- Давайте, Аня, кое-что уточним… - Бирюков щелкнул шариковой авторучкой. - Первое. С Деминой беседовал наш оперуполномоченный, следователь ее допрашивал, однако Евдокия Федоровна ни словом не обмолвилась о том, что сын купил у вас дачу…
- Это я попросила тетю Дусю молчать, пока не уеду из райцентра, - быстро проговорила Огнянникова. - Боялась, Головчанский что-нибудь подлое сделает. Он помогал мне доставать материалы для дачи и, если б узнал, что я семьсот рублей за его услуги выручила, наверно, со зла поджег бы не только мою дачу, но и весь кооператив.
- Второе, - опять заговорил Антон. - Почему лишь после смерти Головчанского решились с Хачиком подать заявление в загс?
Огнянникова вспыхнула, словно вопрос оказался для нее крайне неприятным:
- Заберу я это заявление назад… А почему решилась… Хачик уговорил. На днях спросила его: "Как твои родители отнесутся ко мне, если узнают, что ты женился на чужой жене?" Он глазом не моргнул: "Была чужая- стала своя. У нас, понимаешь, только на девушках жениться можно, да?" После такого великодушного жеста со стороны Хачика и решилась я пойти в загс.
- И последнее. Действительно собрались сегодня в Прибалтику ехать?
- Какая там Прибалтика… - Огнянникова прикусила ровными белыми зубками нижнюю губу и отвернулась. - Хотела у подруги в Новосибирске до конца отпуска отсидеться. Я раньше часто по выходным дням у нее от Головчанского скрывалась.
Бирюков помолчал:
- Придется, Аня, из райцентра пока никуда не уезжать. Вы можете в любой момент понадобиться следствию.
- Я рассказала все, что знаю.
- За это спасибо, но могут быть уточнения, очные ставки и тому подобное…
- А сейчас что мне делать? - робко спросила Огнянникова.
- Сейчас переговорю со следователем. Если у него не будет к вам срочных вопросов, можете идти домой. Когда понадобитесь - вызовем.
Бирюков снял телефонную трубку и набрал номер Лимакина. Тот ответил так быстро, как будто с нетерпением ждал звонка:
- Что у тебя, Игнатьевич?
- Есть кое-какие новости, - неопределенно ответил Антон.
Следователь вздохнул:
- У меня, наверное, их больше. Демина наконец-то откровенно заговорила. Словом, приходи, посоветоваться надо.
- Анна Леонидовна тебя не интересует?
- Интересует, но… пока предупреди, чтобы никуда не уезжала.
- Уже предупредил.
- Тогда приходи, жду.
Бирюков, положив трубку, сказал:
- Вот так, Аня. Пока можете быть свободны.
- Спасибо, - чуть слышно поблагодарила Огнянникова.
23. "Черное пламя"
Следователь Лимакин допрашивал Демину в присутствии прокурора. Евдокия Федоровна, вторично предупрежденная об ответственности за ложные показания, на этот раз, видимо, решила не искушать судьбу. Без дополнительных вопросов она рассказала, как в пятницу вечером ее сын купил за семьсот рублей у Огнянниковой дачный сруб, как после этого они втроем недолго поговорили о жизненных пустяках, а потом Евдокия Федоровна и сын пошли из кооператива домой, в райцентр, а Огнянникова Аня зачем-то осталась на своей дачке.
Где-то перед полночью к Деминой постучалась Софья Георгиевна Головчанская, одетая совсем легко, в темной юбке и белой кофточке с короткими рукавчиками. Она передала Евдокии Федоровне ключ от своего дома и попросила Демину пойти туда, покараулить, чтобы спящий Руслан - если проснется - не испугался. Была при этом Софья Георгиевна будто бы не в себе: очень взволнованная. На вопрос Деминой - что, Сонечка, случилось? - только рукой махнула. Евдокия Федоровна пришла в особняк к Головчанским, заглянула в детскую - мальчик спокойно спал. Не включая электричества, она прикорнула на диване.
Софья Георгиевна заявилась уже под утро, мокрешенькая насквозь, и попросила Евдокию Федоровну никому не говорить о ее ночной "прогулке". Выпытывать Демина ничего не стала, хотела тут же отправиться домой, но на улице лил такой сильный ливень, что пришлось остаться у Головчанских до рассвета. Утречком Евдокия Федоровна слегка позавтракала с Софьей Георгиевной, которая молчала, словно онемевшая, заглянула на часик домой и отправилась в кооператив. Вскоре после того, как она туда пришла, подкатила милиция с! прокуратурой. Когда же Демина увидала, как из дачи Тумановых вынесли мертвого Александра Васильевича, она сразу подумала, что беду эту сотворила ночью Софья Георгиевна, но никому о своей страшной думке не сказала ни словечка.
- Видишь, насколько круто повернулись обстоятельства, - закончив пересказ показаний Деминой, сказал Бирюкову следователь.
Антон побарабанил пальцами по столу:
- Похоже, подбираемся к конечному результату.
- Что "Лапушка" говорит?
Бирюков пересказал содержание разговора с Огнянниковой.
Лимакин недоверчиво усмехнулся:
- Не сочиняет?
- Возможно, по инерции где-то и приукрашивает свое поведение, но главное, Петя, мне, кажется, удалось доказать Анне Леонидовне бесперспективность лжи.
- Вообще-то теперь понятен импульс, толкнувший Софью Георгиевну на преступление. Не позвони ей Огнянникова и не подбрось ключ на крыльцо… Слава Голубев сейчас в больнице, с минуты на минуту доставит Головчанскую сюда.
- Психиатрическую экспертизу провел?
Следователь утвердительно кивнул:
- Врачи дали заключение, что Софья Георгиевна здорова и никогда не страдала психическими заболеваниями.
- Демина где?
- В соседнем кабинете. Думаю, очная ставка потребуется.
- В этом можно не сомневаться.
За дверью послышались шаги. Легок напомине, Голубев заглянул в кабинет и доложил:
- Прибыли…
Тотчас в дверях показалась Софья Георгиевна. В ярком, огненного цвета платье, она, казалось, полыхала гневом. Не поздоровавшись и словно не заметив сидящего за столом следователя, Головчанская резко обратилась к Бирюкову:
- Когда прекратятся издевательства надо мной?
- Здесь, Софья Георгиевна, вопросы задает следователь, - ответил Антон и показал на стул около следовательского стола. - Садитесь, пожалуйста.
Головчанская послушно села. Руки ее затряслись мелкой дрожью, а лицо покрылось нервными пятнами, как будто она с великим трудом сдерживала негодование. Сорвавшимся голосом сказала:
- Позовите прокурора.
Бирюков взглядом показал на Лимакина:
Это следователь, здесь он командует.
- Мне необходимо видеть прокурора, сейчас же, - по-прежнему глядя Бирюкову в глаза, почти по слогам проговорила Головчанская.
Лимакин посмотрел на молчаливо застывшего у двери Голубева и коротко бросил:
- Пригласи Семена Трофимовича.
Минуты через две в кабинет грузно вошел районный прокурор Белоносов, и Антон заметил, как лицо Софьи Георгиевны мгновенно изменилось. Чуть не со слезами она торопливо заговорила:
- Семен Трофимович, вы меня знаете. Неужели я преступница? Что происходит? Почему творится беззаконие? Почему…
- Здравствуйте, Софья Георгиевна, - ровным, несколько даже флегматичным голосом перебил прокурор. - В чем, по-вашему, это "беззаконие" выражается?
- Здравствуйте… - осеклась Головчанская. - То есть как в чем?.. На каком основании меня из больницы как преступницу под конвоем сотрудника уголовного розыска привели сюда?..
Прокурор передвинул у стола стул и сел рядом со следователем.
- Сотрудник уголовного розыска не конвоир, - сказал он. - А пригласили вас сюда потому, что сейчас вам будет предъявлено очень серьезное обвинение…
Бледные губы Головчанской желчно скривились:
- Вы отдаете отчет своим словам?
- Да, я полностью в курсе дела. Скажите, Софья Георгиевна, куда и с какой целью вы отлучались из дома в ночь, когда скончался ваш муж?
- Никуда не отлучалась.
- Кто это может подтвердить?
- Домработница Евдокия Федоровна Демина. Она в ту ночь ночевала у меня.
Прокурор глянул на Голубева:
- Пригласи Демину.
Евдокия Федоровна явилась в кабинет с таким видом, словно шла на смертную казнь. Проведя необходимые при очной ставке формальности, прокурор спросил ее:
- Вы можете в присутствии Софьи Георгиевны повторить то, что рассказывали нам со следователем на допросе?
- Отчего же правду не повторить, - потупясь, ответила Демина. Едва только она начала сбивчивый рассказ, Головчанская побледнела как мел и громко крикнула:
- Ложь! Ложь!!!
Прокурор строго повернулся к ней:
- Спокойно. Вы свое скажете после.
- Это она отравила Сашу! Это у нее гранозан хранился! - опять закричала Головчанская.
Демина растерянно прижала к груди скрещенные руки:
- Голубушка, опомнись. Какой резон мне на старости лет грех на душу брать?
- Софья Георгиевна, вы сами себе противоречите, - укоризненно проговорил прокурор. - Каким образом Евдокия Федоровна могла отравить Александра Васильевича, если ночевала у вас?
- Утром она ко мне пришла! Промокшая…
Демина всплеснула руками:
- Голубушка, зачем с больной головы на здоровую валишь?! Русланчик ведь может следователям сказать, что на мне ни единой ниточки мокрой не было, когда мы утром втроем завтракали. Да и ночью дитенок просыпался, на горшочек вставал. Спрашивал: "Где мама?" Я успокоила: "Спи, милок, спокойно. Мама ушла провожать папу, скоро придет". Выходит, пророческими мои слова оказались. Проводила ты, Сонечка, Александра Васильевича навсегда…
Прокурор болезненно провел ладонью по лицу. Посмотрев в растерянные глаза Софьи Георгиевны, тихо спросил:
- Неужели ребенка придется впутывать?..
Головчанская будто лишилась рассудка. Сгорбившись, она вдруг прижала ко лбу сжатые до побеления кулачки, зажмурилась и шепотом выдохнула:
- Ради бога… не надо…
- Будете говорить правду?
- Буду… Я никого не хотела отравлять…
Прокурор поднялся. Сказал Голубеву и Деминой:
- Идемте, товарищи. Здесь теперь и без нас разберутся с Софьей Георгиевной.
Допрос Головчанской продолжался больше трех часов. Тихим, бесцветным голосом, часто путаясь и повторяясь, она подтвердила показания Огнянниковой о телефонном звонке и подброшенном на крыльцо ключе; Потом призналась, как подслушала под дверью дачи Тумановых смутный разговор мужа с какой-то женщиной. По голосу эту женщину так и не узнала, потому что та почти не говорила. После голос мужа удалился из кухни в комнату. Софья Георгиевна сунулась к окну, но, сообразив, что ее белую кофточку видно в темноте, мгновенно вспомнила: на даче у Деминой постоянно висит черный рабочий халат. Тотчас на память пришла совсем недавняя благодарность Евдокии Федоровны за гранозан, "чуток" которого Демина оставила на полке для. будущей весны.
- В этот момент и возник у вас замысел преступления? - спросил Головчанскую следователь Ли-макин.
- Не знаю, - тихо ответила Софья Георгиевна. - Я не отдавала отчета своим поступкам. Что-то ужасное, как… черное пламя, помутило рассудок… Помню, хотела войти к Тумановым и швырнуть гранозан в глаза Сашиной любовнице, чтобы она ослепла…
- Но прежде, чем открыть дверь дачи, вы долго стояли на крыльце под карнизом, - сказал следователь.
- Вначале хотела уловить смысл разговора. Потом ждала, чтобы Саша заснул, иначе он скрутил бы мне руки.
- А разувались зачем?
- Чтобы неслышно войти.
- Вошли. Дальше что?
Головчанская вытерла смятым в комочек носовым платком красные от слез глаза:
- На кухонном столе приметила бутылку… По ее форме поняла - коньячная… Я знала, что гранозан хорошо растворяется в спирте, но не предполагала, что доза окажется смертельной…
- Пробку на бутылке завернули, когда высыпали туда порошок? - уточняя достоверность показаний Головчанской, снова спросил Лимакин.
- Кажется, нет… В тот момент мне не до пробки стало… Я уверена была, что Сашина любовница, опохмелившись утром, или ослепнет, или до конца жизни станет инвалидкой…
- Почему любовница, а не ваш муж?
- Потому, что Саша никогда не опохмелялся, тем более утром. У него был железный закон - не опохмеляться. На этот раз, кажется, случилось что-то невероятное.
- Да, невероятное… - многозначительно сказал Лимакин и задал очередной вопрос: - От кого вы узнали о Наде Тумановой?
- Это уже на третий день после смерти Саши мне рассказала по телефону Огнянникова, и тут, по-моему, я стала сходить с ума…
Записав в протоколе еще около десятка уточняющих вопросов и ответов, Лимакин передал протокольные листы Головчанской. Софья Георгиевна подписала их, почти не читая. Следователь внимательно просмотрел каждую страницу, словно хотел убедиться, не вкралась ли какая ошибка, свернул листы трубочкой и хмуро пошел к прокурору, как понял Бирюков, за санкцией на арест.
В кабинете наступила гнетущая тишина, нарушаемая частыми всхлипами Софьи Георгиевны. Лимакин не возвращался долго. Видимо, прокурор, прежде чем дать санкцию, тщательно изучал протокол допроса.
- Меня арестуют? - не вытерпев длительного молчания, спросила Софья Георгиевна.
- Вероятно, - ответил Антон.
Головчанская умоляюще посмотрела на него покрасневшими от слез глазами:
- Помогите спасти Руслана. Можно что-либо сделать, чтобы мальчик не узнал этой грязи?
- Кто за ним сейчас присматривает?
- Моя сестра.
Бирюков задумался:
- Где она живет?
- В Томске. У нее прекрасный муж, порядочная семья…
- Постараюсь сегодня же уговорить ее как можно скорее забрать Руслана в Томск.
- Буду очень благодарна… - Софья Георгиевна скомканным платком вытерла глаза. - Скажите откровенно, что мне грозит?
- Лишение свободы от трех до десяти лет.
- Ужас… А точнее?..
- Точнее решит суд.
Как и предполагал Бирюков, Лимакин вернулся от прокурора с санкционированным постановлением на арест. Чтобы не вести Головчанскую по райцентру до изолятора, ее отправили в прокурорской машине.
За приоткрытым окном кабинета догорал полыхающий разноцветьем осенних красок светлый сентябрьский день. Задиристо восторгались жизнью еще не ведающие сибирских морозов воробьи-первогодки. Не умолкая гомонили перед отлетом стаи скворцов. Неожиданно сквозь птичий гомон послышалось отдаленное курлыканье. Антон Бирюков подошел к окну - в безоблачном синем небе медленно плыл журавлиный клин.
Лимакин постоял рядом с Бирюковым и прошел к столу. Перебирая протокольные листы, вздохнул:
- Страшно подумать, сколько неустранимых последствий накрутилось вокруг одного непорядочного человека…
Бирюков, глядя на улетающих журавлей, промолчал.
