Такое отслеживание номеров было операцией совершенно неофициальной - если это вообще можно назвать операцией. Подобные действия шеф солидно именовал "непрестанными усилиями по решению некоторых незначительных проблем". "Мы внимательно следим за развитием ситуации", - вещал Р. Дж. Кендалл, хотя он, в сущности, просто смотрелся в зеркало. Иными словами, этот список номеров никто не принимал всерьез. Листок висел на доске у автомата для газировки, рядом с объявлениями о продаже спортивных тренажеров и сдаче коттеджей. Но тем не менее все волей-неволей бросали взгляд на этот список.
Делорм опустила монетку и нажала кнопку "Диетическая кока-кола", но автомат выдал ей обычную. Она посасывала напиток из банки, разглядывая фотографию под заголовком "Продаю": полный комплект вратарской формы для мальчишки-хоккеиста, "всего" за пятьсот долларов. Кто-то желал отдать в хорошие руки семь полосатых котят, кто-то хотел приобрести ноутбук - "по бросовой цене". "Обратитесь к Нэнси Ньюкомб", - приписал кто-то внизу. Нэнси Ньюкомб заведовала помещением, где хранились вещественные доказательства.
Делорм прикидывала, сколько калорий содержится в кока-коле, когда ее взгляд упал на список номеров. Легко запомнить: "ПАЛ 474". Делорм быстро пролистала записную книжку, чтобы проверить. Но кровь у нее в висках застучала не поэтому: она увидела дату и время, когда патруль заметил машину с этим номером. Понедельник, двадцать три ноль-ноль.
Законопослушный гражданин, соблюдающий скоростной режим, доедет от Алгонкин-Бей до Маттавы минут за тридцать пять, Делорм же удалось уложиться в двадцать. Мрачный викторианский коттедж Симмонса маячил в конце подъездной аллеи. К пряничной глазури, оставленной ледяным дождем, теперь добавился иней. Джип Крейга Симмонса был на месте. Номер на нем был для Делорм как ослепительный огненный знак: "Виновен!"
Она поднялась на крыльцо, позвонила, но никто не ответил. Симмонса она нашла у лодочного сарая: он прилаживал к двери сложный замок. Позади него бурлила река Маттава, глубокая и черная, как везде в этих краях. Он коротко глянул на Делорм и вернулся к своей работе.
- Капрал Симмонс, у меня к вам еще несколько вопросов.
- Она мертва. Я слышал в новостях. Я не расположен сейчас с вами разговаривать.
- Вы же служите в Конной полиции. Вы знаете, что у меня есть свои обязанности. Давайте не будем осложнять друг другу жизнь.
Симмонс посмотрел на нее с отвращением. Потом бросил клацнувшую отвертку в ящик с инструментами и направился к дому.
Делорм прошла за ним внутрь. Здесь пахло кофе. Симмонс наполнил чашку и предложил ее Делорм. Когда она отказалась, он отнес ее в гостиную, сел на край дивана и уткнулся лицом в ладони. Делорм вся напряглась в ожидании очередного взрыва. Но когда капрал отнял руки от лица, он просто посмотрел на них - так, словно держал перед собой раскрытую книгу.
- Я знал, что она мертва, знал с самого начала. Как только она исчезла. Уинтер не из тех, кто исчезает.
- По-моему, вы это довольно спокойно приняли.
- Спокойно? Я бы не сказал.
Делорм присела на край кресла.
- Во всяком случае, сейчас вы явно спокойнее, чем вчера.
- Вы думаете, что я убил Уинтер. И вы думаете, что именно поэтому я спокоен.
Делорм пожала плечами:
- Если все сходится…
- По-вашему, это невозможно - сохранять спокойствие и при этом испытывать немыслимые внутренние страдания? - Симмонс потянул кофе из тоненькой чашки с цветочным узором; она странно смотрелась в руке такого мускулистого мужчины. - Неужели вы не понимаете, что точно знать, что Уинтер мертва, гораздо менее мучительно, чем все время гадать, где она может быть, представлять себе: а вдруг она где-то лежит, истекая кровью? Да, сейчас я чувствую боль и опустошение, но в то же время я гораздо менее… напряжен, если можно так выразиться.
- Вы могли бы испытывать сейчас и другие чувства, особенно если учесть, что у вас нет алиби - за исключением хоккейного матча, который, по вашим словам, вы смотрели в понедельник вечером.
- Но я-то знаю, что невиновен, правда? Так что это ваши заботы, а не мои. С тех пор, как я встретил Уинтер, - а это было десять лет назад, мы еще учились в школе, - с тех пор у меня было единственное желание - быть с ней. Но для нее все было иначе. Да, она была ко мне неравнодушна. Многое во мне ей нравилось. Но я хотел на ней жениться, а она бы никогда не согласилась. Это была пытка.
Симмонс сидел, глядя на дымок, поднимающийся из чашки. Потом откинул назад свою бледную челку. Он мог бы быть даже привлекательным, подумала Делорм, если бы не эта фальшь, не это актерство.
- С тех пор, как мы познакомились, у меня внутри словно включился мотор: "Она должна быть моей, должна быть моей, должна быть моей". - Слова постукивали, как бешено работающий двигатель. - День за днем, год за годом я был сосредоточен на одном - я пытался сделать так, чтобы Уинтер меня полюбила. Когда я был в Реджайне, в учебке, я иногда летал в Оттаву, - это мне стоило колоссальных денег, - просто чтобы побыть с ней один день. Хотя бы один день. И еще - письма. Я писал эти бесконечные письма, где говорил ей, как сильно ее люблю. Я даже стал читать медицинские книги, потому что она изучала медицину. Можете вы себе это представить?
- Послушайте, капрал Симмонс, для меня не новость, что вы домогались любви доктора Кейтс. Это было ясно уже по тем сообщениям, которые вы оставляли у нее на автоответчике.
- Вы знаете, на что это было похоже? - Симмонс взглянул на нее, и Делорм поняла, что ответа он не ждет. - Все эти десять лет мотор работал на пределе. Больше десяти лет. И знаете что? Теперь это кончилось. Да, я чувствую опустошение, потому что Уинтер больше нет. Но при этом с моих плеч словно сняли огромную тяжесть. Мне больше не нужно предпринимать какие-то усилия. Все кончилось. Я больше ничего не могу с этим поделать, я больше не должен ее завоевывать, так что, странно сказать, в каком-то смысле это даже облегчение.
- Очень мило с вашей стороны, - откликнулась Делорм. - Уверена, что доктору Кейтс было бы приятнее умирать, если бы она знала, какое облегчение она вам этим доставит. Вероятно, она бы даже постаралась сделать это раньше.
- Вы не можете меня подозревать, детектив. Я с вами сейчас откровеннее, чем было бы большинство людей на моем месте.
- Безусловно. Ваша откровенность, она меня очень впечатляет. И потом, вы ведь смотрели хоккей в тот вечер, когда она была убита, верно? Так вы сказали.
- Да, я так сказал. И это правда.
- Почему же тогда ваш "джип-рэнглер", номер "ПАЛ 474", был замечен у Норстаунского торгового центра в Алгонкин-Бей поздно вечером в понедельник, незадолго до того, как была убита доктор Кейтс?
Симмонс опустил чашку на стол - так медленно, что она не издала ни звука. В лице у него не осталось ни кровинки. Потом он наклонился вперед и снова спрятал лицо в ладонях.
- Адвокатам будет очень трудно опираться на эту вашу так называемую откровенность, капрал Симмонс. Вы говорили, что во время убийства Уинтер вы находились здесь. Но на самом деле вы были в Алгонкин-Бей.
- Боже, - пробормотал Симмонс, не отводя ладоней от лица. - Боже милосердный.
16
Даже гололед не помешал местным подросткам кучковаться вокруг Норстаунского торгового центра. Под навесами галереи игровых автоматов "Космик" не меньше полудюжины юнцов курили, рыгали, толкали друг друга и вообще вели себя довольно мерзко - показывая тем самым, что они уже успели освоить все основные навыки типичного подросткового поведения.
Непонятно, как они могут это вынести, подумала Делорм. Мне бы, например, не хотелось торчать тут в это время года с голым пупком. Впрочем, летом я бы тоже не стала так делать.
Делорм и Крейг Симмонс приехали сюда на разных машинах, теперь же он сидел рядом с ней на переднем сиденье полицейского автомобиля без маркировки. Главное внимание они обращали не на галерею автоматов. Кроме нее, в торговом центре располагались магазин электронных деталей, несколько пустующих демонстрационных залов, а также видеосалон для взрослых "Фантазия".
За ним-то и наблюдали Делорм и Симмонс. Мигающая неоновая вывеска отбрасывала мутные рубиновые отблески на ветровое стекло в тех местах, где лед на нем растаял. Делорм включила "дворники", и очертания здания снова стали четкими.
- Не вздумайте никому об этом рассказывать, - предупредил Симмонс. - Никогда. А то меня вышвырнут из Конной полиции.
- Не расскажу. Если подтвердится, что вы говорили правду.
- Я всегда очень осторожен. Никогда не занимаюсь этим в Садбери или Маттаве - там, где меня знают.
- "Осторожны"? Когда вы даже не знаете, с кем… Я бы не назвала это осторожностью.
Симмонс отвернулся к запотевшему боковому стеклу.
- Это просто развлечение, понимаете? Не будьте ханжой. Многие люди этим занимаются.
- Вы хотите сказать - многие мужчины.
- Ну хорошо, многие мужчины.
Делорм посмотрела на часы.
- Половина двенадцатого. Думаю, вряд ли этот парень появится. Если он вообще существует.
- Он говорил, что приезжает сюда три-четыре раза в неделю. Что если я захочу снова встретиться, он почти наверняка будет в это время тут.
- Три-четыре раза в неделю. Похоже, вам плевать на свое здоровье, если вы…
- Это он, - прервал ее Симмонс. - Вот он.
Он указал на мужчину средних лет в коричневом плаще. Тот запирал дверцу потрепанного "кэприса". Затем быстро оглядел стоянку и зашагал к видеосалону.
- Ждите здесь, - сказала Делорм. Она вышла из машины и нагнала незнакомца еще до того, как он успел дойти до магазина.
- Извините, сэр. Мне нужно с вами поговорить.
Он обернулся, нахмурившись.
- Это ваша? - Делорм показала ему новенькую кожаную перчатку коричневого цвета.
Мужчина полез в карманы, вынул одну перчатку.
- Да, похоже, это моя.
Он протянул руку, но тут Делорм показала ему свой значок:
- У меня к вам несколько вопросов. Это займет всего одну минуту.
Мужчина отступил на шаг.
- В чем дело? Почему я должен отвечать на какие-то вопросы?
- Потому что вы оказались свидетелем по делу об убийстве.
- Убийство? Не понимаю, о чем вы. - Он обошел Делорм и двинулся назад, к своей машине.
- Уверена, что не понимаете. Но поздно вечером в понедельник вы видели здесь, на стоянке, молодого человека. Вы сидели в его машине. В "джипе-рэнглере". Помните?
- Вы не имеете права меня ни о чем спрашивать. Не смейте меня беспокоить. - Он открыл дверцу машины. - У меня очень хороший адвокат.
- А еще у вас есть жена, судя по кольцу у вас на пальце. Вы предпочитаете ответить на мои вопросы здесь или у себя дома?
Мужчина скрестил руки на груди. Он опустил глаза и покачал головой:
- Просто не верится.
Делорм подошла ближе:
- Послушайте, меня совершенно не интересует ваша сексуальная жизнь. Мне просто нужно, чтобы вы подтвердили несколько фактов.
- Превосходно. Как будто у меня нет дел поважнее.
- Боюсь, что в данный момент это именно так. - Делорм подала знак Симмонсу. Тот вылез из машины и, обойдя ее, встал рядом с водительской дверцей. До него было метров двадцать. - Узнаёте его?
- Да. Ну и что? Все происходило между взрослыми людьми, по взаимному согласию, так это называется. Теперь мне можно идти?
- Во сколько вы были с ним в понедельник?
- Не знаю. Около полуночи.
- Речь идет об убийстве. Постарайтесь вспомнить поточнее.
- В первый раз я его заметил около половины двенадцатого, когда входил в магазин: перед тем как войти, я посмотрел по сторонам. А когда я вышел, он еще был здесь. А чуть позже мы в его "джипе"… ну, провели какое-то время вместе.
- С какого времени по какое? Скажите точно.
- Примерно с полпервого до часу. Потом я сразу поехал домой, и когда пришел, часы на каминной полке пробили полвторого.
- Итак, вы уехали отсюда около часу ночи. А он тоже?
- Когда я уезжал, он оставался здесь.
- Хотелось бы посмотреть ваши документы, на случай, если нам еще придется с вами связаться по поводу этого дела.
- Не понимаю, зачем вам мои…
- Покажите документы, будьте добры.
Мужчина вынул водительское удостоверение. Делорм переписала себе данные и отдала его обратно.
- И мою перчатку, пожалуйста.
- С этим придется пока подождать. Но спасибо вам за сотрудничество.
- Можно подумать, у меня был выбор.
Мужчина забрался в машину, захлопнул дверцу - и через десять секунд его уже не было.
- Он ведь подтвердил мои слова? - спросил Симмонс. - Что он сказал?
- Сказал: "Не связываться бы с этими лошадниками".
- Повезло, что он забыл у меня в машине перчатку. Иначе он бы вряд ли сознался.
- Послушайте, капрал Симмонс. Я никому об этом не скажу ни слова, разве что в случае острой необходимости. Сейчас я такой необходимости не вижу. Но я бы вам посоветовала подыскать себе работу, на которой не будет иметь никакого значения то, что вы гей.
- Великолепная идея, детектив. Всегда мечтал стать парикмахером.
- Подумайте, как бы это смутило мисс Кейтс. Все эти годы, когда вы за ней ухаживали… она и представить не могла, что служит для вас только прикрытием. Хотя она наверняка догадывалась о вашей ориентации.
- Ничего вы не понимаете, детектив. Уинтер не была прикрытием. Я ее по-настоящему любил. И геем я себя не считаю.
Делорм посмотрела, как он уезжает. Снова пошел дождь; даже подростки решили укрыться в помещении. Делорм какое-то время постояла под тяжелыми ледяными каплями, пытаясь уложить в голове итоги сегодняшней работы. Но думала она об одном: сколько бы она ни работала в полиции, сколько бы она ни жила на свете, - она никогда (и мысленно она подчеркнула слово "никогда") не научится понимать мужчин.
17
Кардиналу удалось успеть на последний рейс, вылетающий в эту среду из Торонто в Алгонкин-Бей.
- Слава богу, ты вернулся, - сказала Кэтрин, едва он сошел с трапа. Лицо у нее было бледное, черты заострились.
- Как он?
- Положение стабильное. Не совсем понимаю, что это означает, но врачи говорят - стабильное.
Они поехали к Городской больнице - вниз по холму Эйрпорт-хилл, поблескивающему льдом. Кардинал старался не поддаваться панике.
- Ему стало трудно дышать, - рассказывала Кэтрин. - Вот как это было: я завезла его домой и уехала. Он вынимал продукты из сумок и вдруг почувствовал, что не может дышать. Но он смог позвонить своему кардиологу, который, слава богу, вызвал "скорую". Теперь он в палате интенсивной терапии.
Отец казался ему человеком во многих смыслах несокрушимым, но Кардинал вдруг испугался, что тот станет инвалидом и что ему придется жить с сыном и Кэтрин, что они будут свидетелями последних месяцев или лет его жизни, будут возить его в кресле, менять ему памперсы. Но потом в Кардинале пробудился католик и стал грозить ему столетиями адского пламени за эти себялюбивые мысли.
В палате интенсивной терапии им сообщили, что Стэна Кардинала перевели на четвертый этаж, в кардиологию. Медсестра сказала Кардиналу, что его отец отдыхает и ему достаточно комфортно.
- Мы модифицировали курс препаратов, и его организм неплохо на это реагирует. Думаю, завтра его выпишут.
- Можно мне с ним увидеться?
- Только не больше пяти минут. Ему нельзя утомляться.
- В какой он палате?
- Извините, но он не в палате, а в одном из "мэнтисов" - там, в коридоре, есть такие ячейки, они отделяются друг от друга занавесками.
- Подождите. У моего отца сердечный приступ, а вы его положили в коридоре?
- Простите. Правительство сократило финансирование. Койка в коридоре - это лучшее, что мы сейчас можем предложить.
- Я его уже видела, - тихо сказала Кэтрин. - Можно, я подожду тебя здесь?
Так называемых ячеек Мэнтиса было три. Ячейка отца Кардинала оказалась последней, задняя занавеска была отведена в сторону, чтобы к нему проникало хоть немного света из окна, в котором виднелись железнодорожные пути и двор Алгонкинского колледжа. Стекла были мутные от дождя.
Койка была закреплена под углом тридцать градусов. Стэн Кардинал лежал, утонув в подушке, словно его голова не выдержала веса прозрачной пластиковой трубки, прикрепленной к ноздре. Глаза у него были закрыты, но когда Кардинал приблизился, веки, дрогнув, поднялись.
- Глядите, кто пришел. - Голос отца оказался куда сильнее, чем можно было ожидать. - Опора порядка и законности.
- Как ты себя чувствуешь?
- Как будто мне на грудь уселся слон. Но сейчас полегче. До этого на ней сидели два слона и один носорог.
- Сестра говорит, что они тебя собираются завтра выписывать.
- Лучше бы сегодня.
- Похоже, они в восторге, что ты так быстро идешь на поправку. - Кардинал сам слышал фальшь в своем голосе.
- Я отлично себя чувствую. Отлично. Я позвонил кардиологу, просто чтобы уточнить насчет рецептов. Не думал, что он сорвется с цепи и станет вызывать "скорую".
- "Скорая" тебе действительно была нужна.
Отец пожал плечами и поморщился. Кожа у него была бледная и тонкая, как бумага, а глаза слезились.
- Все в порядке? Позвать сестру?
- Ради всего святого, не надо, я прекрасно себя чувствую. Я просто хочу домой. Какого черта они вообще считают, что человек может поправиться, находясь в больнице? Для этого нужно, чтобы тебя окружали твои собственные вещи, чтобы ты смотрел свой собственный телевизор, заваривал чай в своем собственном чайнике. А в таких местах тобой распоряжаются другие. Задвигают тебя куда-то в коридор, чтобы не мешал. Звонишь, звонишь, а они появляются, когда им вздумается. Дома я делаю то, что хочу, тогда, когда хочу. И я не должен ждать, пока кто-то из этих куколок соизволит принести то, что мне нужно.
- Я, наверное, пойду. Просили, чтобы недолго.
- Да, отправляйся. Я тебе позвоню, как только они меня выпишут.
Когда они ехали домой, Кэтрин протянула руку и коснулась плеча Кардинала:
- Может быть, твоему отцу какое-то время пожить с нами? Если врачи говорят, что за ним нужен постоянный присмотр, так пусть он побудет у нас. Меня это совершенно не стеснит, иначе я бы не предложила.
- Вряд ли он захочет жить у нас, - заметил Кардинал. - Знаешь, когда умерла мама, я вообще не думал, что он это переживет, он был просто раздавлен. Но потом он сумел собраться, купил себе этот домик и в семьдесят один год впервые зажил отдельно и самостоятельно, чего ему не удавалось примерно с двадцатилетнего возраста. И он гордится этой самостоятельностью, хотя никогда этим и не хвастается. Самодостаточность. Независимость. Для него это главное.
- Я знаю, милый. Я просто говорю, что если ему нужен уход, то пусть поживет с нами.
Кардинал кивнул. Он вдруг понял, что ему трудно смотреть сейчас в глаза Кэтрин - она так много страдала, а теперь сама протягивает руку помощи.
Она спросила его, как дела на работе.
Он представил ей краткий отчет о своей поездке в Нью-Йорк.
- Тебе удалось позвонить Келли?
- Не было времени. Надо было торопиться сюда. Такое ощущение, что в этом расследовании удача против нас, она на стороне наших противников. Я в тупике.