то двигать в Фотошопе, - эту игрушку, которая изображение переворачивает? Как мы ее поставили Никитичу на пи-си?
Шутку Глеб знал: простенькая програмка под DOS переворачивала картинку на мониторе. Если вставить программку в autoexec.bat, человек включал компьютер и получал перевернутое изображение. В те далекие времена, когда персоналки только появились в Москве, подобные шутки были очень популярны.
- Ага, - заулыбался Бен. - А Никитич пришел, посмотрел на монитор, матернулся и просто его перевернул. Я спрашиваю: "Ты что делаешь?", а он отвечает: "Да вирус завелся какой-то, потом разберусь, сейчас работа срочная". Вот выдержка у человека, да?
Катя засмеялась. Глядя на них Глеб неожиданно для себя понял, что давно не видел такой слаженной пары. Ясно, что они прожили вместе много лет, но так и не потеряли способности смеяться шуткам друг друга - пусть и слышали их множество раз.
- А что это за мальчик мне открыл? - спросил Глеб.
- О, это сын Саши Казанского, - сказала Катя. - Они с Веней со школы дружили, да?
- Да, было круто, - согласился Бен. - Мы типа дружили всегда и лет пять назад расселили отсюда коммуналку и въехали - он со своей семьей, я с Катькой. Правда, мы через год разосрались и теперь сами живем, как в коммуналке.
И он радостно засмеялся, будто на свете нет ничего смешнее, чем расплеваться с лучшим другом.
- Я, - сказал Глеб, - вот о чем поговорить пришел. Ты не помнишь, как оно происходило, в тот вечер, когда Снежану убили?
- Конечно, помню, - ответил Бен и улыбка почти сбежала с его лица. - Мы все напились, потом танцевали, потом снова пили, а потом Снежану убили, и все кончилось.
- А ты не помнишь, выходил ли кто-нибудь из комнаты… ну, перед тем, как нашли труп.
- Нет, конечно, - ответил Бен. - Я же круто напился. А что?
- Ну, такое дело, - Глеб запнулся. - Я просто думаю, что это кто-то из наших.
- Ты гонишь! - восхитился Бен.
Глеб рассказал про нож, про иероглиф, написанный на стене и найденный в сканере, про канал #xpyctal, где таинственный het вызвал Снежану на лестницу.
- Круто, - сказал Бен, - это же детектив, да? Как "The Colonel's Bequest".
- Как что? - не понял Глеб
- Как квест сьеровский старый, - пояснил Бен. - Там тоже убийство, расследование… такая Агата Кристи. Ты что, не играл?
Из всех старых квестов Глеб играл только в четвертый "King Quest", и то даже до ночи не добрался. Зато хорошо помнил, как много лет назад на семейной вечеринке мамин двоюродный брат, впервые показавший Глебу персональный компьютер, рассказывал ему "и тут я захожу на кладбище, а там пусто, младенец только плачет. И я понимаю, что надо взять погремушку из могилы его матери. Я разрываю могилу…" - и тут Глеб увидел окаменевшую от ужаса бабушку, которая тоже слушала. Тогда он впервые понял, какое впечатление производит на людей реального мира столкновение с миром виртуальным.
- У меня где-то на сидюке была копия, - сказал Бен. - Надо тебе обязательно поиграть. Лучше поймешь, как преступников ищут.
Он развернулся к заваленному дисками и бумагами столу и начал рыться там, пока не обрушил на пол груду радужных кругляшей. Глеб поднял один: компакт Алены Апиной.
- Ты это слушаешь? - поразился он.
- Я решил завязать со старой музыкой, - разъяснил Бен. - Я думаю, надо полюбить современную попсу.
- Современная попса - это что, техно? - Глеб подумал про Настю с Олегом.
- Нет, нет, техно - это музыка для интеллектуалов. Настоящая попса - это вот Апина, Салтыкова, Ветлицкая. В крайнем случае - Алена Свиридова.
- Мне нравится "Бедная овечка", - сказала Катя.
- Да, это очень круто, - согласился Бен. - Я решил, надо быть ближе к народу. Там, где он, к несчастью, есть. А то что это я - застрял на семидесятых. Старье.
Глеб с радостью узнавания понял, что Бену, на самом деле, все равно, что слушать и как одеваться. Как и Глебу, Бену требовался только свой угол, компьютер и, может, несколько книг. Но стремление не выглядеть хрестоматийным матшкольным мальчиком заставляло его придумывать себе увлечения одно необычней другого. Глеб вспомнил, как Таня воспитывала у него музыкальный вкус. За годы совместной жизни ей даже удалось привить Глебу любовь к Тому Уэйтсу, Нику Кейву и Леонарду Коэну - хотя Глеб иногда думал, что прекрасно прожил бы на старых запасах Галича и Высоцкого.
- А кто у нас подозреваемые? - спросил Бен. - Нас с тобой исключаем, как инициаторов расследования. Это только в "Убийстве Роджера Экройда" рассказчик оказывается убийцей. В нормальном квесте так быть не может. Кто в остатке?
- Надо для начала понять, кто такой het, - сказал Глеб. - Ты не знаешь, с кем спала Снежана?
- Она, царство ей небесное, вообще была слаба на передок, - сказала Катя. - А при чем тут?
- Потому что на канале #xpyctal собирались ее любовники, - пояснил Глеб и понял, что сказал лишнее.
Катя повернулась на стуле и уставилась на Бена с Глебом.
- Веня, - спросила она, - это правда? Почему ты мне не говорил?
- Собственно, Глеб имел в виду виртуальных любовников, - как-то неуверенно сказал Бен.
- Хули виртуальных, - вдруг разозлилась Катя. - Самых что ни на есть настоящих. Ебся бы себе потихоньку, зачем мне-то про этот канал сраный рассказывать!
- Бен, ты что, тоже на канале был? - спросил Глеб.
- Разумеется, был! - раздраженно сказала Катя. - Под идиотским ником BoneyM. Очень гордился, даже мне хвастался. Пересказывал шутки, которые там отпускали, резвился!
- Прости, - начал Бен, но Глеб перебил:
- Какие шутки?
- Да все. Вот эту, последнюю, из-за которой весь сыр-бор. Про Тима. ру.
Глеб перевел глаза на фотографию Шварцера над монитором и медленно сказал:
- Так Марусина - это ты?
- Так Марусина - это я, - с напором сказала Катя, - а что? К сожалению, я не убивала Снежану, потому что все время была с этим мудаком. Мы, видишь ли, танцевали, а потом он почти трахнул меня в какой-то боковой комнате.
- Почему ты это делала?
- Потому что я люблю танцевать, вот почему!
- Я имею в виду - Марусину?
- Ой, ты глупые вопросы задаешь, - Катя встала. - Потому что Тим всех заебал. Потому что он звезда русского Интернета, а дизайн его примитивен и бестолков. Потому что понтов у него в сотню раз больше, чем таланта. Потому что Вене, видишь ли, нравится то, что делает Тим, и не нравится то, что делаю я. Продолжать?
- Но ты не хотела, чтобы они с Шаневичем мимо денег пролетели?
- Мне на это было насрать, - сказала Катя, - Меня деньги не интересуют. У нас в семье деньгами Веня занимается.
- Послушай, - оживился Бен, - пока меня не было, эфэсбэшники не звонили?
- Нет, не звонили, - Катя повернулась к ним спиной.
- А что у тебя с ФСБ? - спросил Глеб. Десять лет назад при мысли о звонке из КГБ он покрылся бы холодным потом. А сейчас - ничего, спокойно беседует. Демократия, одно слово. Теперь их можно не бояться.
- А, вроде был разговор, чтобы я им коды подобрал, чтоб сотовые переговоры ломать, - сказал Бен. - Я, правда, откажусь, скорее всего. Платят больно мало.
- А как с Марусиной теперь? - спросил Глеб Катю.
- Не знаю, - ответила Катя, - надоела она мне. Убью ее, наверное. Подстрою ей виртуальную аварию.
- Пусть ее, например, машина собьет, - предложил Бен.
- Да, - кивнула Катя, - поисковая. Альтависта или Ликос.
Глава двадцать первая
- Я тебе говорил. Твоя версия с Марусиной не выдерживает критики, - написал Горский. - Видишь, у Кати и Бена есть алиби.
- К тому же, Бен технически не может быть одновременно BoneyM и этим het, - сказал Глеб.
- Технически он как раз может, - ответил Горский. - Технически можно быть двумя людьми на IRC сразу, не проблема. Но Снежана-то должна была знать, кто есть кто. Хотя теоретически возможно, что в тот день Бен законнектился как het.
- Вне подозрений только SupeR, - ответил Глеб. - Но он и так в Америке.
- Да, - согласился Горский, - так что это мог быть и Бен, и Андрей.
Андрей сидел за соседним столом, и Глебу стало неловко. Получалось, будто они с Горским сейчас обсуждают Андрея за его спиной - но в прямой видимости. Андрей как раз обернулся, в пол-оборота посмотрел, и Глеб устыдился своих подозрений.
- Я тут думал на днях, - продолжал Горский, - почему все индифферентны к смерти Снежаны, как ты говоришь. Наверное, то, что кажется драмой, когда тебе 15 лет, к 30 больше не драма. Вот смерть - сначала кажется, что это the issue, важная тема для общей беседы. А потом выясняется, что это очень личное дело, о котором и говорить как-то неловко. А чужая смерть - чужое дело. Потому что использовать чужую смерть для размышлений о своей собственной как-то нескромно. Снежана ведь умерла не для того, чтобы преподать нам, скажем, урок нашей смертности.
- То есть она умерла напрасно? - спросил Глеб.
- Не в этом дело. Просто однажды становится неловко, неудобно как-то вкладывать свои смыслы в чужие смерти. А если нельзя вложить смысл, проще забыть. Я не говорю, что этот способ лучше того, что в пятнадцать лет.
- А что в пятнадцать? - спросил Глеб, вспомнив Чака.
- В пятнадцать кажется, что говорить о чужой смерти - самое милое дело. Единственная стоящая тема для разговора.
- У меня одноклассник в 15 лет покончил с собой, - написал Глеб и снова, уже не впервые за последние дни, у него возникло чувство, будто совсем недавно что-то напомнило ему о Чаке, что-то не связанное с классом - но не мог вспомнить, что именно.
В комнату сунулась Нюра Степановна - сказала, что Шаневич хочет поговорить с Глебом. Быстрый секс, случившийся у них несколько дней назад, как она и обещала, не повлиял на их отношения. При встрече они столь же вежливо здоровались и смотрели друг сквозь друга. Нюра мышкой старалась проскочить мимо него, а Глеб пытался не вспоминать как твердели ее соски под его пальцами.
Сейчас он быстро написал "/ME сейчас вернется" (Горский это увидел как "*Gleb сейчас вернется"), и вышел. По пути от Шаневича Глеб встретил Осю. Для завершения картины надо бы и с ним поговорить. Ося уже убегал, но предложил встретиться завтра вечером в городе, на каком-то сборном панк-концерте, куда он все равно собирался. Пообещал кинуть Глебу координаты клуба и сказал, что, посетив концерт, они морально поддержат лучшие силы сопротивления антинародному режиму.
Глеб вернулся в комнату и спросил Андрея, давно ли тот знает Осю.
- Со времен scs/scr, - ответил Андрей, не отрываясь от клавиатуры.
- Что это такое? - спросил Глеб, и Андрей со вздохом бросил работу.
- Это то, чем был русский интернет до появления WWW, - ответил он. - Юзнет. Ньюсгруппы.
- Что это такое? - повторил Глеб, решив на этот раз не кивать.
Андрей снова вздохнул.
- Что-то вроде больших подписных листов, разбитые по темам. Но иногда все забывали про темы и просто общались. Короче, там заводились романы, писались стихи и проза, создавались и гибли репутации. Фактически все, кого ты видишь здесь, в Хрустальном, два-три года назад были там. Интернет больше таким не будет.
Андрей, видимо, впал в элегическое настроение.
- В юзнете был мгновенный фидбэк. В Паутине я могу писать что угодно, а в юзнете нельзя соврать. Там тебя ценили по тому, что и как ты пишешь. Настоящий гамбургский счет. Те, кто через это прошли, типа приобрели такой опыт - они как братья на всю жизнь.
- И кто там был?
- Все. Из тех, кого ты знаешь - Ося, Бен, Арсен, Сережа Романов.
- Я не знаю Сережи Романова.
- Это который SupeR, - пояснил Андрей. - Где-то в Америке живет, Снежана через него к нам попала.
- А почему это кончилось?
- Потому что WWW удобней. То, что делается на Вебе, типа остается навсегда, и проще по IRC общаться, чем писать друг другу письма. Люди, знаешь, ленивы и нелюбопытны.
Глеб на секунду представил: все, что он видит сегодня, исчезает, как юзнет. Через пять лет буквы WWW или IRC будут казаться бессмысленными аббревиатурами. Никому не нужными, как "Эрика" во времена персональных компьютеров и принтеров.
- А как туда попадали? - спросил Глеб.
- Просто подписывались. Были разные конфы. Scs/scr означает soc.culture.soviet и soc.culture.russian. Были и всякие другие. На binaries порнуху сливали в основном. Да и сейчас сливают.
- И что, - спросил Глеб, - этим никто теперь не пользуется?
- Пользуется, конечно, - сказал Андрей. - Кто же даст порнухе простаивать. А русского юзнета больше нет, - Андрей снова вздохнул. - И, значит, что толку об этом говорить.
Он снова повернулся к экрану. Людей, собравшихся здесь, связывает куда больше, чем можно предположить, подумал Глеб. Узы виртуального братства куда крепче той сети, что пыталась сплести Снежана.
- А подписные листы тогда были? - спросил Глеб.
- Да, - ответил Андрей. - Я был подписан на полдюжины. Самый смешной назывался magic. Я на него подписался, потому что думал, что он как бы про магию. Правда, при регистрации меня спросили, были ли у меня публичные выступления. Я вроде решил, что это шутка и типа ответил да. А потом оказалось, что это лист не для магов, а для фокусников. Потому что типа слово по-английски одно и тоже.
Горский уже исчез, но его последние реплики дожидались Глеба.
"Прости, я ухожу спать, - писал Горский, - но не могу не сказать, что меня удивляет твой метод расследования. Ты приходишь к человеку и словно говоришь ему: "Докажи, что ты не убийца, предъяви свое алиби". И он говорит: "Я не убийца, потому что убийца - это het". Ты говоришь: "Хорошо", - и на этом все кончается. Между тем, ты знаешь, что het - убийца. И надо не спрашивать этих людей, какие у них никнэймы, а попросить их рассказать про het, условно говоря, надеясь, что убийца себя выдаст. Если, конечно, убийца в самом деле het. Пойми: убийца реальной Снежаны - виртуальный персонаж het. Возможно, и ловить его надо в Сети - но для начала хорошо бы понять, что он из себя представляет".
Дальше стояла звездочка и было написано: "Gorsky ушел спать".
Глеб задумчиво посмотрел на экран. Что он знает о het? И вдруг вспомнил, что занозой сидело у него в мозгу последние дни: история, которую het рассказал при их единственной виртуальной встрече, слишком давно знакома. Неопытный мальчик, спутавший менструацию и лишение девственности. Липкий ужас, цитата из Бродского, гостиничный номер в Питере. Марина и Чак.
Вероятно, это совпадение. Просто не может не быть совпадением.
В почтовом ящике Глеб обнаружил письмо от Вити Абрамова.
"Привет, Гл! - писал транслитом Абрамов. - Спасибо за помощь, извини, что я так быстро подорвал: времени терять было нельзя, и звонить тебе тоже было небезопасно. Карточка пусть побудет у тебя, все равно на счете долларов двести от силы. В моем положении это почти что ничего.
Ты спросил, почему я вспомнил Чака, и я сейчас подумал - почему бы и впрямь не рассказать, тем более, что сейчас уже неважно. Можно сказать, всех нас сгубила случайность. Будь это чей-то коварный план, было б не так обидно.
Все началось с того, что я встретил Маринку Цареву. Я, как ты помнишь, был в нее влюблен в школе - и потому очень обрадовался, когда она меня окликнула. Маринка сильно изменилась, я бы сказал - постарела. Видимо, жизнь ее не щадила - одной воспитывать ребенка, конечно, не легко, тем более - в такое время. И еще она говорила, что мальчик болел, и все деньги, которые не съела инфляция, ушли на врачей.
Мне странно все это писать - и странно было, когда она рассказывала о своей жизни. Знаешь, словно попал в мексиканский сериал. Такой, где старые друзья встречаются через много лет, одинокие матери растят детей от погибших возлюбленных, а богатые тоже плачут. Плакать пришлось мне - фигурально выражаясь, конечно. Мне было ее очень жаль - и вдобавок, в этом сериале было одно вакантное место: раскаявшегося злодея. Оно отошло ко мне.
Ты знаешь, у меня после школы все было хорошо. Но все эти годы я винил себя в том, что случилось с Чаком, то забывал эту вину, то снова вспоминал, но она всегда была со мной. Встретив Марину, я понял, что судьба дала мне шанс исправить содеянное.
Ты веришь в судьбу, Гл? Я никогда не верил. То есть, став взрослым, - никогда. Я старался все делать сам - деньги, которые я зарабатывал, женщины, которых я добивался, все, что мне досталось, - я всем был обязан только себе. В мире, который я построил, не было места судьбе. И вот она о себе напомнила, появившись в облике Маринки Царевой.
Вероятно, я бы не поверил ни в какую судьбу, если бы не это ощущение мексиканского сериала. В сериале должна быть судьба, как же без нее?
Я сразу предложил Маринке денег. Она, конечно, отказалась, но я взял с нее слово, что если ей понадобятся деньги, она обязательно со мной свяжется.
Она позвонила в начале июня, за несколько дней до выдачи зарплат в конторе. И сказала, что Алеше надо срочно ложиться на операцию, и послезавтра надо внести всю сумму. Что такой случай бывает раз в жизни, и если она его упустит, придется ждать еще год. Она, конечно, сказала, что если у меня нет денег, то ничего не попишешь.
У меня в самом деле не было денег, зато они были на счету "Лямды плюс". Через неделю должна была пройти та самая проклятая сделка, и деньги, так или иначе, появились бы - так что я не дергался, что ребята останутся без зарплаты. Всего-то навсего перетерпеть неделю. Я снял деньги со счета - и отдал ей.
И тут я смалодушничал и уехал с Иркой в дом отдыха. Мне уже было с Иркой неинтересно, но уезжать одному как-то глупо. Как я представил себе, что захочу потрахаться и пойду на дискотеку баб снимать - самому смешно стало. Не тот возраст уже, сам понимаешь. Пора бы остепениться. А с Иркой у нас был брак в своем роде, без страстей, дружеский, как дружеский секс. Думаю, Емеля знал и не имел ничего против.
Короче, я смалодушничал. Меня не было в Москве, когда все началось, и я профукал момент, когда пришел пиздец. Можно сказать, не услышал звонка (ты еще помнишь, в школе была загадка: "звенит звонок, настал…". Я в последнее время часто школу вспоминаю - вероятно, свободного времени много).
Ведь я ни в чем не виноват, правда? Я хотел помочь Маринке, но погубил Емелю. Когда мы учились в школе, Вольфсон как-то втравил меня в бесплодную дискуссию о том, могут ли благие помыслы породить катастрофические результаты. Вольфсон тогда говорил, что на некотором уровне - он почему-то называл его уровнем магии - в основе каждой катастрофы лежит какая-то червоточина. Нарушение запрета, сбой программы, что-то в этом роде. И сейчас я пытаюсь понять, где эта ошибка.
Вероятно, в истории с Чаком. Потому что если бы я тогда не сделал того, что сделал, - ничего бы не было. Чак был бы жив, Маринка вышла бы за него замуж, и все бы у нее было хорошо.
А может, виной всему Вольфсон с его дурацкими книжками и идеями. Мне это все никогда не нравилось - ты, небось, знаешь.
Вижу, я что-то разошелся. Пора и честь знать.
Пока.
Твой ВА