Зато Селма Пилтер потрясла Эллери, заставив его усомниться в правильности суждения Кипа Кипли о ее внешности. Безобразие пожилой женщины превратилось в некое эстетическое качество, подобно уродству Линкольна или баронессы Бликсен. Ее бесплотная фигура наводила на мысль о полых костях, как у птицы, - Эллери казалось, что она вот-вот взмахнет руками и полетит к стулу. Длинное лицо сужалось к почти отсутствующему подбородку, грубая смуглая кожа напоминала русло высохшей реки, изборожденное следами течений. Нос имел саблеобразную форму, губы состояли из множества мелких морщинок, и без того длинные мочки ушей вытягивались еще сильнее благодаря африканским серьгам из черного дерева. (Не были ли кресло, покрытое слоновьей шкурой, и воин племени ватузи в кабинете Глори Гилд подарками Селмы Пилтер? Запястья и пальцы пожилой женщины также украшали африканские изделия.) Тронутая серебром прядь крашеных черных волос выбивалась из-под шляпы без полей. Тощую фигуру скрадывал строгий костюм, а морщинистую шею - шарф; похожие на птичьи лапы ноги подпирали каблуки-шпильки. Но глаза - черные и блестящие, как у Карлоса Армандо, - были красивыми и смышлеными. В этой женщине ощущалось нечто средневековое. Эллери сразу же оказался ею очарован - и Гарри Берк, как он заметил, тоже.
Инспектор Квин пришел последним, бесшумно закрыв за собой дверь и прислонившись к ней спиной. Когда Эллери знаком предложил ему свой стул - в комнате их было только два, - старик покачал головой. Очевидно, он хотел оставаться в положении, позволяющем наблюдать за лицами остальных.
- Мы собрались здесь сегодня, - начал Вассер, - для чтения завещания Глори Гилд Армандо. Двое из заинтересованных лиц не смогли присутствовать - Марта Беллина, находящаяся на гастролях в Калифорнии, и доктор Сьюзан Меркелл, которую вызвали из штата для консультации. Завещание, - нотариус отпер ящик стола и достал оттуда плотный конверт, запечатанный сургучом, - точнее, его копия, должным образом авторизовано и засвидетельствовано. - Он сломал печать и достал документ на голубом юридическом бланке. - Оно датировано 8 декабря прошлого года.
Эллери узнал конверт, который он нашел в одной из металлических коробок, спрятанных за громкоговорителем, - конверт с надписью: "Мое завещание. Вскрыть моему поверенному Уильяму Мелоуни Вассеру". Дата показалась ему многозначительной. 8 декабря было всего неделей позже даты пустой страницы в дневнике Глори, к которой он поднес зажигалку, проявив слово "лицо". Очевидно, 1 декабря в жизни ушедшей на покой певицы произошло нечто важное, заставившее ее срочно организовать поиски племянницы, Лоретт Спанье, и в течение недели написать новое завещание - в существовании предшествующего Эллери не сомневался.
Он оказался прав, так как в этот момент Вассер прочел фразу: "Это мое последнее завещание, аннулирующее все предыдущие". Каков бы ни был результат, причина, очевидно, настолько встревожила Глори, что она не решилась упомянуть о ней в дневнике, написав лишь одно загадочное слово симпатическими чернилами, что все больше и больше напоминало приступ отчаяния.
Эллери постарался сосредоточиться на условиях завещания.
Вассер зачитал длинный перечень крайне незначительных сумм - от двадцати пяти до ста долларов, - оставленных отдельно поименованным благотворительным организациям. Учитывая размеры состояния покойной, это демонстрировало новую сторону ее характера. Очевидно, она принадлежала к тем бережливым натурам, которые раздают дары по мелочам, дабы совершить максимум добрых дел с минимумом ущерба для себя, в силу конфликта между скупостью и стремлением прослыть щедрыми. Армандо, нависающий над светловолосой головой Лоретт Спанье, выглядел довольным.
Но завещание обнаружило парадоксы. Десять тысяч долларов были оставлены "моему преданному секретарю Джин Темпл". (Взгляд преданного секретаря на миг оторвался от колен и устремился на лицо нотариуса с удивлением, радостью и - Эллери был в этом уверен - стыдом.) "Моя дорогая подруга Марта Беллина" получила такую же сумму (парадокс заключался в том, что оперная дива была богата, как жена лидийского царя Крёза, благодаря не только профессиональным заработкам, но и состоянию двух мужей, которых она похоронила). "Моему дорогому врачу и подруге, доктору Сьюзан Меркелл" также достались десять тысяч долларов. (Еще одни pourboire для богатой - практика доктора Меркелл приносила ей доход в шестизначных числах.)
Очередь дошла и до Селмы Пилтер. "Моему дорогому другу, чьему многолетнему и блистательному менеджменту я обязана всем…" Эллери внимательно наблюдал за старухой, но на маленьком сморщенном лице не было заметно никаких эмоций. Либо она идеально владела собой, либо знала, что последует далее, "…я оставляю сумму в сто тысяч долларов". Эллери услышал, как Армандо негромко выругался по-итальянски.
Подойдя к основному пункту завещания, Вассер сделал паузу. Он казался смущенным или растерянным.
- "Моему мужу Карлосу…" - начал нотариус и снова умолк.
Черные глаза Армандо не отрывались от губ Вассера.
- Ну? - поторопил Армандо.
Эллери мысленно счел это недостойным его.
- "Моему мужу Карлосу… - нотариус снова помедлил, но только на мгновение, - я оставляю сумму в пять тысяч долларов, дабы он мог справиться с трудностями, пока не найдет новый источник дохода".
- Что? - пронзительно крикнул Армандо. - Вы сказали "пять тысяч"?
- Боюсь, что да, мистер Армандо.
- Но это… это чудовищно! Здесь какая-то ошибка! - Вдовец истерично размахивал руками. - Правда, Джи-Джи и я заключили договор, согласно которому я отказывался от моей доли ее состояния. Но там говорилось, что по истечении пяти лет Джи-Джи должна уничтожить этот контракт. Пять лет истекли, и она разорвала его на моих глазах. Это было почти год назад. Как же она могла оставить меня с этим… с этими грошами?
- Не знаю, мистер Армандо, что она разорвала у вас на глазах, - сказал Вассер, - но ваше добрачное соглашение с Глори Гилд все еще в силе, - он взмахнул листом бумаги, - и вот его копия, приложенная к копии завещания миссис Армандо. Оригинал прилагается к оригиналу завещания, который уже передан в суд по делам о наследстве.
- Я хочу видеть эту копию!
- Разумеется. - Вассер быстро поднялся, но Армандо уже подбежал к его столу, выхватил у него бумагу и недоверчиво пробежал ее глазами.
- Говорю вам, Джи-Джи порвала оригинал на мелкие кусочки и сожгла их! - в панике бормотал он. - Я видел это! Правда, она не показала мне документ, а только сказала, что это тот самый договор, а я был настолько глуп, что поверил ей на слово… - Последовал поток брани на незнакомом Эллери языке - возможно, цыганском, на котором говорили вероятные предки Армандо. Лицо его искажала ненависть к Глори. То, что Джи-Джи Гилд знала или подозревала о его постоянных изменах, явно не приходило ему в голову. - Я подам в суд!
- Это ваше право, мистер Армандо, - сказал Вассер. - Но не вижу, чего вы надеетесь этим добиться. Вы едва ли можете оспаривать подлинность вашей подписи на этом соглашении, а само его существование после истечения пятилетнего периода является prima facie доказательством, что ваша жена считала вас не выполнившим условия сделки. Ваше ничем не подтвержденное заявление, что она уничтожила документ, опровергает само его наличие.
- Я мог бы получить хотя бы треть ее состояния - миллион долларов - по праву вдовца!
- Учитывая этот договор, мистер Армандо, вам придется удовлетвориться пятью тысячами, которые оставила вам жена.
Армандо стиснул голову руками и отвернулся.
- Я получу то, что мне полагается… - пробормотал он, потом, казалось, взял себя в руки и занял прежнее место за стулом Лоретт, мрачно уставясь перед собой.
Эллери догадывался, что Армандо размышляет об иронии судьбы. Он организовал убийство жены, рассчитывая на миллион, а получил всего пять тысяч. Состояние достанется кому-то другому… Эллери видел, как прищурились черные глаза Армандо при этой мысли. Кто же главный наследник Джи-Джи?
Нотариус продолжил чтение:
- "Основную часть моего состояния, движимое и недвижимое имущество, я завещаю моей единственной кровной родственнице, моей племяннице Лоретт Спанье, если ее удастся найти…" - Далее следовал длинный абзац, где говорилось, что в случае смерти Лоретт Спанье до кончины завещательницы либо если ее не обнаружат живой или мертвой в течение семи лет после смерти завещательницы, состояние должно быть обращено в фонд с целью обеспечения образования и выплаты стипендий молодым певцам и другим музыкантам. Однако этот пункт потерял силу, поскольку Лоретт Спанье была найдена живой и ее личность не вызывала сомнений.
- Поздравляю, Лоретт, - заговорил Армандо. - Не каждая сирота становится миллионершей в двадцать два года. - Граф обрел самообладание - в его голосе даже не слышалось горечи. Как хороший генерал, он не тратил время на переживания по поводу своего поражения и уже строил планы будущей битвы. Должно быть, он наградил себя медалью за то, что догадался соорудить плацдарм на пути к племяннице жены при их первой встрече, подумал Эллери.
Юная наследница выглядела ошарашенной.
- Не знаю, что и сказать. Я только один раз встречалась с тетей, и мы говорили менее часа. Я не чувствую себя вправе…
- Эта неловкость скоро исчезнет, дитя мое, - промолвил Карлос, склонившись к Лоретт. - Я не знаю чувств, которые могут устоять против таких денег. Завтра, когда вы вышвырнете меня из квартиры, где я прожил так долго - кстати, полностью выплаченной, - вы будете удивляться, что были такой бедной.
- Не говорите так, дядя Карлос! Конечно, я не сделаю ничего подобного. Вы можете оставаться в квартире сколько хотите.
Армандо покачал головой, словно старый мудрый дядюшка.
- Не будьте такой великодушной, а то я поддамся искушению и соглашусь - ведь теперь я стал бедняком. Кроме того, наш мистер Вассер этого не позволит - я прав, мистер Вассер? Думаю, что да. К тому же мы едва ли можем жить в одной квартире: пойдут сплетни, которые и так слишком часто ассоциируются с моим именем. Нет, я заберу свои жалкие пожитки и перееду в какие-нибудь меблированные комнаты. Не беспокойтесь о моей судьбе, cara. Я привык к уединению.
Эта превосходно разыгранная сцена тронула Лоретт Спанье до слез.
Глава 20
Когда группа начала расходиться, нотариус, к удивлению Эллери, попросил Селму Пилтер и Лоретт остаться. Гарри Берк посмотрел на Эллери, который кивнул в ответ, и вышел вместе с Джин Темпл и Армандо. Последний удалился весьма неохотно.
- Не возражаете, если я задержусь, мистер Вассер? - спросил инспектор Квин.
- Нет, - ответил нотариус. Эллери, бросившему взгляд на отца, эта сцена показалась отрепетированной заранее.
- Вы не против, миссис Пилтер?
- Я хочу, чтобы инспектор Квин присутствовал при этом, - ответила старуха высоким и чистым голосом.
- И мистер Квин тоже, поскольку он, очевидно, заинтересованная сторона.
- Безусловно, - пробормотал Эллери.
Вассер аккуратно закрыл дверь кабинета, потом вернулся к столу, сел и потер массивный подбородок. Лоретт выглядела озадаченной - она не знала, что на уме у нотариуса.
- Не знаю, как сказать об этом, мисс Спанье, - начал Вассер. - Ситуация необычная - ее не раскрасишь только в черное и белое… Полагаю, мне остается лишь изложить факты и предоставить вам судить о них.
- Факты? - переспросила девушка. - О миссис Пилтер?
Старуха сидела молча.
- Вам, конечно, известно, что миссис Пилтер в течение многих лет была доверенным менеджером вашей тети. Я слышал от самой Глори и знаю по личным отношениям с миссис Пилтер, насколько проницательно и скрупулезно она вела дела миссис Армандо. То, что ваша тетя оставила миссис Пилтер такое большое наследство, служит доказательством ее благодарности. Однако… - Он умолк.
Слово прозвучало зловеще. Лоретт ошеломленно смотрела на Селму Пилтер.
- Думаю, миссис Пилтер, - сказал нотариус, - продолжать лучше вам.
Старуха шевельнулась на стуле, не сводя глаз с девушки. Что бы ни скрывалось за этим взглядом, оно было спрятано глубоко.
- Дорогая моя, я одна из тех глупых и несчастных людей, которые одержимы неконтролируемой страстью делать ставки на бегах, - заговорила Селма Пилтер. - Каждый сэкономленный мною цент уходил в карманы букмекеров. Если бы не моя слабость, я была бы сегодня состоятельной женщиной. В конце прошлого месяца я много задолжала букмекерам. Они не слишком благоразумные люди, и мне грозила физическая опасность. Разумеется, я не винила никого, кроме себя, но была ужасно напугана. Они дали мне двое суток, чтобы рассчитаться, а я не видела ни одного законного способа найти деньги. Поэтому… - Она заколебалась, потом вскинула сморщенный подбородок. - Поэтому впервые в жизни я совершила бесчестный поступок, позаимствовав - себе я говорила, что это всего лишь заем, - деньги из капитала Глори.
Понимаете, - продолжала старуха, - я знала, что Глори оставляет мне по завещанию сто тысяч долларов, - она сама говорила мне об этом. Поэтому я внушила себе, что только беру аванс из собственных денег. Конечно, это было не так - ведь Глори могла передумать. Но… я сделала это. А когда через несколько дней Глори неожиданно умерла, что само по себе было для меня шоком, я поняла, что проверка обнаружит недостачу. Возместить ее я не могла: я и так превысила кредит в моих банковских счетах. Такова ситуация, мисс Спанье. Наследство значительно превышает растраченную мною сумму, но это не меняет тот факт, что я взяла деньги, доверенные моему попечению, и вы вправе подать на меня в суд. Вот и все.
Она умолкла и стиснула маленькие кулачки.
- Не все, - быстро сказал Вассер. - Я ничего не знал о растрате, пока миссис Пилтер сама не привлекла к ней мое внимание. Она позвонила мне вчера вечером, и я решил перейти к этому делу после чтения завещания. Это основная причина, - продолжал он, повернувшись к инспектору Квину, - по которой я позвонил вам вчера так поздно и попросил обязательно присутствовать здесь, инспектор. Меня, естественно, не прельщает перспектива быть обвиненным в утаивании информации по делу об убийстве, хотя я уверен, что к убийству это не имеет никакого отношения. Что касается заимствованных денег, то, разумеется, мисс Спанье должна решить, предъявлять обвинение или нет. Она главный наследник.
- Боже мой! - воскликнула Лоретт. - Я не знаю вас, миссис Пилтер, но, судя по тому, что я слышала, вы практически обеспечили карьеру тети Глори. Если она настолько вам доверяла, то вы, безусловно, достойны доверия. Кроме того, не мне первой бросать в кого-то камень. Я видела слишком много горя в приюте… - ее голос дрогнул, - и сама отнюдь не безгрешна. Нет, я не стану предъявлять никаких обвинений.
Селма Пилтер глубоко вздохнула.
- Благодарю вас, - произнесла она дрожащим голосом. - Мне повезло, что вы так милосердны, дитя мое. Сама я считаю, что моему поступку нет оправданий. - Она встала. - Что-нибудь еще, мистер Вассер?
На лице нотариуса отразилось облегчение.
- Что вы скажете, инспектор Квин? - обратился он к старику.
- Если мисс Спанье не хочет предъявлять обвинений, то меня это не касается, - ответил инспектор, после чего оба Квина удалились.
- Знаешь, Эллери, - заговорил старик в такси, - эта растрата могла быть мотивом.
- Мотивом для чего? - рассеянно отозвался Эллери.
- Чтобы прикончить Джи-Джи и получить наследство в сотню тысяч, позволяющее покрыть недостачу.
- По-твоему, Селма Пилтер стала бы рассказывать обо всем Вассеру, еще даже не получив деньги? Если она хотела покрыть растрату, зачем ей было признаваться в ней?
- Возможно, это была уловка с целью представить себя честной по натуре женщиной и сорваться с крючка. Она знала, что не сможет до бесконечности скрывать свой проступок ни от такой проницательной женщины, как Джи-Джи Гилд, ни от Вассера, которого также нелегко одурачить. По-моему, это возможный мотив.
- А по-моему, полная чушь, - резко отозвался Эллери. Он настолько сполз вниз, что практически сидел на лопатках. - Тем не менее кое-что в Селме Пилтер меня беспокоит.
- Что именно?
- Ее лицо. Это, безусловно, лицо столетия - безобразное до невероятности. Возможно, потому Глори, умирая, написала это слово.
- И ты способен поверить в это хоть на минуту? - фыркнул старик.
- Даже ни на секунду, - признался Эллери.
Глава 21
- Вы определенно знаете, как накормить мужчину, - сказал Берк, откинувшись на спинку изрядно потрепанного дивана.
- А вы определенно знаете, как подбирать подходящую к этому музыку, - отозвалась Роберта Уэст, сидя рядом с ним.
Они проводили вечер в квартире Роберты на Восточной Семьдесят третьей улице. Высокие потолки украшали замысловатые завитушки, которые могли бы служить обрамлением для гипсовых купидонов и дриад. Но на стенах не было ничего, кроме нескольких репродукций Дюфи и Утрилло без рамок и не слишком высокого качества. Высокие окна прикрывали портьеры из мешковины, выкрашенной в бордовый цвет, а древний итальянский камин бездействовал уже целое поколение. Поскольку мебели было мало, фигурка девушки, и без того миниатюрная, казалась уменьшившейся вдвое, напоминая рыжеволосую Алису в съежившемся состоянии.
Берку казалось, что она выглядит восхитительно, но он, разумеется, не осмелился сказать ей об этом.
Роберта угостила Берка обедом, состоящим из ростбифа и йоркширского пудинга ("чтобы вы чувствовали себя как дома"), и, хотя мясо было недожаренным, а пудинг - недопеченным на его вкус (и на любой другой, как виновато подумал он), Берк прибег к чисто мужской лжи относительно ее кулинарных способностей, поскольку нельзя требовать всего от женщины, обладающей столь многими образцовыми качествами.
Что касается музыки, то это был его вклад в трапезу (помимо бутылки отнюдь не первоклассного калифорнийского бургундского). Роберта сказала, что у нее есть скромный проигрыватель, поэтому он по дороге зашел в магазин "Либерти" на Мэдисон-авеню и купил "Илию" в исполнении солистов и хора Хаддерсфилда, не зная, что у Роберты имеется маленькая коллекция пластинок, состоящая в основном из Манчини, старых записей Гленна Миллера, двух-трех дисков Уайтмена и тому подобного легкомысленного репертуара. Берк испытывал столь явное наслаждение от оратории, что Роберте хватило ума притвориться довольной, хотя музыка большей частью казалась ей скучной и непонятной.
Таким образом, оба галантно лгали, и вечер прошел великолепно.
Когда они сидели рядом на диване (он - с трудом подавляя желание, а она - прямо и чопорно), Берк пробормотал: