- Хотелось бы, Глеб Гаврилович, знать истинное лицо Головчанского, без "профилактических целей", - заметил Антон.
- Понимаю…
Русаков вздохнул и заговорил без начальственного апломба: спокойно, рассудительно. И сразу в представлении Антона начал складываться иной образ бывшего начальника ПМК - деятельного, эрудированного и грамотного инженера, умеющего ладить с подчиненными. Вот только не нравилось Русакову, что в последние годы Александр Васильевич увлекся наемными бригадами, хотя особо предосудительного в этом как будто и не было. Строят такие бригады, как правило, быстро и добросовестно. Иными словами, переплачивая порою шабашникам в зарплате, ПМК выигрывает на досрочном вводе объектов в эксплуатацию, а это при современном размахе строительства - немаловажный положительный фактор.
- Выходит, наемные бригады - не столь уж плохое дело? - спросил Антон.
- В принципе - да. Шабашники часто нас выручают. Но и подводят тоже нередко, поскольку их деятельность, говоря спортивным языком, постоянно на грани фола. Тут и завышенные объемы, и приписки. Подобные факты порой приводят нечистоплотных на руку людишек к взяточничеству и хищениям.
- Это вы и имели в виду, когда говорили, будто Алексанян с Головчанским что-то не поделили?
Русаков задумался:
- Сказать-то такое сказал, да вот пораскинул умом и засомневался. Признаюсь, в начальники ПМК Головчанский вышел по моей протекции. Я постоянно к нему приглядывался, сурово распекал за малейшие производственные грешки, но никогда не замечал за Александром Васильевичем корыстных нарушений. Не мог же он так маскироваться…
Антон решил досконально выяснить, как формируются и работают наемные бригады. Русаков прекрасно знал "систему шабашников". Сколачивает такое добровольное объединение пройдоха-бригадир, который умеет и выгодный договорчик заключить со строительной организацией и при необходимости различными плутовскими махинациями раздобыть для стройки недостающие материалы. Он же подбирает людей в бригаду. Берет обычно пять-шесть человек с высокой квалификацией, а остальных - случайно подвернувшихся, для черновой работы: землю копать, стройматериалы подносить, бетонный раствор приготовить и так далее и тому подобное.
- Словом, "бичи" делают самую грязную и малооплачиваемую работу, - с усмешкой сказал Русаков.
- Как им платят?
- Зарплата каждому из наемной бригады начисляется согласно тарифам и отработанному времени по табелю. Потом бригадир распределяет общую сумму между шабашниками в соответствии с предварительной договоренностью.
- Почему бы не выдавать им деньги в кассе? Каждому, персонально…
- После первой же подобной выдачи развалится вся бригада. Тут весь секрет заключается в чистоплотности бригадира. У нас есть стабильные наемные бригады, работающие добросовестно на протяжении многих лет, но попадают и хапуги типа Алексаняна.
Антон поинтересовался, когда и какую сумму получал последний раз в ПМК бригадир Алексанян. Приглашенная Русаковым кассир - худенькая, похожая на школьницу смуглянка - заявила, что на основании частично закрытого аккордного наряда в прошлую пятницу Алексаняну было выдано на бригаду пять тысяч рублей. По просьбе Антона она даже вспомнила, что большую часть этой суммы составляли сторублевые купюры, совершенно новенькие. В этот же день, по словам кассира, около трехсот пятидесяти рублей отпускных получил и Головчанский.
- Они вместе получали? - спросил Антон.
Кассир чуть задумалась:
- Нет. Александр Васильевич получил отпускные утром, как только я из банка приехала, а Хачик Алексанян - вечером, прямо перед самым концом рабочего дня.
Поблагодарив кассира за информацию, Бирюков заканчивал разговор с Русаковым наедине. После, так сказать, деловой части Антон поинтересовался у Глеба Гавриловича поведением Головчанского в быту и семейными отношениями. Русаков ничего определенного об этом не знал.
5. Хачик Алексанян нервничает
Он был из тех темпераментных южных мужчин, которые нередко добиваются успеха в жизни не столько умом, сколько неудержимой энергией и безрассудной смелостью. Густая шапка черных волос. Загоревшее горбоносое лицо. Плечи - косая сажень, талия - словно у гимнаста. Глаза - диковатые, со жгучим взглядом из-под густых широких бровей. Голос - резкий, гортанный, но почти без акцента.
По паспорту он значился Хачиком Геворковичем Алексаняном - тридцати лет от роду, однако выглядел несколько старше своего возраста. Уже с первых минут разговора Антон Бирюков понял, что с таким собеседником надо держаться настороже. Ответив на предварительные вопросы, Алексанян уставился Бирюкову в глаза и нагловато спросил:
- Кушать хочешь, начальник? Настоящий шашлык из молодого барашка, как на Кавказе, организую…
- Спасибо. Оставим кушанье до лучших времен.
- Теперь плохое время, да?..
Разговор состоялся возле строящегося дома, где работала наемная бригада. Антон огляделся. Увидел в стороне, под ветвистой старой березой, два пустых ящика, перевернутых кверху дном, и предложил Алексаняну сесть. Когда уселись, сказал:
- Время хорошее, но пришел я к вам не ради шашлыков. Давайте разберемся в ваших отношениях с Головчанским. Где и когда встречались с ним последний раз?
- Не помню, - быстро ответил Алексанян.
- Придется напомнить… - Бирюков сделал паузу. - В пятницу вечером были на даче Головчанского?
- Вся бригада там была.
- Из-за чего поссорились с Александром Васильевичем?
Алексанян улыбнулся:
- Ссориться с начальством - все равно, что тигра за хвост дергать: и удовольствия мало, и страшновато… Мы не ссорились.
- Но встречу эту помните?
- Помню.
- Почему сразу не вспомнили?
- Потому что забыл. - Алексанян опять уперся взглядом Антону в глаза. - Нет, ну давай шашлычок приготовим! Разве нельзя по-человечески поговорить?
Антон прищурился:
- Вы ведь, по существу, взятку мне предлагаете…
Алексанян расхохотался:
- Шутки не понимаешь, да?..
- Всякая шутка хороша ко времени и один раз.
Сколько денег отдали Головчанскому в пятницу?
На лице Алексаняна промелькнула сначала растерянность, затем возмущение, но ответил он спокойно, будто речь шла о сущем пустяке:
- Три тысячи… - И, вроде полюбовавшись произведенным эффектом, с усмешкой добавил: - В долг попросил Головчанский, чтобы с девочками отдохнуть на юге.
- Не многовато ли для месячного отдыха?
- По русской пословице… хозяин - барин.
- Вам известно, что этого "барина" уже нет в живых?
- Жалко, конечно, человека.
- А деньги?..
- Чего деньги жалеть… - Алексанян указательным пальцем постучал себя по лбу. - Будет башка на плечах- будут деньги.
- А за какие "шутки на Кавказе башку отрывают"? - внезапно спросил Бирюков. Заметив в жгучих глазах Алексаняна мелькнувшее недоумение, быстро продолжил - Дело, Хачик Геворкович, складывается печально. Головчанский умер, как принято говорить в народе, не своей смертью…
- Я убивал его, да?! - выкрикнул Алексанян.
- Вы оказались в числе подозреваемых. Если будете отделываться шутками и вилять в показаниях…
- Ну, пошутил я с Головчанским насчет башки. Понимаешь, да?.. Честно, пошутил… Зачем мне его башка? Я добросовестно зарабатываю свои деньги, вместе с бригадой кручусь белкой в колесе…
- И три тысячи швыряете ни за понюшку табака? Не верю, дорогой товарищ, что можно с такой легкостью разбрасывать заработанное трудом.
Алексанян промолчал. По его напряженному лицу было заметно, что он ищет убедительный ответ и не может найти.
- Поймите, Хачик Геворкович, стечением обстоятельств вы попали в очень сложную ситуацию, - сделав ударение на слове "очень", снова заговорил Бирюков. - Ведь, если уголовному розыску известно о вашем конфликте с Головчанским, значит, есть свидетели этого конфликта…
- Кто?
- Это не имеет значения.
Алексанян, заметно нервничая, прикурил дорогую сигарету, раз за разом сделал несколько затяжек. Потом исподлобья посмотрел на Бирюкова и сердито бросил:
- Три тысячи - доля Головчанского. Понимаешь, да?..
- Рассказывайте по порядку.
- Чего рассказывать?.. Договор заключил Головчанский со мной на тридцать тысяч, из них пять запросил себе, на лапу. В пятницу, видишь, какой-то начальник из областного Сельстроя приехал, урезал зарплату до двадцати пяти. Двадцать две тысячи надо выплатить рабочим. Остается всего три. Головчанский за них уцепился. Говорит: "Давай! Не отдашь - вообще рассчитаю по голым расценкам, без всяких премиальных. И ни один прокурор тебе не поможет, потому что прежний договор был завышен, незаконный". Я не баран, понимаю: по одним лишь расценкам, без премиальных, получится не больше восемнадцати тысяч. Еще четыре тысячи теряю… А у меня в бригаде Володя Сафарян и Асатур Хачатрян - каменщики шестого разряда, Миша Элоян - маляр-художник с высшим образованием, Рафик Вартанян - штукатур-плиточник по высшему разряду. Всем надо платить самую высокую тарифную ставку. Не смешная шутка получается: мне - бригадиру- на лимонад не остается. Понимаешь, да?..
- Проще говоря, вы с Головчанским по предварительному сговору украли из кассы ПМК деньги и разделили между собой похищенное…
- Почему украли?! Я законно у кассира по ведомости получил! Головчанский это подстроил! Для меня лучше потерять три тысячи, чем семь.
- Вот такие действия и квалифицируются как хищение, а не взятка.
- Почему не взятка!? Головчанский вымогал у меня деньги! Понимаешь, вымогал!..
- Не надо, Хачик Геворкович, оправдываться. Я не собираюсь читать вам популярную лекцию о разнице между хищением и взяткой. Неужели опыт прошлого вас еще не научил? Вы ведь уже побывали в суде. Каким образом удалось тогда доказать свою невиновность?
Алексанян нервно затянулся сигаретой. Выпустив густое облако дыма, хмыкнул, помолчал:
- Тот начальник ПМК - большой дурак. Шашлык уважал, коньяку море мог выпить - только наливай! За столом болтал о деле, магнитофон слушал. Я беду чуял… Поэтому, когда надо, не ту клавишу магнитофона нажимал. Следователь магнитофонную запись послушал, судьи послушали - всем стало понятно, какие условия навязывал мне начальник перед заключением договора.
- Какие же там были условия?
- Он сразу мне заявил: "Хочешь получить выгодную работу - клади на бочку семь тысяч". Пришлось выложить из собственного кармана…
- Вот видите: там вы рассчитались из собственного кармана, а с Головчанским - из государственного…
- Какая разница?
- Большая. Разговор с Александром Васильевичем тоже на магнитофоне записан?
- Нет… Этот хитрый, собака, был. Один на один беседовал, без магнитофона.
В показаниях Алексаняна имелась доля несомненной истины: три тысячи сторублевыми купюрами перекочевали от Хачика к Головчанскому, конечно же, не без согласия последнего.
Выяснилась и причина, почему Головчанский не уехал в Новосибирск с вечерней электричкой. Оказывается, еще утром в пятницу он предупредил Алексаняна, чтобы тот принес деньги на вокзал. Алексанян обещал это сделать, но, когда узнал от бухгалтера, что прежний договор с ним расторгнут, решил деньги не отдавать и на вокзал не пошел. Видимо, не дождавшись до отправления электропоезда обещанных денег, Головчанский поставил чемодан в камеру хранения и заявился на дачу, чтобы "выяснить отношения" с бригадиром.
- Здесь вы и передали ему три тысячи? - спросил Бирюков Алексаняна.
- Здесь и передал.
- Свидетелей, понятно, не было?
- Головчанский не баран, чтобы при свидетелях такие куски брать.
- Сделку не "обмыли"?
- Предлагал он бутылку "Плиски" открыть. Только зачем мне это надо было, чтобы в лицо ему плюнуть, да?.. Собрал бригаду - ушел с дачи. Больше Голов-чанского не видел.
- Кстати, сколько бригада заработала на строительстве его дачного дворца?
Алексанян сплюнул:
- Дырку от калача заработали! Обещал полторы тысячи - теперь кушай с маслом то обещание.
Бирюкову оставалось сделать последнее, установить алиби Алексаняна, и он спросил:
- Где, Хачик Геворкович, провели ночь с пятницы на субботу?
- Где хотел, там провел… В гостинице, конечно, ночевал. Там мы живем, понимаешь, да?..
- Понимаю, - сказал Антон и попрощался.
Районная гостиница занимала двухэтажный небольшой особнячок. В пустующем вестибюле за полированным барьерчиком с табличкой "Дежурный администратор" седая старушка скучающе рассматривала иллюстрации в "Огоньке". Она обрадовалась неожиданному собеседнику и, когда Бирюков поинтересовался предыдущим ее дежурством, не задумываясь ответила, что дежурила всю пятницу до девяти часов субботнего утра, поскольку, мол, сегодня понедельник, а дежурят администраторы в гостинице по суткам через двое суток отгульных.
- Строители у вас живут? - спросил Антон.
- Из армянев которые?.. - уточнила старушка. - Это давние наши постояльцы. Считай, третий год с мартовской оттепели до зимних заморозков здесь проживают.
- Ну и как они?
- Смирные, трудовые ребята. Занимают пятиместную комнату, расплачиваются всегда за месяц вперед. Не хулиганят, спиртные напитки не распивают, подружек не приводят. Они зарабатывать в Сибирь приезжают. Чуть свет забрезжит - уходят на стройку, возвертаются потемну. Дармовых денег, сынок, государство платить не станет, а зарабатывают армяне шибко даже хорошо. По четыреста-пятьсот рубликов ежемесячно семьям отправляют, да еще сотни по две на пропитание здесь остается.
- Алексаняна знаете? - опять спросил Антон.
- Фамилии-то у них на один манер, несподручно запоминаются, а по именам да в лицо каждого знаю. Примелькались уже за три года.
- Хачиком его зовут.
- Здоровый молодой мужчина? Знаю Хачика, за старшего у них.
- Не помните, с пятницы на субботу он ночевал в гостинице?
Старушка наморщила узенький лобик и неторопливо принялась перечислять:
- Асатур допоздна беседовал со мной про семейные дела, после спать отправился. Володя ходил в кино, возвернулся в гостиницу близко к одиннадцати. Рафик с Мишей, считай, до часу ночи за шахматами сидели. Хачик в пятницу вечером пришел с работы вместе со всеми, сердитым здорово был… Вскорости принарядился и… Нет, Хачик в гостинице в ту ночь не ночевал. Субботним утром раненько заявился, в самый ливень.
"Что и требовалось доказать", - невесело подумал Бирюков, а вслух спросил:
- Где он загулял до утра?
- Такой же вот вопрос ему задала, а Хачик… - Старушка внезапно осеклась: - Ой, чего-то я путаю…
- Что именно?
- Склероз проклятый… Это в другой раз Хачик не ночевал в гостинице, а с пятницы на субботу здесь был, здесь!..
- Вы, пожалуйста, не обманывайте меня, - попросил Бирюков.
- Зачем мне тебя обманывать…
Старушка отвела глаза в сторону и приложила сухонькую ладонь к седому виску, словно хотела стыдливо прикрыться от взгляда Бирюкова. Пришлось Антону проявить дипломатические способности, и он все-таки узнал, что Хачик убедительно просил старушку никому не говорить об его отсутствии в ту ночь, а она вот - по старческой забывчивости - ляпнула правду и теперь опасается, как бы Хачик не сделал ей чего плохого.
- Трезвым пришел? - спросил Антон.
- Хачика, сынок, в жизнь не определишь, когда тверезый, когда выпивши. Крепкий мужчина, такой ума не пропьет. - Старушка сокрушенно вздохнула: - Вот мой подвенечный супруг Григорий Ерофеич, земля ему пухом, противоположностью Хачику являлся. Глотнет, бывало, водочки на гривенник, а звону учинит на полный рубль. Ох, любил покуражиться в подпитом виде… Хачик - другая натура. Понятно, вспыльчивости в нем хоть отбавляй, но водочкой с пути его не собьешь…
- Так он и не сказал, где был в ту ночь?
- Нет, не сказал. Я-то, признаться, шибко и не допытывалась. Мужчина молодой - дело ясное…
- О нашем разговоре ему не рассказывайте.
- Упаси господи! Сам гляди, сынок, не проговорись Хачику, что проболталась перед тобой.
Размышляя, Бирюков вышел на тихую улочку. У ларька с вывеской "Прием стеклопосуды" невысокий старичок в железнодорожной фуражке выставлял из рюкзака на узкий прилавок перед окном пустые бутылки. Антон пригляделся и узнал Максима Марковича Пятенкова. Подошел к нему и поздоровался. Пятенков показал на выстроенные рядком по прилавку бутылки:
- Пушнинку для сдачи принес…
Антон улыбнулся:
- Вроде как охотник, добычу сдаете?
- Разбрасывают люди стеклотару где попало, природу загрязняют - спасу нет. А зачем добру пропадать? Приходится и обществу пользу делать, и себе выгоду иметь. Для примера, прошелся сегодня по кооперативной местности - почти на пять рублей стекла набрал. Не каждый охотник при нынешней живности в лесу такую прибыль поимеет.
- Что, Максим Маркович, в кооперативе нового?
- Нуль новостей. Люди продолжают точить лясы насчет Сан Силича, да угадать, от чего помер, не могут. Вот на нашей улице - это, значит, на Луговской, где я постоянно проживаю у сына, новость имеется. Иван Стрункин женку свою, Тоську, чуть насмерть не заколол столовой вилкой. Тоська теперь непонятно куда скрылась из дому, а Иван третий день подряд гудит напропалую, судьбу свою за бутылкой оплакивает.
- С чего он так?
- По моим наблюдениям, у Ивана с Тоськой - нашла коса на камень. Тоська - шустрая коза-дереза, а Иван - пентюх пентюхом. Работает проводником рефрижераторов. Так по-нашески, по-железнодорожному, холодильные вагоны зовутся. И, представляешь, в последнее время завел такую моду: только-только заявится домой из поездки, чекалдыкнет стакан сивухи и начинает Тоське мозги вправлять. Навроде удовольствие от такого грубого занятия получает. - Максим Маркович быстренько огляделся, словно хотел убедиться, не подслушивает ли кто. - К чему сей разговор веду, товарищ, так это к тому, что Иван Стрункин плакался вчера под пьяную руку мужикам с нашей улицы, будто Сан Силича Головчанского застал в своем собственном доме с блудницей Тоськой в ту самую ночь, когда, по моим подсчетам, Сан Силич помер…
Узнав от Пятенкова, что Тоська работает нормировщицей в ПМК Сельстрой, Бирюков уточнил адрес Стрункиных и попросил Максима Марковича, если он еще что-то услышит о Головчанском, сразу сообщить в милицию. Пятенков гордо приосанился:
- Немедля сообщу! Я человек наблюдательный.