Убийство на канале - Колин Декстер 4 стр.


Глава седьмая

Убийство на Оксфордском канале

Copyright ©1978

Уилфрид М. Денистон, обладатель Королевской награды за отличную службу, Кавалер креста за храбрость. Ни один отрывок из этой книги не может быть воспроизведен, в какой бы то ни было форме, без письменного согласия обладателя авторского права.

Автор желает поблагодарить за помощь, которую получал безвозмездно из нескольких мест, но более всего от библиотеки "Бодли" в Оксфорде, от редакции "Публикации Общества истории Северного Оксфорда" и от отдела "Судебные регистры" заседаний суда в городе Оксфорде – 1859 и 1860 годы.

Более подробно относительно судебных процессов, упоминаемых ниже, можно прочесть в журнале Джексона "Оксфордский дневник" от 20 и 27 августа 1859 года, и в том же издании от 15 и 22 апреля 1860 года.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Разнузданный экипаж

Тот, кто предпримет обследование боковых улочек и темных подворотен наших больших городов, а также и малых городков, столкнется (почти буквально, может быть) с печальными памятниками, укрытыми в запущенных церковных дворах – дворах, которые выглядят полностью отделенными от официальных религиозных храмов. Они возникают перед нашими глазами случайно за стенами из красного кирпича, скрытые и стиснутые вокруг высокими зданиями – брошенные, притихшие и забытые.

До недавнего времени один из таких церковных дворов находился в конце небольшой красивой улочки в Северном Оксфорде, называемой ныне Мидл-Вей. Она связывает ряд магазинов Саммертауна на улице Саут-Парейд с дорогими элегантными домами на севере по улице Сквитчи-Лейн. Но в начале шестидесятых годов большинство этих надгробных памятников, стоявших неправильными рядами на муниципальном кладбище Саммертауна (это его официальное название), были перемещены с их первоначального надтелесного местоположения. И все для того, чтобы создать красивый обзорный вид для тех, кто согласился платить взносы за апартаменты, строящиеся на этих сильно желанных, но в какой-то степени печальных землях. Каждый из покойников был погребен когда-то давно в своей тесной келье, и там же и остался, но после 1963 года вряд ли кто-нибудь сможет уверенно указать их последнюю обитель.

Немногие хорошо сохранившиеся плиты, которые можно увидеть и по сей день стоящими почти вертикально в конце северной границы упоминавшегося жилого комплекса, составляют едва ли десятую часть памятников, некогда воздвигнутых здесь во второй и третьей четверти XIX века родными и друзьями; и которые искренне желали увековечить имена этих душ, прошедших свой земной путь с верой в Господа и страхом от Него, и известных ныне только Богу.

Один из этих памятников – позеленевшая от мха известняковая плита (третья с краю, со стороны сегодняшней магистрали), с надгробной надписью, которую все еще может разобрать опытный глаз терпеливого специалиста по эпитафиям.

Но поспеши, если хочешь прочитать уже исчезающие буквы!

ПАМЯТИ ДЖОАННЫ ФРАНКС

супруги Чарльза Франкса из Лондона, которая после жестокого и грубого нападения, была найдена трагически утонувшей в Оксфордском канале 22 июня 1859 года в возрасте 38 лет. Этот памятник установлен членами Муниципальной управы Саммертауна в память безвременно почившей несчастной женщины. Господь да смилуется над ее душой.

Requiescat in Pace Aeterna

За этой прочувственной (хотя и необычайно многословной) эпитафией скрывается история необузданных страстей и пьяной похоти. История одной несчастной и беспомощной молодой женщины, оказавшейся оставленной на милость грубых, агрессивных лодочников без каких-либо сдерживающих устоев. Это случилось во время одной ужасной поездки, совершенной почти сто двадцать лет назад – поездки, подробности которой и будут предметом настоящего рассказа.

Джоанна Франкс родилась в Дерби. Ее отец – Дэниел Керрик, дослужился до поста представителя страховой компании "Ноттингемшир и Мидлендс" и большую часть своей семейной жизни, похоже, имел в родных краях статус относительно преуспевающей и многоуважаемой личности. Позже, однако – и определено в последние годы перед трагической смертью своей единственной дочери (в семье был еще младший брат, Дэниел) – он пережил достаточно тяжкие времена.

Первым супругом Джоанны был Ф.Т. Донаван, чья семья была родом из Каунти Мид. Современники описывали этого ирландца как "мастера на все руки", и, будучи крупным мужчиной, как мы узнали, в дружеском кругу получил (закономерно) прозвище "Медведь Донаван". По профессии (или по одной из его профессий) он был иллюзионистом и выступал на сценах многих театров и мюзик-холлов как в Лондоне, так и в провинции. Чтобы приобрести так необходимую ему известность, в какой-то (не уточненный) момент он принял величественно претенциозный титул "Короля всех иллюзионистов" и за свой собственный счет отпечатал следующую афишу, которая возвещала о его выступлении в музыкальном зале города Ноттингема в начале сентября 1856 года:

"Мистер ДОНАВАН, гражданин мира и Ирландии, уведомляет с огромнейшим смирением и почтением всех аристократов, всех землевладельцев и граждан исторической области Ноттингема, что, учитывая его высшие, неподражаемые умения в магии и иллюзии, он был удостоен в настоящем году Верховным Орденом Ассамблеи Высших Иллюзионистов пожизненного титула КОРОЛЬ всех иллюзионистов. И более всего за самый невероятный номер, когда он отрезает голову петуху, а после возвращает птицу к жизни. Этот же ДОНАВАН, самый великий человек в мире, развлекал на прошлой неделе огромную публику в Кройдоне, погрузив свое тело, крепко связанное и закованное в цепи, в резервуар с крайне разъедающей кислотой на одиннадцать минут и сорок пять секунд, что было установлено с помощью научного хронометра".

За три года до этого Донаван написал и нашел издателя на свое единственное дошедшее до нас наследие – книгу озаглавленную "Исчерпывающий справочник по искусству иллюзий". Но карьеру великого человека начинают все чаще отмечать неудачи, и до 1858 года мы не можем найти никаких следов его появления на сцене. В этом году он умирает бездетным. Это случилось, когда он отдыхал с одним другом в Ирландии, там и находится его последняя обитель на кладбище над заливом "Бертнабой". Спустя некоторое время его вдова – Джоанна, встретила и глубоко полюбила некоего Чарльза Франкса, конюха из Ливерпуля.

Похоже, что второй брак, подобно первому, был для Джоанны счастливым, несмотря на тот факт, что времена все еще были трудными, а деньги – все еще скудными. Новая миссис Франкс нашла работу швеей модной одежды у миссис Рассел из "Ранкорн Терес", №34, Ливерпуль. Но самому Франксу не сопутствовал успех в поиске постоянной работы, и он решил попытать удачу в Лондоне. Там его большие надежды быстро сбылись, его наняли кучером на перегруженный работой постоялый двор "Джордж и дракон" на Эджвер-Роуд, где мы его и обнаруживаем весной 1859 года.

В конце мая этого же года он посылает жене одну гинею (это все, что он мог ей выделить) и просит ее приехать к нему в Лондон как можно скорее.

В субботу утром 11 июня 1859 года Джоанна Франкс вышла с двумя небольшими чемоданами, попрощалась с миссис Рассел и отправилась на барже из Ливерпуля к Престон-Брук, северной конечной остановке на канале "Трент и Мерси", который был открыт за восемь лет до этого. Тут она взяла билет на одну из экспрессных ("летящих") лодок компании "Пикфорд", которая отправлялась на СтоконТрент и оттуда по ковентрийскому и оксфордскому каналам, следуя основным водным путем – по Темзе – до Лондона. Цена – шестнадцать шиллингов и одиннадцать пенсов, была значительно ниже цены на железной дороге Ливерпуль – Лондон, пущенной двенадцатью годами ранее.

У Джоанны была стройная, исключительно привлекательная фигурка маленького роста, она была одета в темно-синее платье с белой косынкой у шеи и шелковое модное бонне с яркой розовой лентой. Одежда ее, может быть, и не была совсем новой, но не была и дешевой, в ней Джоанна выглядела очень аккуратной. А еще и очень соблазнительной, как вскоре мы узнаем.

Капитаном баржи "Барбары Брей" был некто Джек Олдфилд из Ковентри. Согласно позднейшим показаниям его коллег, лодочников и других его знакомых, он был доброй душой, непосредственным, громогласным шутником. Он был женат, но бездетен, сорока двух лет от роду. Остальными членами его экипажа были: тридцатилетний Альфред Массен по прозвищу Альфред Брадертон – высокий, достаточно опытный мужчина, женатый, с двумя маленькими детьми; Уолтер Таунс по прозвищу Уолтер Торольд – двадцати шести лет, неграмотный, сын рабочего фермы, оставивший свой родной город Банбери в Оксфордшире за десять лет до этого; и один юноша – Томас Вутон, о котором до нас не дошло никаких достоверных данных, кроме вероятного факта, что родители его были из Илкестона в Дербишире.

"Барбара Брей" отчалила из Престон-Брука в 19:30, в субботу 11 июня. В южном конце канала "Мерси", она успешно прошла шлюзы и в 22:00, в воскресенье 19 июня она бесшумно вошла в восточную часть канала "Ковентри", где и взяла курс почти целиком в южном направлении, который должен был вывести ее к Оксфорду. До сих пор поездка была неожиданно легкой и не было никаких предвестников трагическим событиям, выпавшим на долю "Барбары Брей" и ее одинокой пассажирки – маленькой и привлекательной Джоанны Франкс, чьи дни были уже сочтены.

Глава восьмая

Стиль – это клеймо авторского характера, которое ставится на подручный материал.

Андре Моруа, "Искусство литературы"

Прочитав эти несколько страниц, Морс сообразил, что отмечает в уме некоторые вопросы по одному-двум маловажным пунктам и что испытывает смутные подозрения по одному-двум более важным из таковых. Так как ему не хотелось портить печатный текст пометками на полях, он набросал несколько заметок на обороте листка с больничным меню, оставленным (по ошибке) у его тумбочки.

Стиль полковника был в некоторой степени претенциозным – немного слишком цветистым на вкус Морса, и все же уровень повествования был гораздо выше среднего для этого рода литературы – приятный рассказ, рассчитанный породить у большинства читателей полуосознанное стремление добраться до "Части второй".

Среди самых примечательных черт его стиля чувствовалось влияние "Элегии на сельском кладбище" Грея – стихотворения, несомненно засевшего в голове автора из программы некоей не очень известной школы, вызывавшего у него достаточно меланхоличный взгляд на человеческую судьбу. Но были и некоторые удачные находки, и Морс готов был дать высокую оценку такому эпитету, как "надтелесное". Ему очень захотелось иметь при себе своего самого верного спутника – словарь Chambers, потому что хотя он и встречал часто в кроссвордах слово "кучер", он не был полностью уверен в его обязанностях, кроме того "бонне" также было не совсем ясно, не так ли?

Если речь зашла о стиле, то старый Донаван (первый муж Джоанны) должен был быть весьма сведущ в написании книг. В конце концов, это он "нашел издателя" для своего великого произведения. А за исключением последних лет своей жизни этот грамотный ирландский фокусник собирал, как оказалось, толпы повсюду между Кройдоном и Бертон-апон-Трентом… Вероятно он обладал неким очарованием, этот "мастер на все руки". "Самый великий человек в мире" может быть слегка чересчур, но известная мегаломания извинительна в рекламе такого разностороннего таланта.

"Бертнабой-Бей?" – отметил Морс на меню. Его познания в географии были минимальны. В средней школе учителя ему преподали известное количество отборных фактов относительно экспорта в Аргентину, Боливию, Чили и тому подобное, а спустя восемь лет он знал – и все еще не забыл (за исключением Южной Дакоты) – столицы всех американских штатов. Но на этом его обучение данной дисциплине закончились. После получения стипендии в местной гимназии надо было выбрать из трех предметов: греческого, немецкого и географии. В сущности, ему почти не пришлось выбирать, так как его записали (без его просьбы) в класс с греческим, а там спряжения и склонения не включали знания об ирландских графствах. Кто знает, где он там – как его название? – залив "Бертнабой"?

Вероятно, был некий парадокс в том факте, что Морса так внезапно поглотила жизнь на Оксфордском канале. Он осознавал, что многих людей пленяет все, что связано с жизнью у реки, и считал, что вполне уместно, когда родители стремятся привить своим детям некоторую любовь к яхтам, прогулкам, уходу за домашними животными, наблюдению за птицами и к другим подобным занятиям. Но по его исключительно ограниченному опыту, путешествие на барже было крайне сильно переоценено. Однажды, по приглашению одной очень приятной пары он согласился проехать по Оксфордскому каналу от Хайт-Бридж-Стрит до Вулверкоута – путешествие всего в несколько миль, которое занимало (как его уверяли) менее часа. На самом деле оно оказалось насыщено такими разнообразными перипетиями, что финиша они достигли едва ли не за пять минут до закрытия пабов – и это в жаркий, вызывающий жажду воскресный день. Чтобы привести в движение ту лодку, о которой шла речь, были необходимы два человека – один, чтобы ею управлять и второй, чтобы непрерывно выскакивать на берег у каждого шлюза и у тех сооружений, которые путеводители называют "привлекательными подъемными мостиками".

На лодке Джоанны был экипаж из четырех человек, из пяти вместе с ней, так что было вероятно ужасно тесно во время этой долгой и нудной поездки на упомянутой плавающей посудине, которую, тащась по бечевнику, едва-едва тянула по реке без энтузиазма некая лошадь. Чересчур долгая поездка! Морс кивнул самому себе – для него картина начала проясняться… Естественно, по железной дороге было бы намного быстрее! Да и цена, которую она заплатила – 16 шиллингов и 11 пенсов – не слишком ли она велика для проезда в качестве пассажира на грузовой лодке. В 1859 году? Несомненно! А сколько стоил билет на поезд? Он не имел представления. Но был способ проверить это; есть же люди, которые знают такие вещи…

В его памяти все еще сохранялось воспоминание о картине, висевшей в каюте той лодки, на которой он путешествовал: озеро, замок, парусник, холмы вокруг – все в традиционных красных, желтых и зеленых тонах. Но каково жить на такой лодке? С экипажем – сборищем мужиков ото всюду – из "глухой" провинции, из шахтерских городков около Ковентри, Дерби и Ноттингема, из прилепленных друг к другу домишек "Апер Фишер-Роу" у крайней точки канала в Оксфорде, среди груза из угля, соли, фарфора, продукции сельского хозяйства… других товаров. Каких других товаров? И откуда, ради Бога, все эти "прозвища-псевдонимы"? Неужели членов этого экипажа посчитали бандой преступников, прежде чем дело дошло до суда?

У каждого ли на канале было по два имени – "второе" имя, так сказать, кроме того, что записано при крещении? Естественно, что любой судебный заседатель сохранит хотя бы частицу предубеждения к таким… таким… даже еще до того… Он почувствовал себя уставшим и голова его уже дважды резко подскакивала, после того как сантиметр за сантиметром склонялась на грудь.

Медсестра Эйлин Стантен заступила на дежурство в 21:00 и, когда в 21:45 она тихонько приблизилась к его кровати и легко вытащила меню из его руки и положила на тумбочку, Морс продолжил спать. Вероятно, ему снится, решила она, какое-нибудь исключительное фирменное блюдо французской кухни, жаль, что совсем скоро придется разбудить его, чтобы дать вечернюю порцию лекарств.

Глава девятая

Что за прекрасный мир открывают нам книги! Если, конечно, подходить к ним не с обреченностью студента и не с наркотической зависимостью скучающего бездельника, а с энтузиазмом искателя приключений.

Дэвид Грэйсон, "Приключения в Наполненности"

Следующее утро (среда) было очень насыщенным и прекрасным. Ранние дары от Вайолет – овсяные хлопья, наполовину сгоревший холодный тост и наполовину теплый слабый чай были чудесны и порадовали его; а когда к 10:00 Фиона пришла убрать капельницу (насовсем), Морс понял, что боги опять ему улыбаются. Когда после этого он отправился по коридору к умывальной, без чего-то мешающего и без чужой помощи, он почувствовал себя, как только что выпущенный из тюрьмы Флорестан из второго действия Fideliо. А когда свободно движущимися руками он обильно намылился, и увидел, насколько плохо он справился в прошлый раз с бритьем, то испытал невероятное счастье. Морс решил, что как только его выпишут, он сделает какой-нибудь подходящий подарок персоналу в целом, а в частности, пригласит самую любимую сестру (на данный момент таковыми в одинаковой степени были Прекрасная Фиона и Эфирная Эйлин) в Mezethes Tavernas – тот ресторан в Северном Оксфорде, где он сможет продемонстрировать свои (ограниченные) познания в современном греческом, заказав то, что в меню обозначено как "эпикурейский пир от первого кусочка до последнего глоточка".

Эйлин с белоснежной кожей этой ночью не дежурила. Домашние обязанности, так она объяснила. "Домашние?" Это в некотором смысле встревожило Морса. И все же, если Несси не будет ошиваться поблизости… Потому что Морс решил, что в этот вечер в интересах поправки здоровья отвернет глянцевый колпачок плоской бутылочки.

Время в палате прошло, как говорится, удовлетворительно.

Назад Дальше